Взметнув вверх щит, Хаген отразил сразу два удара мечом и одновременно ловко парировал укол устремившегося в грудь вражеского копья. Жестокий удар в затылок швырнул его вперед, тупая боль пронзила череп, но Хаген, не обращая на это внимания, мужественно отбивался. Саксонский меч, разорвав плащ и куртку, со звоном ударил по его кольчуге. Конь пронзительно заржал и пошатнулся - на бедре его зияла длинная кровавая рана. Молниеносным уколом Хаген прикончил наглеца, вышиб второго щитом из седла, но сам зашатался под градом внезапно обрушившихся на него ударов. С сокрушительной силой вражеский меч опустился на шлем Тронье, зазвенела ломающаяся сталь, и острый клинок прочертил на его лице кровавую полосу. Хаген вскрикнул, вслепую взмахнул мечом, пытаясь сморгнуть кровь, заливавшую ему глаза. Но тут в воздухе просвистела стрела, вонзившись прямо в грудь его соперника, - охнув, сакс грузно осел в седле. Следующий залп бургундских стрел прикончил остальных.
Чья-то рука коснулась его плеча, Хаген обернулся, проводя ладонью по глазам. Прикосновение вызывало мучительную боль, но теперь по крайней мере он ясно видел правым глазом.
- Хаген! - Гернот в ужасе вздрогнул, увидев его лицо, - Великий Боже! Что с тобой?
Хаген осторожно ощупал лоб. Левый глаз не открывался, залитый кровью. Но лихорадка битвы не давала ему пока еще ощутить в полной мере дикую боль.
- Ерунда, царапина. Как у нас дела?
Гернот с сомнением взглянул на него - однако спорить с Хагеном было сейчас не время. Брешь, пробитая первым неукротимым штурмом Зигфрида, расширилась, все больше и больше всадников в огненно-красных бургундских плащах устремлялось туда, углубляя нанесенную саксонскому войску рану. Вокруг Гернота с Хагеном борьба даже поутихла - ни один из нападавших не ушел живым. Но это был единственный островок спокойствия.
- Неплохо, - ответил наконец Гернот. - Саксы удирают, как трусливые зайцы. Но как только они поймут, что нас мало, ситуация может моментально измениться.
- Так не дадим им этого понять. - Хаген поднял меч и натянул поводья.
Но Гернот остановил его:
- Ты же ранен, Хаген. Возвращайся - ты и так много сделал, и твоя гибель никому не принесет пользы.
Вместо ответа Тронье пришпорил коня и устремился вперед.
Это была ужаснейшая битва из всех виденных им. Вьюга продолжала бушевать, и сквозь завывание ветра слышались вопли умирающих и адский хохот наступающих нибелунгов. Сквозь снежную пелену невозможно было разглядеть, что творится на расстоянии десяти шагов, - Хаген порой с трудом разбирал, друг перед ним или враг. Он совершенно потерял ориентацию. Должно быть, они находились уже глубоко в сердце саксонского войска, мощным клином вонзившись во фланг вражеской армии и, подобно смертоносной стреле, все глубже проникая в ее тело. Хаген сознавал всю опасность их положения: рано или поздно лавина всадников, устремляющихся в пробитую брешь, возникая словно из пустоты, иссякнет. Бургундцы дрались геройски, и лишь немногие из них пали в бою - в этом их осведомитель не солгал: армия Людегера была измотана в сражениях и плохо вооружена. Но на место каждого убитого за сплошной пеленой снега возникали еще трое воинов. Бургундцы были похожи на маленького храброго щенка, яростно вцепившегося в лапу медведю. Бой длился всего несколько минут, и пока в нем принимала участие лишь небольшая часть саксонского войска. Как только саксы очухаются и навалятся на бургундцев всей мощью, они просто раздавят их своей численностью.
Враг продолжал отступать, но бургундцы продвигались вперед все медленнее - Хаген понимал, что скоро они остановятся совсем. Теперь он не нападал сам, а лишь отбивался, если его атаковали. Глаз болел нестерпимо.
Зигфрида не было видно нигде, но зато Хаген вдруг разглядел среди воинов Гизелера. Юный принц, наплевав на все предостережения и приказы Гернота, дрался в первых рядах. Плащ его был изодран и заляпан кровью, но сам он пока оставался невредим.
