– Н-ну… Я так и подумала… – виновато опустила глаза Елена Прекрасная. – Но почему их держат отдельно от остальных?
– От остальных?.. – вопросительно взглянул на нее Митроха.
– Ну, да. От других бояр и их домашних, которых схватили тогда, вечером…
– А-а, – сочувственно протянул Граненыч и кивнул взъерошенной головой. – Ты же ничего не знаешь…
– Что я не знаю? – насторожилась Елена.
Дионисий, уже узнавший откуда-то о печальной судьбе бояр, исподтишка показал Граненычу кулачок – женщина в положении, попрошу не волновать, но тот, расстроенный, не обратил внимания, а если и обратил, то не понял, на какой предмет ему был подан сей тайный знак, и продолжил:
– Так ведь бояре твои да дворяне, голубушка, на следующий день в яму были посажены и засыпаны там живь… Ё-моё, старый я дурак!.. – вытаращил он глаза и захлопнул себе рот ладонью, но было уже поздно…
Елена покачнулась, схватилась за сердце и стала оседать на пол.
– Твое величество, тебе плохо? Водички принести? – захлопотал Граненыч, но царица только качнула головой и застонала.
Когда ее притираниями на виски и нюхательными солями под нос привели в себя1,
первое, что она произнесла, едва раскрыв глаза и нашарив спасительное полотенце, было:
– Надо помочь им бежать.
– Но они… как бы это сказать… умерли… – осторожно заглянул ей в глаза Дионисий, держа наготове флакончик с солью.
-начало сноски-
1 – Успех в оказании первой помощи приписал целиком и полностью себе хозяин библиотеки – и совершенно безосновательно. На самом деле Елена окончательно очнулась от того, что Митроха склонился над ней и встревожено выдохнул: "Ничего не помогает…"
-конец сноски-
– Я имею в виду, царя Симеона, царицу Ефросинью и боярышню Серафиму, – села на кровати и сурово взглянула на них Елена Прекрасная.
– Конечно, – тут же поддержал ее библиотечный, – Целиком и полностью согласен. Это – единственно верное решение, царица. И сразу, как только царь Василий, его братья или витязи вернутся, они немедленно освободят…
– Как ты можешь так говорить, Дионисий! А если он прикажет их казнить уже завтра?! Или сегодня?!.. – обвиняющее уставилась она на него.
– Но спасать пленных, помогать им бежать и бороться со злом должны витязи в
сияющих доспехах, царица Елена! Ты когда-нибудь читала книгу, или слышала былину, в которой со злым колдуном сражались и – самое главное! – победили слабая женщина, низкий истопник и хозяин библиотеки?..
Библиотечный энергично отмахнулся от попытки Митрохи внести коррективы в изложение фактов вроде "Это ты низкий, а я – метро восемьдесят пять!.." и воодушевленно продолжил:
– "Ай то не из-за леса, из-за гор выезжает на добром коне силен-могуч Вертогор-богатырь, то из библиотеки с кочергой наперевес выбегает старик Митрофан-истопник…"
Хорошо сказание? Нет? И я думаю, что нет! И знаешь, почему? Потому что такого не могло и не может быть! Потому, что мы – те, кого защищают, а не защитники!
Потому что каждый должен заниматься своим делом! Потому что если богатыри начнут топить печи, прекрасные девицы – сражаться с колдунами, а кухарки – управлять государством, то мир рухнет!..
– То есть, будет еще хуже, чем сейчас? – невинно округлив глаза, уточнил Граненыч, все еще обиженный, что его вынудили дослушать пламенную тираду библиотечного, игнорируя его поправки и комментарии.
– Да, – с непоколебимой уверенностью немедленно ответил тот. – И не спрашивайте меня – я даже не хочу представлять, каким именно образом!
Елена поникла головой.
– Но он… может убить их… мучить… издеваться… заколдовывать…
– А если мы попадемся, то мучить и заколдовывать он будет уже нас! – горячо напомнил Дионисий.
Лицо царицы стало жалким, страдальческим – как будто она вот-вот расплачется, и библиотечный понял, что победил.
