Джерин поймал его взгляд. Вачо смотрел дерзко и вызывающе. Но Лис выдерживал и не такие взгляды. Он качнул головой. Сдержанно, твердо. В глазах Вачо прибавилось ярости. Но Лис уже не смотрел на него. Он отвернулся с видом, полным ледяного презрения, явственно говорящего: Вачо не стоит внимания и ему лучше бы не привлекать его к себе.
Если бы Вачо запротестовал, люди Джерина вполне могли быть втянуты в кровавую потасовку с солдатами вассалов Рикольфа. Но Вачо смолчал. Он был здоровяк и всегда создавал много шума, однако угрозу, сквозившую во взгляде Джерина, проигнорировать не решился.
Джерин сказал:
- Послушайте слова прозорливого Байтона, которыми он ответил нам в Айкосе через Сивиллу. - И он повторил стихотворный текст, исторгнувшийся из уст Сивиллы, в точности, не изменив ни слова, а затем продолжил: - Кто-нибудь из вас сомневается в том, что этими строками бог объявляет Дарена законным наследником Рыжего Рикольфа?
Его люди захлопали в ладоши и радостно заулюлюкали: они охотно приняли такое истолкование прорицания. Однако троим из четверки главных вассалов Рикольфа по вкусу оно не пришлось. Как поступят простые солдаты из замка Рикольфа? С одной стороны, они не подчиняются Джерину, но с другой - они не теряют столько, сколько Отари и его товарищи. Людям, которые так и так должны выполнять распоряжения господина, не слишком важно, как его зовут.
И вот по одному и по двое они закивали, принимая то толкование предсказания, которое предложил Лис. Не выказывая, правда, особого воодушевления, но это было естественно: Дарен пока еще неоперившийся юнец. Но, судя по всему, шанс ему дать соглашались.
Вассалы Рикольфа тоже это поняли. Раткис отнесся к сему факту спокойно. Отари, что бы он там ни думал, держал свои мысли при себе. Вачо и Хилмик, не очень успешно, пытались скрыть замешательство и испуг.
- Благодарю вас, - сказал Дарен, обращаясь к солдатам и изо всех сил стараясь не дать петуха. - Да пребудет с нами мир, по мере возможности, и да даруют нам боги победу, когда придется сражаться.
Вэн ткнул Джерина в бок.
- С этим малым нужно держать ухо востро, - еле слышно сказал он, указывая на Дарена. - Похоже, он всегда добивается того, чего хочет.
- Йо, - ответил Джерин, тоже глядя на Дарена с удивлением.
Сам он привык выжидать и оглядываться, прежде чем действовать, чтобы потом ударить наверняка. Дарен двигался к цели быстрее и, за счет этого, словно бы мягче.
Не случайно солдаты закивали его словам, воспринимая их с большей готовностью, чем только что прозвучавшее сообщение Лиса. Не успел Джерин и рта раскрыть, как Дарен продолжил:
- Я не возьму под свою руку владения деда прямо сейчас, потому что мой отец пока еще нуждается во мне. Но когда эта нужда отпадет, я вернусь сюда и приму от моих вассалов присягу на верность.
Джерин затаил дыхание, гадая, как солдаты воспримут эти слова. Ведь они лишний раз напоминали им о том, чьим, собственно, отпрыском является этот шустрый мальчишка. Суд по взволнованным лицам Хилмика и Вачо, те тоже вздернулись, надеясь, что это напоминание настроит воинов на другой лад. Против Дарена. Но этого не случилось. Наоборот, их мнение о нем лишь улучшилось. Из общего гула одобрений выделилось одно замечание:
- Если малыш так печется о своем родителе, значит, он позаботится и о нас.
Лис не знал, кто это выступил. Так вот, вдруг, хотя его ни о чем таком не просили. Он бы с радостью заплатил немало золота за то, чтобы кто-либо из людей Рикольфа поддержал, таким образом, его сына. Но получить поддержку бесплатно, да еще самую искреннюю, было, разумеется, гораздо лучше.
