В результате столица выросла и выползла за пределы замка. А замок остался просто королевской резиденцией. Помимо четы властителей, их детей, внуков, гостей и обслуживающего персонала, в замке был расквартирован также королевский гвардейский полк в полном составе, и, естественно, королевская стража. Крепостные стены замка постоянно обновлялись силами все тех же гномов, но ров, окружавший ранее крепость, был засыпан еще лет так двести назад.
Иными словами, замок мог держать оборону. Некоторое время.
Сознательно унижая гномов и эльфов, король был готов к некоторому отпору с их стороны. Ну, к каким-нибудь гневным письмам, мелким пакостям и т. п. Однако он и предположить не мог, что его попытка поставить гильдии на место закончится их попыткой определить место ему. Хорошенькое такое местечко в семейном склепе.
В результате, проснувшись как-то утром, король обнаружил, что замок его королевский осажден. То есть, из него никого не выпускают, ну и не впускают, конечно же, тоже. Король поразмыслил и отправил стражу проверять подземные ходы. Вовремя, потому что по ходам этим уже ползли, как мыши, негодующие гномы. Гномов вымели, ходы взорвали. Гвардейцы вышли на стены.
В общем, гражданская война началась.
И тут король с удивлением обнаружил, что его собственные поданные верны скорее Миссонии в целом, чем ему лично. В том смысле, что он - наивный мальчик - полагал, что, только услышав про коварное наступление гномов и эльфов на королевский дворец, народ встанет в верноподданническом порыве и кинется на защиту законного властителя. А народ как-то не встал. Вернее, встал, пришел к замку, посмотрел, что там творится, постоял в сторонке и, грустный, ушел. Почему грустный? А потому что эльфы все винные магазины позакрывали. Эльфам было не до торговли - у них война, видите ли, шла.
Признаться честно, потери с обеих сторон были невелики. Возможно потому, что в Миссонии классовые и расовые предрассудки были как-то не развиты, возможно, из-за нежелания рушить собственный город, но редкие принимающие участие в боевых действиях жители столицы и сами как-то под удар не лезли, и попадать по врагам особенно не спешили.
Эльфы временами постреливали из луков в сторону башен. Орки со стен, как бы нехотя, швыряли камни и временами лили расплавленную смолу. Впрочем, смола скоро закончилась, а воды и так было мало. Так что и лить перестали.
Долгожители эльфы и гномы, подготовив лестницы для штурма стен, не спешили ими воспользоваться. Ведь рухнуть с семиметровой высоты всегда успеешь, и будет у тебя тогда очень долгая жизнь в инвалидной коляске. Практически, вечная жизнь по меркам человеков.
В общем, основные усилия осаждающих сводились к тому, чтобы не дать осажденным возможность выбраться из замка, это раз, и оставить их без воды и пищи, это два. И тогда страдающие от голода и жажды обитатели замка сами выползут из его стен и со слезами благодарности на глазах отдадут короля в руки желающих изменить династию. И к этому все и шло.
Лизандра же уверила себя в том, что именно она во всем виновата. Ведь если бы она не отправилась на охоту, дракон бы ее не поймал, она бы с ним не подружилась, идея с санаторием бы не возникла. А если бы она не испортила королю первую брачную ночь, он бы не разозлился и не разорвал отношения с гномами. В общем, как не крути, а по всему выходило, что именно Лизандра и должна все исправить. А как можно исправить то, что, по прикидкам, исправлению не поддается? Правильно, с помощью волшебства.
Но с волшебством в Миссонии было проблематично. Конечно, никто его не запрещал, однако отчего-то применение магии в пределах государства считалось дурным тоном. И тех, кого подозревали в подобных действиях, стража вежливо, но решительно выпроваживала за кордон с напутствием никогда не возвращаться, а то мало ли что.
Подобное ограничение не касалось только феи. Признаться честно, фею вообще трудно было чем-либо ограничить.