Чертыхнувшись, Хаген пришпорил коня - Гизелер был на волосок от гибели. Один из саксов, должно быть, узнал на его щите королевский вымпел и с боевым кличем ринулся во главе целой оравы воинов на принца. Когда Гизелеру на помощь подоспели несколько бургундских рыцарей, кровь уже сочилась у него из многочисленных царапин.
Взмахнув мечом, Хаген уложил на месте сакса, схватившегося за седло Гизелера и уже нацелившего кинжал прямо в лицо юноше. Но на его месте вырос другой, размахивающий огромной дубиной. Молниеносным движением Хаген щитом отразил удар, но при этом сам потерял равновесие и кубарем вылетел из седла. Откатившись в сторону, чтобы не попасть под копыта собственной лошади, он быстро вскочил на ноги - как раз вовремя, дабы увернуться от вражеского меча, метившего в него сзади. В ярости он нанес ответный удар, но с одним глазом тяжело было оценить расстояние - Хаген промахнулся, а сакс не преминул использовать свой шанс: острый кинжал вонзился Тронье в бедро. Он пошатнулся, не удержался на ногах и упал на спину. Издав ликующий вопль, сакс бросился на него, но в этот момент у него за спиной выросла фигура всадника на огромном коне. Сверкнуло лезвие меча, и враг, не издав ни звука, повалился на бок.
Хаген поднялся, подхватил щит и меч и взглянул на своего спасителя. Это был Гизелер, весело улыбавшийся во весь рот.
- Все в порядке, герой?
Хаген кивнул:
- Благодарю.
- Не стоит, Хаген. Я всегда возвращаю свои долги, ты же знаешь.
Тронье огляделся: лошадь его потерялась в сутолоке битвы, однако вокруг было полно бесхозных скакунов, и вскоре он уже снова сидел в седле. Бургундцы продвинулись еще дальше вперед, но теперь скорость наступления замедлилась. Саксам, казалось, не было числа.
- Как твои раны, Гизелер?
Кровь сочилась сразу из трех глубоких ран на руках и ногах юноши, но Гизелер лишь отмахнулся:
- Не стоит внимания.
- Не стоит внимания? - Хаген нахмурился. - Возвращался бы ты назад.
- Посмотри на себя, Хаген, - упрямо возразил Гизелер, - Да и назад теперь вернуться не выйдет - сам погляди.
Наконец вьюга начала утихать, и теперь можно было охватить взглядом почти все поле битвы. Они находились в узкой долине, с двух сторон ограниченной лесистыми холмами, и в самом центре вражеского войска. Армия Людегера состояла из двух равных отрядов, продвигавшихся вперед на некотором расстоянии друг от друга. Один-то из них они и превратили своим внезапным нападением в разбегающуюся в панике толпу.
Но вторая половина Людегерова войска, рассыпавшаяся по холму, уже надвигалась на них слева - кипящая яростью масса людей и коней, стремящаяся отрезать бургундцам путь к отступлению и захлопнуть мышеловку, в которую они сами себя загнали…
Хаген чертыхнулся:
- Где же Зигфрид?
Гизелер протянул руку, указывая на самое острие бургундского клина:
- Там где-то. Кажется, он намерен выиграть войну в одиночку.
Пришпорив коня, Тронье рванулся вперед. Зигфрида он обнаружил очень быстро. Теперь, когда буря утихла, его широкоплечая фигура заметно выделялась посреди бушующего моря дерущихся. Мощнейшими ударами Бальмунга он косил врага направо и налево.
Хаген попытался продвигаться быстрее - но куда там: брешь, проделанная Ксантенцем во вражеских рядах, начала смыкаться, когда с обеих сторон холма в долину устремились свежие силы. Все чаще Хагену приходилось отбиваться от нападавших, и не раз его при этом спасали щит и кольчуга. Медленно, но неуклонно он все же приближался к Зигфриду.
- Людегер! - взревел Ксантенец. - Где ты? Перед тобою Зигфрид из Ксантена, разбивший войско твоего брата! Выходи и отомсти за него, если хватит мужества! - Несмотря на оглушительный шум сражения, голос его был слышен далеко вокруг, - Выходи, Людегер! Или ты трусишь?
