Мари не успела открыть рот. Крон, уставший от нападок гостей, взорвался.
- Нашел с кем любезничать! – он бросил на стол смятую салфетку. - Ее мать была бродяжкой. Безродной шу! Слепой на один глаз! Как её звали? – городовик принялся щелкать пальцами, пытаясь извлечь из памяти забытое имя гадалки.
- Вирту, - подсказала Мари, откладывая столовые приборы.
Щёки запылали от гнева. Да, она никто по сравнению с правителем целого города, однако пусть не думает, что вправе наносить оскорбление. И поливать грязью мать.
Рядом раздался звон. Рофус уронил на пол вилку. Побледнел и, хлопая глазами, посмотрел на Мари.
- В чем дело? – с наигранной вежливостью поинтересовался Горшуа. – Ты хорошо себя чувствуешь?
- Здесь душно, вам не кажется? - попытался Рофус загладить неловкость. Взял у слуги новые приборы и с удвоенным рвением принялся копошиться в тарелке. – Ты высказал отличную идею, Лукас, - проговорил он, отчаянно изображая беспечность. – Ситэрра составит тебе компанию на празднике.
- Симпатичная получится пара: бравый сыщик и бродяжка, - провозгласил, поднимая бокал, Крон. Он снова решил пройтись по происхождению юной стихийницы, вдруг последуют еще какая-нибудь реакция.
Она последовала. Но не от Рофуса. Рассвирепевшая Мари сплела под столом сложный узор, чтобы проделать с Кроном то, что всегда мечтала испробовать на Дайре Норди в Академии. Разум застлал гнев, но плетение удалось на славу. Ухмыляющийся городовик схватился за горло и принялся отчаянно хрипеть, не в силах издавать иные звуки. Правда, стихийница не поняла, что поспособствовало успеху: собственные старания или Пояс, усиливающий способности.
- Простите, я такая неловкая, - невинно проговорила Мари.
Слуги суетились вокруг господина, не зная, что предпринять: то ли воды подать, то ли вызвать лекаря. Но Крону сейчас ничто не могло помочь. Хоть кипяток в рот заливай, магически замороженный язык не оттает. Придется ждать, пока лед сойдет на нет естественным путем.
- Ничего страшного, - улыбнулся Горшуа, пока городовик закатывал глаза и жестами приказывал слугам оказать ему помощь. – Юным стихийникам сложно держать силу под контролем. Выходят иногда казусы. Я однажды пол под ногами Королевы Северины заморозил. Пришлось в срочном порядке покидать Зимний Дворец и менять профессию.
- Серьезно?! – задохнулась развеселившаяся Мари. – Королева упала?
- Еще как, - Горшуа заговорщицки понизил голос. – Прокатилась через весь тронный зал. На глазах у толпы. Вот срам-то получился.
- Вы шутите, да? – Мари живо представила паучиху, едущую на пятой точке и кричащую дурным голосом, однако поверить в такое счастье не решалась.
- Конечно, не шучу! - изобразил обиду сыщик. – Рофус, подтверди. Приятель, ты с нами?
Мари повернулась к спутнику. Тот сидел, уставившись в одну точку, и не замечал ни изображающего предсмертные судороги городовика, ни двух сплетников.
- Значит, Вирту, - прошептал он, разрывая на мелкие кусочки ни в чем не повинную салфетку.
У Мари похолодели ноги.
Неужели?! Нет! Только не он! Великие небеса, только не Сильвана!
****
Направо, налево, после арки два раза налево. Через зеркальный зал и направо.
Мари старательно запоминала дорогу от спальни до выхода из замка, пока шла на праздник под руку с Горшуа. Коридоры во владениях Крона под стать хозяину. Такие же мрачные и холодные. От серых каменных стен веяло вековой сыростью, редкие лампы едва излучали свет. Чуть выигрывали залы. Но и их простор терялся в унынии болотных тонов. Откуда у городовика страсть к удручающей зелени? Неужели, нравится жить в трясине?
Кстати, о Луде. Гость из объединенной канцелярии все-таки оказал помощь хозяину замка и разморозил покрытый коркой льда язык. Но, как выяснилось, не из-за расположения к городовику.
