Кракнор изумился: что за мысли лезут в голову! Ведь с ним – Илькавар, самый простодушный и добрый собутыльник, какого только можно поискать в Аквилонии.
Илькавар сказал:
– Как-то здесь неуютно.
– Еще бы, мы ведь в склепе!
– Бывают на удивление уютные склепы, – задумчиво молвил Илькавар. – С множеством старинных могил, с понятными надгробиями, с остатками былых жертвоприношений – вроде блюдец с медом и цветами…
– И головами нерожденных младенцев! – захохотал Кракнор.
Но Илькавар не поддержал шутки.
– Ты понял, о чем я говорю. Чтобы иметь такую гробницу, нужно иметь также целую череду знатных предков, умерших за столетия до тебя. Традиции. А мой дядя был первым в нашей семье, кто сумел позволить себе роскошный гроб. В этом склепе будет хорошо лет через двести, когда ни меня, ни тебя, ни наших детей уже и в помине не будет.
– В таком случае, – сказал Кракнор, – обещай мне: если я умру раньше тебя, ты похоронишь меня в своем семейном склепе. От моих родственников, пожалуй, не дождешься блюдец с медом и цветами, а тебя послушать – так здесь будет просто дивный сад для мертвецов.
– Что ты говоришь! – Илькавар содрогнулся. – Я не желаю ничего слышать о смерти… еще лет пятьдесят.
– Расскажи, в таком случае, как ты устроишь свою спальню, – предложил Кракнор. Он снова отхлебнул от кувшина и постарался сесть поудобнее.
– Для начала вместо тяжелых темно-красных драпировок я повешу тонкие, полупрозрачные, с золотым и серебряным шитьем… – начал Илькавар мечтательно.
Неожиданно факелы начали коптить. В гробнице стало значительно темнее.
Илькавар прервал свой рассказ и с тревогой осмотрелся.
– Что здесь происходит?
– Наверное, сквозняк, – предположил Кракнор.
– Откуда бы здесь взяться сквозняку? – Илькавар беспокоился все больше и больше. – Дверь в гробницу закрыта… Вряд ли здесь есть второй вход. Сегодня при свете дня я осматривал склеп. Один вход, глухая стена, в середине – гроб. Ничего больше.
Новый порыв ветра почти загасил факелы. Отчетливо запахло гарью – как будто где-то поблизости жгли собачью шерсть или волосы.
– Я не понимаю, как… – снова заговорил Илькавар.
Внезапно большая черная тень поднялась над
гробницей. В темноте можно было бы принять ее за какое-то живое существо, которое лежало на камнях и вдруг вздумало встать. Тень отдаленно напоминала очертаниями человеческую. Она встала, затем двинулась вперед, снова замерла…
– Что это такое? – замирающим голосом произнес Кракнор.
– Не знаю… – Илькавар схватил его за руку. – Замри! Не двигайся! Может быть, оно слепое…
– Но не глухое! Оно идет на наши голоса!
Илькавар бросился к стене и выдернул из железного держателя почти совершенно потухший факел. "Я так просто не сдамся, – подумал он. – Какая бы дьявольщина здесь ни творилась, Илькавара они без боя не получат!"
Он сам дивился собственной храбрости. Всю жизнь Илькавар боялся темноты и духов умерших. Наверное, и дядюшка Катабах об этом от кого-нибудь слыхал, иначе не поставил бы такого условия в своем завещании.
На старика это очень похоже: даже из Серых Миров поиздеваться над родственниками. Что ж, вот и настала для Илькавара пора доказать самому себе, что он не такой уж и трус. Время, когда* он был ребенком и дрожал от всякой непонятной тени, что вырастала перед ним на стене, миновало.
Кракнор чувствовал, как холод бежит у него по спине. "Это смерть, – в панике думал молодой человек. Хмель в одно мгновение выветрился у него из головы. – Это холод смерти. И некуда бежать".
Он повернул голову и посмотрел на выход из гробницы. "Но ведь я могу сбежать! – пронеслось у него в мыслях. – Это Илькавар обязан просидеть у гроба старика всю ночь, до рассвета, а я вправе уйти отсюда в любой момент. Почему же я до сих пор не двинулся с места?"
Ужас парализовал его. Тем не менее Кракнор собрался с силами и шагнул вперед.
Тотчас выход из гробницы как будто отодвинулся почти на целую лигу. Теперь Кракнор видел его издалека, как будто молодой человек находился где-то в глубинах земли и взирал на спасительный выход из подвала с самого дна отчаяния.
Кракнор сделал над собой последнее усилие. Он рванулся к двери. Что-то тяжелое, шершавое на ощупь, точно камень, и такое же неодолимое выросло у него на пути. Заверещав, точно пойманный в ловушку заяц, Кракнор метнулся влево, потом вправо, но скала была везде, куда бы он ни ткнулся.
