Говорил с таким спокойствием, словно речь шла не о человеческих руках и ногах, а сломленной ветке. Пожалуй. И о ветке больше тревожился.
- Радо. А ты не забыл, что я девка, не парень? - Чувствуя, как холодеет в груди после его слов, спросила она, уведя взгляд в сторону.
- Воин, если меч в руки взяла. - Скупо отозвался он. Смутился и виновато, как уже несколько дней не говорил, добавил. - Одни мы будем, Ладушка. Ни Ратимира рядом, ни ребят. Даже берегини рядом не будет. Только друг на друга сможем надеяться. Ты на меня, я на тебя.
И с мягкой улыбкой, заботливо, спросил.
- Мураши все еще кусают? Или все убежали?
- Какие мураши? - Не сразу поняла Лада. Перед ее глазами все стоял бесконечный и враждебный мир. Повела плечами, кольчуга тут же отозвалась тихим перезвоном тысяч колечек. - Вроде нет…
- Тогда снимай. - Все с той улыбкой разрешил он. - Оденешь, когда в седла сядем.
- Уже? - Обрадовалась она и прыгнула ему на шею. - Так скоро?
И заторопилась, снимая ее, как платье, за подол.
- Отдыхай сегодня. - Сжалился он, не вынеся ее счастливой улыбки. - А это, чтобы тоска от безделья не заела.
И повесил ей через плечо перевязь с метательными ножами.
- Кидай, пока втыкаться не начнут.
Его взгляд нашел в десятке шагов толстый, в сажень высотой, пень, взмахнул рукой и резким движением послал в него нож.
- Отпускай с прямой руки, когда она опустится до глаза. И кистью не крути, чтобы не вертелся.
И со стуком всадил в пень еще один нож.
Подошел к нему, качнул рукой сначала один нож, вытащил, потом и другой…
- Бросай, но сначала примерься к ним, чтобы рука привыкла.
Первый нож пролетел мимо пня и зарылся в траву. Туда же отправился и другой. И только после третьего броска нож скользом задел пень.
Взялась за четвертый нож и Радогор сам поправил ее руку.
- Поцель, будто не нож у тебя в руке, а самострел. - Посоветовал он, и придерживая руку, направил замах.
Проследил за сверкнувшей искоркой и, услышав чавкающий звук, удовлетворенно улыбнулся.
- Мечи дальше. Глаз у тебя хваткий, рука твердая, а к ногам сама приладишься. Эта наука вроде баловства. Как блины по воде пускать. А доведись. Жизнь убережет. Только приноровиться надо.
Постоял, наблюдая за тем, как ножи слетают с руки, несколько раз поправил кисть, постоял, прислушиваясь к тому, как ножи встречаются с древесиной.
- Бей на полный замах и во всю силу. Чем пальцы ближе к рукояти, тем дальше будет бросок. - Сказал он, провожая взглядом очередной бросок. - пойду, попрошу матушку баню для тебя истопить, чтобы всех дохлых мурашей сполоснуть.
Сказал без улыбки. Но Лада густо покраснела и искоса бросила на него сердитый взгляд, а нож в пень вонзился с такой силой, что Радогору самому пришлось извлекать его. И он поспешил, перекинув кольчугу через плечо, оставить ее одну. А ей скоро новое занятие пришлось по душе. Прав был радогор, когда говорил. Что это вроде детской забавы. Ножи втыкались все чаще ичаще. И к рукояти рука приноровилась, и к лезвиям необычной формы. И к тому времени, когда он вернулся, редкий нож валился в траву.
А он постоял в сторонке, следя за ней с легкой улыбкой. Но прежде, чем позвать в баню, заявил.
- Утро с этого начинать будешь. А потом уж все остальное. - И доверительно признался. - Мне многое трудней давалось, а у тебя все смехом.
- Посмотри на мои синюхи и сразу увидишь, какой смех! - Брызнула на него синими глазами. - тело будто не мое, а у тебя все смех. Теперь сам их выводить будешь.
- Последние что ли? - Попробовал он отшутиться. - Потом все разом и выведу. Много ли их успело накопиться?
- У, бесстыдник! - Услышал он сердитый шепот берегини. - Нет, чтобы пожалеть красоту нашу, так он синюхи считать собрался.
