* * *
– …На тебе, получи, получи, получи!!!…
Хрусь.
Дзынь…
– Ах, забодай тебя комар!!!.. Лопату сломал!..
– Ну, пусти меня теперь, граф Петр, – пробасил боярин Артамон, и Рассобачинский с готовностью сделал несколько шагов назад, обходя боярина Ефима со свечкой и пропуская молодого боярина к неуступчивой чугунной двери с замочной скважиной, похожей на скривившийся в насмешке рот.
Тот уперся ногами в полузатоптанный коврик, размахнулся во всю свою оставшуюся силу и стал со звоном лупить в непробиваемый уже двадцать минут замок.
– А, может, ну его?.. – донеслось сквозь гул и грохот нерешительное предложение боярыни Настасьи. – Дальше пойдем?..
Расположившиеся кучкой на земле бояре встрепенулись.
– Да ты что, милочка! Это ж наша надежда – первая дверь за два дня!
– Да, но за предыдущей был склад шахтерских инструментов, а мы сломали об нее лом и две лопаты!
– Зато у нас теперь есть масляная лампа и три кайла!
– Зачем нам масляная лампа, если у нас нет масла?..
– …И сыра, и колбасы, и булочек…
– БОЯРИН ДЕМЬЯН!!!
– Но ведь мы же договаривались не говорить о еде, а не о ее отсутствии, – смущенно попытался вывернуться Демьян.
– Считай, что эта договоренность распространяется на ВСЮ еду, отсутствующую и присут… – перед мысленным взором боярина Порфирия встала ненавистная сырая чудо-юдина, и он, мучительно скривившись, решительно договорил: – Особенно присутствующую.
Бом, бом, бом, бздынь…
– Шего они там колотятся, Ларишка, ашь?
– Дверь нашли, даже с замком настоящим, вот и стучат в нее.
– И никто не открывает?
– Бабушка, так некому открывать, это же подземелье!
– Ешли не открывают, знашит, дома никого нет.
– Шутница ты, боярыня Серапея… – остановился передохнуть Артамон и обессилено навалился на боковую стенку узкого коридорчика, заканчивавшегося лопатонепробиваемой и ломонепокореживаемой дверью.
– Ешли я куда ухожу, я всегда клюш под ковриком оштавляю, – не моргнув глазом, продолжила старушка. – Там ешть коврик?
– Еш… то есть, есть.
– Вот и пошмотри, вьюноша, шем двери-то шужие ломать, – строго проговорила старая боярыня.
Артамон прикинул, на что уйдет больше и так не бесконечных сил – на пререкания с занудной старушенцией или на то, чтобы разыскать в грязи и перевернуть почти втоптанный коврик, и выбрал последнее.
– Надо же… Ключ… – изумленно проговорил он, вертя в руках замысловатый кусок железа. – А я, кажется, замок помял…
– А ты попробуй, попробуй! – боярин Ефим со свечой нетерпеливо придвинулся поближе.
– Что там, что там? – подоспел и граф.
– Ключ нашел, – хмуро буркнул Артамон и, налегая всем телом на затейливо изогнутую штуковину чтобы превозмочь ржавчину, повернул ее в замочной скважине.
Замок заскрежетал, заскрипел, щелкнул несколько раз и открылся.
– Что там? Что там? – бояре повскакивали с земли и устремились к открывшейся двери.
Коллективный вздох разочарования вырвался из всех грудей и загасил огонек свечи.
– Опять клад… – кисло выразил всеобщее настроение боярин Никодим.
Это был уже седьмой клад, обнаруженный за время их подземных скитаний.
Первый они нашли на берегу подземного озера, где в недобрый для себя час напало на них чудо-юдо.
Побросав мясо, они стали рассовывать золото и серебро по карманам, шапкам и кошелям, сооруженным из шуб, пока не начали рваться подкладки и трещать швы.
Довольные и разбогатевшие, обошли они с шутками-прибаутками весь небольшой выступ-берег и вернулись к провалу, через который сюда попали, чтобы разобрать завал и двинуться дальше по оставленному ими так поспешно коридору.
