За окном Зима. Пурга безжалостно заметает Замок. Не разглядеть, что творится снаружи, хотя до вечера далеко. Чересчур много белого. Сплошные мельтешащие мухи, заслоняющие всё остальное. В комнате тепло. Жарко горит огонь в камине, игриво потрескивает, не давая унынию на улице просочиться внутрь.
- Дочитали? – спрашивает осу Айри Сурама, заметив, что шепоток в классе становится громче. Никто не смотрит в книги, задание либо выполнено, либо забыто.
Преподавание - не стезя Айри, но ему неинтересно служить Королеве Сентябрине. Гораздо увлекательнее проводить эксперименты в лаборатории Академии, изобретать новые виды промозглых Осенних дождей. А ученики… Пусть читают параграф за параграфом, пока он, сидя с ногами в кресле, набрасывает в тетради новые варианты ингредиентов погодных зелий. Но Сурама при всей отстраненности нравится ученикам. Не потому, что мало спрашивает. Иногда он вспоминает об учительских обязанностях и рассказывает яу что-нибудь особенное. Такое, чего от других преподавателей не услышишь.
Вот и сегодня он откладывает в сторону потрепанную тетрадь с загнутыми уголками и пытается вернуть в класс тишину. Не криками и угрозами, а интересной историей. О стихийниках, попавших в беду. О высшем сыне Осени, потратившем много сил, и его слабом друге, неспособном на грандиозные свершения.
- И сказал тогда первый друг: "Я не могу воспользоваться собственными чарами, а ты не сумеешь создать сильный дождь. Но объединив усилия, мы сделаем невозможное. Нужно довериться друг другу. Довериться настолько, чтобы поведать самые сокровенные страхи. И тогда я смогу позаимствовать твою силу, подарить умирающей земле влагу…"
Больше всех рассказ Айри впечатляет Ноя. После урока он подходит к учителю, чтобы уточнить детали. Мари и Далила стоят в стороне, но слышат каждое слово.
- Разумеется, это правда, яу Ури, - Сураму не сердит недоверие ученика. – Это высшая магия, которой не учат в Академии. Причина её непопулярности в нежелании стихийников раскрывать душу.
- Но если они захотят, то смогут, так? Все-все? – не унимается Ной, обожающий рассказы о тайных чарах.
- Не все, Ури, - закругляет разговор осу, собирая драгоценные записи. – А только дети единого Времени Года…
…Ян сначала решил, что Мари сошла с ума. Дочь Зимы и сама не поверила бы, озвучь предложение кто-то другой.
- Какая разница, рехнулась я или нет?! – ругалась она, чуть не плача от холода, пробравшегося внутрь костей. – Если ничего не выйдет, сможешь позлорадствовать! А пока делай, что говорю! Давай руки!
Ладони Яна оказались теплее её собственных. Но пришлось приложить усилие, чтобы удержать их – обоих пленников рва била крупная дрожь.
- Нужно рассказывать о страхах? – мальчишка горестно хмыкнул, и губы выпустили новые клубы пара.
- Да! Начинай! – приказала Мари, судорожно соображая, что сказать, когда настанет её черед. Для успеха говорить следовало правду.
- Ну… - Ян шмыгнул замерзшим носом. – Смерти боюсь.
- Не то! – прошипела Мари, завидуя. Своего носа она не чувствовала и шевелить им не могла. – Смерти все боятся. Нужно что-то особенное. Своё.
- Тогда начинай ты! – панически потребовал мальчишка. – Это твоя затея!
- Ладно. Боюсь… - она представила нож со снежинкой на рукояти, торчащий из портрета Хлады на лестнице Зимнего Дворца. – Боюсь убийцы Королевы. Он меня преследует. Или… - стихийница неестественно засмеялась, - не боюсь? Теперь он до меня не доберется, отшельник выполнил его работу. Говори ты. Мне надо подумать.
- Боюсь… - Ян откашлялся и затараторил. - Боюсь, отец женится на ву Колни - нашей соседке. Зачастила к нам. То с картошкой пирог принесет, то с яблоками. Глаза подводит! Отец её за стол сажает, болтает до ночи. Меня этим Летом из школы не забрал. Зуб даю, свадьбу готовят!