Миссония была влиятельным королевством. И не только из-за наличия полезных ископаемых, торговых маршрутов и хорошо обученной армии. В Миссонии, а именно на Седьмом холме, километрах в двадцати от столицы, жила фея Гертруда.
Лизандра имела о феях очень уж смутное представление. Мол нечто прекрасное, нечто волшебное, но как но действует - неизвестно. Ведь на территории Урии фей не было. Еще лет триста назад предок нашей героини король Барух подписал с соседями антифейскую конвенцию, согласно которой королевства обязались не только не прибегать к помощи фей, но даже не позволять последним селиться на своей территории. И нормы конвенции всегда неукоснительно соблюдались. Не присоединившиеся же к конвенции государства использовали живущих в своих пределах фей скорее как угрозу. Реально же правители знали, что сам факт того, что у них есть фея, делает государство сильнее, но применение феи может повлечь за собой самые страшные последствия, в первую очередь для просителя.
Феи, к сожалению, никому и никогда не отказывали в исполнении желания.
Шарик камнем упал с неба, лапами схватил королеву и немедленно взмыл в облака.
Дракон не произнес и слова, пока не опустил Ее величество на землю километрах так в пятнадцати от места битвы. И вот тогда он дал себе волю.
- Дура! - орал он, возмущенно хлопая крыльями, - жить тебе надоело?!
Лизандра поправила на себе помятую когтями одежду.
- Я должна была с тобой поговорить, - обиженно пробурчала она.
- А если бы меня там не было? А если бы в тебя попали? Ты о чем вообще думала, идиотка?
Идиотка думала на самом деле лишь о том, что ей жизненно необходимо попасть к фее, а единственное имеющееся у нее в распоряжении транспортное средство - дракон. А дракон, теоретически, должен был помогать Роланду оборонять замок. А Роланд, нехороший человек, категорически запретил супруге выходить на крепостную стену. А гномы, еще более нехорошие… существа, знали все подземные ходы, и потому Роланд велел их засыпать. И, в общем, потому королеве пришлось лезть на крышу и махать оттуда белым флагом, пытаясь привлечь внимание летучего ящера.
Привлекла.
Шарик был на стороне осажденных. Но использовался преимущественно в роли переносчика тяжестей. Ну, во-первых, Роланд справедливо полагал, что огненная мощь Шарика не является, так сказать, узконаправленной. Дракону было трудно прицелиться, и он легко мог зацепить как своих, так и чужих. А кроме того, по молчаливому уговору сражающиеся изо всех сил старались не вредить городу. Мало ли кто выиграет в споре, а победителю потом все сломанное восстанавливать. Потому король не просил дракона жечь нападавших.
Была и еще одна причина, почему Шаррауданапалларамм старался в боевых действиях не участвовать. Ему мама запретила. Ну да, у дракона была мама. Мама, естественно, тоже была драконицей. Старой, умной, сварливой драконицей раза в полтора крупнее относительно юного еще Шаррауданапалларамма. К тому же драконица была формальным лидером проживающих в той местности драконов, почти королевой, если по отношению к ящерам это применимо. Но если вы полагаете, что Шарик являлся наследным принцем, то ошибаетесь. У драконов был матриархат, и наследовать Шариковой маме должна была Шарикова же сестра. А потому Шаррауданапалларамм, мягко говоря, веса в драконьем сообществе не имел. И то, что он осмелился попросить у матери помощи для короля Роланда (а он осмелился!) - само по себе делом было неслыханным и свидетельствовало о некоторой туповатости, что ли, черного дракона.
Так вот, мама сказала Шарику, чтобы он не смел соваться в людские разборки. И если он, не дай бог, в кого-нибудь там огнем пыхнет, мамочка его любимая немедленно оторвет драгоценному сыночку его красивый черный хвостик. Шарик хвостиком дорожил. Решил не пыхать, и потому лишь летал туда-сюда, передавал сведения о передвижении противника и порой подбрасывал осажденным корову-другую, чтоб пожрать. Коров Роланд скармливал бойцам, рассудив, что им протеин нужнее.
- Мне нужно к фее Гертруде! - упрямо насупившись, заявила Лизандра.
