Гэхир даже не пытался понять, как мастер растворяется в горячем воздухе. Зачем тратить силы на заведомо непосильное? Он уже расседлывал коней, укладывал вьюки, проверял запасы воды и кормов. И думал, что путешествовать, имея в отряде эфрита, очень удобно. Он неспособен вынуть из воздуха бегемота, которого вчера имела наглость попросить Кошка Ли. Требовала просто оттого, что прежде ни разу не видела этого животного – важный довод! Рахта ловко выкрутился, вызвал мираж и посоветовал смотреть с безопасного расстояния. Пояснил: бегемот опасен, он плохо видит и любого, кто рядом, способен счесть врагом, то есть попытаться растоптать. Кошка презрительно фыркнула – и потребовала слона… Рахта показал мираж целого стада слонов. И пояснил, что своей силой способен вызвать сюда лишь небольшой предмет, и в большинстве случаев – неживой или, в крайнем случае, не теплокровный. Арбуз, персики, халву – это пожалуйста. Можно также наполнить водой бурдюк или кувшин.
Кошими сморщила нос и тотчас потребовала все перечисленное – и ее очередному капризу никто не удивился. Вот и теперь она вычистила коня, торопливо расстелила узорный коврик, выставила и выложила на него подносы и пиалы. Нащупала удобный некрупный камень и кинула отвернувшемуся эфриту в спину. Тот отбил, обернулся и склонился в шутливой покорности.
– Чего изволит госпожа?
– Персики. – Она указала на большую миску. – Эй, не жульничай, делай покрупнее! Так, сюда – лепешки, вот сюда… Я же не договорила!
– Стараюсь быть расторопным, – невозмутимо отозвался эфрит, изучая заваленный фруктами ковер. – Пробуй, я скажу, что как называется. Эти вот с островов в океане, очень далеко отсюда, на юге. Во-он те и вовсе с иной части суши. Яблоки ты знаешь.
– Удачные, – похвалила Лэйли, пробуя самое большое. – Рахта, ты ведь сестру чувствуешь. Как она?
– Ей трудно, – вздохнул эфрит, становясь серьезным. – Ее теперь стерегут вдвое злее, не доверяют. Знаешь, мне неясно: кому подчиняется войско?
– Вот зачем нужны проблемы с южными соседями, – догадался Фэриз. – Войско Дэйгэ велико и отменно обучено. Даже магам не по зубам. Нас, то есть их, всего сотни полторы, а сильных и того меньше. Полагаю, три-четыре десятка. И во избежание проблем воинов услали на юг, подальше от столицы и султана.
– Значит, нашелся тот, кто хочет стать новым султаном, – сообщила Лэйли, откладывая в сторонку огрызок яблока. – Рахта, а каркадила можно посмотреть?
– Крокодила. Можно.
– А я сказала – каркадила, – прищурилась Лэйли, затевая небольшой скандал. Потом вздохнула и задумалась. – Рахта, а маму повидать трудно? Мне стыдно, я должна была сразу попросить, а в глупую голову лезут нелепые мысли. Слоны, прочая невидаль.
– Повидать легко, – присел рядом эфрит. – Услышать и общаться куда труднее, маги заметят. Давай отложим твое пожелание до более пустынных мест. Ладно?
– Ладно, – грустно согласилась Лэйли.
Вздохнула, выбрала самый красивый персик и надкусила его розовый бок. Подперла кулачком щеку и стала смотреть на крокодила. Мираж плыл совсем рядом, протяни руку – и коснешься воды бурого болота, расположенного немыслимо далеко. Правда, от точки касания картинка пойдет рябью, постепенно теряя объем и глубину, сквозь нее проступит настоящий вид – вечерняя пыльная долина. И не станет зелени болота, огромных цветков на воде, листьев, столь просторных, что по ним свободно и без опаски бегают тонконогие ладные птички.
У крокодила обнаружились узкие холодные зрачки – вертикальные, лишенные выражения: его мир примитивно просто делился на съедобное и остальное – бесполезное. Лэйли поежилась, еще раз вздохнула. Зачем ей понадобился крокодил? Тут и без него полно людей с ледяными глазами, делящих все вокруг на пригодное к использованию и остальное – требующее уничтожения.
