- Увижу ли я еще когда эту долину? - пробормотал он почти неслышно. Часа через три порешили сделать первый привал. Ночь стояла прохладная, небо оставалось ясным и звездным, но над скрытыми в ложбинах лужайками и ручьями поднимался клочковатый туман. Легкий ветерок покачивал над головами кроны берез. Лишенные листьев ветки расчерчивали небо едва различимой черной сетью.
Перекусили наскоро - по хоббитским меркам, так только червячка заморили, - снова подхватили котомки и, протопав малость прямиком по беспутью, выбрались на уходивший вверх и растворявшийся в сером тумане узкий проселок. Держась его, можно было миновать Древесную Сень и выйти к Затону, а там и к Перевозу. Правда, нескоро: дорога сворачивала далеко в сторону от большака и знай себе петляла между холмами, заводя в Лесные Кулички, самый глухой край Восточного Удела.
Немного погодя дорога нырнула в глубокую лощину. По обе стороны высились деревья, под ногами шуршала сухая листва. Тьма стояла непроглядная, и всем стало как-то тоскливо. Разговоры не клеились, пробовали было завести песню - тоже не пошло. Пиппин начал отставать, а как пришло время снова подниматься по склону, да еще довольно крутому, остановился и зевнул.
- Глаза слипаются, - заявил он. - До того спать охота, так бы и бухнулся и заснул, хоть посреди дороги. Сами-то вы что - на ходу спать навострились? Время, поди, к полуночи.
- А я думал, тебе только дай ночью по лесу пошастать, - усмехнулся Фродо. - Ладно, торопиться особо некуда. Мерри ждет нас только послезавтра, времени еще уйма. Вот найдем подходящее местечко и остановимся.
- Ветер-то западный, - заметил Сэм. - Может, перевалим холм, да с той стороны и устроимся, чтоб не дуло. Там, помнится, и валежничком разживиться можно.
Миль на двадцать окрест Хоббитона молодой Гужни знал каждую кочку, но дальше сроду не забредал: на этом его познания заканчивались.
На восточном склоне, почти у самой вершины, росла огромная разлапистая ель с выступавшими из земли корнями. Сойдя с дороги, хоббиты быстро набрали охапку-другую сухих смолистых ветвей и шишек, и скоро у подножия старого дерева весело затрещал костер. Пригревшись, все трое начали клевать носом: каждый выбрал себе ложбинку меж узловатыми корневищами, завернулся в плащ и погрузился в сон. О том, чтобы наладить дежурство, не побеспокоился даже Фродо: уж в Хоббитании-то кого бояться. Когда костер прогорел и остались лишь тлеющие уголья, из лесу стали выглядывать любопытные зверушки.
- Хоббиты! - принюхавшись, удивился пробегавший мимо лис. - Всякой я всячины насмотрелся, но чтобы хоббит спал ночью под деревом! А их тут целый выводок, аж три штуки. Что-то за этим кроется.
Он не ошибся, но в чем тут дело, так никогда и не узнал.
Наступило утро, бледное и сырое. Фродо проснулся первым и закряхтел: шея одеревенела, а спину чуть не насквозь продырявил отросток корня. "Далась мне эта прогулка, нет чтобы спокойненько на подводе поехать!" - подумал он, но подобная мысль посещала его в начале каждого похода. А вот следующая оказалась свежее: "Хапнюки-то небось на моих любимых перинах нежатся, а им на здешних корягах самое место". Он потянулся и крикнул:
- Хоббиты, подъем! Полюбуйтесь, какое утро!
- Нашел чем любоваться, - пробурчал Пиппин, выглядывая из-под одеяла одним глазом. - Эй, Сэм, завтрак подай к половине десятого! А воду для умывания ты согрел?
Сэм вскочил и, не сообразив спросонья, что к чему, виновато зачастил:
- Нет, сударь… Прошу прощения, сударь.
Фродо сдернул с Пиппина одеяло, угостил приятеля легким пинком и ушел на опушку. На востоке, из затянувшего мир туманного марева, поднималось красное солнце. Деревья, обряженные осенью в золото и багрянец, будто плыли по призрачному морю тумана. Дорога круто сбегала вниз и исчезала в лощине.
Когда Фродо вернулся, Сэм уже развел костер. Пиппин деловито выкладывал снедь и расставлял плошки.