Шарик удивился.
- Зачем?
- Хочу, чтобы она мне помогла.
- Фея? - недоверчиво переспросил дракон, - помогла? Серьезно?
Драконы фей не боялись. Совсем. Они искренне считали их абсолютно безвредными и изрядно переоцененными существами. Возможно потому, что магия фей совершенно не действовала на бронированных чудовищ, и потому последние волшебство это просто не замечали.
Конечно, кое-какая информация до драконов долетала, однако относились к ней крылатые с большим скепсисом.
- Да, - вздохнула Лизандра, - думаю, кроме нее, некому. Отвези меня к ней, Шарик, пожалуйста.
Она умоляюще поглядела на дракона. Тот кивнул.
- Отвезу, конечно, если ты хочешь.
Фея Гертруда жила, как вы помните, на Седьмом холме. В трехэтажном доме, облицованном розовым мрамором. В особняке, окруженном розовыми кустами, колючими, как облепиха и вонючими, как жасмин.
Она оказалась еще более волшебной и прекрасной, чем Лизандра воображала. В общем и целом фея больше всего походила на парадный портрет принцессы на выданье. То есть у нее в самом деле были громадные фиолетовые глаза с загнутыми вверх черными ресницами, маленькое фарфоровое личико с губками-вишенками, белые волосы аж до щиколоток, талия, которую можно было обхватить ладонями, и грудь, как альпийские горы. Очертания ног лишь угадывались под длинным струящимся балахоном, но можно было поспорить, что и ножки у феи тоже прелестные. Королева бросила завершающий взгляд на руки феи - конечно же, очаровательные ручки с безукоризненным маникюром - вздохнула и спрятала свои, с обгрызенными ногтями, за спину. Будь Лизандра хотя бы в половину такой, Роланд бы точно ее полюбил.
- Ах, дорогая, я так рада, что ты ко мне пожаловала! - взвизгнула фея.
Она и в самом деле была рада - ее редко навещали. Очень-очень редко. Конечно, время от времени она позволяла себе попутешествовать, пообщаться с простыми людьми, желания какие-нибудь поисполнять. Ей-то ведь и палочкой не нужно было взмахивать, просто захотеть, и опля, все счастливы. Но вот к ней народ как-то не спешил.
Лизандра неожиданно смутилась и опустила взгляд. Взгляд, как назло, упал на носки сапог. Ранее чищенных, но уже изрядно запыленных. И вообще - некрасивых. Хоть и практичных.
- Простите, что побеспокоила, - пробормотала она, забыв вдруг, что на самом деле фея - ее собственная поданная.
- Какое беспокойство! Чаю? Кофе? Пирожных? - пропищала фея.
Лизандра сглотнула слюну и кивнула. Хотя на самом деле она лучше бы слопала хороший такой кусок баранины. В последнее время в связи с боями королевская кухня стала, скажем так, бедноватой. А если уж совсем точно, то кроме капусты и перловки на королевском столе редко что бывало. И потому о мясе королеве оставалось лишь мечтать. С другой стороны, разве приличная леди может хотеть жареного мяса? Нет, пирожные и руккола какая-нибудь - вот то, что позволяют желать ей представления об истинной женственности.
В комнату, покачиваясь, вбежал столик, нагруженный пирожными и чашками с чаем. Так как столик торопился, часть жидкости выплеснулось на пирожные, и теперь все вместе это смотрелось не очень аппетитно. Впрочем, фея этого не заметила, а Лизандра промолчала.
Голос у феи был на редкость противным. Он то срывался в визг, то скрежетал, то пищал. Лизандра вздрагивала, но терпела. Но когда фея не произносила звуки, ее внешность просто завораживала, и о голосе как-то сразу забывалось. Нет, все же хотелось бы королеве выглядеть хотя бы приблизительно вот так. Чтобы Роланд, Роланд, который после ее неудачной попытки отдаться старательно избегал жену, чтобы Роланд, который сейчас, наверное, носится по стенам, раздавая приказы и подзатыльники, чтобы Роланд все-таки ее полюбил. Лизандра замечталась.