- Тебе ведь не нужны проблемы? – улыбнулся он Мари. – В Академии не объясняют, какой урон способна нанести погодная магия людям. Не считают нужным. Стихийникам заморозки и молнии тоже способны доставить неприятности. А при сильном желании, даже убить. Но люди получают серьезные травмы при любом, даже слабом воздействии. Не разморозь я Крону язык, он бы месяц не смог разговаривать.
Мари вытаращила глаза от ужаса, а, придя в себя, поблагодарила Горшуа. Гнев Королевы-матери из-за травм Луда Крона – вещь однозначно лишняя.
- Перестань тревожиться, - посоветовал сыщик по дороге, заметив кислое выражение лица спутницы. – Постарайся насладиться праздником.
Они миновали застывший отряд армейцев, охраняющий парадное крыльцо, и попали в гущу гуляний. От шума и смеха Мари стало не по себе. Хорошо ещё, что послушалась сыщика и взяла предложенный слугой серый невзрачный плащ. Иначе бы белоснежное Зимнее одеяние выделялось, как свет фонаря в ночи. Теперь она выглядела обычной горожанкой, пришедшей повеселиться на главную площадь в вечер выходного дня.
- Подойдем ближе к сцене, - предложил Горшуа и, не дожидаясь согласия, потянул спутницу за собой.
Мари искала глазами старика Ёллу, придумывая способ избавиться от сыщика. Но с каждой секундой становилось понятнее, что Горшуа ни на шаг не отпустит ее от себя. Вон как крепко вцепился в руку. Скоро вопрос о побеге сам снялся с повестки дня. На пятачке, где недавно играл шарманщик в потрепанном цилиндре, стояли два парня навеселе, наперебой выкрикивая имя некой дамы.
Пробраться к сцене труда не составило. Толпа почтительно расступалась перед Горшуа, стоило показать нашивку на рукаве – знак сыскной канцелярии (совмещенные снежинку, цветок, клубнику и желтый лист). Мари не смотрела вверх - туда, где разворачивалось театрализованное действо. Все мысли занимали Ёллу и Рофус. Разум терзали вопросы: где искать первого, и как доказать, что второй не имеет отношения к ее появлению на свет.
- Поверь, спектакль заслуживает внимания, - вкрадчиво прошептал Горшуа, заметив, отстраненность спутницы. – Сосредоточься.
Представление перевалило за половину, но Мари учла пожелание сыщика и постаралась вникнуть в сюжет. Это оказалось не сложно, а удивления вызвало не меньше знакомства Рофуса с Вирту. Актеры рассказывали не о жизни и быте людей, а событиях, произошедших в Зимнем Дворце четырнадцать лет назад. Тех, что предшествовали смерти Короля Бурана и его младшего сына.
Мужчина, исполняющий роль Его Величества, рассуждал о ненавистном городовике Арду из Эзры и строил планы мести. Жена Короля подливала масла в огонь: советовала не давать пощады предателям. Белокурый Принц Снежан – совсем юный - стоял позади родителей и не произносил ни слова.
Мари не верила глазам. Как посмели люди играть Королей?! Северина их за это в порошок сотрет! А Луд Крон? Неужели, не понимает, чем чревата подобная вольность на его территории?
Декорации, тем временем, сменились. Началась снежная буря, обрушенная на Эзру безжалостной рукой Повелителя Зимы. Ее актеры показали в танце. Дюжина девушек в белых лохмотьях и масках, спрятавших лица, закружилась на сцене, все ускоряя и ускоряя ритм. На улице стемнело, искусственный свет фонарей заставлял тени, отбрасываемые танцовщицами, угрожающе трепетать. Они множились и наступали на зрителей. Стремительно. Не давая опомниться.
Лоб Мари покрылся капельками пота, сердце свернулось калачиком и устремилось к земле. Она сделала шаг назад, наступив Горшуа на ногу.
- Всё в порядке? - сыщик подхватил пошатнувшуюся спутницу.
- Маски… - прошептала Мари, чувствуя, что сейчас закричит. Безудержный танец метели напомнил хороводы на празднике Летнего Солнцестояния.
