Я подумал, что речь идет о крысах. Мне нужно было перейти через этот перекресток, а от него по прямой до дома - рукой подать. Я прибавил шагу, и вскоре уже был возле рабочих. Они не обратили на меня внимания. Они вытаскивали четвертого, который сдавленно ругался и отбивался ногами от чего-то, что хватало его снизу, в смотровой яме городского коллектора, из зловонной тьмы.
Я приостановился. Я всё ещё думал, что снизу лезут крысы. Но когда мужики выдернули, наконец, товарища из люка, я понял, как ошибался.
Потому что вслед за ним из колодца полезли кошки. Ободранные, худющие, с рёбрами наружу, хромые, слепые, а некоторые даже безголовые…
Так… Теперь главное - не сойти с ума.
Я видел, как, взвыв сиреной, подъехала "пожарная", и пожарники стали прикручивать кишку к гидранту. Я ещё видел, как мощная струя ударила в асфальт, опрокинув одного из пожарников, потом фонтан стал бить в небо. Потом кишку всё-таки усмирили, и струя воды стала вдавливать кошачью нечисть назад, в колодец, и сносить к бордюрам тех, что уже вылезли наружу.
* * *
В подъезде невыносимо воняло кошками. Я закрыл железную дверь и двинулся вверх по лестнице. Света не было, и мне казалось, что я иду по кошачьим телам - что-то пружинило под ногами, раздавалось в стороны, хрустело.
На свой этаж я влетел за несколько секунд. Думаю, это был мировой рекорд, - только жаль, что его никто не фиксировал.
Возле железной перегородки на площадке сидели кошки. Сидели и тихо выли, невидимые во тьме. Я осторожно, отпихивая их ногами, подобрался к замочной скважине. Не дай Бог выронить ключ. Руку отгрызут, сволочи. И откуда их здесь столько?..
Дверь открылась с тягучим железным визгом. На площадке было темно и тихо. Я перевел дух, нащупал выключатель, готовясь ко всему, пусть даже самому страшному… Выключатель щёлкнул, но лампочка не зажглась.
Площадка у нас большая. И пересекал я её дольше, чем шёл по лестнице. Долго-долго попадал ключом в скважину.
Попал.
Внутри было темно и тихо, и кошками почти не пахло.
Я включил телевизор. Обычно было десять программ, но сегодня почему- то шли только две. Одна из них - государственная. По ней показывали "Кубанских казаков", которые смачно пели, смачно целовались, и радостно выращивали невиданные урожаи.
По-прежнему не зажигая света, я прошёл на балкон. Здесь было свежо и сыро, дождь сошёл на нет, и тьма отступила к самым дальним гаражам. Словно бы затаилась.
А на быстро яснеющем небе проглянула луна. Огромная, испещрённая лунными морями - их было видно так отчетливо, словно луна приблизилась к земле.
Внизу, под балконом, послышались голоса.
Сначала негромкие и удивлённые, а потом испуганные.
Из-под железобетонной плиты открытого участка теплотрассы один за другим выползали бомжи. Нет - выскакивали, и кричали при этом что-то совсем уж несуразное.
Последней лезла бомжиха в зелёном долгополом пальто. Пальто зацепилось за что-то, а бомжиха извивалась всем телом, ругалась и звала на помощь. Её потянули за руки. Послышался треск.
- Порвала пальто! Эх! Совсем почти новое, ах ты…
И внезапно бомжи исчезли. Женщина осталась одна, наполовину высунувшись из-под плиты; рот её постепенно раскрывался, пока не раскрылся до страшных, чудовищных размеров. Вместо лица - один зияющий рот, из которого с бульканьем и сипеньем вырывалось нечто нечленораздельное.
- А-а… Э-э…
Потом что-то стало втягивать её внутрь. Она цеплялась руками за землю, за траву, за арматуру, торчавшую из железобетонных плит. И все равно сползала вниз.
Потом раздался сдавленный вопль и томное, тягучее чмоканье: ее словно всосало.
Над зарослями бурьяна поднялись немытые кудлатые головы бомжей.
Они поглядели-поглядели, и вдруг начали, пятясь, отползать от теплотрассы.
Быстро-быстро, только зашуршал бурьян.
Потом поднялись на ноги и кинулись в разные стороны. Один все время спотыкался и падал - он слишком часто оглядывался и не смотрел себе под ноги.