- Итак, девочка, что же ты хочешь? - спросила фея Гертруда.
И Лизандра тут же, не задумываясь, проговорила:
- Чтобы Роланд полюбил…
Фея подняла вверх левую руку, проскрипела:
- Ну…
И наваждение закончилось. А слова-то произнесены. И тогда Лизандра решительно и быстро, наступая на горло собственной мечте, закончила фразу:
- Мудрого Распишаха и Тихого Тибальда. А они его.
- Сделано, - сообщила фея и щелкнула пальцами.
Глава 6
Когда Лизандра вернулась в город, там уже вовсю шли восстановительные работы. И пьянка. Ну, то есть активно пьющие рабочие при этом пытались еще и мостовую ремонтировать, и стены белить.
Ворота замка были открыты, причем все. Что самое забавное, их никто не охранял. И вокруг вообще было как-то слишком пусто. Раньше хоть живность всякая бродила. И той нет - съели всю.
Королева прошла по дворику, так никого и не встретив, и, по наитию, поднялась в зал для пиршеств. Зал был полон. Соскучившиеся по нормальной пище люди яростно вгрызались в гусей, барашков, козликов и прочую жареную живность. Те, кто не вгрызался, с любопытством и некоторым удовлетворением на лицах наблюдал за происходящим в центре зала.
Там, в пыли, с рычанием и воплями, катались по полу Тибальд и Распишах. Тибальд при этом вцепился руками в роскошную бороду гнома, а Распишах так и норовил оставить красавца-эльфа без некоторой части шелковистых локонов. Эльф пинался и повизгивал, гном пытался аккуратно припечатать эльфа затылком в мраморные плиты.
Вокруг них с веселым лаем скакали две королевские борзые.
На королеву внимания никто так и не обратил.
- Что происходит? - спросила она.
- Я тебе его не отдам, мерзкий длинноухий! - орал гном, брызгая слюной.
- Ты его не получишь, - надрывался эльф, - он мой!
Глаза Лизандры все больше лезли на лоб. Происходящее как-то совсем в голове не укладывалось. Она обвела зал изумленным взглядом. Обнаружила среди присутствующих и гномов, и эльфов, и людей. И это помимо прочей нечисти. Пируют вместе, значит, война закончилась. Это хорошо. Но вот поведение двух лидеров…
Лизандра была в чем-то очень неискушенной девушкой, и потому явление в зале ясна солнышка - государя Миссонии потрясло ее до глубины неиспорченной души.
Роланд вплыл в помещение красивый весь до тошноты. В красном камзоле, желтых штанах, сапогах с загнутыми носками. На его аккуратно причесанной голове красовался парадный королевский венец с опалами и бриллиантами, который до сего момента был надеван королем лишь один раз - собственно, на коронацию. Ранее Роланд считал его слишком помпезным. Да и не принято это было как-то - в парадных венцах по пьянкам расхаживать.
Итак, Роланд вплыл, рассеянно оглядел присутствующих, и тут его взгляд упал на все еще выясняющих отношения представителей иных разумных рас.
- Боже мой! - вскричал король, - что же это такое делается?!
И всплеснул руками. Тут уже все перестали жевать.
Народ привстал. Король, как-никак. Положено, ежели монарх в помещении вдруг проявляется. Даже такой вот. Странный.
Роланд бросился к дерущимся.
- Ну что же вы, - причитал он, заламывая пальцы и пытаясь разобрать клубок на составляющие, - ну так же нельзя, ну ребята!
Лизандра наблюдала за сценой в недоумении. В ее понимании Роланд должен был сначала бросить какое-нибудь ехидное замечание на данный счет, а затем вызвать стражу. Или наоборот. Хотя, в ее понимании, опять-таки, данная сцена никогда бы не произошла. Королева недолго жила в Миссонии, но и она успела уяснить, что Тихий и Мудрый - чуть ли не самые выдержанные, да, пожалуй, и самые хитрые существа во Вселенной. А такие, извините, не дерутся. За таких всегда есть кому почесать кулаки.