Горшуа понял без дополнительных объяснений. Обнял стихийницу за талию и увел от сцены сквозь захлебывающуюся восторгом толпу. Мари не противилась воле сыщика, шагала, глядя под ноги. Сжимала зубы и гнала прочь образы, врезавшиеся в память на годы: праздную беснующуюся толпу и Королеву Хладу на полу. Слишком яркие образы, затмевающие все на свете.
Юная дочь Зимы пришла в себя в трактире за площадью, когда хозяин услужливо поставил перед ней напиток, источающий ягодный аромат.
- Пей, - посоветовал Горшуа. – Это ежевичный морс. Поможет взбодриться.
- Простите, - Мари отхлебнула бордовую жидкость, приятно холодящую горло.
- Ничего, - отмахнулся сыщик. – Я посчитал, тебе понравится спектакль. Но не учел некоторые его особенности.
- Спектакль! - дочь Зимы провела пальцем по покрывшейся капельками стенке стакана, оставляя неровный след. – Он… он…
- Оригинален? – подсказал Горшуа, видя затруднения.
- Смел, - озвучила Мари свой вариант. – И чреват последствиями.
- Ни в коей мере, - не согласился сыщик, придирчиво рассматривая виноградную гроздь на большом блюде с фруктами. – Когда в следующий раз режиссер этого театра посетит Зимний Дворец, Северина Дората устроит для него званый обед, будет угощать лучшими яствами и вином.
- Человека? – не поверила Мари, отлично знавшая, что даже вельмож бу никогда не сажают за Королевский стол.
- Содж – так зовут смельчака – стихийник высшей категории, истинный сын Зимы. Много лет назад он покинул Дворец, чтобы сочетаться браком с человеческой женщиной. С актрисой этого театра Гретой. Мне она сегодня показалась бесподобной в роли Северины. Для любого другого стихийника это бы стало несмываемым пятном. Но Содж – Мастер. Короли простят ему всё, лишь бы выполнял обязанности. Я объясню, - улыбнулся Горшуа, правильно истолковав красноречивое молчание. – Но сначала ответь, какие предметы считают символом Королевской власти?
- Шары Стихий? – предположила Мари.
- Совершенно верно. Однако при всей уникальности и мощи Шары Стихий могут сломаться. Как и любая другая наделенная магией вещь. Мастер - тот, кто "чинит" Шары, следит за их работоспособностью. К сожалению, а, может быть, к счастью, этот дар не передается по наследству и меняет носителя раз в пятьдесят лет. Предсказать, кто станет следующим Мастером, невозможно. Содж получил способности сорок лет назад. Королям проще еще десятилетие потерпеть шалости свободолюбивого сына Зимы, чем остаться без символов собственной власти.
- Другие Мастера живут при своих Дворцах? – Мари мысленно восхитилась наглостью предприимчивого стихийника и испытала толику зависти. Вот бы получить такой дар! Тогда не страшны ни паучиха, ни таинственный убийца.
- Других не существует. Мастер всегда один. На все четыре Дворца. В нашем случае – это Содж Иллара.
- Иллара?! – Мари едва не опрокинула стакан.
- Да, - хитро улыбнулся Горшуа. – Полагаю, ты знакома с его сыном от первого брака. Бунтарством Грэм пошел в отца.
Мари закатила глаза. Теперь нахальство учителя не удивляло.
- Скажите, Мастер использует только Зимние сюжеты? - спросила она.
- Не только. Обычно спектакли посвящены событиям давно минувших дней. Содж устраивает стихийникам и людям уроки на реальных примерах. Как сегодня. Весьма достоверно передает события.
- Неужели? – усомнилась Мари. – На сцене находился один Принц. Не нашлось актера, способного сыграть Инэя?
- Старшего Принца не было во Дворце, когда Буран устроил осаду Эзры, – хрипло пояснил Лукас, допивая вино. - Инэй с Грэмом целый год путешествовали по стране. Поговаривают, разбили немало сердец.
Мари презрительно поджала губы. Наглые самовлюбленные мальчишки! Наверняка, считали себя неотразимыми. Разбили немало сердец, значит. Стоп! Мари подскочила, додумав мысль до конца. До самого конца. Великое небо! Двое наглецов путешествовали по стране четырнадцать-пятнадцать лет назад!