Там степень их довольства начала медленно снижаться: оказывается, разбивать кучу камней с карманами, полными золотых самородков, было чрезвычайно неудобно. Без
шуб было холодно. Нести в одной руке тяжелую, так и норовящую порваться шапку, а в другой – лопату было неудобно. Но все бы было ничего и терпимо, но через несколько часов почему-то снова захотелось есть.
И казавшийся несколько часов назад нелепым выбор был сделан, не задумываясь.
Высыпав в грязь драгметаллы, бояре, не упоминая о них более ни словом, вернулись на берег озера и набили связанные из легких кафтанов кошели (прочные и теплые шубы снова заняли место на их плечах) мясом.
Это было шесть кладов назад.
– Смотрите, смотрите, радость-то какая!!! – ахнула боярышня Арина, как только боярин Ефим снова зажег свою свечу.
– Ну и что?
– Ты что – бриллиантов не видела? – с отвращением скользнул хмурым взглядом боярин Амбросий по грудам золотых и серебряных кубков, кувшинов, слитков, ожерелий, статуэток и прочей несъедобной и негорючей дребедени.
– Вот я и говорю – не везет, так не везет… – поддержала его боярыня Варвара.
– Да при чем тут бриллианты, дядя Амбросий! Я про сундуки говорю! Деревянные!
Боярство на мгновение смолкло, но тут же радостно загомонило:
– И верно!!!
– Сокровища!!!
– Радость!!!
– Вот везет, так везет!!!
В один миг цвет лукоморского высшего общества вывалил драгоценности, за которые они там, в далекой нереальной прошлой жизни отдали бы все, что у них было, и принялся разделывать на порционные досочки четыре никак не ожидавших такого вот конца сундука.
Скоро в тоннеле загорелся маленький, отчаянной дымящий костерок эконом-класса.
Боярыня Конева-Тыгыдычная извлекла из тайника медное шлифованное зеркало размером с тележное колесо и провозгласила:
– А вот кому сковородку!..
И был в тот вечер (день? утро? ночь?) пир на весь подземный мир.
Расчистив пространство тайной сокровищницы – чуть более сухое, чем тоннель – от бесполезных, но чрезвычайно богатых острыми углами предметов роскоши, бояре уже готовились отойти ко сну, когда дверь отворилась, и в воздухе резко запахло.
– Ф-фу…
– Кто это?
– Что такое?
Бояре у входа схватились за орудия труда, готовые в любую секунду превратить их в орудия обороны.
– Не бойтешь, это я пришла…
– Ф-фу, боярыня Серапея… Что ж ты с собой такое амбре принесла?
– А што, пахнет? – смущенно спросила старуха.
– Да нет, и не пахнет совсем… – донесся из темноты ворчливый голос боярина Никодима.
И не успела она с облегчением вздохнуть, как тот продолжил:
– …а просто смердит.
– Это я жа поворот в коридор отошла… прогулятьша перед шном… и пошкользнулашь на какой-то гадошти. Там ее тшелая лужа. Перемажалашь вщя, как порощенок…
Сердобольный боярин Ефим зажег огарочек.
– Утрись хоть, матушка, – сочувственно проговорил он.
– Ой, и шпашибо тебе, батюшка, – затараторила боярыня Серапея, быстро – экономя свечку – обтираясь платком. – Вот я не только шама, а и брошь фамильную
ижгваждала, вщя в этой жиже проклятой… Дай-ка я ее над твоей швещещкой прошушу шкоренько да оботру… От прапрапрабабушки она в нашем роду, от шамой Синеуша внучки…
И старушка поднесла к пламени свечи вымазанную чем-то черным, маслянистым брошку.
Та в ее руках вдруг вспыхнула, как береста и запылала.
– Ай-яй-яй-яй!!!.. – взвизгнула в ужасе старушка и отшвырнула от себя в дальний угол коварное украшение, словно проснувшееся осиное гнездо.
– Что?..
– Что это было?..
– Что горело?..
– Что это?..
