Шум крыльев заставил его поднять голову. Огромная ночная птица возникла в дверном проеме. Если бы змея не успела отпрянуть, острые когти впились бы в ее незащищенное тело. Зевулус вытянул руку в направлении двери. Повинуясь его приказу, острый нож, лежавший на блюде, полетел в цель. Птица с протяжным криком метнулась наружу.
Зевулус выскочил во двор, но филина нигде не было видно, лишь на каменных плитах повсюду валялись перья, запятнанные кровью.
- Я попал в него! - закричал Зевулус. - Он не мог улететь!
Чародей вытянул руки вперед, и из его растопыренных пальцев ударили во все стороны синие молнии. Дом и деревья вокруг осветились холодным, режущим глаза светом. Но птицы по-прежнему не было видно.
- Ладно, ползи к Владигору, - приказал Зевулус Чернаве, - а с этой дрянью я сам разберусь.
Прекрасная женщина склонилась над его ложем. От нее пахло терпкими благовониями, столь любимыми римскими красотками. Ее кожа была матовой, как слоновая кость, каскад черных вьющихся волос струился по плечам. Грудь женщины с выкрашенными красной краской сосками порывисто поднималась и опускалась под тонкой полупрозрачной тканью. Ее пальцы скользили по его коже, оставляя змеистый след. След, от которого кожа горела.
- Ты самый лучший, - шептали ярко накрашенные губы, касаясь его рта… - За одну ночь с тобою я отдам жизнь… Не думай о том, что будет завтра, будь моим… Сегодня… сейчас… - Рот ее приоткрылся, и розовый раздвоенный кончик языка скользнул между его губ, - ее поцелуй напоминал змеиный укус, он почувствовал сильную боль в горле и понял, что не может вздохнуть.
Напрасно он, давясь, открывал рот, что есть сил пытаясь втянуть в себя воздух. Тело его лишь корчилось в судорогах. А женщина сидела возле него на постели и, улыбаясь, смотрела на его мучения…
- Кто ты?!
Вырвавшись из кошмара, он вскочил с постели, тяжело дыша.
Но сон продолжался и наяву - черноволосая женщина лежала рядом на кровати, и отблеск масляного светильника рдел на ее щеке. Наяву, как и во сне, он подумал, что лицо ее напоминает слоновую кость.
- Архмонт, любимец богов… - Гостья улыбнулась одними губами. - Богиня любви награждает тебя восхитительной ночью накануне твоей победы.
- Ты послана Венерой?
Ее руки тут же по-змеиному обвились вокруг его шеи.
- Кто ты? - спросил он, не желая своим вопросом подсказывать нужный ответ.
- Посланница богов. Я знаю, что сам Юпитер покровительствует тебе, Архмонт…
- Если так, то ты знаешь слишком мало, - заметил Владигор.
Если эта женщина посвящена в тайны Юпитера, то должна именовать его Ненареченным богом, тогда как она назвала его Архмонтом. Значит, ее послал смертный, пусть и ведающий более других, но не знакомый с маленькой тайной здешнего пантеона.
Владигор снял с подставки светильник и поднес его к лицу гостьи. И хотя она изменилась с момента их первой встречи в лесу, в ТОМ времени и мире, он узнал этот дерзкий разлет черных бровей и огромные желтые глаза, в глубине которых таилось черное пламя.
- Ведьма! - воскликнул синегорец.
- Да, это я, Владигор, - отвечала она, нисколько не смутившись, а, напротив, вызывающе-дерзко.
Тончайшая ткань легкой паутиной соскользнула с ее покатых плеч, обнажая гибкое тело. Владигор вытянул из ножен меч и поднес его к груди женщины.
- Ты хочешь убить меня? - спросила она со странной усмешкой, но не сделала даже попытки ускользнуть.
- А ты зачем явилась сюда? Разве не за тем же?
- Я послана Зевулусом, не стану отрицать очевидное.
- Когда ты должна это сделать? До того, как подаришь мне свою любовь? Или после? Каков приказ?