Снова и снова пытался Кракнор выбраться наружу, но нечто держало его крепко и не пускало. Раздался странный треск, и дикая боль захлестнула Кракнора.
Он хотел было позвать на помощь своего друга, но Илькавара нигде не было видно. "Это ты? – мысленно кричал ему Кракнор. – Это ты меня убиваешь? Что ты делаешь со мной, Илькавар? Зачем ты заманил меня в ловушку?"
* * *
Илькавар открыл глаза. Голова у него болела так, словно по ней стучали десятки молотов. "Неужели я вчера так напился?" – подумал он в смятении и огляделся по сторонам.
Он всегда осматривался по пробуждении украдкой, чтобы заранее составить себе представление о том, где находится и в каком сейчас состоянии, – до того, как окружающие поймут, что он проснулся.
Иногда он открывал глаза в чужой постели, иногда – в канаве при дороге, порой – в трактире под столом. Все это надлежало уяснить с самого начала и действовать соответственно.
Но на сей раз приподняв веки Илькавар не увидел ничего, кроме темноты. Он попробовал еще раз: закрыл глаза, открыл глаза. Никакой разницы. Непроглядный мрак.
– Боги, я ослеп! – воскликнул Илькавар и пробудился окончательно.
Он сел на полу. Голова и в самом деле ужасно болела, здесь ощущения были точными. Саднило горло, как будто вчера его кто-то душил. Странно, потому что обычно Илькавар в драки не ввязывался,
– Во имя всех богов, где я нахожусь? – произнес Илькавар, обводя взглядом темное помещение.
Склеп.
Ну конечно! Вчера они с Кракнором провели первую ночь в склепе покойного дядюшки Катабаха. Подробности этого приключения постепенно начали всплывать в голове Илькавара. Странно, что он так плохо помнил случившееся. Переволновался, должно быть, да еще и выпил немало.
Еще бы. Не каждый день бедный родственник получает такое богатое наследство – да еще с такими дурацкими условиями впридачу!
Илькавар потер виски, вспоминая все, что мог припомнить.
Они забрались в склеп. Зажгли факелы. Разложили на полу одеяла. Вот эти одеяла, валяются скомканными. Илькавар проспал на голых камнях – не слишком умно. В старости наверняка это отзовется жгучим ревматизмом.
Далее – они пили вино. Вот обломки кувшинов. И вино разлито на полу… Нет, это не вино. Кажется, это кровь…
Илькавар поднял руку, которая болела сильнее, чем другая, и увидел длинный порез, оставленный не то ножом, не то чьим-то острым клыком. Понятно, откуда кровь.
Он проковылял к выходу и отворил дверь. В помещение хлынул солнечный свет, а вместе со светом – душистое тепло наступившего дня. Где-то там, за порогом подземелья, весело пели птицы, цвели цветы, а еще дальше, за пределами сада, люди торопились по своим делам. Все эти картины, мелькнувшие в фантазиях Илькавара, вдруг представились молодому человеку такими прекрасными, что он с трудом подавил в себе желание немедленно выбежать наружу и мчаться прочь из проклятого сада на улицы, к обычной городской жизни.
Сперва нужно разобраться.
Илькавар вернулся в склеп. Он был с Кракнором, когда на них напало какое-то существо. Да, появилось некое существо, темное, холодное, безмолвное. У Илькавар мурашки прошли по всему телу, когда он вспомнил эту часть своего ночного бдения.
– Кракнор! – позвал он. Возможно, приятель еще здесь. Спит и видит кошмарные сны. – Кракнор! Просыпайся – уже утро! Просыпайся. Мне нужна твоя помощь. Ты помнишь, вчера здесь…
Илькавар запнулся посреди слова. Он увидел Кракнора. Его приятель лежал сразу за гробом Катабаха в странной, неловкой позе. Ни один человек не смог бы спать в подобной позе. Хуже того – ни один человек не смог бы жить после того, как ему придали подобную позу: голова Кракнора была вывернута. Молодой человек лежал на животе, поджав под себя ноги, а лицо его глядело прямо на Илькавара, и глаза были широко распахнуты.
* * *
Илькавар не мог бы сказать, как долго смотрел он на тело приятеля. После первого потрясения все чувства как будто оставили Илькавара. Он ничего не ощущал, ни горечи, ни боли, ни даже страха. Одна сплошная пустота.
Затем к нему постепенно начала возвращаться способность соображать. Он поднял кувшин и допил то вино, которое еще оставалось на дне и не было разлито. Головная боль уходила, оставляя место обычной тяжести в висках.
Если Илькавар сейчас объявит о гибели Кракнора, то, скорее всего, в преступлении обвинят самого Илькавара. Скажут – мол, выпили лишку, а тут еще странная, пугающая обстановка в склепе. Мало ли что могло почудиться двум пьянчугам! Передрались, и в потасовке один убил другого.
