Боярин прищурился и брезгливо оглядел его с головы до ног, и чем ниже опускался его взгляд, тем уже становился прищур и сильнее презрение. Когда его тяжелый взор достигну красно-зеленых чулок в гармошку и доживающих последние минуты лаптей Граненыча, презрение можно было черпать ложкой и мазать на ворота.
Почувствовав это, Митроха несколько успокоился. Если бы Букаха его узнал, на его широкой ряхе уже разгулялись бы другие эмоции. Но конспирация – прежде всего, и
он начал как бы невзначай натягивать съехавшую маскировочную тряпочку так, чтобы она закрывала как можно большую часть лица. Остановился он только тогда, когда на белый свет остался смотреть один красный от водки и бессонницы глаз и половина лба.
Но Букаха на его превентивные действия не обратил внимания.
Обращать внимание на каких-то замурзанных кухарок было ниже достоинства родовитого боярина, пусть даже и разжалованного самозванцем в вестовые.
– М-мумммум!!! – лицо боярина побагровело, рот перекосился, глаза выпучились – страх-то какой, Боженька! – совсем по-бабьи подумал Митроха, схватил обеими руками кувшин и бросился к полке, где недавно, в процессе поиска ингредиентов для иноземного деликатеса, видел корчаги с молоком.
– Мумумумму!!! – рыкнул Букаха и дернул его за шиворот, едва он приготовился наполнить его кувшин. – М-муму!!!
– Молока не надоть? – глупо наморщил лоб Митроха, в то же время лихорадочно соображая, чего тогда злодею требуется.
Квасу?
– Ага, дошло, – радостно кивнул истопник и зашагал к жбану.
Как только боярин понял, чего хочет налить ему бестолковая баба, он словно взбесился и яростными тычками и оплеухами погнал его прочь.
– Да ты толком скажи, чего тебе надоть, немтырь проклятый! – не выдержал Граненыч, когда Букаха заехал ему кулаком в ухо, но тот час же до боли прикусил язык и кинул панический взгляд на надзирателя.
Заколдованные так не говорят!..
Или никто не заметил?
Так чего этому отверженному тогда надо?
Морсу?
Чаю?
Воды?
Принесла его нечистая!..
Как там хлеб?
Заслонка печи, куда молодуха посадила хлебы, пока была закрыта.
– М-мумум! – рявкнул Букаха, хватая одной лапищей Митроху за шкирку, а второй
тыкая сначала в чан с водой, потом на горячую плиту – один раз, другой, третий…
– Понял, не дурак, – обнажил оставшиеся зубы в пародии на улыбку истопник, но тут же поспешно добавил: – Поняла, не дура.
Черносотенный командир послал его принести горячую воду для бритья.
Так бы сразу и сказал, долдон…
Граненыч зачерпнул литровым закопченным ковшом воду, поставил на плиту, а сам встал рядом, спиной к кипящему и разве что не плюющемуся кипятком боярину.
Сам-то не мог набрать да поставить…
Не боярское это дело, видите ли…
За спиной его вдруг раздался звук, который он мог бы узнать, даже если бы кухня
работала на полную громкость – бряканье убираемой с устья хлебной печи заслонки.
Резко повернувшись, он успел увидеть, как молодуха, вооружившаяся хлебной лопатой, бросает в корзину первый каравай, который сидел поближе.
Его каравай.
– Ты покарауль, – ткнул он не глядя пальцем в ковшик с закипающей водой, – а я сейчас приду.
И, не дожидаясь, пока боярин среагирует, кинулся скорым шагом к хлебной корзине, куда уже успел перекочевать его каравай с сюрпризом.
На пол за его спиной упала тряпица, скрывавшая до этого лицо, но он и не заметил.
– М-ммум? – нахмурился Букаха, как будто смущенный неожиданным воспоминанием. – М-ммумму?..
Граненыч почти подбежал к корзине, склонился над ней и с облегчением увидел на дне большое, кривое, уродливое нечто – его каравай.
Получилось.
– Я этот забираю, – буркнул едва слышно он молодухе, только для того, чтобы что-то сказать, сунул хлеб под мышку, кинул осторожный взгляд на экс-воеводу, и глаза их на мгновение встретились.
