- Росс, посмотри на него, - прошептала Фэйм, показывая глазами на стоящую рядом с кроватью колыбельку. - Он такой прекрасный.
Новорожденный был краснолиц и полностью сосредоточен на факте своего появления на свет, но, скорее всего, просто крепко спал. И, разумеется, прекрасным его могла назвать только мать, но то, что малыш появился здоровым и в срок, несомненно радовало.
- Погляди, как плотно он сжал губы. Точь-в-точь как это делаешь ты. Такой же серьезный.
- Я бы предпочел, чтобы он пошел характером и лицом в тебя, дорогая, - улыбнулся Росс и погладил жену по щеке.
Молодой человек по имени Диан Фэймрил Джевидж представлялся лорду канцлеру в мечтах высоким, стройным и кареглазым, к тому же выдержанным, рассудительным и безупречно воспитанным. С фамилией отца и нравом матери он сделает головокружительную карьеру… ну, скажем, на дипломатической службе. Армия или флот тоже подойдут.
- Ты уже размечтался о его будущем! - ахнула Фэйм, видя, как загораются глаза мужа. - Он только что родился, а ты уже мысленно рядишь его в адмиральский мундир. Тебе не стыдно?
- Миледи моя супруга, ты же сама все время твердишь, что я невозможный человек Я не желаю для сына ничего невозможного.
- Не хотите подержать мальчонку на руках? - вдруг ни с того ни с сего предложил профессор. - Это тоже в духе традиций.
- А можно? - с тревогой спросил Росс.
- Нужно. Это же ваш сын.
Умело и нисколько не потревожив младенца, Ниал достал его из колыбельки и опустил на неловко подставленные руки милорда. Крошечный комочек плоти на широких сильных мужских ладонях. Что может быть трогательнее, чем первое знакомство отца и сына? Естественно, взгляды родителей были намертво прикованы к новорожденному, и ни растроганный почти до слез Джевидж, ни умильно ворковавшая Фэйм, к счастью своему, не видели, как в зеницах отрекшегося мага полыхнул ядовито-зеленый драконий огонек.
- Он такой маленький, он почти невесомый.
- А знаешь, какой он был тяжелый в животе?
- Я почему-то думал, что они должны быть побольше.
- Это потому, что ты никогда не видел новорожденных… Ой! Он зевнул! Росс, ты видел?!
Созерцание новоявленного чуда могло занять всю ночь, поэтому Ниал Кориней решил взять дело в свои руки.
- Так! Хватит курлыкать. Вы еще налюбуетесь своим младенцем, особенно видом его розовой попки. Фэйм надо отдыхать и набираться сил, ребенку тоже. Я пришлю к вам сиделку, миледи, - распорядился строгий профессор. - Если вдруг почувствуете недомогание, сразу зовите меня или Финскотта. Лучше его, потому что я собираюсь выпить с вашим супругом по рюмашке и отправиться на боковую. Я, видите ли, старый человек и очень устал.
Молодая мать безропотно подчинилась и, дав себя крепко-крепко поцеловать, с чистой совестью отпустила мужа.
- Только не забудь принять лекарства, дорогой.
- Я прослежу за нашим дорогим милордом, Фэймрил. Спите, наконец, - почти ласково рыкнул Кориней, выволакивая Джевиджа из комнаты.
Пили, естественно, вовсе не темное пиво. В честь лучшего акушера в империи Росс достал дьявольски дорогой коньяк, хранившийся в хрустальном графине с притертой позолоченной пробкой, на случай, если его дом вдруг решит посетить император.
- Ух-х ты! - восторженно выдохнул Ниал Кориней, засунув нос в бокал и звучно потянув носом. - Какое роскошное пойло! Надо было сразу сказать, что вы держите дома такой божественный напиток, тогда не пришлось бы меня долго уговаривать на переезд.