– Да жаража эта черная жагорелащь, как ш ума шошла… – испуганно оправдывалась Серапея. – Не виноватая я!..
– Загорелась, говоришь? – граф Рассобачинский – глаза горят, как две масляные лампы – вскочил на ноги и ласково, но крепко ухватил старую боярыню за плечо. – Где ты ее нашла, благодетельница ты наша? Показывай, матушка…
Так в истории человечества обнаружению нефти не радовался еще никто.
* * *
Первым шагом к осуществлению плана Граненыча было назначено приобретение лука и стрел.
Поскольку ни дружинники, ни черносотенцы с ними по дворцу не ходили, оставались два варианта – украсть их из караулки, где они хранились, пронумерованные, в специальных шкафчиках, за которыми постоянно приглядывал дневальный, или из
оружейного хранилища, гордо названного Дионисием непонятным иностранным словом "арсенал".
После недолгого совещания коллегия заговорщиков избрала второй вариант, и теперь Граненыч самой своей лучшей лунной походкой1 шаг за шагом, не взирая на
встречных солдат и дворцовый люд с деревянными глазами, продвигался по коридорам ко входу в подвал.
Это знаменитое многоярусное бесконечное2 сооружение Лукоморского дворца было предметом гордости царского управделами – разместить в них можно было всегда и все, и еще оставалось место на всякий непредвиденный случай. Нашел там свое временное пристанище – между одним из продуктовых погребов и хранилищем старой мебели3 – и закрытый этим летом на ремонт оружейный склад. И теперь, в любое время дня и ночи, к кухаркам, спускавшимся в подвалы за продуктами, приставали, выпрашивая лакомые кусочки – чтобы службу нести было веселее – хронически замерзшие и дуреющие от скуки часовые.
По крайней мере, так было, пока все не перевернулось с ног на голову с появлением Чернослова и его рати.
Граненыч осторожно, одним глазом, ухом и клочком светлых взъерошенных волосенок выглянул из-за угла, не дойдя до второго подземного этажа несколько ступенек.
Все верно.
Метрах в тридцати от него черным провалом на серой мрачной стене зиял стальной прямоугольник двери арсенала. И рядом с ним, бездумно уставившись в стену напротив, стоял неподвижно, как гипсовый статуй, вооруженный пикой и мечом дружинник. На поясе у него висел массивный бронзовый ключ.
Митроха знал этого солдата. Это был старший прапор-сержант Панас Семиручко, толстый веселый хитрован родом из Малого Лукоморья. Двадцать лет назад он ненадолго пришел в Лукоморск в поисках лучшей жизни, нечаянно попал на царскую службу, да так здесь и остался.
Лучшего заведующего арсеналом, по словам самого Панаса, не было в истории Лукоморья за всю его историю. Хозяйственный малолукоморец влюбился во вверенный ему военный склад с первого взгляда, и то, что было простым местом хранения опасных для жизни железок и деревяшек, стало вдруг его вторым домом, его страстью, его почти единственной заботой. Любовно полировал он древки копий, стирал пыль с упругих изгибы луков мягкой тряпочкой, а ржавчина, неосторожно пожелавшая поселиться на топорах, наконечниках стрел или лезвиях мечей,
мгновенно приобретала в его лице смертельного врага. "Ничего из дома – всё в дом,"
– было его бессменным лозунгом, и ни один дружинник попортил себе не один литр крови, пытаясь получить со склада Панаса лишний туес с наконечниками стрел для внеочередного похода отряда на стрельбище или новый меч взамен сломанного. "У тебя зимой снега не выпросишь!!!" – на грани истерики орали они, наскакивая с обнаженными мечами на Семиручко, а тот лишь отмахивался секирой и довольно ухмылялся в хитрые усы.
И даже теперь, в абсолютно бессознательном и безответственном состоянии старший
прапор-сержант Семиручко умудрялся оказываться на посту у своего любимого детища в пятидесяти процентах из ста4.
-начало сноски-
1 – Походкой лунатика.