А потом снова стало тихо и печально, и печальная луна приблизилась ещё больше, сияя немо и как-то обречённо.
Когда я докуривал четвертую или пятую сигарету, из теплотрассы, наконец, показалось Оно.
Оно перевалилось через насыпь, и поползло громадной желеобразной каплей прямо к нашему дому. Мне даже показалось - точно по направлению к балкону, на котором я стоял. Я замер от тоски и безнадёжности.
А из-за гаражей, из травы стали появляться кошки. Множество кошек. Они бесшумно передвигались следом за Ним, не приближаясь к желеобразной твари, но и не отдаляясь от неё. Кошек становилось всё больше, и мне показалось, что они дико боятся, и всё-таки лезут вперёд, за своим предводителем… Предводителем или…
Я не додумал.
Ноги подогнулись, и я тихо присел, так, что над перилами осталась только голова. Я видел, как Оно подползло ближе, оставляя на полыни мокрый след, а после скрылось из глаз. Полынь шевелилась: множество, несметное множество кошек самых разнообразных мастей, заполняло все пространство между домом и гаражами.
Я снова закурил, и не выглядывал, пока не задымился сигаретный фильтр.
Только тогда медленно поднялся и перегнулся вниз.
Кажется, я знал заранее, что именно увижу.
Оно медленно ползло по кирпичной стене. А под стеной сидели кошки. Они сидели плотно, тесно, их белые глаза горели отраженным лунным светом - и эти безжалостные огоньки покрывали всю быстро чернеющую землю - до гаражей, и дальше; до домов, и дальше; до неба, и даже дальше, сливаясь где-то там, в тумане, со звездами.
Я вернулся в квартиру. Набрал номер диспетчерской округа.
- Алё, - женский голос, как всегда, был безмерно уставшим. - Что у вас - крысы?
- Нет. Кошки.
Она как-то не сразу усвоила информацию. Переспросила дважды:
- Кошки? Вы говорите - кошки? Точно?
Потом, после долгой паузы, во время которой она, видимо, общалась с кем-то ещё, сказала:
- Ну, считайте, что вам повезло. По всему городу лезут крысы. А к вам - кошки… Адрес у вас какой? Подождите-ка…
В трубке щелкнуло, четкий мужской голос гаркнул:
- Полковник Петренко, дежурный управления ГО и ЧС. Много у вас кошек?.. Так-так. А еще что?..
Я хотел было втолковать ему про то желеобразное студенистое существо, которое сейчас медленно ползло по стене, но он то ли не поверил, то ли не захотел слушать. Он сказал:
- Не волнуйтесь. Диктуйте адрес. К вам приедут…
* * *
Они ехали долго. Видимо, адресов оказалось многовато.
А Оно всё ползло по вертикальной стене, медленно, как громадный розовато-синий слизень, преодолевая кирпич за кирпичом, оставляя на стене мокрый след. Пока Оно ползло, я успел глянуть в телевизор: "Казаки", не допев, внезапно исчезли, а в кадре появился суровый диктор, который предложил послушать выступление заместителя начальника облохотуправления.
Это показалось мне любопытным. Лысый заторможенный человек в полувоенной форме коряво, не выстраивая фраз, коверкая слова и цепляясь за постоянно ускользающий смысл, пытался втолковать населению что-то касательно миграций.
- Время от времени, - говорил он, судорожно перебирая бумажки, лежавшие вне поля зрения зрителя, - многие животные существа производят… производят неожиданные… будем так сказать… миграции. То есть. Массовые перемещения совокупности всех особей. Иной раз причиной такого перемещения, будем так сказать, бывает антро-по-генный (он с трудом, почти по слогам, выговорил это слово) фактор, а именно: уничтожение естественных ареалов обитания данного вида. Как-то: лес, водоёмы, поле и… и… те-де.
Он крякнул, с усилием оторвал взгляд от бумаг, и несколько секунд неотрывно смотрел куда-то вбок. Видимо, полагал, что смотрит в камеру. Глаза его были при этом жалобные, а лицо пунцовело, приобретая даже некоторую синюшность.
- В данном случае… - сказал он, замолчал, посинел ещё больше, взгляд его заметался по бумагам; между прочим, ударение в слове "случае" он сделал на "а"; наконец нашёл нужную строку.