– Ну, не надо так убиваться, царица Елена, – мягко взял он ее за руку. – Безвыходных положений не бывает! Надо надеяться, наверняка скоро подоспеет подмога – наши витязи или странствующие рыцари – в каждой второй книге, сразу, как только положение становится невыносимым, появляется странствующий рыцарь и все налаживается!.. Сколько раз я сам прибегал к этому приему, чтобы спасти невинных мучеников! И всегда срабатывало!
– Да, – кивнула она. – Конечно… Рыцарь… Силен-могуч богатырь… Или Василий…
Или Дмитрий… Или Ион… Или еще кто-нибудь… Хорошо. Я поняла. Все наладится. Обязательно. Да.
– Я так и…
– Ну, так вот. Я все это обдумала и приняла решение, – чуть повысив голос, на властной, хоть и несколько приглушенной полотенцем нотке закончила она, и Митроха вопросительно склонил голову набок.
– Я здесь царица. И вы обязаны меня слушаться. Так вот. Я приказываю. Мы. Немедленно. Начнем. Планировать. Побег. Пленников.
– Но Елена!!!.. Мы не умеем!.. Мы не можем!..
– Это, может, вы не умеете, – строго нахмурил брови Граненыч. – А мы так очень даже. Учения всех стратегов мира будут работать на нас! А ежели вы, Дионисий Батькович, боитесь, так мы и сами смогём.
– Только без тебя нам будет очень трудно, Дионисий, – ласково заглянула Елена библиотечному в глаза. – И я не приказываю – я прошу тебя помочь.
Дионисий стоял, скрестив ручки на груди и обиженно выпятив нижнюю губу.
– Подумай только, какой получится сюжет для твоей следующей книги! Как ты сможешь все правдиво приукрасить! И главным героем будет не какой-то там рыцарь на непонятного цвета коне, а ты сам! Разве тебе никогда не хотелось хоть на минуточку побывать на месте твоих героев, Дионисий?
– Царица Елена, неужели ты ничего не понимаешь?!.. Хочу я побывать на чьем-либо месте, или не хочу – это не играет ни малейшего значения! Описывать подвиги – это одно дело, а совершать их самому – совершенно другое! Подвиги не может совершать кто попало! Для того, чтобы совершить настоящий подвиг, который вдохновит поэтов на бессмертный вирши, а прекрасных дам – на любовь до гроба, нужно бесчисленное множество свойств и вещей, которых у меня нет!.. Благородное
происхождение, отвага, сила, богатырский рост, нужны сверкающие латы, нужен конь, лучше белый, как пролитое молоко – символ правого дела, нужен меч-кладенец…
– Но Дионисий!.. Как можешь говорить такое ты, который в своей жизни уже совершил немало подвигов?! – вскинула к нему ладони Елена.
– Я?!.. – мгновенно потерял нить мысли хозяин библиотеки. – Я?!.. Я?!..
– Конечно, ты!
– Но я не совершал никаких…
– Ты совершил! Первый твой подвиг был, когда ты ушел из дворовых в библиотечные. Помнишь? Над тобой смеялись, тебя осуждали, задирали, презирали, неоднократно даже подвергали… этому… когда все вместе… одного… а, обструкции!.. а ты все равно выполнил то, что решил, ты же мне сам рассказывал?
– Д-да…
– И для тебя это был подвиг. Второй твой подвиг – когда ты в первый раз написал книгу и отослал ее в издательство, преодолев неверие в себя и дурные мысли. Помнишь? И ты стал знаменитым, твои книги знают, любят и ждут все женщины мира! Твое имя они повторяют чаще, чем имена своих возлюбленных, поверь мне!
– Да…
– А третий ты совершил, когда укрыл меня. Ты ведь мог оставить меня на полу, и потом пришли бы солдаты или мои же бедные слуги, схватили бы меня и передали в лапы колдуну! Но ты не побоялся его гнева! Ты помог мне!
– Ну, это-то смог бы любой…
– Нет, не любой. Потому что в мире есть маленькие отважные Дионисии, а есть Букахи. Богатырского роста, благородного происхождения и в сверкающих латах.
Этому аргументу хозяин библиотеки противопоставить не смог ничего.