Профессор возлег на диванчик, Росс развалился в кресле, и оба совершенно одинаково блаженствовали. У Джевиджа словно гора с плеч свалилась. Такое облегчение после почти восьми месяцев постоянного страха за жизнь и здоровье Фэйм, что никакими словами не передать. Эйфория накатила на лорда канцлера кипучей волной. Он откинулся на спинку, положил ноги на край стола и счастливым взглядом изучал знакомые трещинки на потолке, болтая при этом все, что в голову приходило:
- Какой все-таки чудесный малыш у нас получился. Вот завтра Кири удивится. Не было братика, и тут - раз! И есть братик. Она точно будет в восторге. А еще надо придумать, что бы такого подарить Фэйм. Может быть, рояль известного мастера? Или собственный выезд? А? Четверку серых в яблоках? Потому что от еще одного бриллиантового гарнитура она точно откажется. Или что-нибудь экзотическое? Мне бы хотелось ее и удивить, и порадовать…
Отрекшийся маг и профессор медицины сосредоточенно молчали, малодушно оттягивая начало нового разговора. Это было бы жестоко - не дать Россу Джевиджу хотя бы немного передохнуть. Совсем чуть-чуть, чтобы у того хватило сил вынести новый удар.
- Теперь мне понятно, почему все так получилось с Ольрином. Я ведь не был с ним с самого начала, мы так и остались чужими людьми. О какой преданности можно говорить? О каком уважении? Взять своего сына на руки сразу после рождения - это многое меняет, - рассуждал милорд, с наслаждением отпивая крошечные глотки драгоценного коньяка. - Теперь я по-настоящему стану отцом. Не номинально, а на самом деле.
- Вот как раз на эту тему я и хотел с вами поговорить, Росс.
Сказано было таким тоном, что только глухой не догадался бы о таящейся за словами беде. Радужное настроение лорда Джевиджа испарилось в одночасье. А лучше сказать, лопнуло, словно мыльный пузырь. Он вскочил с кресла и уставился на Ниала.
- Что… что-то с Фэйм?
- Нет, - покачал головой профессор. - С ней все в порядке.
- Тогда с Дианом? Он болен?
"Это хорошо, что ты называешь его по имени", - подумалось Коринею.
- Ваш сын здоров.
- Но что-то все равно не так?
- Да, милорд.
- Что же?
Росса трясло, как в лихорадке, его бил озноб, и затяни Кориней еще на мгновение, того и гляди хватил бы канцлера апоплексический удар.
- Ваш сын родился магом, милорд.
Глава 3 Ночь и день
Глазные яблоки болели от давления на них основанием ладони, но только так Росс Джевидж сумел совладать с собой. Не видеть ничего, погрузиться в темноту. А еще до крови закусить губу, чтобы не кричать. Иногда это срабатывает. Вот только не существует никакого укорота на истекающее болью и обидой сердце.
Проклятие! За что? Почему именно с ним? Отличные, правильные и правомочные вопросы, задаваемые непосредственно ВсеТворцу. И на которые Он никогда не отвечает.
- Это точно? Вы уверены, мэтр? - голос канцлера не дрогнул, когда он отнял руки от глаз.
- Абсолютно. Любой маг, прошедший инициацию и обучение, способен распознать зачатки дара в ребенке.
- Даже в новорожденном? - столь же бесстрастно уточнил Росс.
- Ваш сын будет очень сильным волшебником, возможно, ему не будет равных. Поэтому в тот миг, когда он впервые сделал вдох, я сразу ощутил, как вспыхнул лепесток его силы, - не стал скрывать Ниал Кориней.
О! До самого своего смертного часа профессор не забудет этого мгновения. Маленькое, хрупкое, еще покрытое родовой смазкой тельце вздрогнуло в руках, и воздух устремился в легкие, раздувая не только огонь жизни, но и пламя Дара. Мэтр Кориней чуть сам не закричал, когда младенец издал первый пронзительный вопль, настолько яркое это было видение - алмазно-сверкающая искорка, мерцающая в непроглядной тьме бессмертного духа новорожденного чародея.
- Понятно. Фэйм знает? Вы ей сказали?
- Нет. Я хотел сначала поговорить с вами, милорд.
