Будучи здоров, он никогда не посмел бы сказать такое, но жар отравил его кровь, и ему показалось, что его поддержат товарищи. Но они лишь хмурились и молчали, хотя их желудки были пусты и многих из них тоже мучила лихорадка, вызванная гнилой водою.
- Возьмите его, - приказал Максимин преторианцам.
Гвардейцы схватили орущего солдата под руки и поволокли к палатке императора. Но Максимин даже не пошел поглядеть, как прирежут изменника.
- На штурм! - приказал он. - Сегодня последний штурм, и мы возьмем город!
Ему повиновались, но без энтузиазма.
- Первому, кто окажется на стене, я отсыплю золота столько, сколько он весит! - крикнул Максимин, но это обещание не вызвало ожидаемого восторга. Как будто император обещал жирную курицу на обед. Впрочем, голодному солдату курица могла показаться призом куда более заманчивым…
Но к вечеру не было ни куриц, ни золота - изувеченные "черепахи" одна за другой отползли назад. И этот штурм не удался, как и предыдущие. Максимин не мог понять, в чем дело: город, пусть и не самый захудалый, но давным-давно позабывший, что такое осада и война, успешно сопротивлялся. Пограничные крепости, укрепленные гораздо лучше, чем Аквилея, Максимин брал с легкостью. А этот городишко, населенный разжиревшими торговцами и ремесленниками, оказался неприступен для его легионов, которые он лично пестовал и натаскивал. Самым отвратительным было то, что осаждавшие, а не осажденные испытывали нужду в воде и пище. Время от времени горожане поднимали над стенами тушу зажаренного барана и орали:
- Прирежьте Максимина, врага Рима, и мы сбросим этого барана вниз.
- Ребятушки, - заорал Максимин в ярости, - напрягитесь еще немного, перережьте горло этим наглецам!
Солдаты из тех, кто еще не побывал в бою, поволокли по каткам третью осадную башню, в слабой надежде, что с ее помощью удастся захватить стену. Но как назло, настил из бревен просел, а колеса заклинило, и деревянная махина застыла под наклоном, грозя вот-вот рухнуть. Солдаты бросили ее и кинулись врассыпную. Башня, постояв несколько мгновений и как будто раздумывая, падать ей или нет, наконец рухнула, погребя под своими обломками часть земляного вала.
Максимин, пунцовый от ярости, смотрел на это бесславное завершение штурма. Затем он велел всем трибунам и легатам собраться возле своей палатки для собрания. Офицеры явились. У всех у них глаза были потухшие, щеки запали. У многих лица почернели от сажи. Один из трибунов громко клацал зубами - с утра его трясла лихорадка. Никто не знал, как овладеть проклятым городом. Ожидали взрыва ярости Максимина и не ошиблись.
- Предатели! - завопил император и, указав на офицеров, приказал гвардейцам: - Казнить всех! Немедленно!
Приказ был столь неожиданным, что все, и офицеры, и преторианцы, растерялись. Гвардейцы, впрочем, опомнились первыми. Командиры почти безропотно позволили себя разоружить. Их резали тут же как жертвенный скот перед палаткой императора.
Но даже вид мертвых тел не успокоил Максимина. Напротив, пролитая кровь лишь разъярила его как дикого зверя. Он рванул полог палатки и, едва очутившись внутри, трижды выкрикнул:
- Зевулус! Зевулус! Зевулус!
Зеленый дым закрутился спиралью, и в палатке появился одетый в черное человек с хитрым прищуром узких глаз и черной бородкой, извивающейся, как змея, на груди.
- Ты ищешь решение, Максимин Август? - с ехидной ухмылкой поинтересовался халдей. - Ты изумлен неудачами? Так знай же, ты сражаешься не с людьми, люди для такого полководца, как ты, - ничто. Боги ополчились против тебя… Сам бог Белен, покровитель Аквилеи, обороняет ее.
- Кто ополчился? Аполлон? Юпитер? Я сегодня же принесу им жертвы и…
- Они отвергнут твои жертвы, и солдаты узнают об этом. Есть только один бог, который хочет и может тебе помочь.
- Кто именно?
