Он бежал в дымном свете ламп по мозаичному полу, ища выход. Он уже был не в силах рассуждать здраво - у него остались одни инстинкты. Наконец он увидел окно, даже не дверь - окно, от которого вниз тянулся сухой плющ, почти убитый морозом. Он ухватился за его сморщенные коричневые плети и спустился по ним во двор, окутанный мраком и заросший лесом колонн из маково-алого стекла.
- И что теперь? - спросил он себя, и ответом ему была черная всепоглощающая пустота.
Ничего.
Но что-то все-таки было. Свет. Он мелькнул где-то впереди, и там, где он просачивался сквозь стволы колонн, вспыхивал бледный сердоликовый огонь. Ральднор отпрянул, но пламя нашло его лицо.
Это была девушка, несущая лампу. За три месяца, проведенные им в этом дворце, он уже навидался таких девушек в аллеях парка, окружавшего главный дворец, - величаво прогуливавшихся в отдалении, всегда в сопровождении слуг, всегда замысловато причесанных, с унизанными кольцами пальчиками. Но эта была одна. Она чуть склонила головку набок и улыбнулась ему опасной, любопытной улыбкой.
- И что это ты здесь делаешь, эм Катаос? Запрещенная интрижка с женой какого-нибудь Дракон-Лорда? И ты даже выбился из дыхания, спеша к своей возлюбленной?
Резкий переход от гнева, крови и бегства к этому кокетству оглушил его. Безумный план сошел с его губ еще прежде, чем успел полностью оформиться у него в мозгу.
- Я ищу аудиенции Повелителя Гроз.
- В самом деле? А ты честолюбивый.
- Где мне его найти?
- О, ты не сможешь его найти, - надменно отозвалась она. - Твое прошение должно пройти по надлежащим каналам, и это займет несколько дней. После этого, если повезет, тебе позволят минутный разговор с какой-нибудь мелкой сошкой. А я сомневаюсь, солдат, чтобы тебе повезло.
Ральднор чувствовал, как от утомления у него голова идет кругом. Он задумался, не прорваться ли ему в главный дворец, прикрываясь этим кукольным созданием, но куда ему было идти? Кроме того, в ее глазах он заметил то выражение, которое уже привык видеть на лицах висских женщин, когда они смотрели на него. Он решил испытать свою удачу с ней, поскольку иного выбора у него все равно не было.
- Я убил человека. Если стражники Катаоса найдут меня, мне конец.
- Если ты преступник, то, несомненно, заслужил кару, - сказала она, но перспектива увидеть, как его потащат на виселицу, не взволновала и не испугала ее.
- Это была самозащита, - сказал он.
- Ну, так все говорят. И что мне с тобой делать?
- Спрячь меня.
- Да неужели? А почему я должна это делать? Я главная фрейлина принцессы Астарис эм Кармисс, а ты кто такой, хотела бы я знать? Какой-то безродный оборванец с Заравийских улиц, вставший под знамена лорда-советника.
Позади него из гостевого особняка внезапно донеслись крики, а в колоннаде замелькали красные огни факелов.
- Решайся, дама принцессы, - сказал он. - Твое милосердие или их правосудие. Если меня схватят, к завтрашнему утру я буду годен только на корм червям.
- Иди за мной, - велела она.
И, развернувшись, она вместе со своим фонарем проскользнула между колоннами и нырнула в темные садовые аллеи дворца Тханна Рашека.
Наверху кремовой кляксой расплывалась луна, а в саду били фонтаны, перекрываясь арками над искусно обстриженными в виде статуй кустарниками. После нескольких последних минут схлынувшего безумия и гнева эта сцена показалась ему настолько нелепой, что его охватило бешеное желание расхохотаться. Он обвил рукой тонкую талию девушки, и она оттолкнула ее, хотя и не сразу.
- Я не потерплю от тебя дерзости, солдат.
- Твоя красота делает бессмысленными все запреты, - сказал он. Она уловила в его голосе смешинку и бросила на него любопытный взгляд.