2 – Как утверждали те, кто из них не возвращался, заплутав и сгинув без следа. Но, естественно, кроме них самих этого никто не слышал, и поэтому о бесконечности загадочных подземных подсобных сооружений, вполне заслуживших звание катакомб, знали не многие.
3 – Перед гостями уже неудобно, отдать некому, а выбросить жалко.
4 – Стоять на часах круглые сутки не позволяли ему даже черносотенцы.
-конец сноски-
Митроха тихо положил книжку – второй конец нового Пути Книги для экстренной эвакуации – рядом с собой на ступеньку, покрепче ухватил выброшенное ранее Букахой полено, тихонько присвистнул, распластался по стене и стал ждать.
Ждать пришлось долго. Настолько долго, что надоело, и он снова украдкой выглянул из-за угла.
Прапор-сержант стоял на месте без малейшего признака движения, как прикованный.
"У него приказа реагировать на свист не было," – осенила угрюмая догадка истопника. – "Так я до утра тут простою… Как бы его сюда выманить?.."
И тут ему вдруг вспомнилась другая слабость малолукоморца, над которой немало подшучивали, посмеивались и даже слагали анекдоты.
– Дионисий…– едва слышным шепотом позвал он. – Ты тут?
– Да, – так же на грани слышимости донеслось до него откуда-то из толщи стены справа от него.
– Мне нужно срочно на кухню, – решительно проговорил Граненыч и сразу же почувствовал, как его руку схватила маленькая, высунувшаяся из камня стены, ручка хозяина библиотеки. – Книжка там с прошлого раза осталась?
– Осталась… Пойдем…
Через десять минут Граненыч уже снова стоял в своей засаде.
Он тихонько выглянул из-за угла: прапор-сержант всё так же являл собой воплощение неподвижности и бесстрастия.
Закончив возиться с узлом, он размахнулся и бросил на пол, так, чтобы оно упало примерно в метре от часового, кусок копченого сала размером со средний любовный роман1, с чесночком и заморскими специями.
От всколыхнувшейся волны запаха истек и чуть не захлебнулся слюной даже он…
Семиручко при звуке падения продукта, красовавшегося на национальном гербе его государства, вздрогнул, как будто очнувшись ото сна, судорожно втянув расширившимися ноздрями убийственный аромат, моргнул, облизнулся…
И снова застыл.
– Ну, понюхай же ты, понюхай хорошенько, чурбан!.. – отчаянно зашептал не столько ему, сколько себе истопник и дернул за веревочку. Сало поехало по полу, но прапор-сержант в этот раз был равнодушен к его благоуханию.
– Ах, чтоб тебя… Насморк у него, что ли?.. Болванчик бесчувственный… Что же теперь делать-то?.. – Граненыч быстро втянул потерпевший фиаско продукт к себе за угол и бросил рядом с собой на лесенку. – Что же делать-то, а?..
Снова отложив полено, он машинально сомкнул пальцы на рукоятке кухонного ножа,
второпях прихваченного им с темной безлюдной кухни после того, как из нескольких кусков обычного сала и мотка бечевки он сделал большую национальную мечту малолукоморца.
Что остается делать? Отложить на потом, когда на часах окажется более сговорчивый часовой, или броситься на этого, а там – будь, что будет?
Но после сегодняшнего эксперимента надеяться на податливость зачарованных не приходилось, ну, а насчет будь что будет…
Что будет, если тощий старый истопник кинется с ножом на здоровенного, одетого в кольчугу часового, сомнений оставаться ни у кого не могло. И в первую очередь у самого Граненыча.
-начало сноски-
1 – То есть, с три силикатных кирпича.
-конец сноски-
Можно, конечно, было подумать и придумать потом новый план, где взять лук и стрелы…
– Ну, что?.. – донесся шепот из стены. – Не поддается?
– Нет… – мрачно мотнул головой Митроха.
– Уходим?
– Д-да… Н-нет… С-сейчас…
– Но если не получается…
– Нет! Постой! Я придумал!!!
– Что?
– Сейчас увидишь! Но если и это не поможет… – Граненыч беспомощно развел руками, – вот тогда точно уходим.