- Умеешь ты, тетушка, появиться вовремя. - Засмеялся он и обернулся, добродушно глядя на кикимору.
- Сказала бы я тебе гладкое слово, да подруга моя Копытиха, рот заткнула. Всю девку поленом изувечил. Живого места, сама слышала, не найти. Ее на муки оставил, а сам в баню потащился.
Лада хотела было промолчать. Пусть, де, послушает, что о его науке добрые люди думают, но увидев его виноватое лицо. Сжалилась. К тому же сказала это берегиня, а она, как бы, и не совсем человек. И засмеялась, лукаво поглядывая, на Радогора.
- Да, не сержусь я, тетушка, на него. И баня топится для меня.
Теперь кикимора обиделась и на нее.
- Ну, как сама знаешь. - Проворчала, удаляясь с гордым видом кикимора. - Большая выросла. В одежину не влазишь. Я, можно сказать. Со всеми вдрыз переругалась, а она от меня нос воротит. Теперь уж сама от него отбивайся, а я в сторонке постою, да посмотрю, как с тебя кожа клочками полетит, когда он за палку возьмется. И на мое слово не надейся.
Пришлось, чтобы окончательно не лишиться ее расположения, бежать следом за разгневанной берегиней. Догнала и обняла за плечи.
- Тетушка, я же тебя тоже люблю! - Заглядывая в глаза, выдохнула она. - Ты даже сама не знаешь как…
Кикимора покосилась на нее, не скрывая подозрения. - а не врешь?
- Чтоб мне на этом месте провалиться! - Убежденно заявила Влада и, как можно убедительней, закатила глаза, решив, что так капризная берегиня поверит скорее.
- Ну, ладно! И дальше посмотрю. - Сменила кикимора гнев на милость. - Уж как нибудь не дам тебя в обиду. Волосок с твоей головы не слетит. А с другой стороны, красота ты моя, и Радогор как бы мне тоже не чужой, хоть и не в родне. А я на него все, что за душой накопилось, свешала.
Душа у берегини при всем ее вздорном нраве, была на редкость отходчивой.
- Повиниться, может? Как присоветуешь? Хоть и зелен еще, а волхв, едрит его за голяшку. И не из завалящих. Скорежит от обиды в незнамо что, и распутывайся потом до обеда. И дернуло же меня за язык? И все нрав мой неукротимый, безбоязненный. За него. за норов этот, и страдаю всю жизнь. Всего и счастья привалило, что от хвоста рыбьего открутилась.
Без смеха на ее потерянное лицо смотреть было не возможно. Но Влада сумела удержаться.
- Да не сердится он на тебя, тетушка. - Сказала она, прижимаясь к берегине. - Как можно на тебя сердиться. Когда ты у нас одна такая.
- С этим поспорить было не возможно и кикимора милостиво согласилась.
- Что верно, то верно. Другие давно, как есть все перемерли. А я все креплюсь из последних сил. - И ловко перескочила туда, с чего начала. - Значит, думаешь, не сердится на меня Радогор?
- Ну, как он на тебя может сердиться, сама подумай?
Подумала.
- Это ты верно сказала. Не за что на меня сердиться. Если бы со зла, тогда другое дело, сердись на здоровье сколько душенька пожелает, и слова не скажу. А когда не со зла, так и сердиться не на что. Тогда я и виниться не буду, коли так, чтобы слова даром не переводить. А они у меня уже все наперечет. Ох, доброта моя, доброта! Погубит она меня когда - никогда, и пропадай моя головушка.
И потащилась к избушке, приговаривая.
- И все то я прощаю, и вины ни на ком не вижу. А помру и добрым словом не вспомнят. Но с другой стороны, кому вспоминать, когда все начисто перемрут. Ну, надо же, как творец на Род намудрил. Впору самой первой околевать. Чтобы было кому это слово молвить и сироту оплакать. Подруга задушевная Копытиха пирожков бы с ягодами постряпала…
Остановилась. Всхлипнула от жалости к себе.
- А на кой, спрашивается, те пирожки, когда меня за столом не будет? А буду я совсем в другом месте. Не с собой же мне их нести?
И всхлипнула еще громче.
- Вот ведь как опять выходит. Не захочешь жить, а живи. Хоть лопни, а живи.