- Боюсь, - Мари не знала, что именно должна почувствовать, заимствуя силу Яна, и просто сосредоточилась на мысли о ней. – Боюсь узнать, кто мой отец. Узнать окончательно, - добавила она тихо.
Вопреки полученным доказательствам, разум отказывался верить в родство с Рофусом.
- Ты не знаешь, кто твой отец? - переспросил Ян удивленно.
- Моя мать - человек. Шу, - пояснила Мари. - Она умерла, когда мне было пять лет. Большую часть жизни я провела в Академии Стихий. Оставалась там даже в каникулы. У мамы не было родственников. Отца я не знала. Но он точно стихийник Зимы. Не из слабых. Но все кандидаты мерзавцы…
Мари поймала себя на мысли, что рассказывает сокровенное мальчишке, которого несколько часов назад поколотила бы, посмей он задать вопрос о семье.
- Моя мама принадлежала Зиме, - Ян отвёл взгляд. – Она умерла шесть лет назад. Мама меня любила больше, чем отец. Он – сын Весны. Если мы отсюда не выберемся, у него гора с плеч упадет. Не нужно будет изображать заботу, - мальчишка быстро заморгал, чтобы сдержать навернувшиеся слезы. – Твоя очередь.
- Я не была в Весеннем Дворце, - зачастила Мари, боясь, что язык замерзнет. - Не могу судить о его жителях, но в Зимнем одни негодяи. Думают только о себе. О выгоде для клана. Они бесчувственные, безжалостные. Замороженные! Я не хочу туда возвращаться. Боюсь стать похожей на них. Вдруг сама не замечу, как начну меняться. Продолжай!
- Прозвучит нелепо, но я… - Ян стиснул зубы, собираясь с силами для признания в очередном страхе. – Боюсь выглядеть глупо. Но фоне других я сильный стихийник. В школе приходится изображать героя, поддерживать статус заводилы. Ты побила меня при первой встрече. Я должен был взять реванш, иначе б Осенью надо мной вся школа потешалась.
- Боюсь паучиху, - открывать рот становилось труднее, как и стоять на ногах. – Королеву-мать. Я для нее - игрушка. Вроде белой болонки у ног. Одно слово Северины, и конец. Никто не заступится. Не придет на помощь. Потому что я – безродная сирота… - голос задрожал от невыплаканных слез, но она взяла себя в руки и потребовала: - Дальше!
- Мне твердят, что я особенный, - Ян говорил медленнее, взгляд затуманился. - У меня, видите ли, есть предназначение и долг.
- Кто твердит? – на миг Мари забыла о потерявших чувствительность ногах.
Ян Дондрэ – особенный?!
- Зу Иллара и зу Норлок, - мальчишка нахохлился. – Они решили, у меня особенная сила, и я должен следовать наставлениям. Ругаются, что плохо стараюсь. Зу Норлок ругается, однажды слабаком назвала. Учитель ничего не говорит, но я по глазам вижу, что недоволен. А я не чувствую себя особенным, не понимаю, чего они привязались!
- А я себя боюсь, - прошептала Мари, прислушиваясь к сердцу. Показалось, оно замедляется. Лишь в голове упрямо стучало: "Вьюга, вьюга, вьюга". – Боюсь ту часть меня, которая ненавидит Зиму. Я принадлежу этому Времени Года, без сомнений, но что-то во мне сопротивляется. Не даёт спокойно жить. И никогда не даст. Не понимаю, почему…
Почудилось, что-то белое пролетело перед глазами. Снежинки? Нет, ещё одна галлюцинация, предшествующая забытью. Как пушистый хвост, который Мари недавно ловила. Но как похоже на снежные хлопья! Кружатся, будто настоящие. Падают прямо с неба. Жаль, не взаправду.
- Ситэрра! – завопил Ян, разжимая задеревеневшие пальцы. – Получилось, Ситэрра! Смотри, снег идёт! Высоко! Над лесом!
- Снег… - Мари пошатнулась. Ян попытался её подхватить, но не удержал замерзшими руками. – Ненастоящий… - в глазах потемнело, и уже не один мальчик уверял в несколько голосов, что нельзя терять сознание, а три или четыре.