Эфрит понял и убрал мираж. Разрезал дыню, принюхался и блаженно зажмурился. Как же хорошо сидеть здесь, под родным ласковым солнцем. Чувствовать его на коже, слышать радость травы, ток влаги в жилах древесных корней. И смотреть из-под ресниц на самое странное из существ, рожденных в мире. Как ему представить эту девушку сестре? "Селима, посмотри: она дочь эльфов, но по крови родная нам" – глупо. Более того, невозможно! Духи огня не возникают внизу, в дольном мире. Они давно ушли, завершив свое предназначение помощи в первичном творении. Слились с лучами света, впитались в жар горнов, растворились в недрах огненных беспокойных гор. Только он и остался – он и прежде был слишком любознательным. Хотел увидеть, как созданное будет развиваться. Терпел мучительную, каждодневную утрату сил, которые утекали тем активнее, чем полнее менялся мир. Прошло много – неисчислимо много – времени, и он научился иному способу существования. Эфрит обязан помогать в творении. Или хотя бы просто помогать. Рахта дарил – и обрел новую радость, и огонь души загорелся сильнее и жарче.
А потом люди сочли, что подарков мало, нужно превратить служение в обязанность. Он сопротивлялся, боролся – и снова угасал. Захлебывался в их мертвой, беспросветной, ядовитой жадности. Он лежал в созданном для друга зале наблюдения за звездами, на остывшей стали диска, в круге, обозначающем солнце, и не ощущал более тепла светила. Слабела память, таяла надежда, тускнело сознание. Однажды Рахта понял, что просто обязан уйти. Стать тем, чем теперь являются все остальные, – впитаться в большое солнце, однажды породившее духов. Потерять себя, чтобы не позволить людям превратить жалкие остатки лепестка пламени в орудие большого зла. И он пошел. Все дальше и дальше, уже не оборачиваясь. Было больно и страшно – никто впредь не поможет людям осознанно, да и сестра останется совершенно одна. Эфрит уже видел свет сквозь купол, уже тянулся к нему, оставив лишь пепел от обретенного с огромным трудом телесного воплощения.
И тут его вернули назад. Рахта никогда не видел – и представить себе не мог – ребенка, невзрослого духа огня. Но этот невозможный ребенок шипел, фыркал и ругался, умолял, уговаривал и угрожал.
Пепел, уже остывший пепел его тела, отозвался на уговоры, наивные и бессмысленные в адрес мертвого. Зеленоглазая девочка добилась своего. Зажгла угасший огонь души, и теперь это пламя тянется к ней, льнет и не желает расставаться. Он – солнечный луч, а странное существо – тонкий и упрямый росток, которому очень нужен свет. Хорошее сочетание, только что теперь с этим делать? Пройдут века, прежде чем девочка станет взрослой и осознает свой огонь. Совсем не похожий на дар Рахты или его сестры – земной, живой и домашний. Селима однажды заметила, что, по ее мнению, есть особый свет жизни – тот, что будит почку в ее колыбели, поднимает росток из холодного сухого семени, помогает траве снова и снова прорастать на беспокойных подвижных дюнах, засыпающих зелень горячим песком.
И вот этот зеленоглазый дух земного огня сидит и морщит нос, капризно рассматривая фрукты на скатерти.
Рахта вздохнул и чуть шевельнул рукой, вызывая новый мираж. Горячий воздух дрогнул, заколебался занавесом и обрел глубину видения. Огромный кит плыл по океану, и там, очень далеко, сейчас был полдень. Вода синее лазури, над ней – серебряные барханы спокойных высоких облаков. Лэйли взвизгнула и впилась в руку. Она уже научилась без слов управлять эфритом и его миражами, азартно выкручивая пальцы Рахты, требуя показывать то, что осталось правее или левее зеркала миража и потому не попало в поле зрения.