- Явился наконец! - закричал он, завидя Фродо. - А где вода?
- Я что, ее в карманах таскаю?
- А где ж ты тогда шляешься? Мы-то думали, по воду пошел.
- Вот вместе и сходим. Фляги только не забудь прихватить.
Ближе к подножию холма отыскался ручей. Хоббиты наполнили фляжки и маленький походный котелок под ледяной струей, с плеском падавшей с высоты нескольких футов на серый каменный уступ, а заодно, пофыркивая и ежась, умыли лица и руки.
Завтракали по-хоббитски, плотно и не спеша, так что когда часу этак в одиннадцатом котомки наконец были увязаны, солнышко уже припекало. Спустившись по склону, путники перебрались через ручей, но тут дорога снова пошла в гору, и дальше так оно и заладилось: то вверх, то вниз, от холма к холму. Хоббиты запарились, котомки с припасами, одеялами и всем прочим с каждым шагом казались все тяжелее и тяжелее. Дневной переход сулил мало удовольствия. К счастью - не иначе, и сама дорога притомилась лазить по кручам - через некоторое время холмы кончились. За последней вершиной начинался длинный пологий спуск в широкую долину с рощицами да перелесками, которые сливались у горизонта в сплошное зеленое пятно: Лесные Кулички, откуда рукой подать до Брендивина. Правда, до самих Куличек было еще топать и топать по петлявшей впереди, словно бечевка, дороге.
- Дорога не кончается, а хоббит, глянь, качается, - проворчал Пиппин. - Кто как, а я без отдыха не могу. Давно обедать пора.
Он уселся на обочине и уставился в даль: где-то там, за туманами, протекала Река и проходила граница Хоббитании. Сэм стоял рядом, вглядываясь в манящие, неведомые просторы округлившимися от восторга глазами.
- Там ведь лес, да? - спросил он. - А эльфы в этом лесу живут?
- Не знаю, не слышал, - отмахнулся Пиппин.
Фродо молчал. Он-то по этой дороге хаживал, но сейчас тоже смотрел так, словно увидел ее впервые. Неожиданно он заговорил: вроде бы ни к кому не обращаясь, но громко и отчетливо:
Тропинка в дальние края
Берет начало от крыльца,
По той тропинке должен я
Брести до самого конца,
Где начинается стезя -
Не счесть дорог! не счесть гонцов! -
И мне неведомо, друзья,
Куда приду в конце концов.
- Малость похоже на давние вирши Бильбо, - заметил Пиппин. - Или сам сочинил, в его манере? Звучит не очень-то ободряюще.
- Не знаю, - пожал плечами Фродо. - Слова сами на язык пришли, вроде как сочинились, а может, припомнились. И впрямь похоже на Бильбо, перед уходом у него и стихи, и мысли были как раз в таком духе. Он частенько говаривал, что на свете есть только одна Дорога. Она, мол, как река: начало берет у каждого порога, а все тропки - ее притоки. Ступишь, говорит, на такую, подхватит тебя, понесет по течению и вынесет к Лихолесью, а там и к Одинокой Горе, а то и куда подальше. Так он обычно говаривал, на пороге Бебня, возвратившись после долгой прогулки.
- Река так река, - промолвил Пиппин. - Но в ближайший час никакая дорога меня не подхватит и никуда не вынесет.
Он решительно выпростался из лямок. Фродо и Сэм последовали его примеру и тоже пристроились на обочине: котомки под спинами, ноги на дороге. Хорошенько отдохнув, хорошенько перекусили, а потом снова отдохнули - опять-таки хорошенько.
С холма спускались уже в закатных лучах. Покуда по всей дороге им не попалось ни попутчика, ни встречного. Пользовались ею редко: на подводе по такой ехать замучаешься, а кого понесет пешком в Лесные Кулички. И утоптанной назвать-то трудно. Одно радовало: когда прошли по дороге часок с хвостиком, она несколько спрямилась. Местность вокруг лежала открытая, но купы деревьев попадались все чаще - близился лес. Неожиданно Сэм замер.
- Копыта топочут, - пояснил он. - Позади, за поворотом. Пони, а может, лошадь.
Все оглянулись, но разве за поворотом чего увидишь?