Смирилась с этой злой участью и заторопилась к избушке, в тайне надеясь. Что уж верная подруга найдет, чем утешить ее изболевшуюся душу.
Над лесом ощутимо потянуло дымком. Копытиха, полагаясь на вое чутье, затопила баню прежде чем Радогор попросил ее об этом. И сечас, распахнув двери настежь скоблила стены и полок ножом, щедро обливая их кипятком. И Влада, уловив этот сладостный и манящий запах, поймала себя на мысли, что не все мураши покинули ее исстрадавшееся тело. Кое - какие все же остались, о чем и заявили сейчас громко и нахально. Наука напрочь вылетела из ее головы. И сразу несколько ножей пролетели мимо цели. После долгих поисков она нашла их, и здраво подумав, что сейчас и Радогор не посмеет сказать ей худого слова, заторопилась к бане с независимым видом и гордо вскинув голову.
Копытиха повернула к ней распаренное лицо, смахнула пот и проронила.
- Рано пришла. Когда еще выстоится.
На Владу дохнуло таким теплом, что присмиревшие было мураши, забегали так, словно с ума сошли. А у не самой от нетерпения аж зубы свело.
- Ладно уж, полезай. - Сжалилась над ней Копытиха. - Жарься вместе с баней. Угли я выгребла. Не угоришь. А одежонку здесь оставь, я почищу. Запрела она на тебе, пока он тебя в железе держал.
- Как сняла, будто на голову выше стала. - Согласилась с ней лада, торопливо сдирая с себя опостылевшую одежду. И нырнула в распахнутые двери. - Ой хорошо как… как и сама не знаю.
- Может, передумала за ним бежать? - Без улыбки спросила Копытиха, внимательно оглядывая ее со всех сторон. - Здесь пока игрушки. А как там будет и он сам не скажет.
А кто, так и не назвала. На Рода ли указала, на Радогора ли палец подняла, сама угадывай.
- Матушка! - Голос княжны подрагивает от обиды и возмущения.
Это я так, не в обиду сказала. Всякое может в дороге случиться. - Улыбнулась Копытиха, поднимая на нее ласковый взгляд. - Эвон ты какая! День ото дня все краше и краше. Скоро сок сквозь кожу брызнет. Думаю, а ну как не угадала старая? Приторопит в дороге и куда тогда?
- Матушка…
- А что, матушка? Дело наше бабье такое. Я вот всю жизнь не помнила это, забывала, так и прожила пустоцветом. Около вас вот последние денечки греюсь. А ведь права была берегиня, чирей бы ей на язык… - Спохватилась бабка и заплевалась. - Уж как меня обхаживал старый князь, как умасливал, а я… Вот и досиделась, закопать будет не кому. Глядишь, внучкой бы звала тебя.
И до того стало Владе жаль старую ведунью, что забыв о своей наготе, присела рядом и прижала седую голову к своей груди.
- Ты же мне и так, как бабушка. Я же тебе открыла то, что и родной матушке бы не сказала. - Гладила ладонью по седым, но все еще тугим волосам, успокаивая старуху. - И Радогор в тебе души не чает. Давно бы уехали, а он все чего то ждет, да выжидает и в твою сторону поглядывает. Ты же знаешь. Матушка, нет у него больше ни кого на всем белом свете.
Бабка осторожно высвободилась из ее рук и смахнула, выступившие на глазах, слезы.
- Не обращай внимания на старую. Утешила и ладно. - неловко проговорила Копытиха, отвыкшая от ласкового слова. Эк от тебя жаром несет. Как от печи. Засмотрелась на тебя и расквасилась. Прыгай на полок, а я двери закрою, чтобы тепло накапливалось. И так доскребу.
Влада послушно забралась на полок и закрыла глаза в сладкой истоме.
- А скажи, матушка…
Копытиха словно ждала этого вопроса. Выпрямилась, тяжело разогнувшись и держась за спину, и провела тыльной стороной ладони по лицу.
- Нет, милая. Тело твое ни в чем не повинно. Хоть сейчас, права моя подруга берегиня, на одном кругу десяток принесешь. И на Радогоре вины нет. Роду не угодно, чтобы ты рожала. Не пришло ваше время. Для иного вас Род выбрал. Сама сказала. Что летит он, как кленовое копье. А невдомек вам, что пущено это копье рукой Рода.