Раткис выглядел удовлетворенным. Выражение лица Отари могло означать что угодно, хотя радостным его никак нельзя было назвать. Что касается Хилмика и Вачо, на их лицах отражалось в лучшем случае желудочное расстройство, в худшем - всепоглощающий страх. Джерин знал, да и Отари Сломанный Зуб, наверное, тоже, что они теперь изо дня в день будут мутить во владениях Рикольфа воду. Вплоть до момента, когда Джерин Лис и его сын вернутся сюда. Насколько же хорошо у них это выйдет, покажет время.
Тут Раткис вылез из своей колесницы и опустился на одно колено на каменные плиты дороги рядом с колесницей Дарена. Глядя на юношу, он сказал:
- Господин, в ознаменование вашего возвращения на родину вашего деда я с радостью присягну вам на верность прямо сейчас. - Он сложил обе ладони вместе и вытянул руки перед собой.
И тут, после ряда отменно взрослых поступков, Дарен вдруг растерялся. Джерин похлопал сына по плечу и прошипел:
- Принимай клятву, быстро!
Эти слова привели Дарена в чувство. Он не раз видел, как Джерин принимал вассальную присягу, и хорошо знал этот ритуал. Спрыгнув с колесницы, он поспешно обошел ее и встал перед Раткисом Бронзолитейщиком, положив свои руки на сомкнутые ладони того, кто был много старше его.
Раткис произнес:
- Я признаю себя твоим вассалом, Дарен, сын Джерина Лиса, внук Рыжего Рикольфа, и клянусь служить тебе верой и правдой, защищая от всех живущих и от умерших тоже.
- Я, Дарен, сын Джерина Лиса, внук Рыжего Рикольфа, принимаю твою присягу, Раткис Бронзолитейщик, - торжественно ответил Дарен, - и в свою очередь клянусь обращаться с тобой по справедливости. В знак этого велю тебе подняться. - Он помог Раткису встать и поцеловал его в щеку.
- Во имя Даяуса, отца всемогущего, и Байтона прозорливого я присягаю тебе на верность, лорд Дарен, - сказал Раткис громко и горделиво.
- Во имя Даяуса и Байтона, - повторил Дарен, - я принимаю твою клятву и клянусь в ответ платить тебе верностью за верность. - Он посмотрел на остальных главных вассалов Рикольфа. - Кто из вас еще готов мне присягнуть?
Отари Сломанный Зуб тут же опустился на одно колено, хотя и не так рьяно, как Раткис, и произнес положенные слова. Насколько Джерин мог судить, и эта церемония прошла гладко во всех отношениях, без единой формальной ошибки, которая позволила бы Отари впоследствии объявить клятву недействительной.
Все посмотрели на Хилмика и Вачо. Белолицый Вачо покраснел.
- Я не собираюсь ни в чем клясться господину, которого не будет здесь, чтобы выполнить свою часть клятвы, - громко произнес он. И, обратившись к Джерину, продолжил: - Я не отвергаю его, лорд принц, поймите меня правильно. Но я не принесу ему вассальную присягу в верности, пока он не приедет сюда навсегда, если я к тому времени не передумаю. Нужно еще посмотреть, каким он будет, когда вернется сюда насовсем.
Хилмик Бочарные Ножки, возможно, ободренный тем, что Вачо, наконец, заговорил, выразительно закивал в знак согласия.
И снова Дарен все уладил, не дав Джерину возможности раскрыть рот:
- Это ваше право. Но, унаследовав это поместье, я припомню все ваши поступки с того самого дня, как умер мой дед.
Ни Хилмик, ни Вачо не ответили на это. Однако некоторые из людей Рикольфа выразили одобрение, и даже возница Вачо оглянулся через плечо и что-то тихо сказал своему господину. Что бы это ни было, тот покраснел еще сильней и пробурчал в ответ нечто резкое.
Джерин поймал взгляд Дарена и неприметным кивком пригласил его в колесницу. Он уже не хотел отдавать сыну приказания вслух, особенно теперь, когда его независимое поведение произвело на сподвижников Рикольфа столь положительное впечатление. Оно, кстати, произвело впечатление и на Лиса. Никогда не поймешь, умеет ли человек плавать, пока не проверишь его на глубоких местах.
Дарен вскочил в колесницу и взял поводья из рук Вэна.