- Уж не Гэндальф ли нас нагоняет? - предположил Фродо, однако, еще не закончив фразы, почему-то почувствовал, что никакой это не Гэндальф, и тут же захотел спрятаться от непрошеного попутчика.
- Вздор, наверное, - промолвил он извиняющимся тоном, - но мне неохота попадаться никому на глаза. До смерти надоело, что все кому не лень суют нос в мои дела. Ну а ежели это Гэндальф, - добавил Фродо, подумав, - подшутим над ним, чтоб наперед не опаздывал. Быстро прячемся!
Пиппин и Сэм метнулись влево и нырнули в ложбинку близ самой обочины. Фродо замешкался: вроде и хотел скрыться, но мешало любопытство или что-то еще. Копыта между тем стучали все ближе. Лишь в последний момент хоббит успел юркнуть в густую траву позади росшего у дороги дерева, но и тут не залег плашмя, а осторожно выглянул поверх выступавшего из земли корня.
Из-за поворота вылетел конь, не хоббитский пони, а здоровенный черный скакун. И седок был под стать - высоченный, в черном плаще с капюшоном, надвинутым так низко, что не видно лица.
Поравнявшись с деревом, конь замер. Всадник не шевелился, лишь слегка подался вперед, словно прислушиваясь. Затем повел головой из стороны в сторону, и Фродо расслышал сопение, будто незнакомец принюхивался, пытаясь уловить слабый, ускользающий запах.
И тут хоббита охватил леденящий, безотчетный ужас. Он едва осмеливался дышать, но все пересиливало желание сейчас, сию же секунду надеть Кольцо. Рука сама тянулась к карману. Все предостережения Гэндальфа казались нелепыми: ведь стоит надеть Кольцо, и он станет невидимым. Спасется! Бильбо вот надевал, и ничего. И потом, Фродо ведь в Хоббитании, а не где-нибудь на чужбине…
Пальцы уже коснулись цепочки, но в этот миг всадник выпрямился и тронул поводья. Черный конь переступил копытами, сделал несколько шагов и перешел на размашистую, быструю рысь.
Фродо подполз к обочине и проводил всадника взглядом. В темноте об этом трудно было судить с уверенностью, но ему показалось, что далеко впереди всадник свернул направо и скрылся в придорожной роще.
- Странно все это, - размышлял хоббит вслух, направляясь к друзьям. - Очень странно, чтобы не сказать - жутко.
Сэм с Пиппином лежали ничком и ничего не видели, так что Фродо пришлось расписать им чужака во всей красе: и обличье его, и непонятное поведение.
- Не знаю уж, почему, но я был уверен в том, что меня-то он и вынюхивал. Так же твердо, как и в том, что нипочем не хочу ему попадаться. Уж больно он страшный, про таких в Хоббитании никто не слыхивал.
- Какое вообще большуну до нас дело? - буркнул Пиппин. - Как его сюда занесло?
- Люди в Хоббитании бывают не так уж редко, - заметил Фродо. - Слышал я, будто в Южном Уделе с ними хлопот хватает. Но то ведь люди, а тут страхолюд какой-то. И откуда только он взялся?
- Прошу прощения, сударь, - встрял в разговор Сэм. - Знаю я, откуда он заявился, из Хоббитона, вот откуда. И куда путь держит, тоже знаю.
- Ты что несешь? - изумленно воскликнул Фродо. - Почему раньше молчал?
- Да забыл я. Из головы вылетело, вот только сейчас и вспомнил. Дело-то как было: вернулся я, значит, в нашу нору с ключом, папаше его отдать, как вами велено, а старик мне и говорит: "Эвон, ты, оказывается, здесь, а я думал, еще с утречка с господином Фродо уехал. Тут, слышь-ка, цеплялся ко мне один, все выспрашивал, где, дескать, господин Беббинс. А как прослышал, что Бебень продан и Беббинса туточки ищи-свищи, осерчал сильно. Зашипел на меня, ровно змей какой, и посейчас мурашки по коже. Насилу отделался, спровадил его в Баклуши: небось, туда скачет. Не глянулся он мне, век бы таких не видеть".
