- Мы так думаем, - ответил священник. Его бесполый голос стал встревоженным, тихим. - Эти защитные заклинания, во всяком случае, остались нетронутыми с тех пор, как их наложил Байтон. Никто из нас не проникал туда и не проверял, что там есть, да и сами чудовища, кстати, не пытались вернуться на землю.
- Ох уж эти жуткие твари. - Раткис Бронзолитейщик сделал рукой знак, отгоняющий зло. - Наверху, на земле, они приносили нам одни беды.
"А я так и не дождался благодарности и хвалы за то, что хитростью заставил богов изгнать их обратно, - подумал Джерин. - И вряд ли дождусь".
Но тут Раткис высказал мысль, которая раньше не приходила ему в голову:
- Интересно, а у них там, внизу, тоже есть свои боги?
На этот раз Джерин сам сложил пальцы, отгоняя злую напасть. Некоторые из чудовищ, хотя и не все, были вполне умны и сообразительны, чтобы выдумать себе богов или заставить тех богов, что уже обитали в подземелье, обратить на себя внимание. Философы постоянно спорят на тему, как возникает связь между богами и людьми (или даже между богами и не совсем людьми), но ни к чему внятному не приходят. Однако в чем-чем, а в одном Лис был точно уверен: ему не хотелось бы встретиться с божествами, которые, возможно, живут сейчас здесь - в этом кромешном мраке.
- Интересно, что бы подумали Джеродж и Тарма, если бы мы когда-нибудь привели их сюда? - сказал Дарен, шагая по каменному полу, отшлифованному шарканьем бесчисленных подошв.
- Еще один хороший вопрос, - отозвался Джерин.
Он хотел было добавить, что не желает отвечать на него. Если чудовища, живущие в Лисьей крепости, начнут, взрослея, доставлять неприятности, возможно, у него не останется другого выбора, как убить их или отправить обратно сюда, к их сородичам, вновь ставшим узниками непроглядного мрака.
Проход, извиваясь, уходил все глубже вниз - сквозь живой камень. В большинстве случаев Джерин воспринимал этот эпитет лишь как поэтический оборот. Однако теперь, в глубине подземелья, каменные стены пещер и вправду казались живыми, словно они смутно ощущали не только его присутствие, но и свое назначение - охранять его от чудовищ, затаившихся в еще более глубоких подземных пустотах.
И эти стены во время землетрясения, освободившего монстров, наверное, извивались и дергались, словно живые существа. Джерин попытался представить, что тут творилось, когда земля затряслась. И был рад, что ему не довелось познать это. Они с Вэном обратились к Силэтр (чье имя, конечно, знать тогда не знали) меньше чем за день до того, как подземные толчки всколыхнули все северные территории.
Пятно света, забрезжившее впереди, сказало путникам, что они приближаются ко входу в обитель Сивиллы. Священнослужитель спросил:
- Вы предпочитаете, чтобы я ушел и вы могли задать свой вопрос без посторонних?
Это означало, что ему нужно дополнительно заплатить. Когда никто не проявил даже подобия такого желания, евнух пожал плечами и повел просителей в подземную залу.
Где свет факелов отражался от великолепного трона, который казался высеченным из одной гигантской жемчужины. На нем сидела девушка, облаченная в простое белое льняное платье. Она явно принадлежала к народу, издревле населявшему северные земли, чьи потомки все еще обитали близ Айкоса. Причем, судя по ее внешности, она вполне могла быть родственницей Силэтр.
- Что вы желаете узнать у моего господина Байтона? - спросила она. Услышав ее глубокий грудной голос, Джерин тут же мысленно накинул ей несколько лет. Несмотря на девичью стройность, прорицательнице, наверное, перевалило за тридцать.
Он задал вопрос именно так, как они условились с вассалами Рикольфа:
- Должен ли мой сын Дарен унаследовать владения своего деда, Рыжего Рикольфа, которыми тот управлял вплоть до своей смерти?