- Дразнишь меня? Это так-то ты боишься смерти? Дальше не иди. Вот это место.
- Место для чего? Неужели я буду удостоен такой чести…
На этот раз она не оттолкнула его, но сказала строго:
- Видишь ту аллею? Он пойдет по ней, когда будет возвращаться из покоев Астарис, а потом пройдет мимо тебя.
- Кто?
- Тот, кого, по твоим словам, ты ищешь. Амрек, Повелитель Гроз. Эта дорога известна лишь немногим. Рассказав тебе о ней, я рискую жизнью.
- Я сражен твоим безупречным мужеством, - сказал он, целуя ее. Когда он наконец отпустил ее, она дрожала, но все же выговорила спокойным и негромким голосом:
- У нас еще будет время, если ты переживешь эту ночь. И помни: ты никогда меня не видел.
И, унеся с собой фонарь, она ускользнула, оставив его в одиночестве в темном бархате сада с запахом ее дорогих духов на руках.
Амрек сидел, не сводя глаз с женщины, которой предстояло стать его женой.
Я зачарован, подумал он внезапно, таращусь на нее, как последний дурак. Но, как ни странно, ни эта мысль, ни аналогия, пришедшая ему на ум, не обеспокоили его. "Что ж, на таких, как она, не просто смотрят, их пожирают глазами. Нескончаемый пир". Он не мог представить, что она утратит хоть какую-то часть этой красоты, даже с возрастом. Она должна умереть в тридцать или уж быть бессмертной, чем-то вроде богини, по ошибке вырвавшейся на свободу. Эти красочные фантазии плавали у него в голове, не вызывая никаких особых эмоций. Все это в целом было очень странно; он с самого детства был подвержен яростным приступам неистовства - подарочек от мамаши, как он с горечью предполагал. Они накатывали на него раскаленными волнами, точно возвращающаяся раз за разом болезнь. Не раз его охватывал страх, боязнь того, что он сумасшедший, пока безмерная гордость его положения не загнала этот страх в самый дальний уголок его сознания. Но вместе с этой женщиной в его жизнь вошел покой. Простая возможность сидеть вот так, совершенно неподвижно, как и она в своем резном кресле, оказалась чем-то вроде долгожданного мира, снизошедшего на его душу. Что удерживало его в этом покое? Это торжество красоты? Или просто какая-то часть ее неподвижности передалась окружающим ее вещам? Уж точно она не привезла ему этот подарок намеренно. Что бы она ни делала, все было на редкость безличным, как будто она совершенно не обращала внимание на то, что ее окружало. Его вдруг кольнула неожиданная ревность: а что если она точно так же не обращает внимания и на него, как и на все остальное?
- Астарис, - позвал он. Внутренние веки ее янтарных глаз, так похожие на кошачьи, приподнялись - но не полностью. Она смотрела на него, но вот видела ли? - О чем вы думаете?
- Мои мысли очень отвлеченные, мой господин. Как я могу выразить их вам?
- Вы очень уклончивы, Астарис. Когда я спрашиваю женщину, что она думала или делала, и она дает мне такой ответ, я неизменно заключаю, что она что-то скрывает.
- Мы все рождаемся в латах, - отозвалась она.
- Вы говорите загадками.
Она снова повернула голову, продемонстрировав ему профиль статуи. Казалось, он всегда видел ее такой - нереальной, искусственной.
- Ладно, я не стану упрекать вас в этом. Лучше расскажу, что думал сам, глядя на вас. Видите, я куда откровеннее вас. Я думал, что каждый день свободнорожденные мужчины и женщины делают из себя рабов, чтобы угодить мне. А вы одним своим присутствием, отказываясь открыть мне свои мысли, доставляете мне куда большее удовольствие, чем все вещи в мире.
Она снова взглянула на него, потом сказала:
- Когда вы так говорите, я задумываюсь, что вам от меня нужно.
Ее слова выбили почву у него из-под ног. Он так не привык ни к ее прямоте, ни к ее логике.
- Мне нужна королева, Астарис, женщина, которая подарит мне сыновей.
