Я выдыхаю последнее слово. Я пуст. Я чувствую на себе уважительные взгляды. Как теплую паутину. Мерзко как! - кто бы знал…
Человечка нет. Похоже, Морталь сегодня лишился одного из лучших своих людей. Я пожимаю плечами. Что Морталь. Сегодня сам рыцарь Горт для меня ничто.
- Мэннор.
Я, как обычно, вздрагиваю.
- Мэннор, Мэннор… жених ее…
Так просто.
- Веди нас, слышишь?
- Да.
- "Прихвостней Золотоглазой" велено хватать.
- Да-а… полгорода наберется.
Меня сильно трясут за плечо:
- Я Гарт, подмастерье Брезана.
- Да-а…
- Он на левый берег ушел. Чудом. К нам ночью тоже были.
- Как к Радому?
- Знаешь уже.
Кивок болью отдается в нетрезвой голове.
- Надо людей подымать. Избавительница тебя послала?
- Нужно оружие, - подтверждаю я. - Прежде всего - оружие.
Я восхищаюсь Морталем и при этом хочу его убить. Вот такие взаимоисключающие желания. Знакомо стучат в пол.
Еды на этот раз нет. Совсем. Зато соглядатая огружают два бочонка с медом. Он щерится:
- Дармовщина. Я бы еще взял, да рук… две всего, - задумчиво оглядывает ладони.
Не могу понять, злится он или доволен. А, скорее всего, и то и другое сразу. Ветер из окошка пробует задуть горящий в масле фитилек. Мечутся по бревенчатым стенам наши тени.
- Выпьем… за Золотоглазую! - возглашает Морталь. - Я дарю ей этот городишко!
Я катаю кружку в руках, заглядывая в ее сумерки. Где-то там отражено братнино лицо. Будь оно проклято все! До дна!
- Морталь, скажи мне, зачем это все?
Соглядатай настораживается.
- Что все?
- Ну, как против К-керин к-кричали.
- А… - он довольно скалится. - Дошло письмецо.
- Горт ей не ворожил.
Морталь хмыкает:
- А-а, главное, сбрехать убедительно. Берут проглотил, и не стошнило.
- Но зачем?! - продолжаю добиваться я.
- А затем, - произносит он веско, - чтобы захотели ее защищать. Камень в огород не кинь - собаки не залают. Не твое это дело.
Я обижаюсь. Молча хлебаю мед.
- Слышь, господин Мэннор, - неожиданно окликает он. - А она у тебя умная!
- А зачем?
- А затем, что Ясень себе оставит, мимо Горта. Значит, не зря я жил.
- Что-о?!!
День завершается ночью.
Я блюю, перевесясь через подоконник, куда-то вниз, в темноту. Над Ясенем висит сырая и сладкая зниченьская ночь. Свет звезд и тонкого, едва народившегося месяца трогает черепицы, звонко кричат цикады. Пахнет влажными листьями. К этому запаху примешивается запах дыма.
Странно - вон когда еще прокричали сторожа свое ежевечернее: огни, печи гаси-ить!..
Отодвинув меня, вырастает в окне Морталь. Пыхтит, как кузнечные мехи. У меня получается поднять голову. И тогда среди переплетения крыш я вижу где-то левее Старшинской Вежи рыжий всплеск огня. Тут же колотится било.
- Брезан, - словно сам себе, говорит Морталь.
Этой ночью мы уже не спим.
Я несу на себе запах гари Брезанова подворья.
Дом деревянный, сухой и старый, выгорел до головешек. В оружейной улице живут просторно: другие постройки не занялись. Уцелела даже кузница во дворе: не ложившиеся допоздна ученики и подмастерья залили затлевшую крышу. Сам хозяин с дочкой дома не ночевал.
У меня сгорела подметка на сапоге: голой ступне щекотно и сыро. Сапога жаль. Забавно. Радом убит, Брезан лишился крова, Ясень готов лопнуть, как перетянутый лук, - а мне жаль сапога.
Я стою, упираясь лбом в шершавый яблоневый ствол. Стою долго. Наконец меня берут за плечо:
- Мэннор…
Я больше не вздрагиваю.
Я оборачиваюсь к Гарту:
- Идем.
Привратник братова дома сонно моргает.
- Открывай большие ворота! - велю я. - Приказчика буди!
Приказчик легок на помине, даже одеться толком не успел. Скачет через ступеньки в одном сапоге. Меня разбирает смех.
- Отворяй все!
Он еще не понял.
- Все отворяй и давай каждому, кто зайдет.
- Чего давать?
- Оружие! - рявкаю я. Пинаю парня в тощий зад. Он ойкает, убегая, но даже не сомневается в моем праве им командовать.
Я стою, ликующе запрокинув кверху лицо. Морозит голую ступню каменный пол. Сквозняк из неприкрытой двери дергает волосы. Но я больше не считаюсь, кто удачливей: я или брат. Потому что Ясень-лук послушно гнется в пальцах. Еще! Я хочу, чтобы он треснул!
Теперь все равно, Мэннор я или Раннор, купец или воин: я стрела, которая не свернет.
- Берегись, Мэннор!
Поворачиваю голову: старшие ворота Вежи растворяются. Блестит сталь: обычай Ясеня ходить в голой броне. Кованые сапоги дружно молотят брусчатку. Солнце раскалывается о круглые шлемы с личинами. Кольчуги начищены; поверх стражники надели еще и бахтерцы. Воплощение правосудия: сильное и неразборчивое. Всего-то два десятка, но толпа раздается перед выставленными бердышами.
- Мэннор, сюда!
Пячусь к мосту. Сбоку чей-то согласный рев:
- Бей их!
Замечаю Брезана с молотом; рядом сыновья Радома с кольями. Кто-то уже ковырнул брусчатку. Молодецкий замах - и первый в ряду стражник утробно ухает. Похоже, в живот. Если сейчас Берут спохватится, то пошлет еще. Надо запереть их на узком. Лучше всего здесь.
- Мост перегораживайте!
Волокут бочки. Пристань разбивают на доски. Чьи-то ворота сняли и теперь с бранью впихивают поперек, между каменными парапетами. Стража еще не сообразила, что их ждет.
- Стрелки есть? - голошу я. Лучники вырастают, как грибы. Я выставляю их по правой стороне. Самые ловкие забираются на парапет: сверху стрелять удобнее. Гарт и с ним полсотни, кого я вооружил утром, вклинились между мной и стражей, но пока ни те, ни другие не лезут в драку. Гарт отводит людей за укрепление. Стальная змея замерла перед входом на мост. Взгляды стражников я чувствую, как взгляд одной большой гадины.
- Брезан, гони безоружных ко мне на склад! - кричу я отряду кузнецов. - Там на всех хватит!.. - Вскакиваю на парапет, чтобы лучше видели. Набираю воздуха.
- Керин на щит!!!
- На щит!!! - согласно ревут в ответ. Вежа снова разевает пасть.
- Лучники!
Слитный треск: тетивы разом бьют в рукавицы. Стража решает правильно: разом бросается на мост и начинает рубить препятствие. Благо, у них бердыши. Озлобившись от неудачи, лучники на этот раз стреляют в упор. Двое стражников запрокидываются: точно в глаз. Теперь обратного хода нет.
Скрежет и визг железа. Почему они не стреляют? На меня обрушивается бердыш. Брезан сбивает секиру в сторону. Пудовый молот шуршит мимо лица.
- Ве-ежа-а!!
- Керин! Ясень!
Достаю стражника по голове: с парапета, как с коня. Тот закрывается бердышом, но мой меч срубает древко и кисть.
- Брезан, вперед!
Кузнец лупит снизу вверх: удар страшен неожиданностью. Изломанного латника аж подбрасывает. На площадь перед Вежей вытекает конный отряд. Выбегающие из ворот латники разворачиваются, падают на колено и ставят бердыши против конной атаки. Над передовыми всадниками - значок Золотоглазой. Слитный вопль:
- Керин!!! - и на латников кидаются с утроенной яростью.
Из Вежи хрипит рог. Берут тоже узнал значок. Боится, возьмем кром. И потому приказывает страже как можно скорее убраться в стены. Латники неохотно подаются назад. Всадники еще не решили, что делать. Их предводитель пялится на меня, как на идолище. Между нами два десятка саженей, но я не узнаю его.
- Мэннор!
Голос пришивает меня к месту. Наири!
Отступающий латник мгновенно пользуется оплошностью. Понож вминается в ногу, и я лечу с парапета.
Надо мной плывет облако, похожее на сытого кота. Подо мной скрипит и раскачивается щедро выстланная сеном телега. Сбоку прижаривает солнце. Травой пахнет. Вереском. Полынью. Дома вот так же пахнет: едешь, едешь, а все степь, холмы, распадки, и запах травы из-под копыт…
Никак я к тесноте лесной привыкнуть не мог. Как ястреб в неволе. Болотистые дебри кругом, буреломные, озерца с коричневой водой, и вдруг вересковая пустошь. Туманы. Лето жаркое и короткое, зима долгая, морозная, снежная. Только в Ясене, почитай, ее нет. И реки, как жилы с синей кровью - здесь даже представить немыслимо, что может ходить водонос от ворот к воротам и чашками воду продавать.
- Пить…
Тяжело ворочается во рту распухший язык. Я клялся не забывать. Я думал, что не забуду. И желтые камни, и улочки в садах, где зреют груши, айва и персики. И акации, и софору. И пыльные дороги среди виноградников к окоему, где синеют в тумане горы, похожие на спящих витязей.
- … Битва ль была смертельна,
чары ли тяжелы -
но придавила тело
тяжесть незримых глыб.
Щит зарастает лесом,
меч рассыпался в прах…
Кто он был - неизвестно… - бормочу я сквозь сон.
- Что, Илло? Думаешь, меня придушить и бежать?
Чувствую себя, как ястреб, которому дали хлебнуть чистого неба… а теперь оторвали от добычи и под колпачок. И каменею: неужели проговорился во сне?
Морталь ехиден, аж скулы сводит:
- И помчишься, и в ноги девице падешь… навроде коврика.
Я давлюсь вином, которым он пробует меня напоить. Морталь снисходительно улыбается:
- Дурное дело нехитрое - не ты первый… А купчишку куда? Кистенем в висок и под мост?
Не будь в моей судьбе Ясеня, я бы подумал: братец-то не сильно меня жалел. Но я держал перетянутый лук в руках, и дышал гарью Брезанова пепелища, и стоял на мосту против стальной змеи городской стражи. После этого детские счеты - кто лучше - теряют вес.
- Ты на мосту Незримого увидел? - строжеет Морталь. - Как это ты - и дал себя сбить? Да кому!
Мне становится холодно. Вокруг хлюпает ночное болото. Раскачиваются черные ветки. Я лежу животом в грязи и всматриваюсь в муть передо мной. Только что в ту сторону ушел Мелден. Горт приказывал следить за ним. Я пытаюсь ползти дальше, но не могу…
Морталь от души шлепает меня по щекам:
- Илло! Илло! Очнись же, тварь дохлая!
Я изо всех сил мотаю головой:
- Девчонка права, Морталь… С Незримыми пора кончать… Герои приходят редко… Надо использовать случай…
Тут я понимаю, что сморозил, и меня трясет смех. Морталь обижается:
- За дурака держишь, наемник?
Проворачивается боль в ноге и где-то в груди, но я все равно смеюсь и смеюсь, и смеюсь… так же, как смеялся, когда Мэннор вышиб меня пинками из дому. Чтобы невесту его не целовал…
На меня льется водопад: Морталь переворачивает кожаное ведро.
- Жарко… - раздумчиво произносит соглядатай. - Сам высохнешь. Думаешь, тебя в петлю везу?
- А то нет.
- Говорю же - дурак! - Морталь шлепает вожжами. - Такой, как ты, возле Горта живой нужен. Чтобы рыцарь твою Керин не обидел.
- Я ее не видел никогда, - бормочу я. Морталь хмыкает.
Видел - не видел, а в небо она меня выпустила.
Глава 16
Горт охотился на правом берегу Ставы, на землях Мелдена. Впрочем, теперь стоило бы называть их землями Золотоглазой?
Он все еще не верил в Легенду, но эта девчонка, Керин, ломала все установления. Да и лучше, чем сто раз услышать, один раз увидеть самому. Охота была поводом - не хуже и не лучше других. И отличной возможностью растерять лишних людей. Так что к Сарту он подъезжал с десятком кнехтов: чтобы отбиться на раз, довольно, но и не так много, чтобы перед ним сразу затворили ворота.
Орга, вороной красавец, переступил натянутую через мост цепь, и остановился. За отвором, возле утопленной в стену дверцы на верхние ярусы, сытым ужом грелся на чурбаке кнехт в сагуме без герба, с ключами у пояса. Откинувшись к стене, подставив бледное лицо солнышку, вытянул перед собой толсто обмотанную полотном ногу. Рядом лежали две суковатые палки. Другой охраны на этих воротах не было.
- Здравствуй, - сказал рыцарь.
- И ты здоров, - хромец лениво открыл желтые, как у филина, глаза.
- Как мне увидеть Золотоглазую?
- А ты кто будешь?
- Рыцарь Горт.
- А-а, - странный воин сел прямее. На его лице даже нарисовалось любопытство. Он взмахнул рукой, указывая куда-то вглубь двора: - Тебя проводят. Фари!!… Но охрана твоя останется здесь. Можешь взять двоих, если трусишь.
В Горте колыхнулась злая досада.
- А ты кто таков, чтоб распоряжаться?
- А я, - хромец встал на свои костыли и вдруг оказался высоким, - я наместник Сарта волею Золотоглазой. Шатун, слыхал?
Прибежал запыханный парнишка Фари:
- Все ездиют, ездиют на мне, кому не лень, - бормотал он.
- Покажешь, куда коней поставить, - кивнул Шатун на свиту рыцаря. - И в трапезную отведешь. А пока рядно расстели.
Бравые воины покорно складывали на рядно оружие. Шатун насмешливо зыркал.
При себе Горт все же оставил двоих: что за рыцарь без свиты. Но и этим пришлось разоружиться тоже.
- Сейчас проведут, - ухмылялся наместник, - только, благородный рыцарь, не забудь засапожный нож вытащить. И вон тот, под ремешком сзади…
Он так подробно перечислял гостево вооружение, словно мог видеть сквозь одежду. Рыцаря разобрал смех:
"Что-что, а людей эта девочка выбирать умеет. Богатая невеста, взявшая свое приданое на копье. Наместник, надо же!"
Так Горт рассуждал, идя за Фари в глубь двора. Сама спина провожатого выражала недовольство. Оставив гостя дожидаться в деревянном переходе, прилепленном к стене, он нырнул в дверцы и сгинул. Рыцарь глядел во двор.
Эта особа двигалась по галерее так решительно и быстро, что прогибался настил, и едва не сбила его с ног.
- Кто вы? Что вам здесь нужно? - сурово спросила она.
- Мне нужна Золотоглазая.
- Я Золотоглазая.
Горт опешил. Не ясно, как до всеобщей любови, но ему она напомнила озабоченного потерей урожая владетеля. Одетая очень просто, худая, лет семнадцати на вид. Было удобно смотреть на нее сверху: она не доставала теменем ему до плеча. От воина в Золотоглазой были только меч у бедра и коротко остриженные, похожие на шлем волосы. Рыцарь учтиво поклонился и назвал свое имя.
"Отан, она обрадовалась!"
Можно загородиться ладонью от солнца. Но чем заслонить сияние, плеснувшее из-под вскинутых ресниц: словно заглянул в тигли с расплавленным золотом? Испуганно охнули телохранители. Этого не подделаешь, этому или веришь, или… выкалываешь глаза.
За трапезой Горт рассматривал Избранных, пытаясь по описаниям Морталя угадать, кто есть кто.
"Красавица с рыжей косищей толщиной в руку, то и дело стреляющая в него бериллами глаз - Леська. Не спутаешь. Если бы рядом не сидела Керин, так бы в охапку и на сено… Подле серые глаза на круглом лице - Мирна. Здоровила за плечом Золотоглазой смотрит хмуро. Велем! А хорошо, что нету этой… как ее… дочки Герсановой, которую Морталь назвал жесткой, точно кольчужная проволока. Вот, вспомнил: Наири! Нету Гино, Гента, Ратмы. Флены тоже не видно. Светлобровый и тощий, конечно же, Лаймон… Шатуна Горт уже рассмотрел внизу. Гротан, как донесли, с частью Избранных ушел к Фернаху. С одной стороны, это на руку: Фернах будет сговорчивее. С другой… если Шершень успеет раньше, то и сговариваться будет не с кем. Не разорваться же!"
И еще рыцарь подумал, что телохранители съели больше, чем он: они честно пробовали все, что подносили.
Горт бессовестно пялился на Керин, делая вид, что рассматривает Леську, застывая с куском в руке: и так и этак никто не удивится. Он же упорно просчитывал: кто из этих будет с ней на переговорах? И чем их купить? И чем взять ее - меч, который проложит ему дорогу к жирному Югу и захваченному Незримыми Северу. Наслаждение было настолько острым, что рыцарь вздрогнул:
"Осторожно! Ясень уже получил отказ. Не наделать бы его ошибок. Керин нуждается в войске, причем немедленно, а старшины хотели и рыбку съесть и на сухое сесть.
Если хоть на миг допустить, что Золотоглазая на самом деле идет против Незримых, то в его рассуждениях нет изъяна, и все становится на места. И то, что она не взялась сама править рельмом, и та лихорадочная суета с набором и снаряжением войска, чем сейчас, по известиям, занимались Мэннор, и колючка Наири, и прочие Избранные, которых именно поэтому здесь не было.
Но тогда - станет ли Керин с ним договариваться без своей ближайшей советчицы, без Гротана? Жениха в расчет не берем. Во всяком случае, Горт мог посулить Золотоглазой то, что для нее действительно важно: военный союз против Незримых. Прямо сейчас…
Она созовет своих - посоветоваться. Если повезет, даже вынет Гротана из-под Фернаха. Он же скажет, что не может ждать столько. И предложит завершить переговоры в замке Вотель.
На его земле…"
Какое было над Вотелем небо! Синее, прозрачное, солнечное и ясное до рези в глазах. И под этим небом, отражаясь в гладкой, как обливные стенки жбана, воде, высились рудые стены, и мелкая ряска облепляла их сложенные из диких валунов подножия.
Мост прогибался. Каждым бревнышком подпевал копытам. Забросил работу посад, пялился любопытно, жадно, примечая каждую мелочь, каждую пустяшную диковину, выпихивая из горячего чрева своего, то мастерового в потной рубахе, то бабу с открытым ртом и младенем на руках.
А мост пел, как поет динтар всеми двенадцатью струнами, и в синем небе качался белый с золотым солнцем стяг Золотоглазой, алое ситанское и зеленое ясеньское знамена, позванивали дивы на древках.
Брама воротной стрельницы была поднята, кованая решетка высоко зависла остриями. Не успевший притомиться за короткий переход от Сарта (всего-то: бродом и с версту вдоль берега!), оршак влетел под нее, и облаком пыли пронесся по двору, деревянные, двухъярусные переходы которого едва не ломились от челяди и повевали значками владетелей.
Над подъемным мостом в цитадель чернел каменный герб: кшиша под короной. Кони крутились и вставали дыбом, ржанием привечали собратьев; рвались со сворок прирученные кшиши; псари кнутами унимали хрипнущих от лая псов.
Челядь гнула спины, расступалась. У внутренней брамы, держа шлем на локте, низко кланялся сенешаль. А потом небо замкнул квадрат сумрачного дворика. Запели рога герольдов. Золотоглазая вошла в замок.
Первые цветы были брошены под ноги оршаку. Слуги уводили взмыленных коней. Широкоплечий Велем настойчиво высматривал на галереях лучников. Если бы Горту было угодно, каждая скважня ощерилась бы стрелами. Свиту Золотоглазой истребили бы в минуту. Или пленили. Но рыцарь свято следовал согласию. Оно сейчас было полезнее.
Упала брама. Горт, тряхнув головой, плавно пошел навстречу гостье. Вдоль его пути стояли одетые в черное копейщики с гербом Вотеля на груди. У бедра рыцаря небрежно качался короткий широкий ксирос. Но руки распахнуты и обращены вверх в жесте безопасности и гостеприимства. Алые, синие, белые звездоцветы летели сверху и пышными ворохами ложились под ноги: красавицы-дамы щедрыми горстями опустошали плетенки.
Пахло осенью.