- Начинаю ощущать себя человекофилом, - пробурчал Ставрас поднимаясь, и начал быстро раздеваться ко сну. Шут растерянно смотрел с кровати на его обнаженную спину.
- Ставрас? - протянул он через какое-то время.
- Что?
- А тебе понравилось со мной целоваться?
- Не разобрал. Повторим? - повернувшись к нему, через плечо бросил тот.
- Может, и повторим, только давай уж, теперь при Веровеке, а то с такими репетициями не долго и во вкус войти.
- Не долго, - поддержал его лекарь и забрался под одеяло со своей стороны кровати.
Шельм потеснился, опустил голову на подушку и принялся задумчиво разглядывать профиль мужчины рядом с собой. Ставрас лежал на спине, подложив под шею правую руку, и тоже думал о чем-то своем. А потом заговорил:
- Там, у деревенских, праздник какой-то…
- И что?
- Сам сходи и Века выгуляй.
- Что? - шут спросил очень тихо, но лекарь все равно почувствовал нотки бешенства, неожиданно проскользнувшие в одном лишь слове. Повернул голову и недоуменно посмотрел на него.
- Ты же сам говорил, что молод, горяч и вообще, тебе даже девицы пышногрудые снятся. Вот и иди, прогуляйся, а то такими темпами ты во сне начнешь и на меня бросаться. Уже бросаешься, - было понятно, что Ставрас ни в коем разе не хочет оскорбить его, обидеть. Просто на самом деле думает, что так будет лучше для всех.
Но глаза шута сузились, и он прошипел в тихом бешенстве:
- А Августа своего ты тоже, вот так вот, к девкам отправлял? И невесту, небось, сам подбирал. Попорядочнее и породовитее, чтобы деток нарожала крепенькими и здоровыми, так да?!
- Шельм? - изумленно выдохнул Ставрас, но шут не дал ему больше сказать ни слова.
- Я понял. Иду уже, если тебе так хочется, - бросил он зло.
Встал с кровати, быстро обулся и вышел, оставив лекаря в тишине и смятении. Такой реакции он ожидал от него меньше всего. Но в тоже время понимал, что у него есть дела, которые лучше завершить сейчас, когда под боком не сопит неудовлетворенный голубоволосый мальчишка, запросто могший перешагнуть грань собственного сна и прорваться к нему. Есть вещи, которые он не рассказывал даже Августу, а ведь они сражались бок о бок и дружили много лет, десятилетия, а с Шельмом он знаком меньше года. Он и не собирался рассказывать. Ни ему, ни вообще, кому бы то ни было.
Шельм нашел Веровека в обществе Маришки. Тот явно пытался излить душу, вещая о них со Ставрасом. Разумеется, больше о Шельме, чем о лекаре. Маришка что-то говорила ему, но стоило Ландышфуки зайти в горницу, как оба умолкли. Веровек попытался было что-то сказать, возмущенное, злое, но, встретившись с ним глазами, проглотил все слова.
- Шельм?
- Что - Шельм? Ставрас велел брать тебя в охапку и развлекаться идти.
- Вы что, из-за меня поругались, что ли? - Веровек вскочил, явно чувствуя себя виноватым.
- Да, не из-за тебя. Он просто… просто считает, что так надо, - тихо пробормотал шут. Закусил губу, зажмурился и вскинул голову уже с улыбкой. - Ну что, Маришка, с нами пойдешь? Не боись, в обиду не дадим и подсобим, если что! - И весело подмигнул.
Девушка опешила, зато быстро сориентировался Веровек.
- А что, Мариш, и правда, пойдем, а? - поддержал он кровного брата и даже осмелился обнять её за плечи. - Дед Михей с нами, небось, отпустит.
- Да, он и без вас меня не удержит!
- Ну, так с нами веселей! - заливисто расхохотался Шельм. - Идемте, оторвемся. Ох, и напьюсь же я!
- А мне что прикажешь, тебя на закорках потом тащить? - притворно возмутился Веровек.
- А почему бы нет? - усмехнулся шут. - Тебе для фигуры полезно!
Веровек сразу обиделся, он вообще шутки относительно своей фигуры воспринимал плохо. Зато возмутилась Маришка, которую он все еще обнимал за плечи.