- Он оставил это на мое усмотрение, - улыбнулась Чернава. - Но если бы я в самом деле желала исполнить его просьбу, ты был бы уже давно мертв, Владигор. Одна капля моей слюны, и ты бы перестал дышать во сне… - Она медленно провела пальцем по своим влажным губам, а затем поднесла руку к губам Владигора. - Что говорит твое чародейское знание? Смерть здесь или жизнь?
Владигор мельком глянул на аметист - камень горел ровным голубым огнем. В этой женщине не таилось опасности. Во всяком случае, так указывал камень.
- Почему ты служишь Зевулусу? - Владигор говорил тоном судьи. Но ему почему-то хотелось при этом, чтобы Чернава оправдалась.
- Мое племя состояло из колдунов и магов. Мы поклонялись змеям, а избранные могли превращаться в них и понимать их язык. Римляне уничтожили нас. Не потому, что не признавали нашей религии, просто они не терпели нашей независимости. Немногие остались в живых, и те, кто спаслись, почти утратили прежние способности. Зевулус обещал мне помочь отомстить Риму. Глупая, слишком поздно я поняла, что он думает лишь о собственной выгоде. Он так же бездушен, как и этот мир…
- Мирам свойственно меняться, - заметил Владигор.
- И погибать… - добавила Чернава.
- Ты хочешь, чтобы Рим погиб?
Она покачала головой:
- Теперь уже все равно. Я просто служу. Мне некуда бежать от своего повелителя. Когда наступит рассвет, он позовет меня, и я окажусь у его ног. Даже если уползу за ночь на десять римских миль отсюда.
- А двадцать римских миль не могут тебя спасти?
Ведьма снова покачала головой:
- Меня могло бы спасти только время. Если бы ты, Хранитель времени, отправил меня в другой мир, то Зевулус не смог бы меня найти.
- Если я добуду камень, похищенный твоим господином, то на обратном пути могу выбросить тебя в каком-нибудь из миров. К сожалению, мне неведомо, где сейчас Зевулус, и я не могу отнять у него камень.
- Ты обещаешь спрятать меня? - воскликнула женщина с жаром и бросилась Владигору на шею так порывисто, что, не отведи он клинок, она бы пронзила себя насквозь.
Меч со звоном упал на пол. Губы женщины оказались горячими и мягкими. Не в силах противиться, Владигор привлек ее к себе. Она обвилась вокруг него змеею. Но он не опасался ее яда. Он просто-напросто забыл о нем.
Глава 9
ПОЕДИНОК
Красавец Юлий Вер спал в своем шатре. Походная кровать его была покрыта золотой тканью. Он обожал золото и серебро, богаче и красивее шлема, чем у него, - с золотым гребнем и нащечниками, изукрашенными самоцветами, - не было ни у кого в Риме. В двадцать один год он был императором, но не правил. Он был так красив, что многие знатные римлянки мечтали родить от него ребенка, но единственная девушка, которую он любил, оказалась для него недоступной. К тому же его собственный отец то возвышал его, то всячески третировал. Одним словом, у него было все и одновременно ничего…
Теперь одно за другим являлись дурные знамения. Его копье раскололось от удара молнии, а полированный щит вспыхнул под лучами солнца. В эту ночь, почувствовав что-то противное и липкое на шее, он проснулся, поднял руку - и пальцы его скользнули по змеиной коже. С пронзительным криком он вскочил. Змея тут же упала на землю возле кровати, свернулась кольцом и подняла на гибкой шее плоскую голову. И тут он увидел, что змеиная голова превратилась в красивую женскую головку с черными волосами.
- Утром ты умрешь, Юлий Вер, - прошипела женщина-змея и скользнула под полог шатра.