- Вот и в данном случае мы наблюдаем поразительное по своим масштабам перемещение некоторых соседствующих с человеком животных. Да, такие миграции редко, но случаются. И мы все с вами стали свидетелями этого невиданного фе-но-ме-на. Миграции кошек происходят постоянно, и здесь мне не дадут соврать…
Он покосился на кого-то, кто, видимо, сидел рядом с ним, за тем же столом и суфлировал, не давая соврать. При этом ворот его зеленой рубашки глубоко врезался в посиневшую шею.
- Наше управление постоянно ведет мо… мо-ни-то-ринг таких миграций… то есть, перемещений. Однако обычно мы имеем дело, будем так сказать, с дикими животными. Фауной. Сегодня же имеет место перемещение одомашненной кошки. И… это… будем так сказать… ничего удивительного в этом тоже нет. Поскольку кошка - существо высоко… ин… теллек… ту-аль-ное.
Тут глаза у него вытаращились от испуга. Кажется, он понял, что ляпнул что-то не то. Пошевелил губами. И по движению губ я понял: "Во, понимаешь, сморозил…".
Он внезапно исчез. Появившийся в кадре ведущий всё с тем же каменным выражением лица поведал, что в студии сегодня собраны специалисты разных отраслей знаний. И предоставил слово задумчивой даме с пронзительными глазами и немыслимыми фиолетовыми буклями на голове. Это была заместитель главного ветеринара города.
Дама оказалась куда бойчей на язык. Она говорила быстро, так, что казалось, будто ей всё давным-давно ясно. Она сообщила, что в разных районах города существуют свои устойчивые популяции кошачьих. Так, например, кошки, обитающие в пригородах, во многом сохранили повадки своих диких предков. Кошки, населяющие микрорайон маслозавода, отличаются укороченным хвостом и более спокойным нравом, а вот кошки, которые живут в местах новой застройки, глуховаты, у них снижена острота зрения, зато чрезвычайно развита приспособляемость. Так, в экспериментах можно проследить, что кошки, обитающие в пригородах, более самостоятельны, чем те, которые живут в центре города, а те, что живут вблизи строек, более живучи при падении с высоты. Причём высота, при падении с которой кошки остаются в живых, составляет до нескольких десятков метров и практически не зависит от плотности грунта…
Ведущий сумрачно попросил её держаться ближе к теме. Дама почему-то просияла от радости и сказала, что такого "массового перемеса популяций" ей ещё не приходилось видеть. Что все мы являемся свидетелями необычайного процесса смены постоянных мест обитания кошек, и что…
Ведущий снова прервал её и попросил ответить, являются ли кошки переносчиками опасных для людей болезней, так как именно этот вопрос, оказывается, больше всего волнует телезрителей… "Во, сморозил!" - подумал тут уже я.
Но ответа на этот животрепещущий вопрос я так и не услышал. Потому, что дама внезапно взвизгнула и подпрыгнула. В кадре мелькнуло перепуганное лицо охотоведа, потом камера почему-то завалилась набок, и в кадре появилось несколько крыс: они вытягивали морды и обнюхивали объектив камеры - казалось, примеривались к самим телезрителям.
После этого на экране внезапно возник Филипп Киркоров, спел: "Зайка моя!"… - и тут же исчез.
По экрану пошла рябь, будто прервалось вещание. Я почему-то подумал, что другое Оно где-нибудь на телебашне, на ретрансляторе, зажевало провода…
И снова пошёл на балкон. Я ещё ни о чем не догадывался. Просто почувствовал, что оказался на пересечении, на перекрестке, где столкнулись две силы. Но я всё ещё считал себя виновным в том, что происходило. Нельзя избежать неизбежного. Почему-то снова мне вспомнился Валера. Его загадочные слова и странный взгляд. Интересно, любил ли он кошек?..
Невыносимо хотелось спрятаться. Я подумал, и понял: если и можно спрятаться, то только…
Где-то за стеной надрывно заплакал младенец. Снизу отозвалась воем собака - громадная чёрная псина, жившая в квартире на третьем этаже. Её выводили гулять в тяжёлом спецнаморднике.
Псина выла. Младенец орал. Происходило что-то, что, возможно, я один во всём городе и мог понять. Точнее, мог бы. Но только если бы мне дали подумать. В спокойной, как вы понимаете, обстановке.
12
Оно всё ещё вползало. Силилось перебраться через перила и зависало всей скользкой тушей: часть на балконе, часть, вытянувшись громадной сизой пульсирующей каплей - наружу.
