- Давай на окраину города, - приказал Алвис. - А потом… потом будет видно.
- Хорошо. Такси поехало.
Мотор деловито урчал. Мимо проплывали пласты песка и глины. Время от времени машина проезжала сквозь фундаменты домов. Один раз в отдалении мелькнул полусгнивший сундучок, здорово смахивающий на такой, в которых обычно хранили золото. Впрочем, добраться до него не было никакой возможности, и Алвис ограничился лишь тем, что проводил сундучок алчным взглядом.
Таксист передвинул рычаг рядом с рулем, и машина пошла круто вниз.
- Сейчас будет река, - объяснил он. - Вполне можем забуксовать.
В самом деле, теперь мотор машины урчал громче. Она ехала через более темные пласты пород, и пару раз ее даже ощутимо тряхнуло. Однако все обошлось. Минут через пять таксист снова передвинул рычажок, машина пошла вверх… и едва не столкнулась со стволом окаменевшего дерева.
Отчаянно крутанув руль в сторону, таксист чертыхнулся и поспешно сбавил скорость. Бампер машины прошел всего лишь в нескольких пальцах от здоровенного окаменевшего корня.
- Ого! - сказал Алвис.
- Бывает, - промолвил таксист. - Эти окаменевшие деревья здорово затрудняют проезд. На прошлой неделе я все-таки на одно из них налетел и помял бампер. Конечно, выправить его было несложно, но я так расстроился, что даже отправился отдохнуть на заброшенное кладбище.
- Заброшенное кладбище?
- Ну да. Почти в центре города, под землей, находится заброшенное пеликанское кладбище. Никто о нем, кроме нас, призрачных таксистов, не знает. Местных жителей мы через него не возим.
- Почему?
- Узнав о местоположении кладбища, они могут попытаться его разрыть. Знаешь, некоторые могилы, принадлежавшие богатым пеликанцам, буквально наполнены золотом и драгоценными камнями. Нам бы не хотелось из-за алчности людей терять место, в котором так приятно отдыхать.
- Зачем же ты тогда рассказываешь о нем мне? - спросил Алвис.
- Ты не житель этого города. Ты - человек дороги. Если начнешь болтать о кладбище, тебе никто не поверит. Кроме того, ты обещал расплатиться со мной эмоциями - а стало быть, являешься особым клиентом.
- А-а-а… понятно, - протянул Алвис. Он поежился.
Платить эмоциями ему еще не приходилось. Кроме того, он не знал никого, кто делал подобное, и теперь невольно задумался. А не влип ли он в очередную неприятность?
Таксист бросил на него холодный взгляд и проговорил:
- Да ты не бойся. Ничего страшного с тобой не произойдет. Это совершенно безболезненно.
- А я и не боюсь, - заявил Алвис.
Он несколько кривил душой. Конечно, он не то чтобы боялся… Просто словно бы тревожился, волновался, что ли…
Минут через десять такси снова пошло вверх и вынырнуло на поверхность земли. Алвис взглянул на солнце и машинально отметил, что до ночи осталось не более часа.
- Куда теперь? - спросил таксист, когда машина остановилась.
Перед ними была та самая улица, по которой несколько часов назад Алвис вошел в город. И теперь юноше предстояло сделать выбор. Он мог вернуться в город, а мог, обогнув его лесом, снова отправиться в путь.
Конечно, второе было безопаснее. Хотя… Это еще как поглядеть. Следующая ночь будет ночью красных дьяволов. Горе тому, кого она застанет в дороге, кто не сможет найти надежного убежища. Если учесть, что до следующего города пять суток пешего хода, то можно уверенно сказать…
- Расплачиваться будешь? - спросил таксист.
- Угу, - ответил Алвис.
- В таком случае плати и выметайся из машины. Может быть, мне удастся до наступления ночи поймать еще хотя бы парочку пассажиров. Давай плати.
- Как?
- Что как?
- Я не прочь заплатить. Только объясни мне, как это делается.
Таксист бросил на него подозрительный взгляд.
- Ты что, ни разу не слышал, как именно расплачиваются эмоциями?