- А что с его фигурой не так? - накинулась она на шута. - Очень даже приятная такая фигура. Некоторым девушкам, между прочим, нравятся мужчины покрупней, а не такие худосочные и костлявые, как некоторые!
- О, видишь, Век, какой у нас тут знаток женских предпочтений нашелся, - объявил Шельм, похлопал смущенно-польщенного братца по плечу и они втроем, наконец, вывалились из дома, сбежали по крыльцу и отправились на гуляния, как и хотел Драконий Лекарь. Вот только и Веровек, и даже Маришка понимали, что шут не смеется, а лишь играет в смех.
Глядя на него, королевич думал о том, что, похоже, все же ошибся и, кажется, все испортил. Мог бы его бывший друг и кровный брат влюбиться? Конечно, мог. При дворе Шельм имел репутацию редкостного героя любовника. И вообще, был изрядно влюбчивым. Вот только, Веровеку все никак не получалось уложить в голове, что Шельм, всегда предпочитавший именно девушек, мог всерьез увлечься мужчиной. И не просто мужчиной, а Драконьим Лекарем. А потом, очень вовремя надо признаться, он вспомнил, что тот не совсем человек. Неужели, драконье запечатление может действовать и так? Тогда понятно, почему Ставрас так суров с Шельмом, уж он-то знает, что это не настоящее чувство, правда?
Пообещав себе расспросить лекаря о запечатлении подробнее, Веровек вместе с Шельмом и раскрасневшейся Маришкой вступил в круг веселящихся девок и парней, и вместе с ними, легко поймав ритм, закружился в веселом хороводе вокруг высоко вздымающегося в ночное небо костра.
Шельм строил глазки всем подряд, в наглую тискал девчонок по углам или вовсе в танце, прилюдно. Те хохотали, разгоряченные, хмельные от ночи, пламени, внимания красивого парня, и он этим пользовался. Но постоянно, хоть краем глаза, следил за своими спутниками.
Веровек тоже привлек повышенное внимание деревенских девчонок и, кажется, в их обществе чувствовал себя куда раскованнее, чем среди девиц высшего света, а, может, уже сказывалось их со Ставрасом воспитание. Воспоминание о лекаре шут сразу же попытался из головы изгнать и глянул в другую сторону, не переставая кружить в диком танце внеочередную партнершу.
Маришка танцевала с каким-то деревенским увальнем. Наглым и надутым, как индюк. Шельму он сразу не понравился, но девушка, похоже, млела от пошлых шуточек и топорных комплементов и лишь смущенно повизгивала, когда тот её пощипывал, делая вид, что руки случайно с талии соскользнули чуть пониже. Шут даже забеспокоился, ведь больно должно быть, когда так грубо обращаются хоть и с мягким, но все же чувствительным местом. Но Маришка, как ему показалось через круг танцующих и темноту ночи, подкрашенную пламенем костра в алый, была всем довольна и не думала возмущаться.
Поэтому Шельм пожал плечами и отвернулся. Ему-то что, если ей нравится. И без того есть чем заняться, точнее, кем. Девица, что танцевала с ним сейчас, оказалась бойкой. Её лицо показалось смутно знакомым, похоже, она была одной из тех, с которыми он разговаривал у колодца. Она хохотала не переставая, льнула к нему всей необъятной грудью и явно демонстрировала, что не прочь продолжить знакомство на ближайшем сеновале, или просто в стогу сена прямо в поле.
На ум опять некстати пришли слова Драконьего Лекаря. Шельм незаметно для спутницы скрипнул зубами и вывел её из круга танцующих. Сеновал так сеновал. Вот только нити привязал и к Маришке, и к Веровеку, не переменные к душам, просто к телам, чтобы знать, что с ними, не обидел ли кто. На всякий случай, мало ли, куда их буйство пьяной ночи завести может.
Девчонка была горяча. Имя её он не запомнил, да и не стремился к этому. Пахла она молоком и чем-то травянистым, луговым. Мять в объятиях её теплое, мягкое и податливое тело было приятно, ровно до того момента, как одна из нитей дернула болью.
Резко остановившись, он вскинул голову, не обратив внимания на протестующий стон подруги на одну ночь.