- Выполнив свои обязательства перед отцом, я непременно вернусь сюда. И, если этого захотят боги, мы проведем вместе немало лет.
Он взмахнул поводьями. Лошади пустились рысью. Остальное маленькое войско Джерина покатило следом.
Лис оглянулся через плечо. На дороге стояли Отари Сломанный Зуб, Раткис Бронзолитейщик, Вачо, сын Файдуса, и Хилмик Бочарные Ножки. Они яростно спорили. Их люди толпились вокруг, поддерживая кто кого. Джерин был доволен.
Когда до Лисьей крепости оставалось полдня пути, Джерин заметил направлявшуюся к ним колесницу. Сначала он решил, что это посыльный, которого отправили в поместье Рикольфа с новостями, не могущими дожидаться его возвращения. А это могло означать лишь одно: новости были плохими.
Но тут возница приближающейся колесницы поднял щит, выкрашенный в бело-зеленые полосы: щит перемирия.
- Это трокмуа! - воскликнул Лис.
Несколько лет назад он бы не опознал лесных дикарей на таком большом расстоянии, но в последние годы, по мере старения, у него развилась дальнозоркость. Затруднявшая, кстати, чтение. Интересно, подумал Лис, можно ли исправить этот досадный недостаток с помощью магии?
Впрочем, свободного времени на подобные размышления у него оказалось немного. Через минуту он узнал одного из трокмуа. Как и Вэн, который первым назвал его имя:
- Это Дивисьякус, правая рука Адиатануса.
- Да, его правая рука, а может быть, даже и большой палец левой, - согласился Джерин. - У него что-то случилось, иначе бы он не выслал Дивисьякуса, чтобы попытаться улучшить свое положение, а заодно, возможно, и надуть меня, если представится такая возможность.
Трокмуа узнали Джерина приблизительно в тот же момент, когда он узнал Дивисьякуса. Они приветственно замахали и, приблизившись, остановились. Дарен остановил упряжку. Остальные воины Джерина остановились позади своего господина.
- Что мы можем для вас сделать? - крикнул Джерин на языке трокмуа.
- Вы только послушайте, как чисто он изъясняется на нашем наречии! - льстиво сказал Дивисьякус на своем языке, но тут же перешел на элабонский. - Хотя я бы предпочел разговаривать о предстоящем деле на вашем, чтобы не возникло никаких недоразумений… иначе будет беда, вот как. Очень, очень большая беда. - Даже в элабонской версии его речь сохраняла живость, присущую всем обитателям северных лесных чащ.
- Время не слишком на тебе отразилось, - заметил Джерин, когда Дивисьякус вылез из повозки.
Трокмэ раздался вширь и погрузнел в сравнении с тем, каким он был раньше, его усы и рыжие волосы на висках тронуло серебро седины. Однако посланец варваров по-прежнему выглядел опасным соперником в схватке, как рукопашной, так и словесной.
- О тебе можно сказать то же самое, - ответил дикарь и буквально ошеломил Джерина, опустившись перед ним на одно колено посреди дороги, точно так же, как это недавно проделал Раткис Бронзолитейщик по отношению к Дарену. Трокмэ сложил ладони вытянутых вперед рук и произнес:
- Адиатанус с готовностью снова приносит вассальную присягу тебе, лорд принц, вот как.
- Боги, - пробормотал Джерин. Он уставился на Дивисьякуса. - В прошлый раз лишь божественное вмешательство подвигло твоего вождя на такой шаг. Я всегда думал… и всегда говорил, что мне вновь придется прибегнуть к чему-то подобному, чтобы он подтвердил свою клятву. Но прежде чем принять это подтверждение, я хочу знать, в чем дело.
Продолжая стоять на одном колене, Дивисьякус ответил:
- Вождь знал, что ты так скажешь, в точности так. - Он вздохнул, и его плечи ушли назад, затем вернулись на место. - Он бы не стал этого делать, скажу честно, если бы не столкнулся с более грозной силой к югу от Ниффет, чем представляют собой ты и твои люди.
- Ах, речь о гради, - сказал Джерин. - Кажется, дело начинает проясняться. Он хочет заручиться моей поддержкой против них и считает, что единственный надежный способ этого добиться - опять притвориться паинькой на то время, пока беда не отступит, а затем снова принять свое истинное обличье.