Саксы напирали все сильнее, а ряды бургундцев редели все больше.
- Людегер! - вновь вскричал Зигфрид, - Где ты? Ты мужчина или трусливая баба?
Гневный рев служил ему ответом.
Прямо перед Ксантенцем ряды саксонских рыцарей расступились, и по образовавшемуся коридору стрелой пронесся всадник в кроваво-красном, отделанном золотом плаще.
Это был Людегер, должен был быть Людегер - Хаген знал его лишь понаслышке. Огромного роста, как и Зигфрид, такой же широкоплечий, но куда массивнее. Меч, который он сжимал в руке, нормальный человек удержал бы лишь двумя руками. Такого огромного, как у него, коня Хаген еще никогда не видел.
"Достойный противник Ксантенцу", - подумал Хаген, напряженно всматриваясь в Людегера. Битва вокруг Зигфрида и саксонского короля поутихла, саксы опустили оружие и расступились, образовав подобие арены для двух богатырей. Исход поединка должен был решить исход сражения.
Словно лавина из плоти и ярости, Людегер надвигался на противника. Зигфрид невозмутимо ожидал его. Он лишь немного подался назад, слегка приподнял меч и прикрылся щитом. Против Людегерова оружия он все равно был бесполезен.
Людегер скакал во весь опор, вращая над головой мечом; из-под копыт его коня летели камни и снег. Зигфрид отступил еще на шаг. Лицо его приняло сосредоточенное выражение - он, видимо, размышлял, каким образом ему одолеть противника.
Хаген затаил дыхание. Зигфрид выжидал до последнего. Он не отступил и не посторонился, а послал коня навстречу саксонскому королю. Лошади столкнулись боками. Меч Людегера, описав широкую дугу, чудом миновал Ксантенца и чиркнул по земле; Бальмунг в тот же миг взметнулся вверх, выбив сноп искр из оружия Людегера, - Зигфрид, похоже, рассчитывал сломать его. Но, судя по всему, саксонского короля он недооценил. Людегер развернул коня и вновь устремился на противника.
На этот раз Зигфрид среагировал с опозданием. Возможности уклониться от удара больше не оставалось, и Ксантенец, обеими руками схватив Бальмунг, парировал натиск Людегера. Хагену показалось, что удар, нацеленный в сердце Зигфрида, он ощутил на себе. Зигфрид вскрикнул, скорчился в седле, точно молнией пораженный, но все же удержался. Конь его как подкошенный рухнул на колени.
Многоголосый вопль раздался в толпе наблюдавших за поединком. Хаген побледнел. Немыслимое свершилось, невозможное стало реальностью! Зигфрид, победитель дракона, был повержен рукою простого смертного! Но Зигфрид не упал. Натянув поводья, он нечеловеческим усилием заставил своего коня подняться с колен. Бедное животное захрипело от невыносимой боли, запрокинув голову; из пасти его падали клочья кровавой пены. Молнией сверкнул клинок Бальмунга. И не успел Людегер опомниться, как смертоносный Бальмунг обрушился на его меч, сломав жуткое оружие пополам. Людегер пошатнулся. Чудовищный удар швырнул его вперед, на шею лошади. Конь Зигфрида, пытавшийся сбросить своего мучителя, все же повиновался хозяину: Зигфрид вновь понесся в атаку.
Людегер с трудом выпрямился в седле. Лицо его было искажено безумным ужасом.
- Пощади! - прохрипел он, - Прошу тебя… пощади, господин. Я сдаюсь.
Меч Ксантенца, занесенный для удара, опустился.
- Клянешься ли ты в верности Бургундии и будешь ли сохранять с нами мир, покуда жив?
- Клянусь, - Голос Людегера дрожал, он едва держался в седле. Удар Зигфрида полностью лишил его сил. - Все мое имущество принадлежит теперь Гунтеру Бургундскому - моя империя, золото и оружие. Сохрани мне жизнь, и я стану его рабом.
Медленно склонившись вперед, Зигфрид схватил поводья Людегерова коня.
- Война окончена! - вскричал он. - Слышите, саксонские мужья? Война окончена! Сложите оружие. Ваш король повержен.