Эфрит послушно показывал, улыбался, грелся в лучах детской радости и думал: пройдет много веков, прежде чем она станет по-настоящему взрослой. Разве честно просить ее не связывать свою жизнь с кем-то до этого времени? Можно попытаться попросить меньше. Пусть разрешит быть неподалеку и смотреть, как из крошечного ростка развивается взрослое деревце. Удивительное! Лэйли со временем сможет куда больше, чем осталось ему теперь, после всех опытов восточных магов. Кто он? Дух огня, сжавшийся до размеров крошечной мерцающей точки на остывающих старых углях. Слишком многое потеряно, забыто, истрачено. Надо с самого начала создавать себя. Почти как этой девочке – из одной крошечной искры. Постепенно, бережно, не торопясь. Вдвоем им было бы проще, ему нужна молодость и радость зеленоглазой, а ей полезен опыт прошлого, уцелевший в пепле памяти эфрита…
Лэйли зашипела и дернула руку сильнее, требуя прекратить задумчиво и нелепо рассматривать пустоту вечернего неба.
– Иногда ты бываешь невыносимым, хуже меня! – пожаловалась Кошка Ли. – Намного хуже!
– Неужели это возможно? – улыбнулся Рахта.
– Да! Я три раза спросила: чай будешь? А ты киваешь и молчишь. На, пей.
– Спасибо.
– А ты можешь всем дурным магам устроить хотя бы такое: чтоб им голову напекло до обморока? И бац – все полторы сотни бьются в ознобе, все щелкают зубами и неспособны заклинать. И тогда – мяу, мы победили.
Фэриз поперхнулся чаем и закашлялся, представив описанную картину. Рахта кое-как проглотил спазмы хохота, одолевающего его, и покачал головой. Лэйли расстроенно зашипела и отвернулась, не забыв презрительно обозвать его старой горелой головешкой. Совершенно ясно – теперь не успокоится, пока не выдумает новую кару для злодеев. Эфрит глотнул горячего крепкого чая и снова глянул в темнеющее небо. Можно всем напечь голову, чего уж там. Высушить до костей – тоже посильно. Но разве это нормально – во зло использовать солнце? Разве в его праве карать всех, не определяя степень вины? Так недолго и Фэриза высушить, он тоже – маг. И Гэхира, если уж упоминать всех… А глянув чуть дальше вперед: что станет с Дэйгэ и примут ли такое действие его люди – как спасение? Нет, конечно, ломать чужие законы ради простых и быстрых "побед" – неприемлемо.
Люди должны сами решать свои дела, без вмешательства высших сил. Им можно помогать, но брать на себя чужие обязанности Рахта не согласится никогда. Он уйдет на запад и обязательно изучит законы мудрого Рртыха Третьего. Наверняка среди них есть и такой: не ставь себя на чужой земле выше уложения, привычного для ее жителей.
Кэльвиль прибежал к небольшому костру глубоко за полночь. Охотно набросился на фрукты, похваливая незнакомые. Утолил жажду и уселся отдыхать, обстоятельно излагая свои наблюдения. Все важное он рисовал на песке, ловко и точно создавая карту долины.
– В крепости находится султан, его охрана и маги – до двух десятков, верных повелителю, – пояснял свои наблюдения мастер. – Они заперты там надежно и давно. Оставшиеся вне круга стен по мере сил помогают: один за другим собирают караваны и ведут к воротам, обеспечивая крепость необходимым для жизни. Наверняка пытаются сообщить о происходящем и в войско. Но воинами управляют опытные в дворцовых интригах вожди, они стоят на юге и ждут, пока определится подлинный хозяин столицы.
– То есть султан в плену? – сделала большие глаза Лэйли.
– Вся семья, – кивнул Кэльвиль. – С ними время от времени разговаривают и предлагают признать новую власть. Буквально на днях очередной раз беседовали, послы еще здесь, в больших шатрах. Догадываешься, чьи послы?
– Ошгира, – усмехнулся Фэриз.
– О, было бы слишком просто, – весело блеснул глазами Кэльвиль. – Упоминали такого, он только-только принял должность глашатая эфрита.
– Люди не меняются, – рассмеялся Рахта. – Войском управляют от имени повелителя, магами – по моей воле, а сами мы, султан и эфрит, можем и умереть, это ничего не изменит.
– Что будут делать маги охраны долины, когда послы уедут, а сам эфрит прикажет им поклониться повелителю? – спросил Фэриз.