Несколько минут юноша сидел на кровати неподвижно, тяжело дыша. Потом с гортанным криком выскочил наружу. Если бы сама смерть заглянула к нему в палатку, он бы не испугался сильнее. Юлий Вер кинулся в шатер к отцу. Старый солдат спал. Едва Юлий дотронулся до его плеча, он вскочил, схватился за рукоять меча, решив, что аквилейцы отважились на ночную вылазку. Нет, в лагере было тихо, только сын стоял перед ним на коленях и бормотал:
- Доминус, позови своего халдея… было знамение… позови халдея… Змея… знамение…
Знамением никто не мог пренебречь. И Максимин, выслушав рассказ сына, троекратно выкрикнул в темноту ночи:
- Зевулус! Зевулус! Зевулус!
- Ну как путешествие в Аквилею? - спросил Зевулус, глядя, как гибкое змеиное туловище приобретает очертания женского тела.
- Я все исполнила, как ты велел, о повелитель… - отвечала ведьма.
Она извивалась на каменном полу разрушенного дома, служившего убежищем Зевулусу. Чернава то приобретала человеческие черты, то вновь их теряла - лишь женская голова, явившаяся на змеином туловище, сохраняла свои очертания. Черные волосы разметались, губы открывались и закрывались в мучительной гримасе. Зевулус, устав ждать окончания превращения, спросил раздраженно:
- Ты ужалила его?
- О да, повелитель… - отвечала женская голова, в то время как змеиное тело судорожно било хвостом о землю.
- Он умрет?
- Он не сможет двигать правой ногой, о повелитель! Большего я не смогла сделать - однажды он уже сталкивался с моим ядом, и теперь мой укус не смертелен для Владигора. Его чародейское искусство ослабляет силу яда.
- Я бы предпочел, чтобы он сдох, - пробормотал Зевулус. - Надеюсь, что Максимин справится с этим заезжим варваром…. - Зевулус нетерпеливо потер руки. - Скоро Максимин сделает меня богом, и тут уж я задам Олимпийцам перцу, сброшу их с дурацкой горки и стану повелевать этим миром сам. Единолично… А ВЕЛИКИЙ ХРАНИТЕЛЬ откроет мне врата других миров…
Зевулус извлек из рукава своего черного одеяния камень и принялся рассматривать его прозрачные грани.
Чернава, так и не завершив своего превращения, вновь забилась в корчах на земле.
- Да что с тобой?! - разозлившись, воскликнул чародей. - Прежде подобные штучки занимали у тебя несколько мгновений!
И он, желая помочь, протянул к ведьме руку с ВЕЛИКИМ ХРАНИТЕЛЕМ. В то же мгновение женская голова превратилась в змеиную, и ядовитые зубы вцепились в руку чародея. Тот вскрикнул и выронил камень. Змея заглотила кристалл и исчезла. Зевулус раскрыл рот, чтобы произнести заклятие и вернуть беглянку, но в этот момент троекратный призыв заставил его исчезнуть в ядовитом облаке зеленого дыма, чтобы через мгновение явиться в палатке императора перед растерянным Максимином и его сыном. Он был в такой ярости, что едва не обратил обоих в огромных жаб, но сдержался.
- Проклятая ведьма меня предала, - бормотал он, слушая вполуха рассказ Юлия Вера о странном знамении.
Снисходительно фыркнув, чародей попытался истолковать увиденное в благоприятном для обоих императоров свете, но получилось не особенно убедительно. Уже начинало светать. Максимин велел привести быка для жертвоприношения перед поединком. Притащили какое-то полудохлое животное, с трудом найденное в брошенном людьми поместье. Выбрили несчастной твари лоб, обсыпали жертвенной мукой, и Максимин прирезал его на алтаре, сооруженном возле своей палатки. Потом император, по статусу своему - глава всех жрецов, принялся гадать по внутренностям. Но гадать Максимин никогда не умел. Сердце как сердце и печень как печень… Только странные белые пятна сулят неведомое… Внезапно бычья кровь загустела, и появилось неясное изображение. Орел? Но орел - это знак Юпитера… Или… сова? Сова - это птица Минервы. Римляне чтят Минерву за мудрость, а греки считают покровительницей героев. Максимин терпеть не мог греков за их умничанье, а Минерву презирал. А где же знак Зевулуса? Где козел с человечьей головой?