Митроха быстро, насколько это ему позволяли дрожащие от хронического перепоя и волнения пальцы, развязал веревочку вокруг кусков сала и привязал к ней за рукоятку нож.
– Сейчас попробуем!..
Нож со звоном приземлился на каменные плиты метрах в двух от Семиручко.
…зимой снега не выпросишь…
…лучшего заведующего арсеналом не было в истории Лукоморья за всю его историю…
…у Семиручко семь ручек, и все – загребущие…
…ничего из дома – всё в дом…
Оружие валяется…
На полу…
Ничейное…
Без присмотра…
Нечищеное…
Без инвентарного номера…
Как сомнабула, прапор-сержант зашевелился, повернул голову со стеклянными глазами в направлении упавшего ножа и сделал шаг.
Чудесным образом нож заскользил от него, но Панас даже не стал задумываться над природой этого явления – он просто шаг за шагом, как механический солдатик, следовал за ним, чтобы поднять, протереть, наточить, зарегистрировать и разместить маленького беглеца.
И вот, когда уже оставалось только наклониться и поднять бродячий беспризорный
ножик, на и без того гудевшую замороченную злыми чарами голову обрушился сильный, но аккуратный удар оружием, которое вряд ли когда-нибудь удостоилось бы
регистрации в его реестрах, но от этого не менее действенным и надежным в данной ситуации.
ББП.
Большим Березовым Поленом.
– Есть!.. Молодец!.. Скорее бери ключ!!!.. – Митроха не мог видеть сквозь стены, но и без этого мог бы поспорить на этот вожделенный бронзовый ключ на поясе прапор-сержанта, что библиотечный сейчас прыгает и хлопает в ладоши как мальчишка.
Торопливо выхватив факел из настенной скобы, Граненыч решительно шагнул на территорию арсенала и от неожиданности замер.
Теперь он понял, чем склад отличается от арсенала.
Склад велик.
А арсенал огромен.
Без проводника, компаса или карты здесь можно было блуждать до самого утра без малейшей надежды найти что-либо нужное.
Было похоже, что пройдоха Панас специально планировал размещение вверенного ему вооружения так, чтобы кроме него никто и никогда не смог здесь найти ни единого
самого маленького кинжала, ни завалящего наконечника для стрелы, ни пустых ножен.
Подвал, перегороженный в самых неожиданных местах стеллажами с кольчугами, частоколами копий и алебард, завалами щитов и почти живыми изгородями мечей и топоров, с насаженными на них подобно отрубленным головам шлемами, случайного посетителя обычно наводил на мысль о легендарном лабиринте на стеллийском острове Миносе с чудовищем Минозавром – старшим прапор-сержантом Семиручко – рыскающим где-то в его дебрях.
Но сейчас у истопника, взирающего с ужасом и отчаянием на открывшуюся перед ним картину ощетинившихся коридоров, не было времени на подобные сравнения. У него было лишь три часа до того момента, когда придут менять часового.
Или пока сюда не забредет шальной патруль.
Решительно сжав зубы, Граненыч шагнул вперед – словно нырнул в ледяную реку, вместо воды в которой была хорошо отточенная и заостренная сталь.
Направо…
Налево…
Прямо…
Проспект Кольчуг…
Переулок Алебард…
Площадь Щитов…
Бульвар Шестоперов…
Тупик Кистеней.
Назад.
Бульвар Шестоперов, Площадь Щитов, улица Боевых Топоров…
Всё не то, не то…
Ему надо что-нибудь маленькое и неприметное, вроде Лукового Закоулка, или Колчанного Проезда…
Где же они, где, где, где?!..
– Вот!!! Вот они!!!..
– Ты чего, Митроха, совсем сдурел – так орать?! – не успел упрекнуть себя Граненыч, любовно сомкнув пальцы на отполированном до блеска изгибе
долгожданного лука, как до него дошло, что предыдущее высказывание было проорано совсем другим голосом.
– Они где-то там!!! Ищите их!!!
Кто это?..
Меня нашли?