"А из каковских он, малый-то этот?" - я, значит, папашу спрашиваю. "Кто их разберет: не нашенский, не хоббит. Чернущий весь, высоченный: наклонился и зырит на меня сверху вниз, а глаз-то не видно. Большун, верно, из чужедальних: выговор у него чудной". Больше я расспрашивать не стал, времени не было. Вы, сударь, меня ждали, да и важности никакой я в том не углядел. Мало ли кто о чем спросит, а что обличьем чудной, так ведь старик мой подслеповат. Да и стемнело, когда он вышел в наулок воздухом подышать, а тот, черный, на Бугор заехал. Вы уж не обессудьте, сударь, коли папаша что не так сказал, и за беспамятство мое простите.
- Старбень не виноват, все говорил правильно, - вздохнул Фродо. - И тебя бранить не за что; ежели кто сглупил, так я сам. Слышал ведь, краем уха, но слышал, как Старбень твой отвечал на вопросы насчет меня. Нет чтобы насторожиться да в пути поберечься.
- А с чего ты взял, будто это тот самый всадник? - спросил Пиппин. - Из Хоббитона мы убрались неприметно, не мог он нас увидеть.
- А ежели он нюхом, по следу? - предположил Сэм. - Ведь что папаша мой говорит, что господин Фродо, одно к одному выходит. Черный, в капюшоне, сопит…
- Эх, зря я Гэндальфа не дождался, - пробормотал Фродо себе под нос. - А впрочем, может, и лучше, что ждать не стал, задержка-то могла бы и боком выйти.
- Эй, - Пиппин все же расслышал его слова. - Скажи толком, ты знаешь что про страшилу этого черного или догадки строишь?
- Знать не знаю, да и гадать не берусь, - задумчиво покачал головой Фродо.
- Дело твое, - фыркнул Пиппин. - Коли охота, можешь держать свои секреты при себе, но что мы дальше-то делать будем? Не худо бы поесть-попить, да боюсь, после всех россказней про нюхачей этих черных с невидимыми носами у меня кусок в горле застрянет.
- Ноги уносить, вот что, - отозвался Фродо. - Только не по дороге: всадник ведь и вернуться может, а то, неровен час, и другой какой прискачет. И придется шагу прибавить: до Баковин еще чесать и чесать.
Когда продолжили путь, тени деревьев на траве уже истончились и вытянулись. Теперь держались левее дороги, на расстоянии броска камня, и двигаться старались бесшумно и скрытно. Это получалось, а вот насчет прибавить шагу - дудки: трава густая, высокая, тут тебе кочка, там овражина, да и деревья росли чем дальше, тем чаще.
Намучались хоббиты основательно, но на дорогу - хорошо еще, что на протяжении нескольких миль она шла совершенно прямо, - не выходили до тех пор, пока красное закатное солнце не спряталось позади них за холмы. А как вышли, то выяснилось, что отсюда дорога забирает налево и явно спускается к Затону. В другую сторону - по старому дубняку да к Древесной Сени - вела узкая, извилистая тропка.
- В самый раз для нас будет, - решил Фродо. - Ею и двинем.
Двинуть двинули, но ушли недалеко, потому что вскоре заприметили в сторонке огромное дуплистое дерево, почти уже засохшее. Сучья пообломались, попадали, и хотя на их месте кое-где торчали тоненькие редкие веточки, даже с листочками, могучий некогда ствол изнутри совершенно прогнил и стоял пустым. Забраться в дупло можно было через неприметную с тропы большую трещину, что хоббиты и не преминули сделать. Устроившись на мягкой древесной трухе, они первым делом перекусили и стали отдыхать, тихонько переговариваясь и время от времени прислушиваясь.
Снова на тропу выбрались, когда уже пали сумерки. Листья перешептывались, в кронах деревьев вздыхал западный ветер. Мягко, но неуклонно сгущалась тьма. Хоббиты шли рядком, в ногу - это как-то добавляло бодрости. На темном восточном небосводе проглянула звездочка, за ней другая, третья… Вместе с тьмой звездный свет рассеял тревогу; страхи понемногу забылись, и вместо того чтобы выслушивать в ночи конский топот, путники принялись напевать. У хоббитов в обычае мурлыкать на ходу песенки, тем паче когда они возвращаются домой поздно. Правда, поют больше про ужин или про сон грядущий, а тут взяли и затянули походную (хотя про сон с ужином там тоже было). Слова принадлежали Бильбо - он приспособил свои стихи к древнему, как окрестные холмы, напеву. Фродо выучился песне давным-давно, гуляя с дядюшкой по Заручью да слушая рассказы о его приключении.