Вскоре жизнь Лизандры, и до сего момента не радующая ее исполнением желаний (исключая прекращение военных действий), стала и вовсе невыносимой.
Король ее гордо игнорировал. Нет, не так. Чтобы нечто игнорировать, надо об этом помнить, надо знать, что это недостойно твоего внимания, и постоянно этому недостойному о том напоминать. Король о жене своей просто забыл. Как забывал он о прислуге. Ну, есть нечто, убирающее горшок и подметающее полы. Ну и ладно. Не будет убирать - задумаемся, а так… Вот и королева была сведена на позицию горшкоубирателя.
Король был поглощен интересными отношениями - с гномами и эльфами. Но, надо признать, новые фавориты свое особое положение тоже не использовали во вред государству. Не нужны были им ни почести, ни награды - одно лишь внимание со стороны обожаемого государя, пару слов в ответ - и вот оно, счастье. А бедный Роланд все не мог выбрать - кто из них ему более по сердцу - Тихий или Мудрый, и мучился, не зная, с кем бедой поделиться.
Но отчего же не с кем? А жена?!
Лизандра была почти счастлива, когда король пригласил ее к себе. Поболтать. Она надела лучшее платье из бирюзового бархата, велела волосы себе заплести особенно эффектным способом. Лизандра надеялась, что у Роланда, наконец-то, в голове шарики с роликами встали на место.
Роланд принимал ее в кабинете. Он сидел, в задумчивости облокотившись о стол и печально глядел на гобелен на стене. На картине изображена была сцена охоты - две гончие преследовали оленя. И государю казалось, что олень - это он. А потому он вздыхал протяжно и часто.
Едва Лизандра появилась на пороге, Роланд оживился.
- Милая, - сказал он, - мне нужно посоветоваться с кем-то. Такая дилемма.
Королева радостно улыбнулась. Ей вспомнились времена, когда с ней вот так вот советовался отец ее Миклуш.
- Конечно! - воскликнула она, - в чем проблема?
- Ах, - томно произнес король, - Я не могу выбрать. Тибальд, он такой красивый. Ты обращала внимание на то, как светятся его глаза в сумерках? У него такой мелодичный голос, он такой гибкий и изящный. А Риспишах - он сдержанный, мужественный. Он такой сильный и смелый. А плечи… Какие у него плечи - широкие, мощные. Ах!
Ее величество побледнела.
- И что ты хочешь от меня? - тихо спросила она.
- Так помоги мне! - капризно воскликнул король, - это же ненормально, если я буду сразу с двумя!
Лизандра, путаясь в подоле, выбежала из кабинета.
Роланд открыл глаза, но поднять голову от подушки не смог. У него чудовищно болело все тело, а в виски, казалось, кто-то вколачивал гвозди.
- Где я? - простонал он.
- У меня в гостях, - услышал король и дернулся. Мерзкий скрипучий голос усилил боль, хотя, казалось, это невозможно. Роланд с трудом повернул голову и обнаружил рядом с собой божественно-прекрасную женщину. Король поморщился.
- Я ничего не помню, - признался он.
- И не должен! - радостно ответила дама.
- А Вы кто?
- Я?!
Дама изобразила на лице негодование. Ее длинные черные ресницы так и затрепетали.
- Ах, Ваше величество, Вам должно быть стыдно за такое невнимание.
Король прикрыл глаза. Ее голос, казалось, ввинчивался прямо в мозг.
- Но я Вас прощаю, - игриво добавила дама, - меня зовут фея Гертруда.
Роланд, не сдержавшись, застонал.
Признаться честно, в детстве его пугали феей Гертрудой, когда он не хотел засыпать вовремя или чуть-чуть хулиганил.
"Вот, отдадим тебя фее Гертруде", - говорила ему нянька, и мальчик тут же становился милым и послушным. Пусть ненадолго, однако, действовало ведь. И теперь сбывались его детские кошмары.