Обращаться к Джевиджу по имени было сейчас чревато последствиями. Особенно когда это делал маг, пусть даже бывший и отрекшийся.
- Это правильно. Не говорите ей ничего. Во всяком случае, пока.
- Тоже верно. Еще чего доброго от переживаний у нее пропадет молоко.
- Молоко? Ах да! Конечно… молоко… Незачем ее тревожить, пусть в себя придет после родов.
Лорд канцлер выглядел скорее растерянным, чем раздавленным, но это было обманчивое впечатление. Мэтр прекрасно знал, насколько искусен Джевидж в умении скрывать свои истинные чувства и намерения. Ложь во спасение, возведенная в ранг единственной добродетели, - вот что это такое.
- Вы снова хотите скрыть от жены правду? - подозрительно спросил Кориней.
Один раз Ниал уже пошел на поводу у милорда, когда придумал правдоподобное полумедицинское объяснение ее провалам в памяти. Джевидж сумел убедить пожилого профессора, что Фэймрил будет лучше не знать, каким образом бывший муж использовал ее, чтобы заманить канцлера в смертельную ловушку. Иначе пришлось бы рассказывать невинной женщине, что Уэн Эрмаад регулярно насиловал ее и всячески издевался; Зачем Фэйм, окруженной в новой семье любовью и заботой, чувство вины и боль унижения, правда?
- Разве у меня получится? - горько усмехнулся Джевидж. - Фэймрил рано или поздно узнает, но она все равно будет любить этого ребенка, она же его мать. Даже если он со временем станет таким же, как Уэн Эрмаад, она все равно будет его любить. Материнская любовь слепа.
- В переводе это означает, что ваша любовь настолько зряча и она видит так далеко и так зорко, что способна разглядеть задатки жестокого выродка в ребенке трех часов от роду, так? - поинтересовался мэтр.
- Я не могу говорить о своей любви. К сожалению, это не то чувство, которое я испытываю сейчас к ребенку, - честно признался Джевидж.
- Но это ваш ребенок!
Ниалу Коринею хотелось подойти и по-простонародному врезать благородному лорду кулаком в челюсть. Так, как делал его собственный папаша в ответ на любое слово, способное обидеть сына-мажонка. Неграмотный рыбак, которому совершенно не за что было любить колдунов, принял участь сына без надрыва, как если бы дите народилось без ноги или руки. Обидно, что маг, но не смертельно же. Повитуха-ведьма скрывать правду не стала, выложила как на духу. Мамаша потом сказывала, что батяня хлопнул для храбрости стакан рому и развернул пеленки, решив внимательно рассмотреть плод чресл своих. "Главное, чтобы хозяйство мужское было на месте, а там разберемся", - хмыкнул он, удовлетворившись увиденным.
- Это моя п-проклятая кровь, - выдавил Росс после долгого, невыносимо долгого молчания. - Мое семя может породить либо предателя, либо… мага.
"Отличное уравнение. Что маг, что предатель, что палач - все едино". Ниал ничуть не удивился, он привык к такому отношению, но за малыша Фэйм ему было чертовски обидно.
- Другими словами, милорд, вам не нужен этот ребенок.
Джевидж дернулся, словно от пощечины, покрылся багровыми пятнами и резко рявкнул в ответ:
- Другими словами, мэтр, мне очень обидно, что моя любимая, моя нежная, моя отважная жена выносила в своем чреве очередного мучителя и бессердечного урода, родившегося на чье-то несчастье и ничего, кроме беды, в этот мир не принесшего!
Профессор весь подобрался, как зверь, загнанный в угол. Злоба и обида на весь мир, столько лет спавшие под гнетом самоограничений, рвались наружу потоком ругательств. Оно, может, потому все колдуны через одного - сволочи и подонки, что их с младенчества таковыми считают даже самые близкие люди - отец с матерью.