Ощутив на обнажившемся вдруг лице теплый воздух кухни, и осознав, что бы это могло значить, Митроха резко отвернулся, схватил со стола горшочек с суши и торопливо пошел, едва не срываясь на бег, в дровяной чуланчик, где в конце Пути Книги его уже должен был ждать библиотечный.
Сзади раздалось недоверчивое мычание, переходящее в рев, и истопник, не дожидаясь последствий и наплевав на конспирацию, кинулся бежать очертя голову.
За ним по каменному полу зазвенели стальные подковки боярских сапог.
Заскочив со всех ног в дровяничок, Граненыч захлопнул за собой дверь и сразу же почувствовал, как в темноте кто-то схватил его шершавую от муки руку, прижимавшую к боку хлеб.
– Дионисий?..
– Да! Пойдем быстрей!..
Дверь чуланчика распахнулась, и на всех парах в него влетел экс-воевода со сжатыми в кувалды кулаками и перекошенной от злости физиономией…
Но слишком поздно.
Прямо у него на глазах фальшивая кухарка, не дрогнув и не пригнувшись, вошла прямо в поленницу дров и пропала.
Нормальный человек на этом бы остановился, тихо пожал плечами, убедился, что его никто не видит, боком-боком покинул бы загадочный чулан и постарался бы больше не вспоминать об этом, чтобы кто-нибудь, или он сам себя, не счел, в конце концов, сумасшедшим.
Но мы здесь имеем дело с Букахой, и поэтому сценарий развития событий был несколько иной.
С ревом разрезаемого заживо быка он набросился на дрова и стал их расшвыривать, и остановился только тогда, когда добрался до задней стены и проверил ее на
целостность ударами пудовых кулаков, подкованных сапог а местами и разгоряченной головы.
После чего, под насмешки и оскорбления собравшихся на грохот черносотенцев, мыча под нос что-то обиженное и нечленораздельное, он побрел назад к плите, где с бульканьем и шипением из закопченного ковшика выкипала последняя вода.
И все то время, пока он снова – на это раз уже собственноручно – набирал воду и ждал, пока она закипит, перед глазами у него стояла обнаруженная им под кучей дров книжка. В розовой кожаной обложке с серебряным тиснением и с золотым обрезом. Названия ее он не успел, да и не захотел тогда прочитать, но был готов поставить все свои владения против этого мятого ковшика, что внутри были не рецепты разносолов местных мастеров ножа и поварешки.
Такая книга и эта кухня в реальной жизни, скорее, были антонимами, и встретиться не могли даже теоретически.
Что бы это могло значить?..
Едва Граненыч, источая амбре вишневой наливки, цукатов и сушеной малины1, ступил в апартаменты библиотечного, Елена кинулась к нему:
– Ну, как? Испек?
– А то… – снисходительно усмехнувшись, победно протянул он ей каравай.
– Молодец! – едва не захлопала в ладоши она. – Теперь у нас точно все получится!
– А вот это – тебе лично, ваше величество. От нас с Дионисием, – проговорил истопник и протянул царице горшочек, накрытый белой глиняной тарелкой.
– Что это? – удивленно вскинула брови Елена.
– Суши! – гордо отрекомендовал блюдо библиотечный. – Как подают на стол самому вамаяссьскому мандарину по большим праздникам, и то не всегда!
Митроха осторожно снял тарелку, и из горшка вырвался на свободу неповторимый аромат гречки с уксусом, хреном, зеленью, и осетрины.
Царица, моментально ослабев, опустилась на стульчик и уронила слезу.
– Какие вы… Как я вас… Именно об этом я всё это время и мечтала!..
И пока Елена, с каждой новой ложкой влюбляясь заново в вамаяссьскую кухню, уписывала любовно приготовленное истопником кушанье, тот шепотом пенял библиотечному:
– Что ж ты мне рецепт не полностью переписал-то, а?
– Что ты имеешь в виду – не полностью? – так же шепотом возмущался тот.
– Да ты самую последнюю строчку-то позабыл! Хорошо, что я сообразил, что рыбу пожарить надо, а если б другой на моем месте был, болван какой-нибудь – так сырой бы, поди, царицу накормил!..