– Повиноваться, – улыбнулся Гэхир. – Стража долины – тем более, они придут в полный восторг при виде согласия двух владык.
Рахта кивнул и подмигнул обиженно надувшейся Лэйли. Она уже наверняка придумала новый эффектный способ извести магов, а предлагают с ними – мириться. И это – имея в отряде мастера боя, эфрита и ее, самую настоящую опасную ведьму!
– Завтра утром мы, котенок, без всяких колечек и маскировок поедем в крепость, – ласково пообещал Рахта. – Я буду гонять по долине красивые миражи, а ты – выращивать зелень по сторонам дороги. Сможешь?
– Не знаю, – вздохнула Лэйли. – Я только один раз волшебный боб наколдовала. Вырос он охотно, и мороки с ним было – лучше не вспоминать.
– Вспоминай, – разрешил Кэльвиль. – Только теперь изволь растить волшебный вьюнок, по самой почве, хватит нам бобов до небес.
– Волшебную дыню, – осторожно уточнила Лэйли. – Действительно можно? Ну вы сами разрешили… если что, я не виновата.
Мужчины промолчали, дружно решив оставить разбор последствий Кошкиных чудес султану. Раз его спасают – должен быть благодарен. Или хотя бы терпелив…
На ранней заре вся охрана долины не спала. Через пески шли стада слонов, на ветках невесть откуда взявшихся деревьев сидели удивительные птицы, расправляя переливчатые перья хвостов. Радуги вставали над дорогой, образуя сплошную колоннаду. Маги судорожно пытались понять, что творится и как прекратить безобразие, но их усердия никто не оценил. Как и попыток бить тревогу и поднимать стражу на бой. С кем воевать? Вся красота – лишь мираж, он не несет угрозы. Охрипших заклинателей в конце концов высмеял начальник стражи: сами слабы и неспособны к толковой магии, вот и фыркают от зависти, предположил он.
Когда солнце озарило долину, наполнило сиянием рассвета всю ее чашу, на переломе уходящей за холм южной дороги появились всадники. Первым ехал Кэльвиль – его голос признали подходящим, к тому же мастер, само собой, мог лучше иных справиться с внезапной бедой, как опытный воин и маг. Он вез шелковое знамя на высоком древке, алое с золотом, и звонким голосом призывал благословение солнца ко всем делам своего господина, несравненного эфрита.
Рахта въехал в долину следом, бок о бок с Лэйли. Два золотистых коня смотрелись как нельзя лучше в такой процессии. Шкуры горели огнем, тонкие ноги нервно взбивали пыль. Беловолосого духа огня еще помнили по древним описаниям, сохранившимся в рассказах прадедушек и прабабушек из далекого детства. И охотно опознали – именно он, подобных более нет в мире, единственный и неповторимый, с глазами небесной сини и волосами, подобными полуденному облаку. Стража ликовала, радуги переливались и множились, питаемые радостью людей.
Маги застонали и попытались колдовать. Самого ретивого огрели по макушке и скрутили свои же стражи, сочтя сторонником таинственных и вездесущих заговорщиков, о которых так много и подробно рассказывают столичные гости в последнее время. А кто еще способен пытаться нанести вред эфриту, именем которого и поставлена здесь охрана?
Лэйли приняли тоже вполне восторженно. Ее странные зеленые глаза оказались лучшим доказательством волшебного происхождения. Но – если бы только это! Девушка время от времени небрежным жестом бросала семена на обочину дороги. Почти сразу побеги с хрустом ломали броню засухи, вырывались из корки грунта и пыли – зелеными проворными змеями. Стволики ползли, свивались в кольца, ветвились, выбрасывали плотные крупные листья, торопливо поднимали к солнцу головки цветков…
Следом за эфритом и его "сестрой" двигался второй глашатай – Фэриза общими стараниями уговорили занять при Рахте должность, отданную без учета мнения настоящего эфрита старику Ошгиру. Гэхир замыкал отряд, он вез еще одно знамя. Следом за воином двигалось призрачное сопровождение, огненные всадники, наспех наколдованные Кэльвилем.