- Я, Зевулус…
- Ты не бог, а всего лишь мошенник.
- Ошибаешься. Я сделался богом, просто никто не знает об этом. Римские боги - слабые боги, они не думают о космосе, только о земле. О том, чтобы урожай был хорош, чтобы не было землетрясений, чтобы унялся шторм на море. Они подвержены страстям как люди. И так же недальновидны. Объяви своим солдатам о новом боге Зевулусе, более могущественном, чем сам Юпитер, принеси мне в жертву шесть черных козлов - и ты увидишь, что удача вновь повернется к тебе лицом.
Бывший фракийский крестьянин Максимин не особенно жаловал римских богов, поэтому слова Зевулуса его скорее позабавили, чем возмутили.
- Мне плевать на твои рассуждения, - сказал он. - Главное - одолеть Аквилею. Клянусь, я предам смерти всех жителей этого мерзкого городишка, всех до единого. Ради этого я готов назвать тебя хоть Юпитером.
- Не упоминай имя этого дряхлого, выжившего из ума старика! Я - бог Зевулус, бог тьмы…
- Если ты повелеваешь мертвецами, то ступай к Плутону, - буркнул разочарованно Максимин. - Я дам тебе монетку для переправы.
- Я сулю тьму живым, а не мертвым, тьму, которая этому миру обещана на многие столетия.
Он швырнул что-то на землю, - что именно, Максимин разглядеть не успел, - и синее пламя полыхнуло во все стороны, охватило шатер, добежало до центрального столба и сгинуло, ничего не повредив. Максимин невольно попятился.
- Римляне недооценивают силу тьмы. Им кажется, что миром правит здравый смысл и порядок! Какое заблуждение!
- Заблуждение - это то, что я до сих пор не велел перерезать тебе горло! - взревел император.
- Вряд ли у тебя это получилось бы. А вот твои легионеры, измученные долгим походом, отсутствием жратвы и хорошей воды, вполне могут это сделать с тобой.
- Так что же ты предлагаешь?!
- Я открою тебе ворота Аквилеи, а затем и ворота Рима, если ты при всех объявишь меня богом. Каждый римский император создает какого-нибудь очередного божка. Тебе ничего не придется изобретать. На закате ты поставишь дерновый алтарь и принесешь мне жертву. А сейчас я скажу тебе, как победить этих упрямых горожан.
- Мои солдаты не примут тебя всерьез.
- Это не твоя забота, - зло отвечал Зевулус. - Может быть, ты хочешь, чтобы обожествили Гордианов?
Услышав ненавистное имя, Максимин схватил светильник и швырнул им в Зевулуса. Кипящее масло облило мага, но, казалось, он даже и не почувствовал этого, а металлическая тренога перевернулась в воздухе и рассыпалась на тысячи мельчайших осколков. Второй светильник Максимин не стал швырять, а лишь в ярости опрокинул его на землю.
- Хорошо, - прошипел он. - Я принесу тебе любую жертву, Зевулус, лишь бы заставить сенаторов захлебнуться в собственной блевотине. Калигула провозгласил себя богом, и никто не посмел ему возразить. Не возразят и мне. Легионы - лучший аргумент в любом споре. Пока они еще мне повинуются…
"Когда у преторианцев делаются хмурыми лица…" - дурацкая шутка. Но лица-то у гвардейцев действительно хмурые.
- Так что же мне делать? - спросил Максимин нетерпеливо.
- Подойди к стенам Аквилеи, - отвечал Зевулус, - и предложи горожанам: пусть один из них завтра выйдет с тобой на поединок. Если ты победишь, они откроют ворота города. Если победит их человек, ты уйдешь…
Максимин расхохотался. От его хохота затрясся шатер.
- Начитался Гомера, приятель? Ахилл и Гектор под стенами Трои! Ха-ха! Такое нынче не в чести… Да и кто же примет мой вызов? Все знают, что уже много лет в римской империи нет человека сильнее меня…
- Обратись с моим предложением к горожанам, - невозмутимо повторил Зевулус, - и ты увидишь, что такой глупец найдется. И завтра утром ты зарежешь его как овцу перед войском.