- Нет.
- Хорошо.
Таксист заглушил мотор машины и повернулся к Алвису.
- Это совсем не сложно. Ты должен рассказать мне какой-нибудь интересный случай, то, что тебя поразило или взволновало, заставило испытывать эмоции. Врать бесполезно. Если попытаешься скормить мне байку - моментально узнаю. Понимаешь?
- Еще бы, - сказал Алвис.
- Тогда давай начинай.
Таксист плотоядно облизнулся. Вот это уже Алвису не понравилось, но деваться было некуда. Обещания надо выполнять.
- Сейчас, - сказал он.
- Можешь пару минут подумать, - великодушно сказал таксист. - Но только не более. Времени у меня совсем мало.
Алвис задумался.
Жизнь на дороге полна приключений. Чуть ли не каждый день случается что-нибудь забавное, грустное, а нередко и опасное. Однако именно сейчас, как на грех, никаких особых происшествий ему не вспоминалось.
Может быть, рассказать, как он залез на ферму, разводившую мясных ящериц, чтобы стащить одну из них на ужин, и что из этого вышло? Нет, не стоит. Стыдно как-то. У него после этой истории чуть ли не неделю болели уши. Может быть, поведать, как он и еще двое бродяг как-то на вершине холма соревновались, кто более ловко соврет? Пожалуй…
Алвис уже было открыл рот, чтобы начать рассказ, но вдруг передумал.
Кто его знает, этого таксиста? Может быть, он решит, что упоминание о вранье делает плату недействительной, и придется вспоминать новый случай?
- Твое время вышло, - напомнил таксист. - Кстати, не обязательно рассказывать. Просто вспоминай. Мне хватит и этого. Прямо сейчас. Начни вспоминать - и все. Сейчас…
Путей отступления не осталось. Алвис глубоко вздохнул и покорно начал вспоминать.
Сначала воспоминания были нечеткими, словно рисунки на пыльном, сто лет не протиравшемся стекле. Они скользили мимо его сознания и исчезали, исчезали… А потом таксист каким-то образом подключился к его сознанию, и благодаря этому воспоминания стали четче, реальнее, окутали его, захватили в плен, вернули в прошлое, так что оно стало неотличимо от настоящего.
Как много он, оказывается, помнил. Как много!
Он помнил тот самый городок, в котором впервые увидел духов моря. И как под его ногами скрипел песок, а волхвница, идущая впереди, то и дело оглядывалась, проверяя, не дал ли он деру. И потом пустынный берег, шелест волн и далеко в море, на самой границе воды и неба, первый возникший ниоткуда огненный столб.
Да, той ночью он увидел духов моря и кое-что о них узнал, хотя теперь, спустя год, пришло понимание, что на самом деле это знание было ничтожным. Все-таки он был всего лишь слугой на ночь, наемником. Его обязанности заключались в том, чтобы следить за духами моря. Если они надумают взбунтоваться, он должен был вытащить из кожаного футляра старинный серебряный, украшенный какими-то блестящими камешками крест и защитить им волхвницу.
И только.
Конечно, кроме этого он должен был не задавать вопросов, не пытаться удрать и в нужный момент не струсить.
Если подумать - немало.
Оплачивалась эта работа по-царски. Правда, несоблюдение обязательств вело к ужасному наказанию. Вот в этом Алвис не сомневался. Что-то, а наказывать провинившихся волхвницы умели. В свое время Алвис наслушался рассказов о тех, кто имел несчастье им не угодить.
Конечно, в самом начале, когда волхвница встретила его на пустом причале, готовым он голода сжевать собственный башмак, он мог еще отказаться. Но не потом, когда она привела его в уютный домик и накормила до отвала. С этого момента соглашение между ними было заключено, и расторгнуть его было невозможно. По крайней мере, пока не настанет утро и духи моря не исчезнут.
Духи моря - огненные столбы, наделенные сознанием, силой и злобным, строптивым характером. Он боялся их до дрожи, но еще больше боялся смерти. И согласился. И в результате оказался на пустынном морском берегу в обществе волхвницы.