- Эй! - вскрикнула она, когда он и вовсе скатился с нее, быстро оправляя одежду. - Ты куда?
- Извини, дорогая, но у меня дела, - бросил шут не глядя, не потрудившись даже оправдание придумать. Нить натянулась и влекла его за собой. И он шел, зная, что нужен там уж точно куда больше, чем здесь.
- Если на мужиков падок, так и сказал бы, а не лез под юбку к порядочной девушке! - в досаде вскричала брошенная им селянка, но Шельм не оборачиваясь, вышел из сарая, в который она его привела, и быстро пошел в сторону, в которую звала нить.
Маришка плакала у плетня, плечи вздрагивали, а по рукам, которыми она закрыла лицо, текли и капали на землю слезы. Шельм подошел к ней и без слов обнял, крепко прижимая к себе и утыкаясь лицом в пепельные волосы, стянутые в тугую косу до пояса. Она всхлипнула громче, отняла руки от лица и обвила ими его шею, прижимаясь сильнее. А потом, словно опомнившись, начала успокаиваться. Шельм гладил её по плечам и шептал что-то глупое и бессмысленно нежное. Ему не раз приходилось утешать плачущих женщин, но, пожалуй, впервые в жизни, по-настоящему, сильно, хотелось избить до полусмерти обидевшего её парня, недостойного ни единой пролитой слезы.
- Он сказал, что я не девка, а пацан в юбке. Сказал, что с такой как я, на сеновале не поваляешься, все бока намнешь. Сказал, что лучше бы в кузне молотом махала, чем на парней нормальных вешалась.
- Почему?
- Потому что я сильная, сильнее его, понимаешь? - Маришка подняла заплаканное лицо с его груди и, шмыгнув носом, принялась вытирать слезы расшитым рукавом рубашки, одетой под сарафан.
Шельм стоял рядом и смотрел на нее, без жалости, но с сочувствием.
- А он об этом как узнал?
- Дружка его, по-пьяни, кинулся на нас, дескать, забодаю, врезал ему, он и отлетел к этому самому плетню. А я разозлилась и… пьяница этот в два раза больше Веровека, а я его со злости над головой подняла и через себя перебросила.
Шельм присвистнул:
- Сильна. И что, потом убегали уже оба?
- Нет. То есть, да… но сначала… - и она снова горестно всхлипнула. - Я не знаю, почему я такая. Не знаю. У нас в роду всегда все такие, понимаешь? Но я же девушка, а они…
- Знаешь, что я тебе скажу, - произнес Шельм, уводя её в сторону дома Михея. - Такие, как твой хахаль, извини, не знаю, как его зовут…
- Сенька…
- Да, без разницы. Так вот, такие как он, сами из себя ничего не представляют, зато горазды самоутверждаться за чужой счет. Например, чем еще он может бахвалиться перед дивчинами, как не своей недюжинной силищей? Причем, силище-то этой грош цена, но он дуется перед всеми, как индюк, и жирком вместо мускулов играет. Недостоин он тебя, Мариш. Уж поверь мне.
- А кто достоин? Он же, не один такой. И другие были!
- Не знаю. Но, неужели, по-твоему, лучше абы с кем, чем одной? Нет, я знаю, у вас девчонок с этим сложнее. Вы так устроены, вечно искать того на кого можно положиться. Кто будет сильнее и все взвалит на себя, а вы будете лишь при нем… Но для такой как ты, сильной и независимой, найти подобного парня очень сложно.
- И что же мне теперь делать? Так и жить до старости одной?
- Эх, если бы я знал, - в сердцах бросил шут, а потом, пройдя молча еще несколько шагов, заговорил снова. - Знаешь, я в столице не раз встречал сильных женщин. Не в смысле физической силы, хотя встречались и такие, а вообще. Так вот, у них, если и были спутники жизни, то двух видов.
- Это каких?
- Либо совсем подкаблучники, которых они слепили под себя такими, какими хотели. Они тихо мирно воспитывали общих, а зачастую, уже и не совсем общих детей. А их спутницы вершили свои великие дела, зная, что сзади их тыл надежно прикрыт и защищен.
- А другие?