Илькавар еще раз взглянул на тело с вывернутой шеей. В свое оправдание молодой человек мог бы указать на то, что у него-де не хватило бы сил проделать такое. Но на это нашлось бы не одно возражение. Мол, пьяный никогда не знает, сколько у него сил, – это раз. И два – все-таки Илькавар не слабого десятка. Противопоставить этим доводам можно было лишь тем, что даже напившись до беспамятства Илькавар никогда не дрался. Но ведь все когда-то бывает в первый раз-
Юноша в отчаянии покачал головой. Его обвинят в убийстве знатного человека и снова бросят в тарантийские застенки – на сей раз уже навсегда! Он сгниет там в безвестности, условие дядюшкиного завещания останется невыполненным, и все богатства Катабаха перейдут в руки короля Аквилонии…
Едва лишь Илькавар подумал о короле Аквилонии, как его охватил настоящий ужас. Он представил себе ледяные синие глаза на загорелом лице короля-воина, его черные волосы, его широкие покрытые шрамами плечи и низкий, тяжелый голос… Нет, еще одна встреча с Конаном окажется для Илькавара убийственной. Король не станет слушать оправдательный лепет юнца. Король утвердит самый страшный приговор, не задумываясь, и Илькавар сгниет в темнице…
Этих застенков Илькавар боялся куда больше, чем дыбы и плахи палача.
Он принял единственное возможное в таком случае решение. Он спрятал тело Кракнора в гробнице. Ему стоило немалых усилий заставить себя прикоснуться к уже остывшему и окоченевшему трупу приятеля.
"Странно, – думал Илькавар, заворачивая то, что осталось от Кракнора, в одеяло, – еще вчера он был живым, веселым, смешливым, его интересовали женщины и выпивка… Мое вино, наверное, до сих пор осталось у него в желудке. Он почувствовал вкус этого вина… и теперь это просто труп. Неодушевленное тело".
Мысль о том, что придется провести вторую ночь рядом с двумя покойниками, Илькавар старательно отгонял от себя. Возможно, за сегодняшний день он сумеет найти убийцу. Тогда можно будет объявить о случившемся открыто, и король не прикажет заточить его в тюрьму навеки.
– Прости меня, – сказал Илькавар мертвому телу. Он уложил Кракнора сразу за гробом Катабаха, так что от входа тело не было заметно: чтобы увидеть его, нужно было войти в склеп и обойти гроб.
Затем Илькавар выбрался наружу и осуществил наконец свою заветную мечту: выскочил из имения Катабаха и бросился бежать подальше от проклятого дома по улице.
* * *
Илькавар знал, кто может ему помочь. Старик нищий, который осыпал проклятиями Катабаха. Этот уродливый, страшный старик наверняка знал какую-то тайну, связанную с умершим. Нужно было проявить вчера большую настойчивость, задержать нищего и вытрясти из него все его жуткие секреты. Тогда и Кракнор, возможно, остался бы жив, и Илькавар не подвергался бы такой ужасной опасности.
Некоторое время Илькавар бродил по улицам Тарантии, пытаясь успокоиться и привести свои мысли в порядок. Наконец дыхание его выровнялось, и он, к своему удивлению, действительно начал соображать, что к чему.
– Нищий не может обитать в богатых кварталах, – сказал себе Илькавар. – Так?
И сам себе ответил:
– Так. Он живет где-то в трущобах. Если вообще живет на этой земле, а не бродит между миром живых и миром мертвых, как это принято у неупокоенных призраков…
Он подумал о Кракноре: лишенный достойного погребения, тот наверняка превратится в такой же призрак.
Но тут же Илькавар тряхнул головой, отгоняя неуместные фантазии. Для того, чтобы сделаться призраком, жаждущим мщения, Кракнору потребуется время. Даже умершие не сразу понимают, что их лишили погребения. Даже умерших можно обмануть обещаниями сделать все, как надо, только не сегодня, а завтра. Сколько-то времени Кракнор будет ждать, надеясь на порядочность Илькавара. Так ведут себя все кредиторы.
Увлеченный этими рассуждениями, Илькавар смело повернул в переулок, ведущий от рыночной площади к западным воротам города, и скоро оказался в квартале, населенном всяким сбродом. Сколько ни старался король Конан, сброд никуда не девался. Пойманные воры догнивали в темницах, но на их место приходили новые. Все попытки очистить Тарантию от нищих и грабителей не заканчивались успехом.
Стражники не любили заглядывать в эту часть города. Здесь иногда пропадали люди, и никто их не разыскивал.
Говорили, будто сам король иной раз, переодевшись, бродит по воровским кварталам. Не то вспоминает о минувшей юности, когда он и сам промышлял грабежами и кражами, не то пытается единолично навести порядок в своей столице.