Вообще-то она была красива, эта холодная, словно клинок ледяного меча, девушка с голубыми, похожими на кусочки неба глазами. Она была стройной, высокой, ловкой, быстрой и, конечно, очень умной. И все-таки что-то в ней было отталкивающее, чужое, нечеловеческое. Ни за какие коврижки он не заставил бы себя к ней прикоснуться.
Впрочем, от него этого и не требовалось. Он был просто бессловесной машиной, охранником. Почему именно он, а не какой-нибудь амбал из города? Ну, это очень просто. Потому, что волхвнице не нужны были разговоры. Он - человек дороги. Он получит свои деньги и уйдет. Люди дороги не задерживаются надолго на одном месте. А житель поселка почти наверняка начнет болтать.
Духи моря…
Он увидел в ту ночь духов моря. Он хорошо их рассмотрел. А еще в ту ночь он отработал свои деньги сполна. Потому что духи моря взбунтовались. И остановил их только серебряный крест, а также он, Алвис, нищий бродяга, который этот крест держал в руках.
Крест подействовал, и духи моря отступили. Волхвница беззвучно плакала, потому что испугалась. Но расплатилась она с ним суворик в суворик, ни больше ни меньше. И это было справедливо.
Честно говоря, Алвис был почти уверен, что она его обманет. Но ошибся. Деньги ему достались. Именно поэтому он тем же утром закупил еды на дорогу и ушел из города.
Он не боялся. Он мог бы остаться в этом городе еще на неделю и провести ее в номере гостиницы, ничего не делая и отъедаясь. Но он ушел.
Это было правило, которое он понял уже давно. Одно из правил дороги. На справедливость отвечать справедливостью, на подлость - подлостью. Наверное, волхвница его знала тоже.
Он ушел еще потому, что в ту ночь, сразу же после того, как духи моря улетели к горизонту, сначала превратившись в желтые пятнышки, а потом один за другим погаснув, он дал себе обещание покончить с жизнью бродяги, осесть на одном месте.
Дать его было легче, чем исполнить. В этом он убедился очень скоро…
- Почему ты перестал вспоминать? - спросил таксист.
- А что, этого недостаточно? - удивился Алвис.
- Конечно нет. Давай, давай дальше.
- Дальше? - усмехнулся Алвис.
Его позабавил голос таксиста. Сейчас в нем проскальзывали интонации, с которыми обычно не очень состоятельный клиент упрашивает проститутку обслужить его еще раз, бесплатно.
- Ну что тебе стоит? - тянул таксист. - Давай еще немного.
- Немного?
- Да, да.
- Хорошо. Будет еще немного.
Алвис вдруг разозлился. Он хочет еще? Прекрасно. Он получит, получит сполна.
Он снова закрыл глаза, пошарил в памяти, выбирая подходящее воспоминание. И нашел…
…Дождь. Он льется с неба уже неделю, день за днем, прекращаясь лишь на ночь. Он пропитал водой все, что может намокнуть, и, кажется, даже то, что намокнуть не в состоянии. Размеренно и неумолимо он падает и падает из свинцовых, без единого просвета туч.
Алвис бредет по дороге, уже не обращая внимания на потоки грязной воды, временами проваливаясь в нее чуть ли не по колено. Бредет, уже ни на что не надеясь, скорчившись под струями падающей с неба воды.
Он даже не мечтает о том, чтобы оказаться под крышей, поскольку ему уже не верится, что подобное возможно. Он мечтает лишь о том, чтобы не сойти с ума и дойти хоть куда-нибудь, увидеть хоть одно человеческое лицо. После этого можно лечь прямо в грязь, закрыть глаза и забыться, пусть даже это закончится его смертью.
Конечно, это была лишь сказка, которую выдумало его упорство, чтобы толкать вперед, чтобы он не остановился и, в самом деле упав, не захлебнулся жидкой грязью. Потом, когда он встретит людей, упорство придумает что-нибудь другое. Может быть, оно заставит его верить в то, что он обязательно должен поесть и лишь потом отдать концы. Может быть, что-то другое.