- Так в чем же дело, лорд Джевидж?! Почему вы до сих пор тут? - прошипел рассерженной змеей Кориней. - Самое время исправить ошибку природы. Это, между прочим, очень просто сделать. Подушкой накрыть мальца - никто не услышит. А так как первый ребенок вашей супруги умер тоже через день после рождения, то она решит, что это ее вина. Конечно, счастлива она не будет, но и страдать от будущих злодейств Диана ей тоже не придется.
- Хорошая мысль, - зло прищурился Росс. - Но с Фэйм я так никогда не поступлю.
- Ах, ну да! Вы будете мучиться молча. Я понимаю. Это очень благородно и гораздо уместнее, чем попытаться принять собственного сына, свою плоть и кровь, таким, каков он есть.
Джевидж стремительно приблизился к собеседнику, и теперь они стояли лицом к лицу, с ходящими ходуном желваками на скулах, как враги на поле брани. Только вместо сабель и ружей у них были разящие насмерть слова. Каждое, словно пуля или отравленный кинжал.
- Я уже принял одного. Тоже свою плоть и свою кровь. Мне хватило впечатлений. Я полагаю, что вполне заслужил такой удар судьбы, и не считаю, что то же самое заслужила моя жена. Она невинна, и если я перетерплю, как, собственно, делал всегда, то Фэйм будет несчастна. Вот поэтому пусть хотя бы какое-то время побудет в неведении. В конце концов, мы с ней отнюдь не юнцы, и, возможно, нам не доведется увидеть художества нашего сына во всей неповторимой красе.
- Вы уже считаете его негодяем! Милорд, он пока ничего плохого не совершил. Он пока еще даже ни одной пеленки не обмочил! Одумайтесь! - вскричал профессор, потрясая кулаками в воздухе.
Глаза у Росса стали стеклянные и совершенно безумные. Два темно-серых омута ненависти.
- Зато я знаю, каким он станет. Вроде тех ублюдков, которые пытались засунуть Фэймрил в рот свои…
- Значит, я точно такой же ублюдок, милорд. Рад, что мы наконец-то познакомились по-настоящему, - не скрывая горечи, сказал отрекшийся маг.
- Вам виднее, мэтр Кориней. Не мне судить о ваших поступках, - был ему сдержанный ответ.
Диалог плавно скатывался к драке, чего допустить было нельзя ни в коем случае.
- Спокойной ночи, милорд. Я надеюсь, вы сумеете не показывать истинных чувств вашей супруге.
- Поверьте, у меня получится, - кинул через плечо Росс.
"Будь ты проклят, заскорузлый солдафон, страшащийся полюбить собственного сына! - решил Ниал Кориней. - Не понимаешь своего счастья, так я тебя научу!"
Он развернулся на каблуках и вышел прочь, не желая больше видеть перекошенное мукой и гневом лицо лорда канцлера. Пусть лучше напьется в одиночестве. Коньяк отличный, значит, утром не будет такого уж сильного похмелья.
Начало следующего дня Росс помнил смутно. Даже самый лучший коньяк, потребленный в больших количествах, приводит к плачевным результатам. В случае же с Джевиджем все кончилось дикой головной болью и черными многослойными мешками под глазами. Однако же холодный компресс и рассол творят с перебравшими накануне мужчинами чудеса, посему проведать Фэйм он явился идеально выбритый, пахнущий туалетной водой и с улыбкой на устах. Любое лицедейство всегда с чего-то надо начинать, так почему бы и не с улыбки?
Промчавшаяся над столицей гроза омыла город от пыли, очистила воздух до состояния кристальной прозрачности. Молодая яркая листва сверкала, цветы в саду благоухали, и казалось, что весь мир в едином порыве жаждет поприветствовать новорожденного, поздравить с самым первым утром в его жизни и подарить ему столько света и счастья, сколько способна вместить человечья сущность. Как будто не очередной маг явился в мир под раскаты грома и проливной дождь, а святой. Проклятье, проклятье, проклятье!
И кстати, ногти, вогнанные в ладони, очень помогают сдержать любые эмоции, проверено на себе тысячу раз.