Прошло два часа.
Были рассмотрены и отвергнуты несколько планов побега пленников из фортеции-башни, но единственно верный план все никак не приходил.
– Вот если бы там была книга из моей библиотеки, – в отчаянии стукнул кулачком по столу Дионисий, – у нас не возникло бы никаких затруднений!
Граненыч помял в кулаке небритый подбородок.
– Как писал генералиссимус Карто-Бито, если из десяти дорог тебе не нравится ни одна, выбери одиннадцатую, – глубокомысленно проговорил он и обвел взглядом застывшую в уважительном непонимании аудиторию.
– И… что это значит? – спросил, наконец, Дионисий и снял очки.
– Это значит, что сейчас надо думать не как вызволить старого царя и остальных из фортификационного укрепления башни, а как передать им в каземат книгу, – глубокомысленно изрек он, наконец.
– Что?.. – не веря своим ушам, библиотечный вытянул шею и прищурил на Митроху близорукие глаза.
– Ну конечно! – захлопала в ладоши Елена. – Конечно! Граненыч, ты гений! Ведь тогда Дионисий сможет вывести их из башни и укрыть здесь!..
Но тут же погрустнела.
– Но как мы ее туда передадим?..
И ту настало время торжествовать Дионисия.
– Я знаю, как, – гордо заявил он. – Есть одно старое испытанное средство. Простое и безотказное, как удар стилетом. Если не получится так – не получится никак. Во всех книгах оно описано как самый верный способ передачи заключенным
запретных вещей. И мы этим способом тоже воспользуемся, – уверенно закончил он и победно оглядел друзей.
– Каким?.. Как?.. – получил он порцию недоумения вместо минуты славы.
– А разве я не сказал?..
– Нет.
– Ой. Ну, это очень простой способ…
Чуть позже Граненыч припомнил еще одно изречение генералиссимуса Карто-Бито: "Если что-то с первого взгляда кажется очень простым, приготовьтесь к тому, что оно окажется невыполнимым".
Способ, предложенный библиотечным, и в самом деле казался незамысловатым: запечь
в каравай какую-нибудь маленькую книжицу и подкинуть его в корзину с продуктами, которую, наверняка, кто-то из заколдованных слуг носил в Меховую башню…
Пока заговорщики не уткнулись в вопрос, как именно эту книжицу в этот каравай запечь.
Кухня во дворце была одна. В ней готовились кушанья и для царской семьи и ее высокородных гостей, и для обслуживающих их слуг.
Ночью это было бы сделать проще всего, но после последнего мытья посуды все огни тщательно гасились, а продукты убирались по местам. И, если незамеченным на
кухню пробраться еще было можно, то как незаметно развести огонь в огромной печи, незаметно замесить квашню и незаметно испечь хлеб – не смогли изобрести даже Дионисий с Граненычем вместе взятые.
Казалось, решение этой проблемы было очень простым – пройти на кухню днем, но Дионисий этого сделать не мог из-за своей приметности, Граненыч – потому, что мужики обычно допускались на кухню лишь в роли подносящих дрова к печам и в дровяные чуланчики, а Елена – потому что это было слишком опасно.
На этом кандидатуры в пекари заканчивались.
– Хорошо, не надо спорить, милые мои, – царица решительно поднялась со своей табуреточки и откинула косу назад. – Пойду я.
– Нет!!! – в один голос воскликнули мужчины.
– Но у нас нет выбора, мы же обдумывали это всю ночь! – воскликнула Елена. –
Дионисий раздобудет мне какую-нибудь простую одежду, я измажу лицо сажей, повяжу на голову платок, и меня никто не узнает!
– Я, конечно, могу… – нерешительно начал библиотечный, но был перебит Митрохой:
– Нет, голубушка царица. Тут ты не права. Это мне Дионисий раздобудет простую одежду, я побреюсь, измажу лицо сажей, повяжу на голову…
– ТЫ?!..
– Да, а что тут такого, – спокойно пожал щуплыми плечиками истопник. – Я на кухню дорогу знаю. Знаком с ихними порядками более-менее – летом я туда все время дрова таскаю, когда палаты топить не надо. Замотаю личико платком – мол, зубы болят – на меня никто и внимания не обратит. Полная конспирация.