Алвис об этом не задумывался. Он шел. Процесс продвижения вперед отнимал у него все силы. Думать, пытаться понять, что с ним происходит, было непозволительной роскошью.
Он вступил в поток относительно чистой воды, благополучно обошел едва видневшееся над поверхностью воды дерево. Потом снова началась жидкая грязь. Алвис споткнулся и упал в нее, хлебнув широко открытым ртом грязную, холодную воду. Упрямство заставило его встать, откашляться и двинуться дальше.
А дождь барабанил и барабанил по голове, утрамбовывал, старался вбить его в эту смесь грязи и воды.
Он шел. До тех пор, пока упрямство не кончилось. Вернее, оно лопнуло, словно детский надувной шарик, и оставило после себя лишь безразличие и тихое, почти неощутимое желание умереть. Сил не осталось даже на то, чтобы остановиться, а потом заставить себя упасть в грязь и попытаться ею захлебнуться.
Он сделал еще несколько десятков шагов, но тут вода завершила то, над чем трудилась уже много часов, понемногу выпивая из его ног, а через них и из его тела тепло. Оно кончилось, и вместе с последней его частицей ушло то, благодаря чему Алвис ощущал себя живым существом, еще способным чувствовать и мыслить.
Тут он остановился, поскольку где-то глубоко внутри него открылся крохотный клапан, из которого просочилась последняя резервная капля сознания, приказавшая ему это сделать.
Он остановился. И мир вокруг замер в жуткой, неестественной тишине, стал всего лишь картонной декорацией, через которую вдруг проступили нити основы. Они были разноцветные: красные, желтые, зеленые, желто-розовые, мраморно-бежевые, антрацитовые в квадрате, иссиня-белые, немыслимых цветов и оттенков, названия которых он не знал, да и не мог придумать. Они были, эти нити. Они связывали между собой исхлестанные дождем деревья, и мусор, крутившийся в водовороте прямо у его ног, и трупик дохлой крысы, плававший возле голых, потерявших листву кустов. Они выходили из кончиков его пальцев и соединялись с этой окутывавшей окружающее пространство паутиной, вливались в нее, становились ее частью, охватывая собой все окружающее пространство, весь лес и, кто знает, может быть, весь мир.
Впрочем, большого значения это не имело. Хотя бы потому, что через эту сеть, через связывающие его с ней нити в Алвиса хлынула энергия, возвращая ему тепло и способность мыслить, а также двигаться.
И минут пять он стоял неподвижно, насыщаясь этой энергией и теплом, впитывая их в себя, словно губка. Когда же эти пять минут прошли, он двинулся дальше. Он свернул в сторону и ушел с превратившейся в грязевое болото дороги в глубь леса. Где-то там, не очень далеко, в этом насквозь промокшем лесу, было существо, отчаянно пытающееся спастись, нуждающееся в ком-то большом и сильном. Конкретно - в нем.
Он нашел это существо. С помощью линий это было не трудно. Он нашел его и спас. Линии исчезли - сразу, резко, словно кто-то стер их одним движением руки. И мир снова стал привычным и знакомым.
Через несколько часов, все-таки добравшись до города, сидя в тепле гостиницы и поедая горячую похлебку из мяса игуанодона, обильно сдобренную корнями съедобного папоротника, Алвис вспомнил о линиях и усмехнулся.
Что только не привидится людям, находящимся на грани жизни и смерти.
Кстати, существо, которое он спас, так и осталось с ним. Отзывалось оно на имя - Дьюк.
- Ну как? - спросил Алвис у таксиста. - Достаточно?
Тот помотал головой, словно гурман, которого оторвали от вкусного блюда, и тихо попросил:
- Еще, еще немного. Ну, еще самую малость.
Алвиса передернуло от отвращения. Но остановиться он уже не мог. Что-то с ним происходило странное, и виноват в этом был несомненно таксист, каким-то образом заставлявший его вспоминать и вспоминать.
Это было нечестно, не по правилам, вопреки уговору. Но остановиться было уже невозможно. Алвис закрыл глаза…
Физиономия у лавочника была паскудная - дальше некуда. Морда дэва тоже особым благообразием не отличалась.