-начало сноски-
1 – Экскурсия по шкафам и полкам дворцовой кухни не прошла бесследно.
-конец сноски-
Тощая чумазая повариха тетка Маланья с равнодушным лицом и пустыми неподвижными глазами, медленно несла привычным маршрутом корзину с едой, которую приказал ей собрать надзиратель.
Из кухни – во двор, по двору – до старого, деревянного крыла, там – по коридору, потом налево, затем…
Затем поперек коридора, на высоте сантиметров в десять от пола была натянута крепкая бечевка, которой тут раньше никогда не было.
Не издав ни звука, не поинтересовавшись происхождением неожиданной преграды и родословной того, кто ее тут установил, так же равнодушно поднялась она на ноги и, даже не отряхнувшись и не собрав с пола кинувшиеся врассыпную воспользовавшиеся случаем продукты, она, как заводная игрушка, продолжила свой обычный путь.
Господин надзиратель приказал принести корзину в башню и отдать ее стражникам. Приказа собирать продукты, если она вдруг упадет и те рассыплются, не было. И тот факт, что корзина теперь весила ровно столько, сколько лыко, на нее потраченное, ее нисколько не волновал.
Она должна делать только то, что ей прикажет господин надзиратель.
Если бы появившийся откуда ни возьмись Граненыч не сунул ей в корзину новый каравай, вместо потерянного, пришлось бы тетке Маланье проделать тот же путь дважды…
Дождавшись, пока повариха повернется и пойдет обратно, стражники с шутками-прибаутками сняли засов, открыли дверь и швырнули в комнату, ставшую камерой, корзину.
– Кушать подано!
– Ананасы и шампанское, как всегда!
– Жрите, жрите! Может, в последний раз!
– Гы-гы-гы!!!..
Дверь с грохотом захлопнулась.
– Серафимушка, Симеонушка, трапезничать пожалуйста… – ровным голосом, как
будто только что кухонный служка подал им серебряную супницу на золотом подносе, пригласила чуть не плачущую боярышню и мужа царица.
– Негодяи… Подлецы… – кипятился царь. – Вот были бы здесь сыны мои – небось,
и трех минут эти супостаты здесь бы не остались!.. В капусту бы их порубили!.. В порошок!.. В бараний рог!.. Букаха – предатель!..
– Не кричи, Симеонушка, – Ефросинья – остров спокойствия и твердости в море слез, умиротворяюще погладила мужа по руке. – Помоги-ка вот лучше на стол накрыть. Хлеб наломай, пока я скатерть расстелю.
Белая наволочка заняла свое место на сундуке, назначенном столом, и Симеон, не
переставая тихонечко – чтобы не нервировать супругу – ругаться, разломил каравай.
– ОНИ ИЗДЕВАЮТСЯ!!! ОНИ ЕЩЕ И ИЗДЕВАЮТСЯ!!! – резко увеличились вдруг в громкости проклятия.
– Что?..
– Что случилось?..
– Смотрите!!! Они запекли в хлеб книжку!!!
– Где?
– Может, она сама нечаянно в квашню упала?
– Серафимушка, ты когда-нибудь видела, как хлеб пекут, деточка? – заботливо поинтересовалась царица.
– Н-нет…
– Значит, сама она не могла туда упасть… – смущенно поскреб в бороде Симеон и тут же продолжил с новой энергией:
– Нет, ну тогда они точно издеваются!!! А хлеб! Вы посмотрите, какой это хлеб – снизу горелый, сверху сырой1, а внутри опилки!
– Симеонушка, а ты когда-нибудь на кухне был?
– А ты откуда знаешь?..
– Потому что это не опилки – это отруби.
– Какая разница! Все равно дерево!
– А какая книжка-то хоть, ваше величество?
– Какая?.. – царь поскреб обложку, почти безуспешно пытаясь освободить ее от налипшего намертво клейкого серого корявого теста. – "Страшные… рожи… зеленые… облез…"… По медицине, что ли, что-то? Или про вурдалаков? Могли бы лучше про охоту чего-нибудь положить…
-начало сноски-
1 – Граненыч до этого не видел, как хлеб пекут, тоже.