Дивисьякус изобразил на лице обиду. У него это хорошо получалось, но, с другой стороны, он много практиковался.
- Ты говоришь злые вещи, очень злые.
- И поделом, - ответил Лис. - Единственное, чем я обязан твоему вождю, так это тем, что я собрал в Лисьей крепости своих вассалов как раз для того, чтобы выступить против него, как вдруг на нас напали гради, и благодаря этому мы смогли отразить их удар без больших потерь.
- Хотел бы я сказать то же самое, - мрачно ответил Дивисьякус. - Они обрушились на нас, да еще как. Я так понимаю, что ты уже слышал о том, что они напали на нас, приплыв на кораблях, уже после своей вылазки против вас.
- Да, я слышал об этом, - сказал Джерин. - Если бы они не нанесли удар и нам, и вам, полагаю, мы с Адиатанусом вели бы сейчас войну, и тебе бы не пришлось стоять тут передо мной вместо него, спрятав в карман свою гордость.
Дивисьякус поморщился.
- Да, у тебя и вправду злой язык, Лис, ух какой злой. Говорят, в давние времена бард мог убить человека, сложив о нем грубую песню. Я бы ни за что этому не поверил, не доведись мне познакомиться с тобой. - Он поднял руку, на запястье сверкнул золотой браслет. - Не благодари меня пока. Ты еще не слышал, что я собираюсь тебе сказать.
- Говори, - сказал Джерин, от души веселясь. Он как раз собирался поблагодарить трокмэ за столь высокую оценку его сарказма. - Что ты такое хочешь мне сказать, чего я еще не слышал?
- Что десять дней назад на нас снова напали, на этот раз - злой колдун, пришедший по суше, и мы снова были побиты. - Дивисьякус оскалился, снедаемый отчаянием. - Поэтому, из боязни, как бы не случилось чего похуже, Адиатанус готов сражаться на твоей стороне, под твоим началом, как тебе будет угодно, главное, чтобы твои люди и колесницы были заодно с нами. Что бы ни случилось потом, даже если ты станешь нашим господином, это все же лучше, чем господство гради.
Он задрожал в приступе почти суеверного страха. Трокмуа, приехавшие вместе с ним на колесницах, принялись жестами отгонять зло. Гради, взятый Джерином в плен, считал поражение лесных разбойников чем-то само собой разумеющимся. Очевидно, трокмуа были того же мнения на этот счет. Это встревожило Джерина. Какие же союзники выйдут из дикарей, если они, только завидев врага, побегут с поля боя?
Он задал этот вопрос Дивисьякусу.
- Мы сражаемся достаточно храбро, - заявил трокмэ. - Просто дело в том, что что-то все время складывается не в нашу пользу. Будь я проклят, если знаю, почему так происходит. Наверное, у вас, южан, все иначе, если вы однажды уже сумели победить гради. Рядом с вами, я надеюсь, и у нас все получится лучше.
- Я тоже на это надеюсь, - ответил Джерин. После некоторых размышлений он добавил: - Поедем со мной в Лисью крепость. Дело слишком важное, чтобы решать его на ходу.
- Как тебе будет угодно, лорд принц, - отозвался Дивисьякус. - Главное, да помогут нам в этом боги, постарайся принять решение поскорей. Иначе оно уже не будет иметь никакого значения.
Когда они двинулись по элабонскому тракту на север, Джерин велел Дарену поравнять свою колесницу с той, в которой ехал Дивисьякус. Перекрикивая скрежет и дребезжание, он спросил:
- А что скажет Адиатанус, если я явлюсь на его земли с целой армией?
- Скорее всего, он возблагодарит за это богов, как элабонских, так и наших, - ответил Дивисьякус. - Нам нужны решительные меры, да, очень решительные.
- А что он скажет и что скажут ваши воины, когда я велю им сражаться бок о бок с нами и подчиняться приказам моих баронов? - не унимался Лис.
- Можешь распоряжаться ими как угодно, - сказал Дивисьякус. - Если хотя бы один из них ответит что-нибудь, кроме: "Конечно, лорд Джерин!" - можешь снести голову этому глупцу и повесить ее на своих воротах.