- И когда придет оно, время? - Разочарованно вздохнула Влада, валясь на спину и закидывая руки за голову.
- А вот, как долетит копье, так и время придет Не опоздало еще. - И усмехнулась. - Радогора кликнуть?
- Еще понежусь, аж потом пусть идет.
- Ну, нежься, нежься…
Плеснула на камни воды и притворила за собой двери, оставив ее одну. Но что - то вспомнила и снова открыла двери.
- Ты остаток сна не припомнишь? - С удовольствием глядя на сильное, крепкое тело.
"Правду молвила. - Подумала она. - На одном кругу десяток принесет и не тесно будет".
- Когда вспоминать было, матушка? Себя в железе не помнила. - Отмахнулась Влада, сдувая пот с верхней губы. - До снов ли мне было.
- Вот же, бестолочь! - Расстроилась Копытиха. - И угораздила же тебя было самое важное заспать. А без этого остатка я не могу сон в толк взять.
- Ты у Радогора спроси. - Сонно отозвалась Лада. - Что мне надо было, я того не заспала. Ясно видела.
- И уродится же такое чудо! - не понятно от чего вскипела ведунья. И с такой силой хлопнула дверью, что дернина с крыши посыпалась.
На другой день, ближе к полудню, когда Влада бойко наседала, размахивая своим деревянным мечом, на Радогора, раздался голос Ратимира.
- Здравствуй, матушка. - Весело поздоровался он. - И тебе здравствовать, сударыня берегиня. Принимай гостинцы. Охлябя, покличь Радогора.
- А нечего его кликать. - Сердито буркнула кикимора, - За баней он, опять княжну, красу нашу, лебедь белую, палкой лупцует.
У берегини давно все страхи и опасения из головы вылетели, как и то, что вроде собиралась виниться перед ним.
- И за что он ее так? - Ратимир широко и располагающе улыбнулся и выпрыгнул из седла. - Хотя… чужая семья, потемки.
- До синюх добил, бедную. А она к нему все ластится. - Кикимора спешила излить Ратимиру, к которому с первой встречи испытывала самые теплые чувства.
- Да ну? - Ратимир сделал удивленное лицо. - Прямо до синююх?
- Слушай ты ее больше, батюшка. Она тебе такого нагородит, такого наплетет, что и в семером не расплетешь. - Проворчала Копытиха. - Совсем затюкала Радогора, заполошная. Дал слабину, вот она и скачет, прыгает вокруг него.
- Прямо исскалась вся! В носу у него не кругло. А если ворчу, так за дело. А не тронь, не бей палкой. Для другого она ему дадена. - Огрызнулась кикимора, заглядывая в руки Охляби, который вместе с Нежданом отвязывал мешки от седел. - А что за гостинцы у тебя в мешках, добрый молодец?
Но Охлябе не терпелось побежать к Радогору, который по какой - то неясной причине охаживает палкой княжну.
- Делу он воинскому учит княжну. - Копытиха, казалось, угадала его мысли. - А эта плесень днями вокруг них бегает и голосит, как под ножом.
Ратимир засмеялся и раскинул руки, сладко потягиваясь.
- Хорошо тут у тебя, матушка. Дивно. Кикиморы, лешие… лес, бэр Радогоров. И все миром, все ладом.
- А что нам делить, когда мы все от одной земли - матери вышли. А если и покрикиваем громко, так тоже не со зла, а веселья ради. Даже эта плесень в Ладушкином платье голосит не от большого ума, А, впрочем, кто знает, от чего она голосит?
- Которые с большим умом ходят, не в развалюхе бы жили, а по княжьему терему каблучками цокали - Тут же отозвалась вездесущая кикимора. Но так, что бы не очень слышали.
Но Копытиха давно притерпелась к норову берегини, и пропустила обидные слова мимо ушей.
- Не желаешь ли в баньке попариться, гость дорогой, тело веничком потешить? - Спросила она у Ратимира. И смущенно пояснила. - У меня и прежние князья, Гордичи парились. И своя, вроде, есть, а ко мне наезжали. И темная, и дымная, из земли только крыша виднеется, а дух, - говорили, - в ней особенный. Ни где такого духа больше не находили. Сразу помолодеешь.