Сивилла внимала ему очень усердно. Еще бы, ведь она делала это в первую очередь не для себя, а для своего божественного господина. Транс охватил вещунью с той же силой, с какой он охватывал и ее предшественниц, которых Джерину довелось видеть на этом черном жемчужном троне. То есть в сравнительно недавнем прошлом Силэтр, а до нее - древнюю старуху, через которую к Байтону обращались более трех поколений просителей.
Глаза прорицательницы закатились, так что стали видны лишь белки. Сивилла извивалась и дергалась, беспорядочно взмахивая руками. Затем она вся напряглась. Губы ее разомкнулись, и она заговорила, но не своим голосом, а твердым самоуверенным баритоном. Гласом Байтона.
Пусть юноша замками всеми владеет.
Никто ему в этом перечить не смеет.
Но зло замышляют незримые силы.
Оступишься раз - не минуешь могилы.
Йо! Мрак беспросветный, ища себе корм,
Нависнет над вами в несчетности форм.
V
С вассалами Рикольфа и вправду пришлось нелегко. Джерин понял, что так оно и получится, как только служитель вывел его, Дарена, Вэна и пресловутых баронов из пещеры Сивиллы. Теперь, вернувшись в гостиницу в Айкосе, они - по крайней мере, трое из них - вступили с Лисом в открытую перепалку.
- Это ничего не значит, - заявил Вачо, сын Файдуса, стукнув увесистым кулаком по столу. - Абсолютно ничего.
- "Пусть юноша замками всеми владеет. Никто ему в этом перечить не смеет", - процитировал Джерин. - Это для вас ничего не значит? Вы что, еще и глухи и слепы, а не только… - Он осекся, хотя ему так и хотелось добавить "глупы". - Мы спрашивали о владениях Рикольфа, и бог ответил, что Дарен будет управлять всеми замками. Чего ж вам еще? - "Еще бы вам добавить мозгов. Можно, кстати, впрыснуть их через клизму. Они попадут как раз туда, где протекают ваши мыслительные процессы".
- Бог сказал - всеми замками, - заявил Отари Сломанный Зуб. - Он ничего не сказал о замках Рикольфа. Дарен еще и твой наследник. Когда ты умрешь, он унаследует твои земли. И твои крепости тоже.
Джерин выдохнул через нос.
- Очень умно, должен признать, - напряженно ответил он, - Вы уверены, что не изучали ситонийское мелочное мозгоклюйство… простите, я хотел сказать философию, к югу от Хай Керс? Единственная неувязка заключается в том, что речь шла не о моих крепостях, а именно о владениях Рыжего Рикольфа. Если сопоставить вопрос и ответ, то можно прийти лишь к одному-единственному заключению.
- Кажется, мы пришли к другому, - сказал Хилмик Бочарные Ножки, запрокидывая свою пивную кружку дном вверх и делая последний глоток эля. После этого он помахал пустой посудиной в воздухе, давая понять, что хочет добавки.
- Йо, вы пришли к другому, - сказал Джерин. - Но сможете ли вы при этом не нарушить клятву, которую вы дали Даяусу, Байтону, а также Бейверсу, - он указал на кружку Хилмика, - и всем остальным богам?
Вачо, Хилмик и Отари, кажется, не обратили на его замечание ни малейшего внимания. Но Раткис Бронзолитейщик, который почти все время молчал, еще более помрачнел. Ну да, ну да, кому хочется сделаться клятвопреступником? То есть сильно осложнить себе жизнь. Как в этом мире, так, наверное, и в грядущем.
Дарен сказал:
- Исходя из того, что я слышал и читал о Байтоне, этот бог никогда не использует в своих прорицаниях конкретные названия или имена.
- Да что ты можешь знать, паренек? - фыркнул Вачо.
- Достаточно, чтобы распознать дерзость, когда с ней сталкиваюсь, - отрезал Дарен.
Физически он сильно уступал Вачо, который был и старше, и крупнее его, но его тон заставил бывшего вассала Рикольфа сесть и прикусить язык. Дарен продолжил:
- Кроме того, я знаю грамоту, поэтому могу принимать к сведению не только то, что вижу собственными глазами или слышу собственными ушами. А ты можешь похвастаться тем же?