Хаген словно очнулся от сна. Бургундцы и саксы, только что дравшиеся не на жизнь, а на смерть, теперь опускали оружие. Тут и там еще продолжались рукопашные схватки, но звон мечей смолкал.
Все было кончено. Они победили. Саксы были разбиты, невозможное свершилось - противника, превосходившего их вчетверо, они одолели не хитростью или гениальным тактическим ходом, но силой единственного человека.
Во второй раз Зигфрид в одиночку выиграл им войну.
Рана Хагена болела все сильнее. Он поднял руку, зубами стянул перчатку и прикоснулся к лицу: теплая липкая кровь струилась по щеке. Лицо опухло и онемело, к горлу подкатывала тошнота.
Вложив меч в ножны, он повернул коня. Чуть поодаль он заметил Гернота, слегка пришпорил лошадь и отпустил поводья, не в силах больше их держать. Однако в седле он старался сидеть прямо: никто не должен видеть, что Хаген из Тронье вот-вот упадет в обморок. Слева приближался Фолькер в сопровождении отряда всадников с высоко поднятыми копьями, на которых гордо реяли бургундские вымпелы. За ними следовали Гизелер с Румольдом.
Разумеется, юный Гизелер кричал громче всех:
- Мы победили! Гернот, Фолькер, мы разбили их наголову!
- Не мы, - резко оборвал его Хаген. - Зигфрид.
Гизелер было взвился, но, взглянув на Хагена, испуганно вздрогнул:
- Хаген, твой глаз! Ты…
Сердитым жестом Хаген заставил его умолкнуть. Отвлекаться на бессмысленные разговоры ему не хотелось. Лицо Гизелера пылало радостным возбуждением, несмотря на полученные раны. Это был его первый настоящий бой, и в глазах его все еще светилось упоение битвой.
Резко наклонившись вперед, Хаген схватил юношу за запястье и сжал его так крепко, что Гизелер вскрикнул от боли. Рывком он дернул его к себе:
- Видишь вот эту руку? Это твоя рука, Гизелер. Посмотри внимательно! На ней запеклась кровь, не твоя кровь. Думаешь, Господь Бог дал тебе руки, чтобы убивать? - Он брезгливо отшвырнул руку юноши - тот едва удержался в седле. - Бог дал тебе руки, чтобы работать, строить дома и возделывать землю, Гизелер. Чтобы лечить раны, а не наносить их. Они даны тебе для созидания. А не для разрушения.
Гизелер изумленно уставился на него. В его взгляде больше не было восторга и триумфа. Губы его задрожали, глаза наполнились слезами, но это были слезы бессильной ярости. В этот момент он ненавидел Хагена, но пусть так, ведь ненависть, возможно, сменится потом раздумьями. Натянув поводья, Гизелер пришпорил коня и помчался прочь.
Гернот покачал головой ему вслед.
- Это было жестоко, Хаген, - тихо промолвил он. - Ты уверен, что это было необходимо - именно так?
- Я учил этому же и тебя, и твоего брата Гунтера, - Внезапный приступ боли пронзил все его тело, лицо Гернота начало расплываться перед его взором.
- Но не так ведь, - возразил Гернот. Голос его звучал враждебно и как-то приглушенно. - Не так жестоко, Хаген.
Хаген вдруг ощутил сильный озноб. Его начало трясти, на лбу выступили капли пота.
- Так… было нужно. Или ты хочешь, чтобы твой брат… превратился во… второго Зигфрида? - Он хотел сказать что-то еще, но язык не повиновался ему. Словно острый кинжал вонзился глубоко в его череп. Он застонал, пошатнулся в седле, откуда-то издалека до него донесся испуганный вскрик Гернота. Мир потонул во мраке боли и крови.
Гернот и Фолькер подхватили Хагена на руки, когда он начал падать с седла.