- О чём задумалась? – осведомился Горшуа, не спускающий глаз с юной спутницы. – Не о своём ли прошлом?
- А если и так? – огрызнулась Мари. – Имею право!
- Разве я спорю? – примирительно развел руками сыщик. – Но хочу дать совет, таинственная дочь Зимы. Твоя свобода заключается в неведении. Твоя судьба не отягощена бременем рода. Ты можешь выбрать любую дорогу. Зато правде под силу превратить тебя в заложницу обстоятельств. Наметить путь, с которого ты не можешь свернуть, даже если захочешь. Подумай об этом на досуге, девочка, - Горшуа выразительно посмотрел Мари в глаза, поднялся и бросил на стол горсть монет. – Пора возвращаться в замок. Ночь приближается.
Глава 9. Песня для воробышка
До спальни дошли в тишине. Мари была слишком обескуражена советом Горшуа. Сыщик деликатно помалкивал. Доведя юную зу до места, пожелал приятных снов, раскланялся и растворился в ночи. Мари распахнула дверь, желая поскорее упасть на мягкую постель и в спокойной обстановке поразмыслить над словами нового знакомого. С восторгом посмотрела на широкую кровать, которую утром проигнорировала, приготовилась с разбегу на неё запрыгнуть и…
- Нужно поговорить!
От голоса Рофуса, притаившегося за дверью, сердце провалилось, ударилось обо что-то и рвануло обратно.
- Зу Сильвана, находиться в столь поздний час в чужой спальне неприлично.
Мари сама не поверила, что произнесла это вслух. Наверное, на дерзость спровоцировал шок или нежелание верить в родство с Рофусом. Но точно не здравый смысл.
Претендент в родители разъярился сильнее - аж редкие волосы на затылке встали дыбом, и пошёл в наступление, скрючив пальцы. Мари попыталась нырнуть обратно в коридор, но поздний гость оказался проворнее, схватил за горло и прижал спиной к стене.
- Ты… Ты… - прорычал он. – Говори!
Интересное получилось требование. В другой момент Мари нашла бы в словах взбешенного мужчины повод для язвительного замечания. Она при всем желании не могла выполнить приказ. Во-первых, не понимала, что именно должна ответить. Во-вторых, не имела возможности открыть рот, даже воздух проникал в легкие с трудом.
Рофус сам понял причину затруднений и разжал пальцы.
- Уф, - Мари съехала вниз, потирая пострадавшее горло. И почему почти каждое общение с высокопоставленными стихийниками Зимы выливалось в подсчет боевых синяков и ссадин?
- Говори! – повторил Рофус, угрожающе возвышаясь над жертвой. Грузная фигура и раскрасневшееся от злости лицо полностью закрыли обзор. – Откуда твоя…. Оттуда она родом?
- Я не знаю, - прошептала Мари, ощущая всепоглощающую пустоту внутри, образовавшуюся там, где недавно билось живое сердце. Жуткое предположение, что Рофус мог быть её отцом, превращалось в реальность. Иначе, зачем расспрашивать о Вирту?
- Маленькая лгунья! – взревел мужчина раненным зверем. – Говори!
- Я не знаю! - Мари прикрыла лицо, испугавшись взметнувшейся руки. – Мне было пять лет, когда мама умерла! Слишком мало, чтобы… чтобы… - она не закончила фразу из-за нахлынувшей горечи при воспоминании о годах, проведенных в одиночестве.
- Когда ты родилась? В каком месяце?
Удара не последовало и, снова взглянув на Рофуса, Мари разглядела в его глазах ужас - слишком сильный, неспособный спрятаться за яростью.
- Мама не отмечала мой день рождения. Дату в личное дело вписала зу Ловерта. Никто не мог сказать, когда… когда… - Мари трясло, как при лихорадке, но она не отрывала взгляда от перекошенного лица стихийника, которого до смерти перепугал факт её существования.
- Никому! – прорычал Рофус, ощетинившись. – Никогда! Ни слова! Иначе, я убью тебя, Ситэрра! Поняла?! Я! Тебя! Убью!
Дверь захлопнулась, грузные шаги стихли в ночи. Мари осталась сидеть на полу, прижав ладони к лицу. Она не верила. Не хотела верить в такую правду. От мысли, что Рофус Сильвана – её отец, сердце взрывалось отчаяньем. Ныло и молило небеса о снисхождении.