- Ратимир… Так и зови, матушка… Ратимир, и ни как больше. - Поправил он ведунью. Оглянулся и поискал глазами Охлябю, но того уж и след простыл. Едва успели отдать гостинцы берегине, как тут же убежали к Радогору с княжной. Махнул рукой и согласился. - Схожу, охотно схожу в твою баню, матушка.
- Сходи, сходи. Там и вода натаскана, И веники свежие наломаны. А на этих не гляди. Моим под стать. Ты только, батюшка, на камни плещи погуще. Княжна чуть не полдня пролежала. Еле выперли …
Перед баней остановился и заглянул за деревья. Спиной к нему стоял Радогор, скрестив руки на груди. А перед ним княжна и его воеводы.
- Побьют тебя воеводы, Влада, один уйду. Устоишь - возьму с собой.
- Не было такого уговора, Радо! - Возмутилась, гневно сверкнув глазами, княжна.
- Раньше не было, а теперь есть. - Невозмутимо, со спокойной убежденностью. Ответил Радогор. - Бой до касания.
По глазам понял, не поверила в его слова княжна. Довелось уже слышать про ее вещий сон. Но спорить не стала. Перехватила из руки Радогора вторую палицу, успев коротко бросить.
- Их двое, а я одна.
И без лишних разговоров, не давая воеводам опомниться, перешла в атаку. Движения по - женски расчетливые, мягкие и быстрые. Кошачьи. Воеводы его смутились. Не поняли сразу, прилично ли им, воеводам, с девкой биться. Бились осторожно, боясь причинить княжне боль не ловким ударом. Но скоро поняли, что могут оказаться битыми. Заторопились, и насели на нее с двух сторон. А княжна прокрутилась с ноги на ногу вокруг себя, скользнула между ними и успела запятнать сразу обоих своими палицами.
Опустила "оружие" и твердо объявила.
- С тобой иду.
- А кто бы спорить стал? - Улыбнулся Ратимир, отворяя двери. И зажмурился от удовольствия, вдохнув ни с чем не сравнимый запах бани и лесных трав. Тело окуталось жаром, разом унеся все мысли. Мимоходом плеснул на каменку полный ковш кипятка и присел до самого пола, не совладав с обжигающим паром. Так согнувшись, нырнул в густой белый пар, чтобы добраться до полка. Но и забраться на него сразу не решился.
Через не плотно прилегающий волок в баню доносились приглушенные рассерженные голоса его воевод и насмешливый, полный яда, голос княжны. И рассудительный Радогора.
- Еще один бой!
- Битыми будут! - Убежденно подумал Ратимир. - Княжна своего не упустит.
Новая схватка, судя по голосам. Оказалась еще короче, о чем и возвестил возмущенный голос Неждана.
- Так нельзя, Радогор! Она меня в брюхо ногой лягнула, а когда я согнулся от неожиданности, палкой по спине ошарашила. А потом на Охлябю навалилась.
Охлябе было и самому что сказать.
- А мне ногу подбила пятой, я и развалился во всю спину. Бей, не хочу.
А затем и назидательный голос княжны.
Бой, судари мои, не честной поединок. Будь у нас настоящие мечи, вы бы сейчас не возмущались, а лежали тихие и послушные. Тут лишь бы выжить. Так мне Радогор сказал А если он так говорит, так оно и есть, и спорить не о чем. Тебе Неждан не все ли равно, как я тебя повалила, когда ты совершенно мертвый валяешься. И у Охляби по той же причина спина болеть уже не должна.
Радогор сдержанно засмеялся.
- Я что - то не так сделала? - встревожилась княжна. - Или не то сказала?
Но Радогор все так же сдержанно успокоил.
- Все так, моя княжна. Даже лучше, чем так. А вам, друзья мои, стыдно. Плохо мои уроки запомнили. Это бой. А в бою, если хочешь выжить, хоть зубами грызи, хоть ногами бей. Но всякий враг должен понять… Чтобы победить, тебе и жизни не жаль. А когда он это поймет, задумается, и начнет беречься. И тогда он твой. Потому как все его мысли будут о том, как выжить, а не о том, как победить.