-конец сноски-
– Ну-ка… – Ефросинья пристроилась сбоку и, вывернув шею, несколько раз про себя проговорила заголовок. – А-а, это "Страстные розы, соленые от слез"! Я ее уже читала.
– Я тоже, – присоединилась Серафима. – И, к тому же, страницы, кажется, слиплись…
– И чернила потекли…
– И от обложки чем-то… дурно пахнет…
– Ну, так пусть забирают свою дурацкую книжонку! – и Симеон, презрительно и гордо задрав седую бороду, швырнул то, что осталось от любовного романа, в открытое окно, как в физиономию противника.
– …Я не могу поверить!… Я не могу поверить собственным глазам!.. Они выбросили книгу в окно! МОЮ книгу!!!.. Да как они смогли! Как у них рука поднялась!..
– Спокойно, Дионисий, спокойно, не надо так нервничать, – Елена ласково сжала ручку библиотечного в своей руке в попытке утешить его, хотя у самой слезы едва не лились из глаз, хоть и по другой причине. Так тщательно спланированный и подготовленный с таким риском план провалился так тупо и бездарно!.. Второй раз у них, наверняка, этот номер не пройдет – на кухне после вчерашнего погрома, скорее всего, теперь смотрят в оба…
Что делать?..
Что теперь делать?..
Бедный, бедный царь…
Бедная, бедная царица…
Несчастная боярышня Серафима…
Что делать?..
– А что, наша книга далеко ли от окошка упала? – близоруко прищуриваясь, спросил зачем-то Граненыч.
– А что? – перестал на мгновение причитать хозяин библиотеки и оглянулся на него.
– А как бы кто ее под окном-то не нашел, да чего не того не подумал, – мрачно пояснил свою озабоченность истопник.
Елена высунулась подальше из окошка, стараясь разглядеть место, куда приземлилась книга, и вдруг в ужасе отпрянула, словно столкнулась нос к носу с ядовитой змеей.
– Бежим!.. Прячемся!.. – метнулась она к спасительному шкафу.
– Что?
– Что случилось?
– Букаха!.. – задыхаясь, как от быстрого бега, едва шевеля губами, произнесла она. – Он меня видел!.. Он вышел из-за угла, и мы встретились с ним глазами!.. Он меня узнал!.. Мы пропали!..
Не говоря больше ни слова, все трое поспешили вернуться в безопасность жилища Дионисия, увеличившегося теперь еще на одну комнатку – каморку для Митрохи – и затаились.
Ждать пришлось не долго – через пять минут дверь библиотеки заскрипела, тихонько приотворилась, и в образовавшуюся щель просунулась голова экс-воеводы.
Повращав глазами и покрутив носом, голова пришла к выводу, что и всему остальному дорога открыта, и в зал библиотеки осторожно протиснулась грузная туша боярина.
В одной руке она держала моток крепкой веревки, в другой – полено.
Похоже, какая-то еще мысль пришла ему в голову, и он, не выпуская из рук своих орудий захвата и нападения, придавил дверь, с довольным кряхтением передвинув рядом стоящую конторку.
Теперь он мог быть уверенным, что никто потихоньку не выскользнет, пока он производит осмотр помещения, и не спеша двинулся вдоль первого прохода.
– Ах ты… ничтожество… – рассерженно прошипел себе под нос Дионисий. – Тащит
со двора – в библиотеку! – В МОЮ БИБЛИОТЕКУ!!! – всякий хлам, да еще командовать тут у меня будет!..
– Тс-с-с! – приложила палец к губам Елена. – Он нас может услышать!
– Нет, – походя отмахнулся от ее страхов библиотечный. – Мы его – можем, а он нас – нет.
– А отчего ты тогда шепчешь?
– От нервов.
– А-а…
– Ничего, голубчик, не кипятись. Сейчас он походит, убедится, что никого тут нет, и ретируется, – успокаивающе проговорил Граненыч.
– Что он сделает?.. – опасливо покосилась на него царица.
– Уберется туда, откуда пришел, говорю.