Не успел Вачо ответить, как в разговор вмешался Джерин:
- Я бывал у Сивиллы несколько раз, причем в очень разные времена, но никогда не слышал, чтобы в ее пророчески виршах звучали какие-нибудь имена.
Вэн кивнул в знак согласия.
Раткис впервые решился заговорить:
- Это верно, во всяком случае, насколько мне известно. А потому мне в голову пришла мысль…
- Ты ведь не собираешься пойти против нас, а? - требовательно спросил Хилмик Бочарные Ножки. - Смотри, пожалеешь. Ты один, а нас трое, и…
- Один он пробудет недолго, - перебил его Джерин. Хилмик уставился на него. Джерин тоже взглянул на него пристально - отчасти сердясь, отчасти чтобы произвести должный эффект. - Если ваши соседи узнают, что вы пытались нарушить данное слово, они вполне могут напасть на вас сзади, пока вы будете сражаться с Раткисом, опасаясь, что вы и с ними поступите так же, после того как разделаетесь с ним. Не говоря уже о том, что я тоже не останусь в стороне.
Он тщательно избегал прямых угроз. Если бы не другие нависшие над ним невзгоды, он бы обрушил на владения Рикольфа все свои силы, чтобы наверняка заполучить их для Дарена, прежде чем Араджис Лучник успел бы даже помыслить ему помешать. Если бы не другие невзгоды… Он горько скривился. Куда ему деться от них?
Тут Раткис сказал:
- Думаю, я и сам сумею за себя постоять. Если я выдержал нашествие трокмуа, то и мои соседи меня не одолеют. - Он перевел взгляд с Хилмика на Вачо, а с него на Отари. - Они знают, что я никогда не ищу ссор. Йо, они это знают, точно. Они также знают, что, если кто-то решит поссориться со мной, я просто надаю наглецу тумаков и отправлю его восвояси.
Судя по мрачному выражению лиц баронов, они знали об этом не понаслышке. Отари сказал:
- Ты хочешь, чтобы нам пришлось быть на побегушках у Джерина Лиса?
- Нет, это не так, - ответил Раткис. - Но я вовсе не хочу идти наперекор воле бога, а вот вы, по-моему, именно это и собираетесь сделать.
Вачо, сын Файдуса, и Хилмик затрясли головами с такой горячностью, что Джерину она показалась отчасти нарочитой. Отари же спокойно сказал:
- Нисколько, Раткис, ничего подобного. Но мы ведь должны точно понять, что имел в виду владыка Байтон, не правда ли?
- Думаю, мы все прекрасно его поняли, - пробасил Вэн и осушил свою пивную кружку. - В противном случае некоторые из присутствующих не пытались бы так рьяно исказить простые слова.
- Я возмущен! - Вкрадчивый голос Отари на этот раз дрожал от гнева.
Вэн поднялся и уставился на него сверху вниз.
- Неужели? - Он положил руку на рукоять меча. - И насколько же ты возмущен? Не хочешь ли ты выйти на улицу и показать мне насколько? Как думаешь, что потом случится? Полагаешь, твой наследник, кто бы он ни был, тоже примется возмущаться?
В пивной стало очень тихо. Воины, сопровождавшие вассалов Рикольфа, смотрели на тех, что приехали в Айкос с Джерином, а те, в свою очередь, не спускали глаз с них. И все ждали, как отреагирует Отари Сломанный Зуб.
- Ну? - рявкнул чужеземец. - Идешь?
- Кажется… кажется, я уже не так зол, как был минуту назад, - промямлил Отари. - Иногда гнев заставляет человека сказать то, что лучше бы вслух не произносить.
К облегчению Джерина, Вэн удовлетворился таким ответом и сел.
- Что ж, тут ты абсолютно прав, - согласился он. - Даже с Лисом такое случается, хотя я никогда не видел никого, кто бы тщательнее его умел следить за своим языком.
Скорей, не следить за своим языком, а в основном держать его за зубами, мог бы поправить приятеля Джерин. Но он и тут проявил благоразумие, никак не отреагировав на слова Вэна. Вместо этого он сказал следующее:
- Поскольку теперь ты больше не злишься, Отари, пожалуйста, взгляни более спокойно на прорицание, переданное нам богом через Сивиллу, и признай, что строки, в которых речь идет о моем сыне, могут иметь лишь одно значение.