- Возможно, я не смогу выполнить ни одно из этих требований.
Ее спокойствие уязвило его. Он поднялся и подошел к ней, потом протянул руки и, приподняв ее, прижал ее тело к своему.
- Тогда, должно быть, мне нужны вы, не так ли? Вот эта кармианская плоть.
Но все-таки он еще ни разу не делил с ней ложе, несмотря на то право, которое дала ему их помолвка. Он не пытался анализировать свою сдержанность - его определенно удерживал не страх, а какая-то безмятежная нереальность, которой она дышала. Сейчас, даже возбужденный ее близостью и еле уловимым чистым запахом ее ненадушенной кожи, он тем не менее не почувствовал ни малейшего желания удовлетворить свою страсть с ней. Возможно, она разочаровала бы его, но он почему-то не думал, что это будет так. Пожалуй, она была для него скорее чем-то вроде бесценного дара, о котором мечтаешь, но при этом оттягиваешь его до последнего момента.
Он поцеловал ее, и его возбуждение еще усилилось, но он лишь отстранился от нее и заглянул ей в лицо. Она улыбнулась - необыкновенно нежной улыбкой.
- Ты вызываешь у меня нежность, - сказала она так, как будто ей было так же удивительно слышать эти слова из собственных уст, как ему - из ее. Но, как ни странно, они не только удивили, но и ранили его. Его желание переплавилось в неожиданную злобу. Бешено и слепо, чувствуя собственную беспомощность, он очертя голову бросился в бездну.
Отпустив ее, он помахал у нее перед носом одетой в перчатку левой рукой.
- А это? Это тоже вызывает нежность?
- Рука из легенд, - сказала она.
- Да. Ты поверила мне, когда я сказал, что ношу эту перчатку, чтобы скрыть шрам от ножа?
- Нет, - ответила она просто.
Он повернулся к ней спиной, и его лицо исказилось от внезапной боли. Все это время он неумолимо приближался к этому мигу, мигу ужаса и стыда, ибо знал, что она прочитает его ложь у него на лице в тот самый миг, когда он произнес ее, его невеста, эта немыслимая провидица.
- И шрамы, - пробормотал он, - и шрамы тоже. Мне было восемь лет, когда я молил богов снять это проклятие, и я искромсал свою собственную плоть в клочья ранним утром праздничного дня в Корамвисе. Потом пришел Орн. О, я очень хорошо помню Орна. Он взял меня и швырнул на кушетку в ее покоях. "У твоего нюни-щенка течет кровь", - сказал он ей. Она возненавидела меня за это. Я плакал, но помню, как она сначала послала за служанкой, чтобы смыть кровь с бархатной обивки, и только потом за врачом.
Амрек обернулся и взглянул на женщину, которой предстояло стать его женой.
- Она обольстила моего отца в Куме, это известно всем и каждому. Ей было всего тринадцать, но она была очень развитой для своего возраста.
- Вал-Мала, - негромко проговорила Астарис, но сейчас она была лишь золотистым силуэтом, выгравированном в свете ламп.
Дрожа от гнева и боли, он снова развернулся, на этот раз направившись к двери.
- Я покидаю вас, Астарис, - сказал он сухо. - Забудьте то, что я вам рассказал. Порочить короля очень опасно.
Для нее это была лишь пустая угроза.
Но все же перед тем, как уйти от нее, он уловил что-то, блеснувшее в ее глазах - в этих бездонных глазах - и увидел в них какой-то мгновенный трепет, как будто его мука затронула что-то в их глубине.
Он вышел в ночной сад, преследуемый по пятам своим безумием - монстр, темная тень из его собственных детских кошмаров, ибо это он сам являлся себе в своих снах.
А она осталась позади, охваченная каким-то слабым подобием отчаяния, ибо увидела в его глазах загнанное животное, корчащееся в муках, но не умела даже поговорить с ним.
* * *
Сад был темен, словно смерть, а луна спряталась за облаками. Два стражника-дракона шагали за ним, но он едва замечал их, а они держались от него на своем обычном почтительном расстоянии.