– Полная… что?
– Конспирация. Сиречь тайна и отвод глаз.
– Но… но…
– Что хотите говорите, – сурово сдвинул он брови, – а я царицу в это осиное гнездо не пущу. Не за тем ты ее спасал, Дионисий.
– Я – тоже нет. Ни за что, – деловито поправляя очки на переносице, встал и обошел кабинет библиотечный. – Я убежден, что у Граненыча все получится.
– Ты одежку-то мне сможешь достать? – напомнил ему Митроха.
– Это не должно представить трудности, – горделиво улыбнулся тот. – Знаю я одну каморку под лестницей – Варвары-ключницы – где уже несколько месяцев лежат "Сто рецептов домашней водки" из моей библиотеки. Вот ее наряды мы и позаимствуем. В следующий раз будет книгу вовремя возвращать…
И теперь Граненыч в зеленом ситцевом сарафане, едва закрывающем ему острые коленки, в желтой бязевой рубахе и в синем цветастом платке, с тряпицей, закрывающей половину лица и с книжкой в полотенце под мышкой ступал преувеличенно твердым шагом зачарованного по коридорам и переходам дворца, направляясь на кухню.
Черносотенцы на постах, подавившись утренней зевотой, звонко клацали зубами и провожали недоверчиво-оценивающими взглядами его тощие ноги в мешковатых полосатых чулках и лаптях-босоножках1. Некоторые неприлично гоготали и свистели ему вслед. Наверное, потому, что слов ни у кого не было.
Один солдат как завороженный подошел к нему и ущипнул за тощий зад.
– Уходи, противный, не для тебя цвела, – хрипло пискнул, не поворачивая головы, истопник и продолжил свой путь.
Вот тебе и конспирация…
Тайна и полный отвод глаз…
Но Митроха иногда, когда не было другого выбора, умел быть оптимистом. И теперь, подумав, что после его дефиле в дерзком мини-сарафане, враги и при всем желании не смогут вспомнить его лица, и без того прикрытого тряпицей, бодро прибавил шагу и завернул за угол.
В пять часов вставали стряпухи, чтобы завести квашню, растопить печи и начать чистить овощи и резать мясо и рыбу к утреннему столу населения дворца. Не
изменился распорядок и в этот день, но не слышно было ни перекликающихся голосов,
ни шуток, ни даже перебранок, вполне естественных в обществе, все члены которого встали на несколько часов раньше других, а некоторые и вовсе не ложились.
Гнетущая, удушающая, почти физически ощутимая тишина висела на кухне, и если бы не звяканье посуды и не треск поленьев в печах, можно было бы подумать, что это не люди, а призраки пришли и заняли места живых, но без вести пропавших кухарок и поварят…
Не теряя времени, Митроха проскочил в дровяной чуланчик и забросил к самой дальней стене книжку вместе с маскировавшим ее до сих пор полотенцем. Теперь библиотечный сможет прийти сюда и вывести его отсюда сразу, как только хлеб будет готов, чтобы не терять время на петляние по дворцу.
Деловито подвязав фартук, Граненыч уверенно присоединился к плотно сбитой молодухе с отсутствующим выражением лица и стал, подражая ей, доставать из квашни куски серого теста, месить его и лепить караваи.
-начало сноски-
1 – Ключница Варвара оказалась не только маленького роста, но и размер обуви у
нее был не больше тридцать шестого, а женщина в сапогах или женщина босиком (чай,
не май месяц) привлекла бы еще больше нездорового внимания, чем женщина в лаптях с обрезанными носами.
-конец сноски-
Один, другой, третий…
Никто на него не смотрит?
Осторожно, как бы невзначай оглянуться направо… налево… еще раз направо…
Нет, все в порядке.
Все заняты своими делами.
На помосте на стуле, привалившись к стене, тихо похрапывает, досматривая ночные сны, надзиратель.
Хорошо…
Отвернувшись от молодухи, он незаметно извлек из-за пазухи вторую книжку,
выданную ему Дионисием, проделал отверстие в одном из караваев и сунул ее внутрь, тщательно заделав и заровняв все следы несоответствия этого хлеба выверенной веками лукоморской рецептуре.