Отари вновь напустил на себя возмущенный вид, но не стал заявлять о своем состоянии. Ему было так же сложно противостоять интеллектуальному напору Джерина, как и недавнему физическому напору Вэна. Наконец, во многом наперекор собственной воле, вассал Рикольфа признал:
- В твоих словах есть доля правды.
Его слова вызвали у Хилмика и Вачо негодующие возгласы.
- Ты нас продал, изменник! - вскричал Вачо, краснея от ярости прямо на глазах. - Я бы вырезал тебе сердце или еще что похуже, если бы знал, что все так пойдет.
- Я готов встретиться с тобой когда угодно, - ответил ему Отари. - Я готов и с Лисом встретиться. Я не боюсь его, тем более что у него забот хватает и без меня. Но Байтон? Кто может противиться богу и надеяться победить? Поскольку Провидец знает, что у меня на сердце, ему известно, что я хотел пойти наперекор его воле. Но намерение - это еще не действие.
- Тут ты прав, - согласился Джерин. - Так значит, теперь ты готов признать, что Дарен - твой законный сюзерен?
- Готов, - горько произнес Отари. - Но лишь когда он навсегда поселится в крепости Рикольфа, и ни днем раньше.
- Это справедливо, - сказал Джерин.
- Это была полностью твоя затея, а теперь ты сам от нее отказываешься? - заревел Вачо.
Хилмик Бочарные Ножки положил руку ему на плечо и что-то прошептал на ухо. Вачо успокоился, по крайней мере, внешне. И все же Джерин не хотел бы сейчас оказаться на месте Отари. Сам по себе Отари был могущественнее, чем Вачо или Хилмик. Но если они объединятся, сможет ли он с ними справиться? Раткис уже сказал, что сможет дать отпор всем трем главным вассалам Рикольфа, поэтому вполне вероятно, что Отари сможет противостоять двоим из них. Однако не факт, что его это порадует.
И тут Дарен тихо, но твердо произнес:
- Когда я унаследую земли моего деда, мои вассалы не будут воевать между собой. Любому, кто затеет такую войну, придется столкнуться не только со своим противником, но и со мной.
Джерин установил у себя такой же порядок. И Рикольф тоже придерживался этого правила, покуда был жив. Сильный сюзерен может себе такое позволить. Все главные вассалы Рикольфа полагали, что Дарен, отделившись от Джерина, никакой силы собой не представит. Но Дарен ничем не намекнул, что рассчитывает на поддержку отца, да и сам тон его говорил, что она вряд ли ему понадобится. Судя по выражению лиц Отари, Хилмика и Вачо, они крепко задумались.
Джерин тоже. Он приложил много сил в старании наделить Дарена свойствами лидера, которым ему предстояло однажды стать. Но он все же не ожидал, что сын настолько скоро и хорошо усвоит его уроки. Мальчик превращается в мужчину, когда мужские дела становятся ему по плечу. Исходя из этого определения, даже если оставить в стороне возню со служанками Лисьей крепости, Дарен уже стал мужчиной. Почесывая в затылке, Джерин недоумевал, когда же именно это произошло и почему он этого не заметил.
А вот Раткис Бронзолитейщик, видимо, заметил. Обращаясь скорее к Дарену, чем к Джерину, он спросил:
- Когда ты собираешься взять в свои руки бразды правления теми владениями, что принадлежали твоему деду?
- Не в ближайшее время, - тут же ответил Дарен. - Только после того, как мой отец разобьет Адиатануса и гради и перестанет нуждаться в моей помощи.
- Твоему отцу повезло, что у него такой сын, - заметил Раткис.
Джерин не уловил в его голосе ни малейшей иронии.
Дарен пожал плечами.
- Я таков, каким он меня воспитал.
В какой-то степени это было правдой. И гораздо большей в сравнении с другими молодыми людьми, поскольку из-за отсутствия матери Джерину пришлось гораздо плотнее заниматься воспитанием сына. Но в какой-то мере, как только что осознал Лис, Дарен превзошел его ожидания. Так он и сказал:
- Отец может лишь придать форму тому, что уже есть в его отпрыске.