- А другие как-то умудрялись найти мужчину себе под стать, причем, как правило, они не были официальными мужьями, но все равно, когда я видел их рядом, было понятно, что они вместе. Причем, она, сильная, властная и все такое прочее, но только ему покорялась. Вот такие вот пироги с квашеной капустой.
- А мне?
- А?
- Какой парень, по-твоему, подошел бы мне?
- Я думаю, что все же такой, который сам тебя в бараний рог согнуть сможет. Но понимаю, что найти такого, тем более, среди ваших деревенских, почти не реально.
- Я не в этой деревне живу, я лишь к дяде Михею на лето приезжаю.
- А он тебя драконоборству учит?
- Когда думал, что мальчишка родится, обещал учить, а как вышла девка… эх!
- А ты сама, что же, воительницей быть не желаешь? Такой дар незаурядный пропадает.
- Да, какая из меня воительница, в нашем же роду всегда мальчики рождались, я первой девкой стала…
- И что, тебя этим попрекают?
- Нет, - отрицательно замотала головой девушка. - Просто мне самой от себя тошно.
- Это ты зря. Просто подумай хорошенько, что ты хочешь от этой жизни. Ты ведь все равно уже никогда не будешь такой, как все эти Ксанки, Маньки и прочие, ты другая. И даже если попытаешься притвориться, все равно, рано или поздно все выплывет. Но, конечно, только тебе самой решать, кем быть, - уже у крыльца произнес шут.
- Спасибо, - растроганно прошептала Маришка, неожиданно обняла его, чмокнула в щеку и убежала в дом.
Шельм улыбнулся. Впервые после ссоры со Ставрасом улыбнулся по настоящему, искренне и открыто. Провел пальцами по месту поцелуя. Хмыкнул и сам, топоча, взбежал по крыльцу. Веровек развлекался на каком-то сеновале, о чем сигнализировала оставшаяся нить, и ему явно было так хорошо, как никогда в жизни.
Ставрас парил над холмами, покрытыми вереском, словно волшебным одеялом, и грустил. Он всегда грустил, паря в небе мира, принадлежащего лишь ему. Грустил ровно до того момента, пока внизу не увидел запрокинутую к небу голубоволосую голову и не узнал мальчику, активно махавшего ему рукой. Ну, вот что с ним будешь делать!
- Я, по-моему, четко сказал тебе идти и развлекаться! - желтые глаза дракона светились в тусклом свете, льющимся с серых небес, ярче солнца, спрятанного за скорбными облаками, вечно нависающими над этим миром.
- Я и развлекся, - нарочито легкомысленно откликнулся шут, опускаясь на траву и раскидываясь в ней этакой живой звездой. - Так развлекся, что мало не показалось.
- А Веровек, что же?
- Тоже развлекается, правда, как я могу судить, куда лучше меня.
- И что же тебе не позволило последовать его примеру?
- Да, один душегуб деревенский Маришку обидел, вот и не позволил, - Шельм прекратил легкомысленно таращится в небо, которое для него заслонила драконья морда, перевернулся на бок и, поджав к груди ноги, положил голову на согнутую в локте руку и затих.
- Я надеюсь, ты разобрался с ним?
- Нет. С него и её хватило.
- Хм?
- Не забивай голову, ей уже легче.
- И что же ты не вернулся к другим девушкам после того, как её проводил?
- Настроение ушло.
- А оно вообще было?
- Угу. Как же. С тобой никакого настроения! - фыркнул Шельм и прикрыл глаза.
Ставрас, все так же оставаясь драконом, устроился рядом, положив морду на сложенные перед собой мощные, когтистые лапы. Шельм перекатился к нему под бок и прижался к теплому бронзовому с радужными переливами брюху. Дракон покосился на него, повернув голову, но возмущаться не стал, отвернувшись.
Молчали долго, а потом заговорил Шельм:
- Думаешь, я не знаю? Не знаю, что вереск в таких количествах не растет на обычных холмах, лишь на курганах?
- И знаешь, кто спит вечным сном под ними?
- Драконы.
- Нерожденные дети. Точнее те, кому не дали родиться. Сотни, тысячи нерожденных детей, ни в чем неповинных, кроме того, что чем-то не приглянулись этому миру, позволившему их родителям покинуть их.