Так и не найдя подходящих толкований, Максимин в ярости отшвырнул жертвенный нож. С новым богом или без него - он все равно одолеет противника.
Владигору казалось, что он миг назад закрыл глаза, когда в комнате послышался едва различимый шорох. В предрассветных сумерках он без труда разглядел скользящую по полу змею. Она подползла к его кровати и выплюнула из своей пасти на пол сверкающий прозрачный камень. По одной из граней стекала капля змеиного яда. И рядом с этим камнем аметист в магическом перстне померк. Несомненно, перед ним был ВЕЛИКИЙ ХРАНИТЕЛЬ. Чернава сдержала обещание. Владигор обернулся, но змеи уже не было в комнате.
Ну что ж, половина дела была сделана - он нашел камень и теперь мог возвращаться назад, в Синегорье. Правда, поначалу он собирался побывать в этом мире совсем с иной целью, но… это желание было высказано до исчезновения ВЕЛИКОГО ХРАНИТЕЛЯ. За эти несколько дней он видел достаточно. Может быть, в этом мире законы и неплохие, но ни Правды, ни Совести тут нет и в помине. Разумеется, он должен победить Максимина, как обещал, а потом спешно вернется в Карфаген, вновь войдет в поток времени и окажется в родном Синегорье. Владигор был уверен, что победит. Все складывалось как нельзя лучше… Вот только… Филимон… он обещал прилететь утром с известиями о Зевулусе, уже рассвело, а его нет…
- …Клянусь всеми богами Рима, а ты знаешь, как их много, я желаю тебе победы! - донеслось до него откуда-то издалека.
- Филимон! - крикнул он, но ответа не последовало.
Возникшая на мгновение ментальная связь прервалась. Не было сомнения - его друг попал в беду…
Подняв веки, он не смог различить ничего, кроме кроваво-красного сверкающего круга, - восходящее в кровавой дымке солнце било ему прямо в глаза.
"Может быть, это птичий Аид?" - подумал Филимон и вновь смежил веки.
Все тело у него болело, не хотелось не то что двигаться, но даже думать о том, что надо подняться. Во рту было сухо, как в выгоревшей печке, - язык скользнул по губам, как по шершавому камню.
- Кто я сейчас - филин или человек? - пробормотал Филимон и все же заставил себя пошевелиться.
Да, он был в обличье человека. Впрочем, двигалась только правая рука, левая же висела плетью. По-прежнему не разлепляя век, Филимон отполз в сторону и очутился в спасительной тени. Но прошло немало времени, прежде чем глаза его начали различать предметы. Он лежал в аккуратном и довольно просторном саду какого-то загородного дома. По всей видимости, война пощадила и дом, и сад, но хозяева, не надеясь на милость богов, предусмотрительно сбежали. Только шепот листьев нарушал тишину. Две огромные оливы росли возле ограды, и под одной из них сейчас лежал Филимон. Ни о чем не думая, он долго смотрел на игру фиолетовых теней на оранжевой стене дома. Неожиданно тень искривилась и змеей скользнула по камню. Чернава! Как он мог забыть о ней!
Филимон через силу заставил себя повернуться и оглядеть сад. Вдоль кирпичной ограды тянулись ровные грядки растений - красные, серебристо-серые, ярко-зеленые листья соседствовали друг с другом. Пряные ароматы наполняли сад. Филимон жадно потянул ноздрями воздух. Без сомнения, растения были лекарственными. Он очутился в саду врача. Какая счастливая случайность… Или не случайность? Раненый, теряя высоту, он, скорее всего, интуитивно отыскал спасительный островок зелени.
Держась за ствол, Филимон поднялся и двинулся по меже, пытаясь найти нужное растение. Но он не знал, что ему нужно. В облике человека он ничего не помнил о целебной силе этих стеблей и листьев. Чтобы излечиться, ему нужно было вновь превратиться в филина. Тогда он смог бы отыскать листья, способные ему помочь.