Максимин пожал плечами и вышел из палатки. Другой бы выслал к стенам трубачей и центурионов. Он отправился сам.
- Достойные жители Аквилеи! - проорал Максимин. - Я вызываю одного из вас на бой! Пусть смельчак победит меня, и я уйду от стен города. Ну а если я убью его, вы откроете ворота!
На стенах воцарилась тишина. В рядах солдат вокруг Максимина раздались негромкие смешки - все знали, что император ударом кулака выбивает лошади зубы, а ударом ноги ломает ей хребет, и только безумец согласился бы драться с ним один на один.
- Твой вызов принят, Максимин, - неожиданно долетел ответ со стены.
- Как твое имя, смельчак? - Максимин даже не пытался скрыть радости и торжества в голосе.
- Архмонт! - был ответ.
- Завтра на рассвете я жду тебя, Архмонт!
- Ты, верно, сошел с ума, Архмонт, - пробормотал Марцелл, глядя на чужака с ненавистью и позабыв, что утром этот человек спас стены от разрушения. - Это наш город. Кто доверил тебе его защиту, варвар?
Еще недавно горожане ликовали, видя, как рассыпалась башня осаждавших. Солдаты Максимина в беспорядке отошли к лагерю. Лучники перестали обстреливать стены, и любопытные, особенно женщины, теперь облепили каменные зубцы, уже торжествуя победу. Ответ Владигора привел их в растерянность и ярость.
- Ты украл нашу победу! - продолжал вопить Марцелл. - Им там, внизу, нечего жрать, они пьют отравленную воду! Они готовы были отступить - все видели это! А ты отдал победу в руки ублюдка, врага Рима! Консуляр велит тебя казнить и правильно сделает!
- Он избранник Белена, - возразил жрец. - Завтра боги даруют ему победу.
- Не рассказывай басни! Никому в целом свете не победить Максимина! - горячился Марцелл.
- Верно, боги решили отвернуться от нас, - пробормотал толстяк лавочник, - если вложили в твои уста эти ненужные хвастливые слова, Архмонт, - и потрусил со стены.
- Я не проиграю, - упрямо проговорил Владигор, - и завтра вы это увидите. Сила Максимина в вашем страхе.
Ему не решались поверить. Кое-кто, правда, смотрел на него с робкой надеждой, - за дни осады в городе и впрямь произошло столько чудес, почему бы теперь не случиться еще одному, последнему и самому невероятному чуду? Но большинство лишь хмуро молчало. Отказаться от поединка было уже нельзя - Юпитер покарает того, кто нарушит слово. Но и сдержать его означало только одно - смерть.
- Завтра нас всех перережут, а наших детей продадут в рабство, - сказал Марцелл, понизив голос, но от этого его слова прозвучали еще более безнадежно.
Кажется, кроме старика Антония, никто не верил в победу Владигора. Когда они вдвоем спускались со стены, горожане провожали их недобрыми взглядами. Но никто не сказал больше ни слова.
- Ты веришь в мою победу? - спросил Владигор у старика.
Сходство его с Белуном смущало Владигора - он ловил себя на том, что обращается к старому жрецу так, как обращался к своему учителю, и ждет от него точно такой же честности и прямоты. Антоний в самом деле относился к Владигору, как Белун, с отеческой заботой.
- Юпитер прислал тебя в Аквилею, Ненареченный бог, - отозвался Антоний. - Значит, ты победишь.
- Может быть, он прислал меня для того, чтобы облегчить путь Максимину…
Антоний отрицательно покачал головой:
- Это невозможно. Белен покровительствует тебе. Он бы не стал этого делать даже из страха перед Юпитером.
Аргументы Антония не убедили Владигора. Он бы на месте старика не доверялся так слепо небесным покровителям. Странно, что Антоний не сомневался в победе, тогда как он сам еще не до конца верил в себя. Его именуют Ненареченным богом и ожидают от него чудес. Да, Владигор куда сильнее обычного человека, но…
- Максимин так могуч, - заговорил он вслух о том, что его мучило. - О нем рассказывают легенды. Я видел его со стены - он выше остальных чуть ли не на две головы.