И столько тоски было в его голосе, столько боли, что Шельму захотелось плакать. Но он, конечно, сдержался. Просто прижался к драконьему боку еще сильнее.
- Ты считаешь, что Эллинильбисталь не могла быть дракончиком из такой вот мертвой кладки?
- Конечно, не могла, - убежденно отозвался лекарь. - Но, знаешь, что я никак в толк не возьму?
- Что?
- Если драконы не бросают гнездо, оставляя его умирать, они убьют любого, кто рискнет подобраться к гнезду ближе, чем на пару десятков шагов. Поэтому просто не понимаю, как им удалось украсть живое яйцо. Просто не понимаю.
- А если дракон просто отлетел ненадолго и…
- Пусть так, но, как ты думаешь, смог бы вор или воры убежать от дракона?
- Портал. Понимаю, их редко открывают, требуется слишком много силы, но…
- Дракон, преследуя похитителя своего ребенка, может с легкостью перенестись сквозь пространство. Мы магические существа, Шельм, и Гиацинт был прав, назвав нас хранителями мира. Внутри этого мира найти ребенка его родителю не составило бы труда, даже если малыш еще не вылупился. Но её не просто не нашли, до сих пор не ищут.
- А если…
- Нет, если бы кто-нибудь из людей убил дракона или тот просто погиб по какой-то иной причине, я бы знал. Вот в чем загадка, - опроверг его предположение Ставрас и замолчал, ожидая реакции, но, не дождавшись, неожиданно заговорил сам. - Я отослал тебя, потому что не хотел приводить сюда, знал, что догадаешься… - и, когда Шельм снова промолчал, словно бы не услышав, добавил почти не слышно: - Даже Август не знал.
- Почему ты все время меня с ним сравниваешь? Я же видел его в твоих воспоминаниях, мы не похожи. Совсем. Почему? Почему ты ведешь себя со мной так, словно пытаешься подогнать под какую-то заранее заготовленную для меня матрицу?
- Я не масочник, чтобы накладывать матрицы, - помолчав, рыкнул дракон раздраженно.
- Вот только не надо. Ты прекрасно понял, о чем я, - бросил шут, отстранился и встал на ноги. Обошел дракона и остановился прямо напротив его морды. Глаза его горели возмущением и обидой. - Если тебе нужна была всего лишь замена ему, нашел бы себе кого попроще! Веровек бы тебе идеально подошел!
- Я выбрал тебя.
- И что, я теперь от восторга должен коленопреклонством тут заниматься, аки рыцарь верный, и боготворить тебя за это?! Не дождешься! - прокричал ему в морду шут и неожиданно исчез прямо оттуда, где стоял.
Ставрас глубоко вздохнул. Посмотрел на молчаливое царство могильных холмов и сдался. У него никогда не получалось с ним по-настоящему спорить. Даже еще там, в Столице до всех этих перемен, что привнес в его жизнь голубоволосый мальчишка, он не мог с ним спорить, ругаться и… отказывать. Последнее смущало Ставраса, пожалуй, больше всего остального.
Он открыл глаза, узрел уже ставший привычным потолок и лишь потом осознал, что природные, уже подзабытые инстинкты дают о себе знать. Он скосил глаза и обнаружил Шельма спящего у себя под боком, свернувшегося калачиком и закинувшего под одеялом руку ему на живот.
Вот это его и напрягло больше всего. Он вовсе не преувеличивал, рассуждая о том, что драконы крайне редко позволяли кому-либо не просто смотреть на свой живот, но и прикасаться к нему. Поэтому сейчас его драконьи инстинкты, ну, по крайней мере, то, что от них осталось после всех этих лет радужности, вопили дурным голосом, что он тронулся умом, если позволил существу чуждому этому миру, подобраться к себе так близко. Но инстинкты инстинктами, а вот эмоции этот факт вызывал у него противоречивые. Конечно, с одной стороны хотелось как можно быстрее оттолкнуть от себя мальчишку, уткнувшегося лицом ему в плечо. С другой, напротив, хотел прижать его к себе еще ближе. Странное чувство. С Августом, даже потом, уже после всех треволнений и образования Драконьего Королевства, он никогда такого не испытывал.