В крепости зрелище рассмотрели сразу. И затаились, не понимая, чем грозит султану неожиданное явление эфрита. Здесь здраво полагали духа огня пленным или вовсе – мертвым и теперь смотрели с растущим беспокойством на танцующие радуги и стремительно зреющие дыни неправдоподобных размеров.
Долина была достаточно велика, чтобы времени на ее проезд хватило для принятия решения. Не пускать самого эфрита, соглашаясь на переговоры с его послами, – бессмысленно, на такой ход мыслей надеялись Рахта и Фэриз, хорошо знакомый с обычаями Дэйгэ.
Когда всадники добрались до крепости, Кэльвиль облегченно вздохнул: им открыли ворота! Едва эфрит скрылся в крепости, радуги стали тускнеть. Зато дыни, к полному восторгу стражи, остались совершенно настоящими. Плети высохли так же быстро, как прежде росли, но плоды выглядели окончательно спелыми и огромными. Их запах наполнял долину, сводя с ума, вытесняя из сознания все и всякие доводы решившихся снова возражать магов.
Стража искренне пообещала признать заговорщиком каждого, кто еще раз скажет хоть малую гадость про несравненного эфрита и его добрейшую сестру. Пара воинов, вооружившись ятаганами, приступила к вырубке пробного куска из твердой, как древесина, шкуры самой большой дыни. Прочие дружно точили ножи и хищно взирали на восхитительный плод. К полудню вся долина знала: дыня настоящая не только на вид, но и на вкус! Конечно, немного непривычная, более мясистая и с меньшим количеством сока, но разве это плохо? Предприимчивые люди уже пробовали ее сушить, раз мякоть плотна.
Маги посовещались, разобрали коней и ускакали догонять отбывшего в ночь посла, оставив троих для наблюдения.
Оставленные присматривать за крепостью еще раз посовещались – и, как люди неглупые и глубоко преданные сильной власти, решили внимательно рассмотреть новую ситуацию и определиться к вечеру, на чьей они стороне. А пока – включились в общее радостное сумасшествие с поеданием волшебной дыни. Даже прочли пару несложных заклятий, позволяющих скорее сушить кубики мякоти.
За воротами крепости эфрита встретили настороженно. С высоких галерей внутреннего двора в него целились три десятка лучников, дюжина наспех созванных магов замерла в полной готовности.
Рахта спешился, ссадил "сестру" и хлопнул коней по бокам, направляя их в сторону кольца воинов. Из строя вышли и приняли лошадей, увели в конюшни. Ряд мечников снова взволновался, расступился, пропуская вперед пожилого, богато одетого мужчину с бородой, убранной в расшитый золотым бисером чехол. Необычное украшение так восхитило Лэйли, что девушка заулыбалась и перестала недобро щуриться на лучников.
– Приветствую вас, – поклонился мужчина. – Имя мое Дархон Аль-ашри, я распорядитель дворца солнцеподобного султана. Кто вы и с чем прибыли?
– Голос моего глашатая столь слаб, что вам не удалось разобрать слов? – дрогнул бровью эфрит. – Я Рахта, и я желаю говорить с султаном. Мой плен во дворце столицы Дэйгэ подошел к концу. Но осталось желание разобраться в том, кто же предал старую дружбу?
– Это похоже на угрозу, – засомневался распорядитель.
– О, по-настоящему зол я был неделю назад, – успокоил собеседника эфрит. – И злоба уже сгорела. Нелепо предъявлять счет нынешнему султану на том основании, что он правнук подлеца, погубившего собственного отца, его дело жизни и меня – заодно. Дюны человеческих жизней, мыслей и дел далеко убежали за сто лет. Я принимаю их новый узор в том виде, в каком застал. И хотел бы разобраться, кто сегодня друзья и враги, проложив след каравана понимания заново.
– Это решение достойно уважения, – поклонился Дархон. – Войдите, султан вас примет. – Ваши спутники…
– Пойдут со мной, – улыбнулся эфрит. – Я обязан им жизнью и пока не могу себе позволить доверять кому-либо, кроме этих достойных людей, эль-шогир.
– Я не называл своего титула, – усмехнулся собеседник.
– Но с ним по-прежнему передаются все те же кинжал и амулет, что и сто лет назад, – пожал плечами Рахта.