- Да, - кивнул Антоний, - его ступни почти в два раза больше, чем у обычного человека. А на большой палец правой руки он надевает браслет своей бывшей жены. Что с того? Больше тридцати лет назад, будучи простым фракийским крестьянином, Максимин обратил на себя внимание императора тем, что сначала победил шестнадцать самых сильных борцов из числа лагерной прислуги, потом целый день бежал за лошадью императора, нимало не устав, а после в один миг поборол еще семь самых сильных солдат, каких только удалось сыскать в армии. Но разве это может вызвать у тебя страх?
То и дело путникам приходилось прижиматься к стенам домов, чтобы пропустить повозки с камнями и известью для ремонта стен. Неожиданно один из возчиков закричал и замахал палкой, пытаясь ударить что-то на мостовой.
- Что случилось? - спросил Владигор, подойдя к нему.
- Змея, - отозвался тот, - вылезла прямо из-под колес и скрылась в водостоке. Да такая здоровая - в жизни не видел больше.
Владигор нахмурился. Если бы он был римлянином, то сказал бы, что это дурной знак. С тяжелой душой последовал синегорец за Антонием в дом, где провел остаток предыдущей ночи и должен был провести следующую - накануне поединка.
Уже стемнело, и в лагере зажглись тысячи факелов. Солдаты в полном вооружении построились перед палаткой императора, возле которой был сооружен алтарь из дерна Шесть черных козлов стояли, сбившись в кучу, перед алтарем. Несколько конных отрядов прочесали окрестности, чтобы найти нужных животных, и - о чудо! - на одном совершенно разоренном крестьянском дворе нашли в сарае всех шестерых, упитанных, черных как смоль, как будто специально приготовленных для жертвоприношения. Солдаты сочли находку добрым знаком, и весть о ней мгновенно облетела лагерь.
Максимин в белой тоге с жертвенным ножом, подарком Зевулуса, в руках подошел к алтарю и осыпал голову первого козла вместо жертвенной муки зеленым порошком - еще одним даром чародея. В воздухе распространился едкий пряный запах, и животное зашаталось, будто его ударили деревянной колотушкой по голове. Опасаясь, что козел падет прежде, чем его прирежут, император полоснул лезвием по горлу животного. И только тогда увидел, что голова эта вовсе не козлиная, а человеческая, с курчавыми черными волосами, увенчанная парой вполне настоящих козлиных рогов. Полукозел-получеловек еще бился в судорогах, когда Максимин рассек ему грудную клетку и извлек бьющееся сердце. Едва сердце было брошено в огонь, как прямо в воздухе возникли врата, охваченные синим огнем, точно таким же, какой возник в палатке Максимина, но не сжег ее. Врата раскрылись, но за ними был все тот же ночной мрак. И из этого мрака непрерывным потоком устремились странные существа в черных балахонах до пят, с закрытыми покрывалами лицами. Тьма обрела человеческий облик и шествовала по лагерю. Даже у видавших виды ветеранов первой когорты дрогнули сердца. Мгновенно темные фигуры растеклись меж рядами солдат. Проходя, каждый из пришельцев по очереди прикасался к легионерам, и тогда солдаты ощущали странный холод, разливавшийся по их телам, будто они умерли, и сердца их останавливались, забывая биться. Впрочем, эта мнимая смерть длилась лишь мгновение. И вот уже странная процессия, выплеснувшаяся из небесных врат, устремилась обратно, так же молча, не проронив ни звука. Врата вспыхнули синим огнем и исчезли.
Когда сердце второго полукозла-получеловека было брошено в огонь, в походный алтарь Юпитера ударила молния и испепелила его дотла.
Третье жертвоприношение вызвало из небытия целую тучу летучих мышей, черные стаи закружили над Аквилеей и закидали город пучками горящей пакли. В нескольких местах занялся пожар, и к небу поднялись столбы дыма, подсвеченные снизу отблесками красного.
Четвертое заставило бить из земли фонтаны крови.
От трепыхания пятой жертвы содрогнулась земля.