Филимон опустился на колени, уперся руками в землю и, закрыв глаза, попытался перевоплотиться. Ничего не получилось. Он не мог сконцентрироваться, чтобы принять птичий облик, - мешала боль.
"Я так и умру здесь, на этих грядках, и не смогу помочь Владигору…"
Филимон прекрасно понимал, что смертельно опаздывает. Еще ночью он должен был вернуться в Аквилею и предупредить друга. Вместо этого он поступил глупо и безрассудно, как мальчишка. И все же его не покидала надежда, что не все потеряно, что змея опоздает и он, Филимон, ее опередит… и предупредит Владигора… Надо только превратиться вновь в филина, сделаться птицей и лететь, лететь…
Руки взметнулись над землей и вновь сделались крыльями. Но одно из них тут же беспомощно повисло и волочилось по земле, пока филин перепрыгивал с грядки на грядку, отыскивая нужные растения. Наконец он остановился возле низенького кустика с крупными матовыми листьями и принялся жадно долбить их клювом, глотая мясистую горьковатую мякоть. Он ощущал, как силы постепенно возвращаются к нему. Еще немного, и он полетит… Непременно полетит…
Владигор знал, что Максимин огромного роста, он видел его издалека, стоя на городской стене Аквилеи. Но вблизи император казался просто великаном. Никто бы не осмелился назвать Максимина стариком - его мощь казалась неколебимой, несмотря на годы. Чешуйчатая броня и шлем, украшенный позолотой, делали его еще более огромным. Глядя на него, любой противник должен был испытывать страх. Его рука была почти на пол-локтя длиннее руки Владигора, и потому германский меч даже за счет длины своего клинка не давал князю никакой выгоды по сравнению с коротким римским мечом императора. Однако мощь противника не смутила синегорца. Едва поединок начался, как выяснилось, что рост и сила не дают Максимину никаких преимуществ. Владигор был не менее вынослив и несравненно более ловок. От выпадов, направленных ему в лицо или грудь, он легко уходил, зато ему дважды удалось нанести Максимину удар по ногам, а меч гиганта попусту рассекал воздух. Если бы не поножи, Максимин давно бы уже распростерся на земле. И все же отличная сталь, тайну которой знали лишь очень немногие германские кузнецы, разрубила поножи императора, - кровь хлюпала в башмаках великана. Максимин отступил и принялся обходить противника, выискивая слабое место в его обороне. Больше всего раздражало Максимина, что Владигор казался легкоуязвимым, но едва они сходились, как синегорец уворачивался и Максимин вновь и вновь разил воздух. Впрочем, одно слабое место Максимин все же приметил - Владигор уклонялся от силовой борьбы, прекрасно сознавая, что здесь он может проиграть.
Зевулус наблюдал за поединком, хмурясь все сильнее. Предательство Чернавы разрушило все его планы. Но сейчас у него не было времени заниматься предательницей. Он должен был сосредоточиться на Максимине. Ему так нужна была победа этого варвара! Увы, оказывается, боги зависят от смертных гораздо больше, нежели смертные от воли богов. Победит Максимин - и Зевулус вступит в Рим. Проиграет - и будущее не сулит магу ничего хорошего. Разумеется, чародей мог бы пустить в ход свою магию, но в Риме подобные фокусы не в чести. Насколько римляне верят всяческим знамениям и приметам, настолько же не любят они, когда смертные вместо толкования событий пытаются изменить их ход. Зевулус был достаточно умен, чтобы считаться если не с общественным мнением, то хотя бы с царящими суевериями. Слабостям не надо противостоять. Их надо использовать.
Поначалу он надеялся, что у Максимина хватит собственной силы, чтобы одолеть наглеца. Он уже видел перед своим мысленным взором насаженную на пику голову дерзкого синегорца. Но победа императора-гиганта пока что откладывалась. Поначалу солдаты, обступившие площадь в центре лагеря, приветствовали Максимина радостными криками и награждали насмешками его противника. Но по мере того, как Владигор, ускользая от смертельных ударов, все чаще сам атаковал, крики солдат раздавались все реже. Над лагерем повисло тягостное молчание.