Мари хотела попросить его перестать шуметь, но не сумела пошевелить языком. К чему? Это галлюцинация. Всё бред – и снег, и признания. Не было ничего. Они с Яном разбились о дно рва. Целую вечность назад…
****
Боль то уходила, то возвращалась снова. Всегда разная. Она впивалась в безвольное тело иглами льда, беспощадно пытала нежную кожу огнем, рвала на части внутренности, не давая Мари ни плакать, ни дышать. Каждая попытка открыть глаза приводила к новому болевому взрыву – голову жгли раскаленным железом изнутри. Лишь изредка до измученного рассудка долетали обрывки фраз, принося новую порцию отчаянья.
- Без шансов, - тихо говорила у изголовья Роксэль Норлок, когда Мари бил озноб и никто в мире не мог снять с неё снежного покрывала. – Слишком много силы ушло.
- Очень жаль, - сокрушался голос Грэма Иллары несколько тысяч часов спустя, пока она лежала на горячем песке и не могла пошевелиться.
Временами Мари всё же удавалось заплакать. В странной тишине она слышала, как слезинки, сбежав по щекам, подают на простыни. Тогда откликался ещё один голос, принадлежащий незнакомой женщине. Мягкий. Вкрадчивый.
- Потерпи, милая, - шептал он ласково. – Нужно выстоять, дочь Зимы. Ещё немного, и всё будет хорошо.
Но остальные думали иначе. Например, советница Майя, рассуждения которой Мари услышала однажды сквозь пелену забытья.
- Нужно это прекратить, дорогая, - скорбно говорила она той, другой женщине. – Здесь твой дар бессилен. Ты продлеваешь агонию. Отпусти девочку.
- Она не хочет сдаваться. Я чувствую: её воля к жизни сильна.
- Этого мало.
- Я не хочу умирать, - Мари понадобилось неимоверное усилие, чтобы это произнести, точнее, промычать. Четыре слова отдались болью глубоко внутри.
Спорщицы ахнули в унисон. Они не подозревали, что юная стихийница слышит разговор.
- Нет-нет, ты не умрешь, - зашептала незнакомка и поцеловала Мари в лоб. – Я обещаю, ты поправишься.
Советница Майя издала тяжелый вздох. Она не одобряла обещаний, которые считала беспочвенными.
Вопреки всеобщему унынию, таинственной женщине удалось вырвать дочь Зимы из лап смерти. Медленно, проиграв не один бой с болезнью. Когда Мари, наконец, пришла в себя, оказалось, что с памятного "сражения" с отшельником прошло больше трёх недель. Июль закончился, уступив место августу, успевшему перевалить за половину. На срединной территории вовсю готовились к празднику Лета, отмечавшемуся в третьей декаде последнего жаркого месяца.
- Защитница нашлась! - ворчала Далила, силясь скрыть подступающие слезы облегчения. Её подрядили к участию в подготовке праздника, но она не торопилась выполнять указания, большую часть дня проводила у постели подруги. – Надо было бросить наглеца. Поплатился бы за пакости! И поделом!
- Не говори так, - испугался Ной, превративший на радостях комнату, отведенную Мари в местной больничке, в оранжерею. – Мы сами в Академии столько глупостей творили и никогда не думали о последствиях.
Далила в кое-то веке смолчала. Возразить было нечего.
От друзей Мари узнала, что снегопад, созданный общими усилиями с Яном, первым заметил Грэм Иллара. Учитель в тот день все-таки явился на занятия и к появлению незапланированных в сезоне осадков успел рассвирепеть, как бык, разыскивая сбежавших учеников. Грэм сообразил, что дело неладно, крикнул нескольких рослых парней и вместе с ними на лошадях добрался до дома отшельника. Жертвы старика обнаружили на дне оврага без сознания. Учитель лично спустился вниз по наколдованной ледяной лестнице. Первым на поверхность подняли Яна, хотя его жизнь не была в серьезной опасности. Истратившей силы Мари пришлось хуже.
- Кто меня лечил? – спросила стихийница, с грустью отмечая в уме, что учитель предпочел спасать любимчика.