Илькавар не верил этим слухам. Если бы он, Илькавар, сделался вдруг королем, то ни за что не покидал бы дворца. Вершил бы дела, сидя на золотом троне, на мягкой подушке. Подписывал бы смертные приговоры, заверял бы указы королевской печатью, а все остальное время ел бы, пил, отдыхал с наложницами – и не забивал бы себе голову заботами глупых горожан, которые все равно никогда не будут довольны, как для них ни старайся.
Надеяться в этом мире можно только на себя. Эту нехитрую истину Илькавар усвоил еще в детстве и давным-давно смирился с ней. Она не мешала ему сохранять жизнерадостность и добрые отношения с людьми.
Он углубился в воровской квартал ровно настолько, чтобы понять: отныне его жизнь подвергается опасности. До ближайших стражников уже не докричаться, и если кто-то из здешних обитателей вздумает напасть на гуляку-прохожего, никто не придет чужаку на помощь. Все будут просто стоять и смотреть, радуясь новому развлечению.
Большинство домов здесь выглядело, как ни странно, вполне прилично: побелка свежая, окна затянуты бычьим пузырем, крыши черепичные или соломенные, но без гнилья. Наверное, все это было сделано в угоду королю, чтобы он не слишком лютовал, требуя перемен.
Зато люди на улицах представляли собой полную противоположность аккуратным строениям. Здесь бродили оборванцы всех видов и пристрастий. Кто-то был одет в подражание разбойникам Зингары – с платками на головах, с серьгами в ушах, в широченных шароварах; другие одевались в лохмотья и прямо на глазах у соседей привязывали к совершенно здоровым рукам и ногам куски гнилого мяса – это были профессиональные попрошайки. Продажные женщины выставляли напоказ свои прелести. Оборванные дети шныряли по мостовой, пробуя свои силы в качестве уличных воришек. Если взрослые ловили их на краже, то тут же жестоко били: вор должен овладевать своими навыками с раннего детства, иначе он погибнет, а боль, как известно, лучший учитель.
Сперва на Илькавара не обращали никакого внимания. "Наверное, у меня на лице написано, что я – убийца, – подумал Илькавар не без гордости. – Странно, как меняет человека совершенное преступление… которого он, впрочем, не совершал. Но если здесь я буду считать себя убийцей, то моя убежденность передастся другим… Или нет".
Он оборвал свои мысли, потому что заметил, как за ним крадучись идет человек в темной одежде. Единственным ярким пятном во внешности этого соглядатая была большая серьга в виде полумесяца, качавшаяся в его левом ухе. "Не могу же я сказать ему: бойся меня, я убил человека! – смятенно мелькнуло у Илькавара. – Тем более, что я никого не убивал… кажется".
Теперь он уже не был так в этом уверен, поскольку большой кусок минувшей ночи напрочь стерся из его памяти.
Неожиданно Илькавар остановился. Волна жара бросилась ему в лицо, он сразу покраснел: впереди, как ему почудилось, он разглядел знакомого нищего.
Илькавар побежал, торопясь поскорее нагнать его. Молодой человек абсолютно не представлял себе, как заговорит со стариком, как заставит его отвечать на вопросы. Захочет ли нищий помогать ему? Не предпочтет ли предоставить событиям развиваться своим чередом, наблюдая издалека, как погибает потомок его врага?
Все это не важно. Главное сейчас – догнать нищего и убедиться в том, что он существует на самом деле. Он, его пророчества и проклятия. А там… там Илькавар найдет способ вытрясти из старика всю правду. Лишь бы настичь его, лишь бы схватить…
Не разбирая пути, Илькавар бежал по улицам. Лохмотья то мелькали впереди, то исчезали за поворотом. Илькавар больше не заботился о последствиях своей неосторожности. Он перепрыгивал через лужи нечистот, нырял в переулки, дважды перебирался через заборы и один раз напрочь снес веревку, на которой сушились портки и тряпки неопределенного назначения, явно постиранные хозяйкой близлежащего дома.
Вослед ему неслись ругательства и камни: здешний люд не стеснялся в выражении чувств.
Вот снова загадочный нищий появился перед Илькаваром. Старик как будто вырос из разбитой деревянной мостовой. Мрачное лицо морщилось, как будто старик раскусил что-то гнилое, пылающие глаза смотрели прямо на юношу. Старик поднял дрожащую руку, словно пытаясь защититься от удара…
И тут настоящий удар обрушился на Илькавара. Кто-то с силой опустил кулак ему на голову, целясь в висок. Железный перстень расцарапал Илькавару кожу, кровь потекла по шее.
Молодой человек упал. Он успел заметить качающуюся золотую серьгу в форме полумесяца.