Раткис кивнул.
- Вы правы, лорд принц. Если парень - осел, его не превратить в лошадь, способную тащить твою колесницу. Но если он уже лошадь, можно научить его бегать. - Он повернулся к Дарену: - Когда придет время, со мной у тебя не будет хлопот, если только ты не заслужишь их, в чем я сомневаюсь. Я говорю это именно тебе, а не потому, что знаю, кто твой отец.
- Я постараюсь быть сюзереном, заслуживающим хороших вассалов, - ответил Дарен.
Раткис снова кивнул и сказал:
- Думаю, тебе это удастся.
Минуту спустя Отари Сломанный Зуб тоже кивнул. Хилмик и Вачо сидели молча с несчастным видом. Они так старались доставить Лису как можно больше хлопот и помех, но, по сути, ничего этим не добились.
"Если бы только я мог так же легко расправляться со всеми моими врагами", - подумал Джерин.
Обратное путешествие от святилища Сивиллы к дороге на Элабон во всей полноте показало, сколько бед принесли этому краю чудовища за короткий срок своего пребывания на поверхности земли. От крестьянских деревень, расположенных западней старого, жутковатого леса, окружавшего Айкос, остались лишь жалкие воспоминания. В какой-то мере это делало путь до главного тракта менее опасным, чем прежде, поскольку вольные крестьяне, принадлежавшие только себе и не подчинявшиеся никаким лордам, ловко использовали свою свободу, грабя проезжающих путешественников.
- Так им и надо, - сказал Вэн, когда они проезжали мимо очередного селения, где большинство хижин превратилось в руины, а кучка испуганных пахарей провожала колесницы откровенно голодными взглядами. - Они с радостью перегрызли бы нам глотки за наше оружие и доспехи, так что мне их не жаль.
- Землю нужно обрабатывать, - сказал Джерин, расстроенно глядя на молодую лесную поросль, покрывавшую некогда пахотные поля. - Она не должна приходить в запустение.
Состояние земли было не единственной заботой Лиса: он очень надеялся, что его остававшиеся в замке Рикольфа воины ничего не натворили, пока он совещался с Сивиллой. У вассалов Рикольфа хватало людей, чтобы раздавить его небольшое войско, а также чтобы схватить и убить его самого по возвращении в их владения. Он поклялся забрать Вачо, Хилмика и Отари (для комплекта) с собой в загробный мир, если их сподвижники решатся на столь вероломный шаг.
Но вскоре выяснилось, что его парни неплохо поладили с бывшими людьми Рикольфа. Узнав Лиса и его спутников, и те и другие высыпали из крепости, громко расспрашивая о новостях.
- Мы еще не знаем, что будем делать, - заявил Вачо, все еще отказываясь признать Дарена своим сюзереном.
- Нет, это не так, - возразил Раткис Бронзолитейщик, прежде чем Джерин с Дареном успели возвысить свои голоса. - Судя по всему, бог считает, что мальчишка должен стать наследником деда. Но он не примет во владение крепость Рикольфа прямо сейчас.
- Тогда почему мы не сражаемся с Лисом? - спросил один из солдат. - Его род не имеет права на наши владения.
- Байтон считает иначе, - ответил Раткис. Приняв решение, он следовал ему до конца. Кивнув одному из своих товарищей, он добавил: - Не правда ли, Отари?
Отари Сломанный Зуб с ненавистью взглянул на барона, поставившего его в такое затруднительное положение.
- Йо, - отозвался он, хотя и не так быстро, как следовало бы. Энтузиазма он проявил примерно столько же, как если бы обсуждал собственные предстоящие похороны.
Однако это "йо", как бы неохотно оно ни прозвучало, вызвало как одобрительные возгласы в поддержку Дарена, так и громкие споры. Джерин бросил взгляд на Хилмика Бочарные Ножки и Вачо, сына Файдуса. Хилмик благоразумно хранил молчание. Вачо же, судя по его виду, вовсе не собирался этого делать.