В конце аллеи дорогу ему вдруг преградила темная фигура. Сначала он едва ее заметил, но один из стражников пробежал мимо него с мечом наголо.
- Ни с места, кем бы ты ни был!
Зажгли фонарь, и первым, что увидел Амрек, была желтая эмблема дружины Катаоса, а потом из тьмы выплыло лицо дорфарианского принца. Немыслимое видение подействовало на него, точно ушат ледяной воды. Первой его мыслью было: еще один ублюдок моего отца.
Потом человек заговорил.
- Я взываю к милосердию Повелителя Гроз.
- Так взывай к нему на коленях, - рявкнул гвардеец.
Незнакомец не шевельнулся. Глядя Амреку в лицо, он сказал:
- Король Амрек знает, что я чту его. Ему не нужны доказательства.
Амрек ощутил, что реагирует на это явление не гневом, а странным волнением. Его помутившийся разум прояснился, и он снова стал человеком - и королем.
- Значит, ты чтишь меня. И взываешь к милосердию. Почему? Что ты натворил, если нуждаешься в защите?
- Я оскорбил вашего лорда-советника.
- И как же?
Человек на тропинке хищно и торжествующе ухмыльнулся. Он походил на пьяного, но пьяного не от вина.
- Ригон Закорианец с этой ночи будет одноруким.
Ближний к королю стражник пораженно присвистнул, дальний издал какое-то восклицание. В Драконьей гвардии Ригон пользовался определенной репутацией.
- Что заставило тебя прийти ко мне? - резко осведомился Амрек.
- Откровенно говоря, то, что ваша светлость обладает большей властью, чем Катаос эм Элисаар.
Луна бесшумно выскользнула из-за тучи и обрисовала смутные серые очертания между деревьями. Человек на тропинке замигал и потряс головой, как будто свет был неприятен ему, и Амрек заметил пролегшие на его необыкновенном лице глубокие морщины страшной усталости. И тут же на него накатила неожиданная осведомленность об этом человеке. Как и тогда, когда он впервые увидел Астарис, он почувствовал, что столкнулся с личностью, с одушевленным существом - в отличие от шелковых кукол, которые обычно окружали его, кланяясь и дергаясь, или же занятых своими собственными тайнами, вроде Катаоса. И он ощутил странное перемещение плоскостей как внутри себя, так и снаружи. Он почувствовал, что очутился лицом к лицу с частью своей судьбы. Это озарение было поразительным. Он пригляделся к страннику, этому простому солдату эм Элисаара, но странная убежденность не проходила.
Он сделал гвардейцам знак отойти на несколько шагов и указал незнакомцу на каменную скамью. Они уселись рядом, и Амрек с изумлением отметил, что это не возмутило его.
Ну, если он один из отпрысков моего отца, полагаю, он имеет право находиться рядом со мной. Неужели это то, что я чувствую? Смутное братство?
- Ну, солдат, - произнес он вслух. - Как тебя зовут?
- Ральднор, милорд, Ральднор из Сара.
- Вот как. Значит, я знаю тебя лучше, чем предполагал.
- Тот случай с вашими гвардейцами, милорд. Приношу свои смиренные извинения за то, что доказал свое превосходство над Избранными.
- Ты играешь в опасную игру, Сарит.
- А какая еще игра мне осталась, милорд? Или меня повесит ваш лорд-советник, или это сделаете вы. Я лишь хотел бы обратить ваше внимание на одну вещь, которой не заметил Катаос Элисаарский.
- Что это за вещь?
- Я доказал свое непревзойденное мастерство как боевой машины. Я вполне могу заменить Ригона, и не только, как в гвардии Катаоса, что представляется мне маловероятным, так и в гвардии вашей светлости.
- Это предложение пьяницы или глупца.
- И проигнорировать его - было бы выставить себя именно в таком свете, милорд.
- Выбирай слова, когда разговариваешь со мной, Сарит.
- В один прекрасный день, милорд, долгое время спустя после того, как вы отправите меня на виселицу, кто-нибудь может исподтишка вонзить нож вам в спину или подсыпать яд в ваш кубок, что, будь я рядом с вами, мне удалось бы предотвратить.