Как хорошо разжечь камин
И лечь в кровать под балдахин!..
Над нами только свод небес,
А впереди полно чудес:
Таких древес и дивных гор
Никто не видел до сих пор!
Стежка, тропка, луг и лог -
Путь далек. Путь далек!
По траве и по кустам:
Нынче здесь, а завтра - там.А впереди у нас, друзья,
Большак иль тайная стезя:
Идем мы нынче по земле,
А завтра - под землей, во мгле,
Иль в поднебесье, в вышине,
Под солнцем или при луне.
Ель, дуб, граб, вяз -
Мимо нас, мимо нас.
Камень, омут и овраг.
Шире шаг! Шире шаг!Все шире мир, все дальше дом,
Но все темнее окоем,
Все ярче звездочки горят,
"Пора домой!" - нам говорят.
И вот опять мы вспять идем -
Все дальше мир, все ближе дом.
Тучам - дождь, морось - мгле,
Нам же - дом, где на столе
Мясо, масло, каравай.
И - в кровать! И - баю-бай!
Песня кончилась. Пиппин разошелся и еще дважды громко пропел последнюю строчку, но тут Фродо на него шикнул:
- Тс-с-с! Никак снова копыта.
Путники замерли. Веявший со спины ветерок и впрямь донес дробный перестук, пока еще дальний. Один миг - и хоббитов на тропе как не было: они бесшумно укрылись в густой тени высоких дубов.
- Далеко не убегайте, - шепнул Фродо. - Спрятаться-то надо, но и посмотреть охота.
- Ладно, - тоже шепотом отозвался Пиппин. - Смотри только, как бы тебя не унюхали.
Пока шептались, конский топот приблизился настолько, что спрятаться как следует было уже некогда. Сэм и Пиппин примостились за толстенным древесным стволом, а Фродо - понесла ведь нелегкая - даже подполз ближе к обочине. Луны не было, и в свете звезд тропа казалась бледной серой полоской.
Топот оборвался. Фродо присмотрелся и вроде бы заприметил промелькнувший в сером просвете между деревьями черный мазок. А точнее, два - побольше и поменьше, как если бы тень всадника вела в поводу тень лошади. Одна - которая всадник - раскачивалась из стороны в сторону на том самом месте, где хоббиты убрались с тропы. Фродо уловил памятное по первой встрече сопение, и тут тень приникла к земле и поползла к нему.
Снова нахлынуло желание надеть Кольцо. Противиться не было никаких сил. Рука сама полезла в карман, нащупывая цепочку, но в этот миг жуткую тишину нарушили чистые, ясные, как звезды над головой, звуки: серебристые переливы смеха и звонкая, радостная песня. Тень съежилась, а потом выпрямилась и отползла обратно. Черный всадник бесшумно взлетел в седло, черный конь бесшумно пересек тропу, и оба растворились в темноте.
Фродо осмелился набрать воздуху.
- Эльфы! - воскликнул Сэм хриплым от волнения шепотом. - Эльфы, сударь, провались я на этом месте! - Он рванулся было на голоса напролом, сквозь деревья, но спутники удержали его.
- Верно, эльфы, - подтвердил Фродо. - В Хоббитании они не живут, но сюда, на Кулички, бывает, и забредают со своих Башенных Холмов и по весне, и по осени. А уж сейчас как кстати подоспели! Вы ведь ничего не видели, а тип этот черный уже спешился и прямо на нас пополз. Кабы не их песня… Он как заслышал ее, мигом убрался.
- Ну а эльфы-то, эльфы?.. - нетерпеливо спросил Сэм, и думать забывший о каких-то там Черных Всадниках. - Идем мы к ним, или как?
- Да ты послушай, они сами к нам идут. Погоди чуток и увидишь.
Пение приближалось. Один голос, ясный и сильный, задавал тон. Пели по-эльфийски. Фродо этот язык знал кое-как, а спутники его и вовсе не понимали, но вот ведь диво какое: в голове каждого хоббита прекрасные, но непонятные звуки будто складывались в слова, которые каждый, опять же, понимал немного по-своему. Вот как прозвучала эта песня для Фродо: