Фердулф отшатнулся, будто его ударили. Как бы бессердечно ни звучали слова бога вина, в них-то и содержалось, по мнению Джерина, нечто в действительности полезное. По крайней мере, Фердулф теперь точно знал, что не может положиться на Маврикса ни в чем, тот породил его - вот и вся радость.
Как бы там ни было, эта отповедь привела маленького полубога в ярость.
- Ты не можешь мной пренебрегать! - вскричал он.
Потом подпрыгнул, взмыл в воздух и понесся к Мавриксу, словно разгневанная стрела.
В правой руке ситонийский бог держал прут, обвитый плющом и виноградными листьями, с сосновой шишечкой на конце. Этот тирс казался безобидной игрушкой. Однако в руках Маврикса он являлся более страшным оружием, чем любое самое длинное, острое и тяжелое копье в руках воина-человека.
Маврикс огрел Фердулфа прутом. Тот завыл и упал на землю.
- Ребенок, досаждающий своему отцу, получает, как и положено, трепку, - сказал бог полубогу.
Фердулф, привыкший превосходить в возможностях всех окружающих, вновь взлетел в воздух и бросился на отца:
- Ты не можешь так со мной обходиться!
- О, еще как могу, - ответил Маврикс и снова хлестнул сына прутом.
И вновь Фердулф шлепнулся оземь, и в этот раз сильнее, чем в предыдущий.
- Ты должен понять: несмотря на то, что я пришел на твой зов, ты не имеешь права показывать мне свой норов… ни сейчас, ни когда бы то ни было.
Фердулф скулил, совершенно подавленный. Настороженно, как длиннозуб, Маврикс наблюдал за своим отпрыском. Слабый, но отвратительный запах винного перегара, мешающийся с миазмами перманентного блуда, исходил от него. Джерин дернул носом.
Медленно, постанывая, Фердулф сел.
- Зачем ты явился на мой зов? - спросил он полным отчаяния голосом. - Я надеялся, что ты увидишь меня и ощутишь хоть какую-то гордость. Я надеялся…
Он помотал головой, словно бы прочищая мозги.
- До чего же наивное маленькое создание, - сказал Маврикс, отчего Фердулф опять заплакал.
Ситонийский бог повернулся к Джерину:
- Я думал, он наберется ума, живя рядом с тобой. Для смертного ты достаточно благоразумен.
- Хотя он и полубог, ему всего лишь четыре года, - заметил Джерин, скрывая собственное удивление.
Похоже, Маврикс адресовал ему нечто, отдаленно напоминающее похвалу.
Фердулф тоже это сообразил, что ему не понравилось.
- Как ты смеешь разговаривать с этим… с этим человечишкой приветливей, чем со мной?
- Смею, потому что я бог. Смею, потому что я твой отец, - спокойно отозвался Маврикс.
Судя по всему, Фердулф раздражал его много больше, чем Джерин. Черные глаза-пропасти буравили малыша.
- А как смеешь ты докучать мне расспросами?
- Я плоть от плоти твоей, - ответил Фердулф. - Если я не имею на это права, то кто же?
- Никто, - изрек Маврикс. - А теперь помолчи.
Фердулф попытался заговорить, но лишь бессвязно запищал и захрюкал. Однако на Джерина даже это произвело впечатление. Ибо, приказывая молчать простым смертным, Маврикс добивался абсолютнейшей тишины. Видя, что бог вина относительно расположен к нему, Лис спросил:
- Владыка сладкого винограда, какую помощь ты мог бы оказать мне в борьбе против Элабонской империи?
Тут затих и Фердулф. Он, не пылавший большой любовью к империи, тоже хотел это знать.
Маврикс, кажется, обеспокоился. Это встревожило Джерина. Трусость Маврикса укоренилась в легендах. Но лицо бога, похоже, выражало не страх. Скорее смирение. И это встревожило Джерина еще больше.
- Я способен на меньшее, чем ты можешь надеяться, - произнес наконец Маврикс. - Если бы я был способен на большее, неужели ты думаешь, что я бы не расстарался для прекрасной Ситонии, вместо того, чтобы стараться для какого-то дикого и неприглядного края, где не растет виноград и еще много чего?
- Но… - Джерин покачал головой. - Вы, ситонийские боги, по-прежнему во многом связаны со своей страной, тогда как боги Элабона едва ли вообще замечают наш мир. Чтобы привлечь их внимание, приходится буквально кричать.
Маврикс кивнул:
- Это так. И даже когда они обращают на вас свое внимание, от них обычно нет никакого проку.
Он презрительно фыркнул.
- Возможно, - сказал Джерин, не желая вступать в открытый спор с ситонийским богом вина и плодородия.
Когда он призвал Бэйверса, элабонский бог сделал для него больше, чем Маврикс. Но в любом случае ему сейчас хотелось узнать о другом.
- Если ситонийские боги постоянно внимательны к этому миру, тогда как элабонские нет, то как получилось, что элабонцы, - он внимательно следил за тем, чтобы не сказать "мы, элабонцы", - так долго правят вашей землей?
- Это обоснованный вопрос… болезненно обоснованный вопрос, - сказал Маврикс. - Лучший ответ, который я могу дать, заключается вот в чем. Народ Ситонии, весьма щедро одаренный своими богами, явно лишен дара самоуправления. Элабонцы же, напротив, почти ничем заметно не одарены… кроме умения управлять. Нужен более сильный бог, чем любой из известных в Ситонии, чтобы объединить людей этой страны.
Джерин разочарованно покивал. Слова Маврикса полностью соответствовали тому, что говорили имперские чародеи.
- Так ты ничего не можешь сделать? - спросил он в недоумении.
Какой тогда толк от немощного бога, особенно от немощного бога плодородия?
- Я уже сделал для тебя все и даже больше, - ответил Маврикс. - Без моего сына, которому, кстати, уже разрешается говорить, у тебя не было бы никаких шансов отразить натиск Элабонской империи. С ним у тебя эти шансы есть. Однако в материальном мире нет ничего надежного. Ни для богов, ни для людей. Не будь самодовольным, не будь слишком самонадеянным, эту битву ты можешь и проиграть.
- Ты говоришь загадками, - упрекнул его Джерин. - В манере Байтона, хотя мне казалось, что ты его презираешь.
- Разумеется, - ответил Маврикс, презрительно кривя губы. - Но как можно говорить о чем-то с уверенностью, когда не знаешь, что ждет тебя впереди?
Джерин подумал, что, возможно, ему стоит поехать в Айкос за советом прозорливого бога. Сдается, когда Дарен предложил ему это, он совершил ошибку, не прислушавшись к словам сына. А теперь непонятно, как ему удастся (и удастся ли вообще) оставить на время войско, чтобы попробовать разгадать очередной запутанный стих прозорливца.
- А что я должен сделать, чтобы изгнать империю с северных территорий? - спросил Фердулф.
- Не знаю, - ответил Маврикс. - Не имею ни малейшего представления. И по правде говоря, мне нет до этого дела. То, что находятся сумасшедшие, цепляющиеся за землю, где не растет виноград, выше моего понимания. - Он повернул голову к Фердулфу: - Думаю, ты справишься… если, конечно, не случится обратное. - Из груди его вырвался вздох. - По некоторым причинам ты как мой отпрыск меня удручаешь. Наверное, в том виновата смертная женщина, которая тебя родила.
- А ты сам никогда не бываешь ни в чем виноват? - спросил Фердулф. Эта мысль посетила и Джерина, но он счел благоразумным держать ее при себе. - Когда все выходит по-твоему, это делает тебе честь. Когда же что-то не ладится, то всегда виноваты другие.
- К примеру, ты, мой очаровательный малыш, полностью виновен в том, что у тебя такой дурной нрав, - возразил сыну Маврикс, лишний раз, по мнению Джерина, доказав, что он, пусть и будучи очень важным богом ситонийского пантеона, не замечает многого из бросающегося в глаза или попросту очевидного.
Тут Фердулф разразился площадной бранью. В свое время Джерину доводилось слышать немало витиеватых ругательств, но они не шли ни в какое сравнение с тем, что слетало с уст маленького полубога. Закрыв глаза, легко можно было представить, что рядом разоряется какой-нибудь ветеран, поносящий того, кто ему ненавистен лет двадцать, а может, и больше.
Если оскорбления и задевали Маврикса, он не подавал виду. Напротив, он широко улыбался Фердулфу, будто бы даже гордясь им, а когда полубог на мгновение приумолк, чтобы отдышаться, он сказал:
- Я тоже тебя люблю, мой дорогой сынок, - и, высунув язык гораздо дальше, чем это сумел бы сделать Фердулф, исчез.
Фердулф продолжал сыпать ругательствами еще какое-то время, хотя рядом с ним и бурдюками с вином оставался лишь Джерин. Потом без всякого перехода малыш разрыдался.
- Я боялся, что произойдет нечто подобное, - сказал мягко Джерин. - Поэтому и не хотел, чтобы ты вызвал отца.
- Ему наплевать на меня. - В голосе Фердулфа звучало изумление и неверие. - Ему просто наплевать. Я его сын, а ему все равно.
- Он - бог плодородия, - сказал Джерин. - У него множество сыновей… и дочерей, разумеется, тоже. Он не понимает, почему очередное дитя должно иметь для него какое-то особенное значение.
- Я его ненавижу, - прорычал Фердулф. - Я всегда теперь буду его ненавидеть. Пусть лучше не показывается поблизости, иначе он пожалеет… ох как пожалеет!
- Тише, - пытался успокоить малыша Лис. - Тише. Ты не должен так говорить о своем отце, кто бы он ни был. Тем более что он бог.
- Мне наплевать, кто он, - ответил Фердулф и расплакался снова. - Я расквитаюсь с ним за его равнодушие, даже если это будет последним, что я сделаю в жизни.
- Если ты попытаешься, то, скорее всего, так и будет, - счел нужным предупредить его Джерин.
Фердулф не обратил на предупреждение никакого внимания. Маленький полубог продолжал рыдать так, будто сердце его могло вот-вот разорваться. Вернее так, будто оно уже разорвалось. Стражи, охранявшие вино, смотрели на него во все глаза. Будучи подданными Лиса, они знали Фердулфа и никак не ожидали от него подобного проявления слабости, столь же невероятного в их понимании, как если бы вдруг лорд Джерин ушел в четырехдневный запой и принялся лапать всех встречных крестьянок.
Джерин тоже смотрел на Фердулфа. И через миг сделал то, что сделал бы для любого другого плачущего ребенка.
Подошел к нему, присел рядом и обнял. При этом он понимал, что, возможно, делает глупость. Как и любой плачущий ребенок, которому не хочется, чтобы его утешали, Фердулф мог выкинуть что-либо не особо приятное. И в отличие от любого плачущего ребенка, он мог сопроводить свою выходку вещами весьма опасными для того, кому взбрело в голову его утешать.
Но все, что он "выкинул", так это обвил своими ручонками шею Лиса и ревел, пока не наплакался всласть. Когда всхлипывания уступили место сопению и икоте, Джерин сказал:
- Почему бы тебе теперь не пойти к своему одеялу? Думаю, что здесь, возле вина, этой ночью ничего больше не произойдет.
Он искренне надеялся (правда, отнюдь не был уверен), что так оно и будет.
- Ладно, - сказал Фердулф. - Но я отомщу. Вот увидишь.
И он пошел прочь. Ростом малыш не дотягивал и до пояса взрослого человека, зато решимостью обладал такой, какой могли похвастать (или надеялись когда-либо хвастнуть) очень немногие взрослые люди.
Лис выпрямился, морщась от неприятного похрустывания в коленях, и взглянул на стражей, смотревших вслед Фердулфу.
- Чем меньше вы будете обсуждать то, что здесь произошло, тем лучше для вас, - сказал он. - Чем лучше для вас, тем лучше и для меня. Это ясно?
- Да, лорд король, - хором ответили караульные.
Возвращаясь к своему одеялу, Джерин все сильнее утверждался в мысли, что тайна все же раскроется. Но ему, можно считать, повезло, что Маврикс не поднял на ноги весь лагерь, ибо любой род суматохи всегда весьма нравился этому ситонийскому богу.
Он лег. Как теперь забыться, когда в душе такой кавардак, даже если не вспоминать о совершенно павшем духом Фердулфе? Он посмотрел вверх - на звезды и луны. Тайваз и Эллеб переходили от полноты к третьей четверти убывания, причем Эллеб, поднявшаяся после Тайваз, уже сияла на юго-востоке. Восход был не за горами. Джерин кивнул. С его всегдашним везением едва он успеет уснуть, как солнце тут же покажется из-за горизонта. Разумеется, так оно и случилось.
Райвин Лис подбоченился, демонстрируя возмущение. О, он умел разыгрывать возмущение, как, впрочем, и невинность, какой могли позавидовать и грудные младенцы… он частенько прятался за масками разного рода. Однако в этот раз Лис готов был поспорить, что по крайней мере большая часть гнева Райвина не являлась спектаклем.
- Ты пил вино, не позвав меня? - спросил Райвин так требовательно, словно не мог представить себе более гнусного и отвратительного поступка.
Джерин помотал головой.
- Я не выпил ни капли, - ответил он. - Пил Фердулф. И разумеется, Маврикс появился. Ты что, вправду хочешь повидаться с этим богом еще раз? Думаешь, он тоже хочет повидаться с тобой?
Райвин отмахнулся томным движением кисти, принятым у южан за Хай Керс.
- Вино поглощали, а я его даже и не пригубил? Я нашел его, я привез его в лагерь, я…
- Пускал по нему слюнки, как старый развратник по юной девственнице, - перебил его Джерин. - Ты ведь это собирался сказать?
- Ну… возможно я бы выбрал другие слова, однако образ оставил бы, - сказал Райвин, с мечтательностью во взоре. Еще одна маска, им практикуемая… и нуждавшаяся в дополнительной практике. - Но, лорд король, в отличие от погрязших в пороках развратников я целомудренно обходился без вина на протяжении пятнадцати лет, а теперь, когда оно уже лишилось девственности, как ты можешь жалеть его для меня?
- Мне не следовало использовать против тебя эту речевую фигуру, - сказал Джерин. - Я должен был сообразить, что ты перевернешь в ней все с ног на голову и обратишь ее против меня.
Теперь лицо Райвина лучилось самодовольством. Эта мина не нуждалась в какой-либо отработке, она возникала естественным образом.
- Ты не можешь отказать мне в логике, - объявил он.
Джерин кивнул.
- Ты прав. Я не могу отказать тебе в логике, - признал он. - Но я все равно откажу тебе в том, чего ты просишь. А также и себе, и Вэну, и Араджису, и всем остальным. Если Маврикс явился на зов Фердулфа, вполне вероятно, что он явится снова, а мне этого совсем не хочется.
- Но это несправедливо! - вскричал Райвин. - В этом запрете нет даже малой рациональной крупинки.
- Да? - спросил Джерин. - И что же?
Райвин сердито уставился на него. Джерин ответил ему тем же, но смотрел абсолютно бесстрастно. Чему-чему, а игре в гляделки он обучился. С тем же Райвином, с Фердулфом, со своими чадами, с Фанд и со многими прочими. Миг-другой, и Райвин опустил взгляд. Без малейшего намека на улыбку Джерин сказал:
- Давай-ка готовься к выступлению. Мы еще не покончили с имперской армией, знаешь ли. Даже близко к этому не подошли.
И Райвин пошел прочь, каждым изгибом своего тела выражая немой укор. Дагреф, стоявший рядом и слышавший их разговор, заметил:
- Он все равно, знаешь ли, попытается добраться до бурдюков.
- И солнце завтра опять взойдет, - устало согласился Джерин. - Скажи мне что-нибудь, до чего я сам не додумался бы. Он не лез к вину все это время лишь потому, что никто другой тоже не мог до него добраться. А теперь, когда Фердулфу это удалось…
- Но Фердулф - полубог, да к тому же сын бога вина, - возразил Дагреф. - Разве Райвину не внятна разница между ним и собой?
- Единственное, что ему внятно, это его жажда, - ответил Джерин. - Мне она тоже добавляет головной боли, но я мало что могу сделать. Лучшее, что я могу предпринять, чтобы держать этого выпивоху подальше от сока сладкого винограда, это занять его настолько, чтобы ему некогда было задумываться о вине.
Поэтому он и выслал Райвина в дозор с парочкой эскадронов его верховых. Каков бы ни был Райвин по многим позициям, никто не мог обвинить его в тупости. Он сразу сообразил, что с ним творят и зачем, а потому бросил на своего приятеля Лиса кислый взгляд. Но поскольку приказ был абсолютно разумен в стратегическом смысле, ему ничего не оставалось, как повиноваться.
Маева не отправилась с Райвином и остальными кавалеристами. Джерин дал бы Райвину хорошего пинка под зад, если бы тот послал раненого воина на задание без крайней нужды. Однако она выглядела обиженной оттого, что ее не взяли.
- Как нога? - спросил ее Джерин. - Только говори правду.
Более опытный боец, скорее всего, соврал бы, несмотря на предостережение. Но Маева была слишком молода и слишком серьезно настроена, чтобы идти на увертки.
- Болит, - призналась она.
Лис положил руку ей на лоб.
- Не дергайся, - велел он, когда она попыталась уклониться. - Жара нет. А нога около раны горячая?
- Немного, - сказала она и добавила очень твердо: - Совсем немного.
- Хорошо, - ответил Джерин. - Судя по твоим словам, рана заживает как надо. Но пока воздержись от всего, что требует усилий. Чем меньше нагрузки ты дашь своей ноге, тем быстрее она придет в норму.
"И тем скорее у тебя появится шрам, который удивит твоего мужа в брачную ночь, - подумал он, - а может, гораздо раньше какого-нибудь юнца под вешними звездами". Если бы он сказал это вслух, то смутил бы их обоих, а держа язык за зубами, сумел смутить лишь себя. Качая головой, он отправился подгонять войско, которое уже снималось со стоянки.
Вскоре он снова убедился, что имперская армия, хотя и проиграла уже два сражения, еще вполне сильна. Южане, чтобы замедлить продвижение северян, оставили позади себя такой отряд колесниц, что Райвину пришлось послать гонца за подкреплением.
- Они раздавят нас, если вы не вышлете вперед еще людей, лорды короли, - сказал посыльный.
- Мы вышлем еще людей, клянусь богами! - рявкнул Араджис, - Мы вышлем целое треклятое войско, можешь не сомневаться!
И он выкрикнул приказания.
Джерин нахмурился. Он бы сделал иначе. По его мнению, поступить так было все равно, что засунуть голову в пасть длиннозуба и посмотреть, сумеет ли зверь ее откусить. Авангардный отряд высылается вперед войска, чтобы прощупать противника и оценить обстановку. Двигаться же вперед целым войском означало свести работу этого отряда на нет. К тому же есть шанс нарваться на неприятности в виде засады.
Он запротестовал было, но потом заставил себя замолчать. Он сам на это пошел, когда согласился отдать Араджису командование объединенными силами. И кстати, не мог заявить, что Лучник придерживает своих людей и подвергает опасности лишь его воинов. Араджис гнал каждого в бой. И делал это с такой агрессивностью, что даже если южане и приготовили северянам сюрприз, то тот вполне мог не сработать. Пусть Араджис и не слишком-то разбирался в тонкостях управления войском, он прекрасно знал, как ему обойтись с теми мыслями, что сидели в его голове.
В конце концов выяснилось, что ловушку никто не готовил. Колесницы южан вступили в схватку с конницей Райвина, но тут же откатились назад, завидев, какое к тем идет подкрепление.
- Вот видишь, Лис? - сказал очень самодовольно Араджис. - Мы действительно загоним их в Кэссет, а после этого заставим вернуться на ту сторону гор и навсегда покинуть наши края.
- С помощью богов, возможно, так и будет.
Джерин расслышал в собственном голосе нотки полнейшей ошеломленности.