- Местный лекарь - лу Тоби, - отозвалась Далила, гадая о чем-то на ромашке, выдернутой из самого большого букета. – Он на советников лет тридцать работает.
- А женщина?
- Какая женщина? – лепестки падали и падали на пол.
- Которая меня лечила, - с легким раздражением пояснила Мари.
Далила и Ной удивленно переглянулись.
- Наверное, тебе померещилось, - сделал вывод Ной. – Ты же сильно болела. Вот тебе и привиделась женщина-лекарь. Красивая, да?
- Не знаю, - насупилась Мари, демонстративно не заметив презрительного фырканья Далилы. – Я только голос слышала. И ничего мне не привиделось! Я точно знаю!
Друзья не стали спорить, понимая бессмысленность затеи. Упрямство Мари обоим было отлично известно со времен Академии.
- Отшельника прогнали, - сменила тему Далила. Но Мари она мало заинтересовала, мысли вертелись вокруг женщины, спасшей жизнь.
Не приоткрыли завесу тайны и Грэм с Майей. Советница на вопрос о незнакомке удивленно вскинула подрисованные брови и потрогала лоб Мари, заподозрив, что у неё снова жар. Учитель высказал ту же идею, что и Ной, посоветовав не расстраиваться, мол, в бреду и не такое может привидеться. Грэма больше беспокоила сила Мари, а не душевное состояние.
- Тебе пока нельзя пользоваться погодным даром, - объявил он и опустил на пол большую дорожную сумку, в которой что-то подозрительно громыхнуло. – Рискуешь здорово покалечиться. Ты выжала силу почти без остатка. Нужно время, чтобы она наполнила тебя заново.
- Почти? – усмехнулась Мари уголками губ. Она пришла в себя два дня назад, но по-прежнему чувствовала сильную слабость.
- Кое-что осталось. Иначе ты бы не сумела воспользоваться даром Яна. Поздравляю, Ситэрра! – Грэм широко улыбнулся, и Мари сделала вывод, что похвала искренняя. – Ты превзошла мои ожидания. На дне рва продемонстрировала высшую погодную магию. Но меня удивляет, как вы с Яном так быстро открылись друг другу. Я не о признаниях. Это лишь слова. Вы впустили друг друга в душу. По-настоящему. Не все близкие стихийники способны на подобное. Вас же и приятелями не назовешь.
- Мы очень хотели выбраться, - прошептала Мари, заподозрив, что Грэм не прочь узнать их секреты. Нет, она не жалела о собственной откровенности, ведь и Ян многое поведал. Однако другим знать подробности ни к чему.
- Да, страх способен творить чудеса, - задумчиво протянул учитель. – Спасибо за благородство. У тебя не было причин помогать Дондрэ. Ну-ну, - засмеялся Грэм, заметив, как заалели щеки ученицы. – Дети Зимы не любят рисковать ради других, и я рад, что среди нас встречаются исключения. Для Яна твой поступок стал хорошим уроком. Он, кстати, спрашивает разрешения навестить тебя.
Мари в ответ пожала плечами, мол, пусть заходит.
- Хорошо, - удовлетворенно заметил Грэм. – И на этот раз, будь добра, прими мой совет к сведению - не пытайся использовать дар. Через три месяца я проверю, восстановились ли способности, а дальше… дальше будем исходить из обстоятельств, - он поднял с пола сумку. - Но не надейся, что я отстану от тебя с уроками. Раз невозможна практика, - он извлек наружу стопку старых толстых книг, - займешься теорией. Эти учебники я позаимствовал в Королевской библиотеке. Они особые. Здесь описывается множество различных приемов, которым не учат ни в Академии, ни в Высшей школе Дворца. Решил, с твоими талантами полезно с ними ознакомиться.
Вечером того же дня Мари навестил Ян. Скромно постучал и, дождавшись ответа, осторожно просунул голову в щель.
- Зу Иллара сказал, ты не против, - смущенно пробормотал он. – Я принес тебе подарок, - мальчишка быстро пересек комнату и протянул перевязанный лентой сверток.