К отчаянию Митрохи, каравай получился корявеньким и угловатым, раза в полтора больше, чем его собратья, он вообразил уже, как взгляды всего кухонного народа направляются на его уродливое произведение кулинарного искусства и в страхе оглянулся…
Но кругом все по-прежнему было тихо. Похоже, до этого на всей кухне, никому не было никакого дела.
Когда молодуха взяла хлебную лопату и стала сажать хлеба в печь, немного успокоившийся Граненыч дождался, пока все хлебы не отправятся в устье, и подсунул свой последним.
Теперь оставалось сделать еще одно важное дело.
Отвернувшись к полке с мисками, украдкой он извлек из-за пазухи бумажку, переданную ему Дионисием вместе с напутствиями, и начал читать: "Рецепт настоящего (зачеркнуто) настоящих (зачеркнуто) настоящей вамаяссьской суши. Для одной порции взять двести грамм красной рыбы благородной породы…"
Граненыч быстро пробежал глазами весь немудрящий рецепт до конца.
Ничего сложного.
Пока хлеб печется, должен успеть.
Методом ненаучного, но чрезвычайно энергичного тыка, почти перестав обращать внимание на досматривающего десятый сон надзирателя, Митроха быстро собрал все указанные ингредиенты.
– Рис… Хм… А что, в Лукоморье бывает рис? Ладно, посмотрю. Дальше… Красная
рыба…красная рыба… Так… Вот, чтоб тебе… одна осетрина в буфете… Ладно, она тоже благородная. Уксус… Ну, этого-то добра хватает… Хватает… Что ж
они не написали, какой уксус? Тут его вон в три ряда – и яблочный, и виноградный,
и вишневый, и грушевый, и апельсиновый… картошечного разве что нет… Какой из них надо-то? Нет, тут надо рассуждать логически. Вамаяси. Там правит мандарин.
Мандарин – это такой маленький апельсин. Значит, апельсиновый – то, что нам надо. Так, дальше… Линема… Лимона… Ланема… Ламинария?.. А это еще кто?.. Ага,
тут Дионисий что-то в скобках приписал… Нут-ка… "Водоросль"… ВОДОРОСЛЬ?!..
Сам он… водоросль!.. Нашел время шутить, книжкин сын! Наверное, зелень какая-нибудь?.. Зелень, зелень… Ага, вот у них где зелень. Укроп, щавель, зеленый лук…Не
густо, конечно, ну, да ладно. Всё возьму. Лишнее не будет. Так… приготовление… Рис отварить… отварим. Украсить… украсим. Полить соусом… ага, крынка с кетчупом вон на той полке… Подавать с рыбой…
Граненыч перевернул бумажку в поисках последнего шага приготовления заморского кушанья, но она была девственно чиста.
Он хмыкнул и пожал плечами.
Естественно.
Это же было так очевидно, что библиотечный и писать об этом не счел нужным.
Если только не забыл.
Ну, что ж…
Приступим.
Покушает наша голубушка-царица сегодня суш вамаяссьских на славу – сам мандарин таких, поди, на приемах не отведывал.
Закончив готовить, подуставший с непривычки истопник присел на пол рядом с теплым печкиным боком – так, чтобы молодуха не могла подойти к печке доставать хлеб, не наступив на него, обнял колени руками и положил сверху подбородок.
Наблюдая, как суетятся стряпухи, слушая, как стучат по разделочным доскам ножи и шаркают ноги в лаптях по каменному полу, Митроха не заметил, как задремал…
Пробуждение его было скорым, но неласковым: кто-то в подкованных сапогах ткнул его этой самой подковкой под ребра и свирепо процедил:
– М-ммумму!
– Что?.. – мгновенно подскочил истопник и тут же обнаружил, что смотрит прямо в глаза Букахе.
– А… э… я…
– М-муму! – злобно бросил экс-воевода и сунул ему в руки пустой кувшин.
– Чего надоть? – быстро войдя в роль зачарованной кухарки, тупо уставился на него Граненыч.