Они схватили Алвиса за руки, и лавочник издал радостный вопль:
- Попался! Попался, сукин сын! Ну, сейчас…
В вопле этом чувствовалась такая радость, словно лавочник получил известие, будто сегодня после обеда, при большом стечении народа, его вознесут на небеса. Может, большинство лавочников вполне искренне верят, что за каждого пойманного воришку им прощается половина грехов?
Алвис рванулся из последних сил, но его держали крепко. Убедившись в этом, мальчик перестал сопротивляться, обмяк. Незачем злить тех, от кого зависит его дальнейшая участь.
Он несомненно попался. Что дальше? Станут его бить сейчас или сначала выведут на улицу? И вообще, может, удастся битья как-нибудь избежать?
- Попался, попался! - продолжал завывать лавочник.
Дэв молчал. Плохой знак. Наверное, все-таки побьют. Кстати, как? Могут побить и так, что на всю жизнь останешься инвалидом.
Алвис заскулил, тоненько и жалобно. Так, как нужно. Конечно, разжалобить лавочника этим он не рассчитывал. Но дэв… Кто знает, может быть, это как-то подействует на него.
Подействовало.
- Ладно, - сказал страж порядка. - Если ты надумаешь этого детеныша бить, то я выйду на улицу. По закону это не положено. Смекаешь?
- Угу, смекаю, - радостно улыбнулся лавочник. - Еще как смекаю.
После этого он быстро оглядел свою лавку, видимо, выискивая предмет потяжелее.
Алвис издал отчаянный вопль и пустил слезу.
- Я пошел, - быстро проговорил дэв. - Делай с ним что хочешь. Только не убей. Иначе мне придется отвечать.
- Не убью, - злобно пропыхтел лавочник. - Я его даже бить толком не буду. Посажу пару раз на каменный пол с размаха. Всю оставшуюся жизнь будет помнить, как красть.
- Как хочешь. Только чтобы без большой крови. А то моему начальству это может не понравиться.
- Никакой крови не будет, - заверил лавочник. - Я сделаю, что нужно, очень аккуратно.
Алвис попытался прикинуть, сможет ли он справиться с лавочником, когда дэв уйдет. Вряд ли. Дядька тот был здоровый, килограмм на сто, не меньше. А Алвис… Сможет ли справиться с такой тушей худой четырнадцатилетний мальчишка?
Впрочем, в драке главное не вес и мускулы. Главное - голова. И все-таки уж больно лавочник был здоров.
- Не уходите, - проскулил Алвис. - Он убьет меня, убьет.
Дэв почесал за ухом.
- Может, и в самом деле отдашь мне мальчонку? Явно не из озорства он у тебя этот каравай хотел стащить, а с голодухи.
- Вот эти-то и самые вредные, - мрачно сказал лавочник и выкрутил Алвису руку так, что у того в глазах потемнело. - Ишь, работать не желает Мал еще. А воровать уже очень даже способен. Я его в последний момент поймал. Еще немного, и смылся бы, как пить дать смылся.
- Все равно, как-то это неправильно.
Дэв все еще колебался.
- Неправильно, говоришь? - осклабился лавочник. - Хорошо, забирай его, забирай. Только учти, отныне, как только у меня что-нибудь украдут, я буду вычитать стоимость пропавшего из тех денег, которые плачу тебе за заботу. Как, подходит?
Дэв снова почесал за ухом. Такая перспектива его, конечно, не устраивала. Попробуй потом проверь, украли что-то в самом деле или лавочник решил зажилить деньгу. Да и начальству, с которым приходится делиться доходами, объяснить, почему они уменьшились, будет затруднительно.
- Ладно, черт с тобой, делай как знаешь, - буркнул дэв. - Только учти, убьешь детеныша, придется штраф платить.
Сказав это, он поспешно вышел из лавки, и Алвис с лавочником остались один на один.
- А и заплачу, - злобно улыбнулся лавочник. - Только сначала сделаю так, как задумал.
- Ой, дяденька, больно! - завопил Алвис. - Ой, пустите меня!