– А, может, нам его напугать? – засветился вдруг от удачной идеи Дионисий. – Чтоб неповадно было? Что вы об этом думаете?
– А ты действительно можешь? – моментально заинтересовалась Елена.
– Я тут у себя полный хозяин. Хочу – казню, хочу – милую, – самодовольно усмехнулся библиотечный.
– Хорошо бы, конечно, было… – задумчиво произнес Митроха. – Но лучше пока не надо.
– Это почему? – разочаровано нахмурилась Елена, готовая яростно спорить и защищать идею Дионисия, если доводы Митрохи покажутся ей не слишком убедительными.
– Возможна полная демаскировка с последующей зачисткой, – важно поднял к потолку палец Граненыч и, не дожидаясь на этот раз наводящих вопросов, тут же перевел все на лукоморский: – То есть, шуму наделаем, всех супостатов сюда соберем, и колдуна тоже. Вверх дном все перевернут…
– Нас не найдут! – горделиво усмехнулся Дионисий.
– И даже колдун?
– Ну, ладно… – с неохотой признал поражение библиотечный. – Уговорил… Пока… Пусть ходит.
– Вот и ладно, – кивнул Митроха. – А между тем, пока мы на него смотрели, мне в голову новый план кампании пришел, как плеников из башни вызволить.
– Так что же ты молчишь!!! – вскричали они в один голос, позабыв даже поинтересоваться, какой конкретно компании план пришел истопнику в голову.
– Я не молчу, я говорю, – пожал плечами Граненыч и откашлялся в рукав, смущенно
обдав всех свежими парами анисовки. – План мой самый простой, не магический. Для
этого нам потребуется лук, кошка, и по тридцать, или чуть больше, метров бечевки, шнура и веревки.
– Лук есть на кухне…
– …а кошку можно приманить на что-нибудь!
– Да нет, я не про тот лук говорю, и не про ту кошку, – нетерпеливо отмахнулся истопник.
– А про какие?
– Из лука мы пустим стрелу им в окошко…
– Ты так кого-нибудь убьешь!..
– Нет, – твердо отмел Митроха опасение, в душе немало донимавшее и его самого. – Это в мой план не входит. К этой стреле будет привязана наша записка с инструкциями для них и бечевка. Они будут должны тянуть за бечевку, пока не покажется шнур, а потом вытянуть за шнур веревку с кошкой. Кошкой они зацепятся за подоконник, а мы закрепим веревку здесь, за вот ту колонну, что как раз
напротив окна. Их окошко намного выше нашего, а это значит, что они легко смогут съехать по веревке прямо к нам. И, как любил говаривать генерал Манювринг, паранджа!
– ?
– Хиджаб…
– ???
– Вуаль?..
– ???!!!
– А, вуаля!..
– А-а… – с облегчением и радостью за свое и Граненыча умственное здоровье протянул хозяин библиотеки.
– Но царь Симеон – уже давно пожилой человек, а царица Ефросинья… – протестующее начала было Елена, но Митроха уже увидел, куда она клонит.
– Хорошо, – заранее согласился он. – Тогда нам еще понадобится кой-какая упряжь. Для люльки. Её-то как раз не проблема соорудить, был бы материал подходящий.
– Хм… – с сомнением почесал бородку библиотечный. – И это всё?
– Всё, – кивнул Граненыч. – И если ты сможешь сотворить еще пару комнаток для новых беженцев…
– Это не составит ни малейшей проблемы, – кивнул Дионисий.
– То остается самое простое, – закончила за них Елена. – Собрать по дворцу все
перечисленные тобой предметы. Включая три веревки по тридцать метров. Или больше.
– Как говорил великий вамаяссьский полководец Кунг-фу-цзы, дорога в тысячу километров начинается с первого шага, – глубокомысленно изрек Граненыч и, вспомнив кое о чем, осторожно выглянул наружу.
Конторка уже стояла почти на своем прежнем месте. Подле нее валялись полено и моток веревки. Похоже было, что обескураженный и раздосадованный Букаха опять ушел не солоно хлебавши.
И, похихикав и позлорадствовав по этому поводу, можно было начать планировать первый шаг.