Глава 18
Боль мучила его беспрестанно. Хаген потерял всякую связь с действительностью - он не знал больше, день теперь или ночь, спит он или бодрствует, реальны ли окружающие его образы людей или они часть кошмарного сна. Жар изматывал его тело, а мрачные видения - душу. Иногда он чувствовал, как кто-то прикасается к его лицу, но в остальное время не ощущал ничего, пребывая где-то между сном и обмороком. Снова и снова надвигалось на него нечто огромное, мрачное и бесплотное - всеобъемлющая тьма, более глубокая, чем сон, - зловещая и манящая одновременно. Порой Хаген был готов уже сдаться, погрузиться в вечное забвение, но всякий раз находились силы, заставлявшие его возвращаться обратно, бороться едва ли не против собственной воли, и однажды - прошли дни, часы, а может, и недели - он почувствовал, что победил, что ледяная длань, простершаяся над ним, куда-то исчезла. Мучительные бредовые фантазии уступали место здоровому сну. Но сон снился ему все один и тот же, и помнил он лишь обрывки его: окутанный золотым сиянием всадник на громадном боевом коне - не человек, а демон, явившийся из глубин ада уничтожить род человеческий. И черный ворон, вестник несчастья, с блестящим, словно сталь, оперением; затем - согбенная старуха, лица которой он не помнил, и еще какие-то мрачные, угрюмые образы, которые его рассудок не позволял удерживать в памяти.
Наконец он очнулся. Он лежал на мягкой свежей постели, обнаженный, укрытый несколькими одеялами и медвежьей шкурой. Воздух был прохладен, пахло снегом, но где-то рядом в очаге горел огонь - слышалось потрескивание дров, издалека доносились чьи-то голоса. Он попытался открыть глаза, но не смог. Тугая повязка покрывала всю левую половину лица, а ресницы правого глаза слиплись. Хаген тихонько застонал и выпростал из-под одеял руку - движение стоило ему немалого усилия, он чувствовал себя слабым и немощным, точно старик.
В комнате он был не один. Раздались чьи-то легкие шаги, шелест ткани, кто-то склонился над ним и нежно коснулся его плеча - очевидно, это была женщина.
- Дядя Хаген? Ты очнулся? Ты меня слышишь?
Нащупав руку, Хаген сжал ее. Он снова попытался открыть глаза - но тщетно, лишь в голове усилилась боль.
- Подожди. Я помогу тебе. - Влажный платок коснулся его лба, затем осторожно прошелся по слипшемуся веку. Прохлада немного утихомирила боль. Он открыл правый глаз - непривычно яркий свет вызвал новую вспышку боли, и сквозь нее он смутно различил лицо Кримхилд.
- Очень больно? - озабоченно спросила девушка.
- Да, - еле слышно ответил Хаген. - Но похоже, самое страшное уже позади. - Он поднял руку, провел ею по лбу и повязке. - Что… с моим глазом? - Пересохший язык ворочался с трудом, будто чужой.
- Ты долго лежал в лихорадке, дядя Хаген. - Кримхилд не ответила прямо на его вопрос, и Хаген понял, что сделала она это намеренно, - Лекарь говорит, ты должен был погибнуть. Но он не знал, какой ты упрямец, - Девушка попыталась улыбнуться, но, когда она склонилась над ним, Хаген заметил в ее глазах слезы.
Он осторожно повернул голову и огляделся. Находился он в Вормсе, о чем говорило присутствие Кримхилд, но явно не в своей комнате.
- Это мои покои, - объяснила Кримхилд, - Ведь здесь самое теплое помещение в крепости, да и я всегда могу находиться с тобой рядом.
- Как долго… я здесь?
- Четыре дня, с момента вашего возвращения.
- И ты была… все это время здесь?
Кримхилд улыбнулась:
- Нет. Мы по очереди дежурили у твоей постели. Ута, Данкварт, Гизелер и даже Гунтер. Мы все очень за тебя беспокоились. - Она встала, - Можно, я оставлю тебя на несколько минут? Я хочу послать за Гунтером, чтобы сообщить ему радостную весть.
Хаген кивнул, и от резкого движения накатилась новая волна острой боли. Его мучила жажда, но, пока он пытался заставить непослушный язык попросить у Кримхилд глоток воды, девушка вышла из комнаты. Долгое время он лежал в тишине, прислушиваясь к стуку собственного сердца и пытаясь привести в порядок мысли и чувства. Но тщетно: он помнил все, каждую ужасающую подробность кровавой битвы, но она казалась ему теперь кошмарным сном, от которого он никак не мог пробудиться.