А я сидел и ждал. Потом надел старые джинсы, рваную водолазку, вышел на балкон. Наполовину влез в дыру в стене. Поманил пальцем сероватую тушу без глаз. Туша вздрогнула, заволновалась; розовые прожилки, которые пронизывали её насквозь, стали багровыми, забились, заструились, а по шкуре побежали радужные волны.
Ну, про запах я уже не говорю.
Я нырнул внутрь с головой, когда понял, что Оно наконец пересилило закон тяготения - напряглось до синевы, надулось, и плавно перетекло на балкон.
При этом мне что-то послышалось. Наверное, померещилось. Ведь Оно явно не умело говорить. Наверное, я просто дошёл до "голосов".
Вернее, до одного голоса. Утробного, чмокающего. Голос пропел: "Орлята учатся летать…".
* * *
Я начал спускаться вниз, задерживая падение локтями и коленями. Потом в колодце наступила полная тьма: Оно уже добралось до отверстия и силилось втиснуться в него. Оно поглотит меня там, глубоко внизу, может быть, даже под землей - не знаю, насколько глубок был колодец, но мне казалось, что он приблизительно уходит под землю на глубину свай. А может быть, даже глубже.
Сейчас Оно втиснется. И, если сумеет, всей массой шлёпнется мне на голову, поглотит меня, раздробит, и сольётся со мной.
Но Оно не шлёпалось. Видимо, Ему было так же тесно, как и мне.
А может быть, даже теснее.
Снизу обдало горячим паром. Я мгновенно взмок. Отпустил стены и через секунду свободного падения с оглушительным плеском приземлился в какую-то тягучую воду. Тоже, понимаешь, орлёнок…
По-видимому, это всё-таки был подвал. Потому, что издалека стал просачиваться робкий свет - свет лунной ночи. Мне потребовалось время, чтобы начать различать в темноте хоть что-то.
И прежде всего я различил сырые стены, тёмную воду и переплетения труб, тянувшиеся под потолком. Из труб со свистом вырывался пар.
Это был слепок… нет, сердцевина… нет, само воплощение. Да, воплощение всего того, что мы определяем задумчивым словосочетанием "жилищно-коммунальное хозяйство". Точнее, той его части, которая всегда спрятана от нас - под землю, в подвалы, за стены перекачивающих станций…
Я прижался к стене, отступив от отверстия как можно дальше. И стал боком пробираться к едва брезжившему источнику света - подвальному окну, которое, видимо, было чем-то прикрыто, иначе света было бы больше.
Я боком пробирался к свету, а мне навстречу поплыли какие-то огоньки.
Десятки, сотни, тысячи… Нет, десятки тысяч огоньков.
Кошки.
Кошачьи глаза, отражавшие осколки лунного света.
Они молча спешили мимо меня - это был поток, сплошной живой поток кошек. Поток поднимался волнами, выплескивался куда-то в боковые коридоры, буквально лизал отсыревшие бетонные стены - но катился неостановимо, всё прибывая, поднимаясь.
Молчаливый поток мокрых кошек.
Я вжался в стену, упёрся в трубы головой, замер. Поток мягко огибал меня. Лишь время от времени я чувствовал на щеке или на руке мягкое прикосновение - это был мелькнувший мимо хвост, или ухо, или бок проносившихся мимо животных. И, кажется, я начинал понимать, что происходит. Когда там, сбоку и позади, Оно с шумом и плеском обрушилось из вертикального туннеля, - кошачий поток внезапно взревел, и вздыбился до самого потолка.
Я спиной почувствовал, как завибрировал железобетон. А оттуда, куда стремился разъярённый кошачий поток, послышались сначала чмоканье, потом визг, и, наконец, - многоголосый душераздирающий вопль.
Это были не просто кошки. Это были бойцы.
Мне вспомнилась старая легенда о монастыре Святого Николая. Монастырь располагался на маленьком греческом островке. И монахов стали тревожить… змеи. Их развелось невероятно много, так что и шагу уже нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на ядовитую змею. Монахи ничего не могли поделать со змеями и тогда в борьбу вступили кошки. Они выходили на бой со змеями ночь за ночью, год за годом. Они были отравлены змеиным ядом, но следующие поколения кошек уже не боялись яда. И бой продолжался. Пока кошки не победили.
…Я потерял чувство реальности. Я ослеп и оглох. Я даже не чувствовал, где я, кто и куда меня тащит, и почему в глаза мне глядит огромная, ставшая вдруг в полнеба, луна.