- Спасибо, - вежливо поблагодарила Мари, вынимая еще одну книгу. – Содж Иллара! – вскричала она, не веря глазам.
- Ты слышала об отце учителя? – в свою очередь изумился Ян. – Его книги популярны на срединной территории, но во Дворцах запрещены.
- Я видела его спектакль в Орэне, весьма оригинален, - пояснила Мари, разглядывая обложку. "Тайны Зимнего Дворца" гласила она. Вот это подарок! Зная о репутации родителя Грэма, можно не сомневаться в увлекательности чтива.
Ян, запинаясь и краснея, начал извиняться за отвратительное поведение. Но Мари махнула рукой и спросила, знает ли он о женщине-лекаре. Подумалось, она и к мальчишке во время болезни заглядывала. Но тот пожал плечами, уверив, что его лечил исключительно лу Тоби.
- Я готова голову отдать на отсечение, что слышала голос, - нахмурилась Мари, поглаживая новую книгу кончиками пальцев. – Скажи, у советницы Майи есть дочь?
Вспомнилось, что та обращалась к загадочной женщине, как к родной.
- Была. Раньше, - смутился Ян. – Единственная дочь Майи – Апрелия, умерла много лет назад. Её убили.
- Кто? – расстроилась Мари.
- Понятия не имею, - мальчишка понизил голос. – Говорят, там жуткая тайна. Я спрашивал взрослых и получил подзатыльник от зу Норлок. Ходят слухи, к гибели Апрелии причастен кто-то из Зимнего Дворца.
- Вот уж неожиданность, - проворчала Мари, глядя на обложку произведения Мастера. Стихийница б не удивилась, если бы Илларе-старшему оказалась ведома и эта тайна.
Глава 15. Гостья Лета
По рекомендации лекаря лу Тоби, Мари полторы недели провела в постели. Не отрывалась от книг: творения вольнодумного Мастера и учебников, принесенных учителем. Грэм не преувеличивал, описываемые приемы потрясали воображение. Мари обнаружила способы быстро повысить температуру в заледеневшем городе и уничтожить следы неудачных или ошибочных манипуляций. Они с Яном могли избавить ров от наколдованного снега, но из-за неопытности не знали, как это сделать.
Понятно, почему эти плетения не преподавали всем подряд. У большинства не хватило бы сил. Мари не была уверена, что и ее первая степень позволит воссоздать особые узоры, но перечитывала каждый параграф по несколько раз, запоминала последовательность движений пальцами. Руки чесались попрактиковаться, но, помня совет Грэма, стихийница не смела. Боялась навредить пострадавшим способностям. Она, всю жизнь твердившая о ненависти к Зиме, теперь страстно желала, чтобы сила восстановилась. Потеря погодного дара казалась проклятием.
От корки до корки Мари прочла и книгу Иллары-старшего, с восторгом обнаружив, что он прошелся по многим известным кланам - таким, как Норда и Лоэ. В одной из глав описывались подробности создания семьи Норлок, когда два рода вычеркивали из памяти лучших представителей. Зато роман Роксэль с Королем в произведении не упоминался и вскользь. Мастер нарочно избегал запретной темы, хотя в целом клану Дората от язвительного автора досталось крепко.
Мари узнала, что Северина была не первой супругой Бурана. Он сочетался браком с подругой детства по имени Вилина ещё Принцем. Однако рано стал вдовцом, потеряв из-за тяжелой болезни молодую жену и нерожденного ребенка. Второй раз Король пошел под венец полтора десятка лет спустя. Не от большой любви, а в страхе, что род Дората прервется. Супруга – Северина, дама далеко не юная – была выбрана по указке придворного предсказателя Эрнуса (прадеда Мари). Он клялся, что именно эта женщина подарит Его Величеству сильных наследников, которые всенепременно позаботятся о потомстве в будущем.
По Зимнему Дворцу ходили слухи, что Эрнус не был уверен в Северине. Убедить Короля Бурана в обратном помогли толстый кошелек клана паучихи и угрозы в адрес семьи предсказателя. Последнее звучало правдоподобно, и Мари мысленно поблагодарила небо, что никто не знает о её родстве с пророком-лжецом. С потомством-то у клана Дората нынче туго.