Но и отринуть факты не получалось. Слишком "хорошо" они складывались. Рофус входил в список предполагаемых отцов, являлся сыном Зимы высшей степени и мог беспрепятственно путешествовать "Путём Королей". А, главное, был знаком с Вирту и испугался её родства с Мари. Этот страх объяснялся легко. Фальда Сильвана много лет дружила с Севериной. Благосклонно паучиха относилась и к самому Рофусу. Узнай Королева-мать о его связи с человеческой женщиной, да еще с шу, не поздоровится всему семейству. Прав Горшуа! Свобода - в неведении!
Мари не заметила, как, наплакавшись вдоволь, провалилась в сон на полу. За пеленой, уводящей от горькой реальности, привиделась Вирту. Забытые черты матери - грубые, словно вытесанные из древа невеселой жизни - приобрели четкость. Гадалка сердилась. Не на дочь. На шарманщика, испуганно пятившегося к обшарпанной двери.
- Хватит забивать ребенку голову глупостями, старый дурак! – Вирту выглядела столь грозно, что Ёллу не на шутку струхнул.
- Да я… просто я… - оправдывался он, прикрывая руками музыкальный ящик, в сторону которого грозно зыркал здоровый глаз шу.
- Но я хочу про снежики! – возмутилась маленькая Мари, не понимая причины разгоревшейся ссоры.
- Нос не дорос, чтобы думать об этом! – Вирту показательно замахнулась на старика, схватила дочь за руку и потащила прочь от шарманщика.
****
- Снежики… Снежики… - бормотала Мари, переодеваясь. – Что это такое?
Она приняла решение, едва открыла глаза посреди ночи - удрать из замка и отправиться на поиски шарманщика Ёллу. Прямо сейчас. Не медля ни минуты. Где выход, она теперь знала. Как пройти мимо эу, предстояло сообразить на месте. Стихийница и сама не смогла бы ответить, что сподвигло на срочные сборы – ярость Рофуса или сон о таинственных снежиках. Знала одно – оставаться в замке Крона выше сил.
Какая умница Элия Норлок, что снабдила платьем и браслетом. Нужно непременно поблагодарить соседку, если их пути снова пересекутся. Мари пока не загадывала далёко вперёд. Однако на границе сознания, словно зерно, упавшее на благодатную почву, зрел план о настоящем побеге. Не только из владений городовика, но и из Зимнего Дворца. Навсегда!
Скинув снежно-белое одеяние, Мари с сомнением посмотрела на Пояс Стихий. Хотела, было, оставить на кровати, но передумала. Кто знает, какие неприятности принесут поиски шарманщика, а, значит, защита не помешает. Стихийница повязала изделие из белокурых женских волос на голое тело и спрятала от посторонних глаз под свободным серым платьем. Её ни капли не смущал факт присвоения чужого имущества. Вызывал легкое злорадство – паучиха лопнет от злости, когда узнает о пропаже.
Оранжевый браслет оказался свободнее, чем следовало, пришлось поднять его повыше. Последним штрихом к портрету простолюдинки стал серый плащ, в котором Мари накануне посетила праздник на площади. Очередное чужое добро, но не лишнее в пути. Жаль она не догадалась уложить в сундук дорожную сумку. С тоской вспоминались и подарки друзей, оставленные в сиротском доме. Интересно, что с ними сделает Юта Дейли? Выбросит, как хлам? Наверняка. Но теперь ничего не поделаешь. Да и не тащить с собой в неизвестность книги и безделушки.
Мари тряхнула головой и постаралась выбросить из неё тревожные мысли. Набрав в грудь побольше воздуха, коснулась дверной ручки.
"Ни при каких обстоятельствах не покидай спальню по ночам".
Наставление Грэма Иллары зазвучало в ушах, словно учитель стоял рядом. В ответ вдоль позвоночника пробежала стайка мурашек. Мари растерялась. Но лишь на миг. Чего ей бояться? Стихийник, ранивший Королеву Хладу, далеко. Ночь почти прошла, на горизонте показалась шапка раннего Летнего солнца.