- Мы так не поступаем, - ответил Джерин с отсутствующим видом.
Но дело было не в том. Дивисьякус и так прекрасно знал, что элабонцы не берут голов в качестве трофеев. Он просто имел в виду, что Адиатанус и его люди пребывают в таком ошалении, что готовы повиноваться Лису во всем, что бы тот им ни приказал. Учитывая, как Адиатанус кичился собственным могуществом до нападения гради, положение его и впрямь было отчаянным. Если только…
- Какую клятву ты готов принести в знак того, что твои слова не ловушка? Не попытка заманить меня туда, где Адиатанус с коварной внезапностью намеревается со мной поквитаться?
- Ту же, которую я произнес при твоей жене, когда она задала мне тот же вопрос, - сказал Дивисьякус. - Клянусь Таранисом, Тевтатесом и Есусом, лорд Джерин, что я говорю одну лишь правду и ничего, кроме правды.
Если клятва, в которой упоминаются три главных бога трокмуа, не послужит порукой правдивости произнесшего ее трокмэ, то ничто другое уж точно таковым не послужит. Джерин слегка улыбнулся, услышав, что Силэтр потребовала таких же гарантий от Дивисьякуса, как и он сам. Хотя Байтон больше и не вещал через нее, она и сама была достаточно прозорливой.
- Этого достаточно, - заключил он.
- Клянусь еще раз, что так оно и есть, и молюсь, чтобы ты нашел выход из положения, - сказал Дивисьякус. - Последнее время наши жрецы стали какими-то раздражительными, о да, это так. Как будто, когда боги гради находятся близко, наши собственные боги пугаются, если ты понимаешь, о чем я.
- Думаю, что примерно представляю, - сказал Джерин после минутной паузы.
Пленные гради тоже хвалились тем, насколько их боги сильнее богов лесных разбойников, и снова выходило так, будто они правы и в этом.
Дивисьякус бросил на Джерина проницательный взгляд.
- Мне кажется, ты больше знаешь обо всем этом, чем показываешь. - Когда Джерин ничего не ответил, трокмэ продолжил; - Что ж, ты всегда был таким. Адиатанус готов поклясться, что ты всегда словно бы стоишь у него за спиной и слушаешь, даже когда он просто распекает своих людей.
- Зная, как орет Адиатанус, мне не нужно находиться так близко от него, чтобы все слышать, - ответил Джерин.
Дивисьякус хихикнул и кивнул, признавая справедливость его слов. Джерин был верен себе и отделался шуткой, не отрицавшей его чудесных и таинственных качеств. Чем больше люди думают, что он многое о них знает, тем осторожнее они будут себя вести с ним.
Единственное, чего он желал, трясясь в колеснице, катящейся на север, это действительно обладать хотя бы половиной тех свойств, какие приписывали ему и друзья, и враги.
- Все готовы? - Джерин оглянулся назад, на множество колесниц, выстроившихся у него за спиной на лугу возле Лисьей крепости.
Вопрос был абсолютно риторическим - все были готовы как никогда. Он махнул рукой, указывая вперед, и похлопал при этом Дарена по плечу:
- Трогай!
Через совсем малый отрезок времени колесница Дивисьякуса поравнялась с колесницей Джерина.
- Это замечательно, то, что ты делаешь, Лис, просто замечательно, - сказал трокмэ. Но тут же его лицо омрачилось. - И все же я бы радовался еще больше, что верно, то верно, если бы ты взял с собой всех своих воинов, а не оставлял часть из них в Лисьем замке.
- Если я что-то и делаю, то вовсе не ради того, чтобы тебя обрадовать, - ответил Джерин. - И не для того, чтобы обрадовать Адиатануса. Я в первую очередь всегда защищаю себя. Если я оставлю Лисью крепость без охраны, а гради снова поднимутся по Ниффет, - он махнул рукой в сторону речки, - крепость падет. А я не хочу, чтобы это произошло.
- А если твоих людей и воинов Адиатануса окажется недостаточно, чтобы разбить гради, тогда ты не будешь чувствовать себя дураком? - возразил Дивисьякус.