Когда же настал черед шестой твари, потоки синего огня образовали в небе гигантскую воронку, и в центре ее проступило огромное лицо Зевулуса. Раскрыв рот, в который без труда могла бы въехать целая квадрига, Зевулус проорал:
- Я принимаю твою жертву, Максимин…
Император поднял руки к небу, и в его ладони ударила молния. Все тело императора засветилось синим огнем. Огромный и неподвижный, стоял он, будто светящаяся статуя. И солдаты в лагере, и горожане, столпившиеся на стенах, видели это.
Теперь Максимин верил, что завтра он победит…
- Так ты в самом деле стал теперь богом? Ну и как тебе новая ипостась?
Если бы посторонний поглядел на них со стороны, то изумился бы, увидев этих двоих в темном полуразрушенном доме в окрестностях Аквилеи, - человек в черной хламиде и огромная змея, свернувшаяся кольцами на полу, вели неспешную беседу. Синий свет, исходящий от магического посоха, освещал комнату. Зевулус возлежал на каменном ложе, с которого то ли хозяева, то ли нагрянувшие следом солдаты стащили подушки и обивку. Но это разоренное жилище нравилось Зевулусу. Он был равнодушен к роскоши. Роскошь - удел слабых душ. Сильных насыщает только одна вещь - власть. А воплощение абсолютной власти - Рим. Повелитель Рима повелевает миром.
Золотая чаша была наполнена вином, на узорном блюде лежал жареный, истекающий кровяным соком кусок козлятины.
- В небесах слишком тесно, - хмыкнул в ответ Зевулус, - не протолкнуться. Шаг не ступи, тут же окажешься в обществе какого-нибудь заштатного божка, который воображает себя важнее всех прочих. Но я не собираюсь соперничать с ними за право заведовать какой-нибудь винной бочкой или урожаями, или присматривать, чтобы в порт было удобно заходить кораблям. Нет, я буду управлять злом. До этого не додумался ни один из спесивых римских божков. Я намерен его выращивать и лелеять. И даже Аполлон, бог солнца, не сможет мне помешать. В Риме самый большой мерзавец, перебив тысчонку-другую народу, не отважится принять зло как абсолют. Зло у них сращено со всей остальной жизнью, как будто они оберегают его, боясь, что само по себе оно не сможет выжить. Меня подобная скудость ума и отсутствие воображения необыкновенно раздражает.
- Раз ты теперь бог, - продолжала змея, - то твоему подопечному не стоит волноваться относительно исхода завтрашнего поединка.
- Хотелось бы мне верить в победу этого Максимина так, как он верит в нее, - усмехнулся Зевулус, теребя свою тощую бороденку. - Жаль, что ВЕЛИКИЙ ХРАНИТЕЛЬ озабочен своим Синегорьем и не может поведать мне будущее Фракийца. Максимин не подозревает, как силен Владигор. Но, дорогая моя Чернава, нам с тобой непременно нужно извести князя, иначе весь мой замечательный план провалится. Как только Максимин подтвердит мою божественную ипостась в Риме, ВЕЛИКИЙ ХРАНИТЕЛЬ откроет мне путь в другие миры… А для этого нужно, чтобы Максимин победил…
- Он победит, о повелитель, - отвечала змея.
- Тогда ползи в Аквилею, Чернава, - приказал Зевулус, - и чтобы к утру этот глупец, я имею в виду синегорца, был мертв. Смотри не перепутай его с фракийским великаном, ибо тот еще глупее. Укуси Владигора как следует. Даже если он не умрет, то с распухшей ногой или рукой вряд ли одолеет Максимина.
Змея приподняла голову, и несколько мгновений взгляд ее желтых глаз был устремлен на Зевулуса. Чародей почувствовал противный холодок между лопаток… Уж не пытается ли змея подчинить его своей воле? Чародей тряхнул головой, и наваждение растаяло. Почудилось, верно… Не Чернаве тягаться с самим Зевулусом!
- Я убью сразу двух зайцев, - улыбнулся Зевулус и пригубил из чаши. - Уберу синегорца и стану богом. Максимин сделает угодное мне дело своими руками. И еще наградит меня же за это. Вот что называется истинной мудростью. - И Зевулус поцеловал ВЕЛИКОГО ХРАНИТЕЛЯ.