Завтракая в гордом одиночестве, Росс многое продумал и пришел к выводу, что, пока Фэйм вся поглощена заботами о младенце, ее будет несложно обмануть… вернее, приучить к мысли о сдержанности мужа в отношении их ребенка. В конце концов, это логично - он никогда раньше не общался с детьми. Только вот в последнее время привязался к Кири. Но что может быть проще, чем любить маленькую девочку, - славное, уморительное в своей непосредственности создание? Отцы зачастую дочерей любят больше сыновей. Фэйм привыкнет, а потом просто смирится.
Перед уходом на службу Росс отловил сонного и хмурого профессора, чтобы задать самый важный на данном этапе вопрос.
- Насколько очевидно вчерашнее… э-э-э… открытие для ваших бывших коллег? - напрямую спросил Джевидж, игнорируя насупленные брови и надутые губы Коринея.
- Пока это никому не очевидно, милорд, - буркнул тот.
- Даже моему телохранителю?
Мэтр Кил смущал Джевиджа более всех прочих. Боевой маг как-никак, еще учует.
- Скорее всего. Если не присутствовать при самом моменте рождении, то сделать выводы можно будет только годам к трём-пяти, не раньше. Если только вы не собираетесь подкинуть вашего ребенка на порог Хоквара, - пояснил отрекшийся маг. - Для трех сильных магов, задавшихся целью выяснить чародейское будущее младенца, в принципе задача посильная.
- Очень хорошо, мэтр. Благодарю за консультацию.
- Зачем торопиться? Подождите несколько лет и тогда сможете устроить над Дианом показательный суд в возрожденном Конклаве Рестрикторов, - не выдержал и съязвил мэтр.
Россу Джевиджу еще предстояло выдержать шквал поздравлений со всех сторон, поэтому он не стал тратить душевные силы на очередной скандал с вредным медикусом. Пусть себе оттачивает остроумие, в его возрасте это даже полезно.
Теперь самое главное, чтобы история не всплыла на поверхность раньше времени. Риалу придется сознаться, а все остальные потерпят до самого последнего момента. "Закон о рестрикции" уже прошел первое слушание в Совете, и Джевидж собирался приложить все возможные силы, чтобы он был принят. Одновременно, так сказать для равновесия, он хотел провести несколько законодательных актов, ограничивающих также влияние Клира на гражданское общество. Это выглядело логичным и правильным - если урезать права магов, то нет смысла на освободившееся место пускать клириков. Рождение мага в семье непримиримого борца с колдунами во всю эту стройную картину не вписывалось. И если об этом станет известно… Псу под хвост пойдут и законы, и репутация, и возможность повлиять на консервативное большинство в парламенте. Джевидж в красках представлял себе газетные статьи с рассуждениями на тему: "Как лорду канцлеру не везет с детьми". Конечно, отправить в отставку его может только Раил, но нет никакой гарантии, что он так и не сделает.
Не зря ходили все эти разговоры про нечеловеческое хладнокровие лорда Джевиджа. Он, как никто другой, умел делить свою жизнь на "должно" и "можно". Должно как раз было думать об возложенных на него государственных обязанностях, а все душевные муки Росс намеренно отсек, оставив их для бессонных ночей наедине с чувством вины. Если нет сил принять своего ребенка, то пусть эта ущербность хотя бы не мешает делу, не правда ли?
Что делать человеку, если все его мечты рухнули в одночасье? Если семейное счастье под угрозой, амбициозные проекты могут быть поставлены под сомнение, а в душе - огромная кровоточащая рана? Стенать, себя жалеючи? Или роптать на судьбу? Строить планы сведения счетов с жизнью? Нет, нет и еще раз нет!
Бывший маршал империи не знал иного пути борьбы с невзгодами, кроме как сцепить зубы, загнать все переживания поглубже себе же в глотку и исполнить свой долг. Ведь от него, от долга, освобождает лишь могильная плита, и то не всегда.
Доброжелательную суету вокруг своей персоны лорд канцлер попросту не заметил. Или не захотел замечать.