- Так ты предлагаешь себя мне в телохранители?
Ральднор ничего не сказал. Вокруг него плавали ароматы ночного сада.
- Как ты нашел это место? - спросил Амрек.
- Я пошел следом за одной из фрейлин леди Астарис. Думаю, она возвращалась со свидания и не заметила меня.
- Ты слишком хитер, солдат. И у тебя чересчур много врагов.
- Я в состоянии справиться со своими врагами, милорд, если останусь в живых. И с вашими тоже.
- Думаю, - медленно проговорил Амрек, - что у нас с тобой, Сарит, общий отец.
Лицо сидящего рядом с ним молодого мужчины на еле уловимый миг застыло, потом расслабилось.
- Вижу, тебе нечего на это ответить.
- Все мои предки заравийцы, милорд.
- Твои глаза свидетельствуют об обратном. На них печать Рарнаммона.
- Возможно, милорд, что мы, сами того не ведая, имели эту честь в одном из прошлых поколений.
Амрек поднялся; Ральднор последовал его примеру.
- С этого момента твое испытание началось. Нет, не виселица. Я дам тебе то, на что ты заявляешь свои права, и прослежу, чтобы ты отработал эту честь, и обещаю, тебе придется бороться за свою жизнь на каждом дюйме этого пути.
- Доброе утро, Катаос.
Катаос обернулся и поклонился, и ничто в его поведении не выдавало ни злобы, ни беспокойства.
- Я вызвал тебя, чтобы сообщить о местонахождении одного человека - Сарита. Думаю, ты понимаешь, о ком я.
- Несомненно, милорд.
- Несомненно, Катаос. Он здесь. Разумеется, ты так и предполагал. Твой охотник, которому под силу одержать победу над твоими людьми и над моими тоже. Ты можешь представить себе, какая судьба его ждет?
- У меня слабое воображение, милорд, - ровно сказал Катаос.
- О да, ты уже вполне убедительно это доказал. Что ж, я расскажу тебе. Я простил твоего Сарита, чтобы избавить тебя от хлопот. Последи за ним некоторое время, и увидишь, что он станет Дракон-Лордом.
- Ваши надежды, милорд, в большой степени основываются на удаче этого человека, которая в один прекрасный день может отвернуться от него.
Амрек улыбнулся.
- Любая удача, Катаос, подходит к концу. Вспоминай об этом иногда, когда будешь ложиться в постель к моей матери.
10
Ясным заравийским утром одного из теплых месяцев свита Повелителя Гроз и его невеста покинули Лин-Абиссу.
Путешествие обещало стать долгим - то был миниатюрный город на колесах, снаряженный не только всем необходимым, но и всевозможными предметами роскоши. Сумерки застигли их между Илой и Мигшей на пустынных склонах, и расставленные шатры казались стайкой пестрых птиц, опустившейся отдохнуть. Когда взошла луна, стада зеебов, скачущих под безмолвными звездами, далеко обегали красные мигающие огоньки их костров.
Гонец, всю дорогу из Корамвиса гнавший своего скакуна и привезший новости, вызвавшие неудовольствие Амрека, за едой принялся расспрашивать.
- А тот светлоглазый мужчина в шатре Повелителя Гроз - кто он?
- Да какой-то выскочка из Сара. Он искалечил человека и стал Дракон-Лордом. Вот как в нынешние времена делаются дела.
- Судя по его виду, он принадлежит к королевской династии, - заметил гонец.
- Возможно. Он отлично управляется со своими людьми - мне говорили, что он собрал в свой отряд самых отчаянных головорезов. И назвал их, как в былые времена - Волками. Его выучил Ригон, пес Катаоса, а потом его ученик пошел против него. Но Драконья Гвардия плюет на его тень. Он как-то задал им взбучку в Лин-Абиссе.
А Ральднор, о котором шла речь, вполне привольно чувствовал себя в шатре из шкуры овара - в шатре короля.