Вообще–то, это была идея Луиса, предложившего, чтобы я пока погуляла с Франсуа по городу (вдруг он еще что–нибудь вспомнит), а вампир тем временем поищет какого–нибудь лекаря, способного излечить Франсуа от склероза.
На мое робкое предложение отправить его в Торенту и уже там искать врача, вампир ехидненько поинтересовался, что я буду делать, если во время какого–нибудь официального приема, посвященного приближающейся свадьбе, мой жених заявит, что он видит меня в первый раз в жизни.
Мне ничего не оставалось, как повести Франсуа на экскурсию.
Для тех, кто не понял – это произошло на следующий день после нашего "знакомства".
Итак, я водила Франсуа по городу, когда мое внимание привлекла толпа народа, скопившаяся на главной, как мне показалось, площади. Не раздумывая, я потащила Франсуа туда.
Пробившись через всю толпу, я увидела, что она окружала высокий помост, на котором сейчас ораторствовал невысокий мужчина неопределенного возраста:
– Братья и сестры мои, мы собрались в этот прекрасный солнечный день для того, чтобы покарать преступницу, совершившую одно из страшнейших преступлений! Она хранила у себя кувшин с джинном и не сообщила об этом мне, управителю города! К сожалению, мы не смогли узнать, где сейчас этот кувшин, но мы все же покараем эту преступницу. За то ужасное дело, что она совершила, она приговорена нашим умнейшим, величайшим, справедливейшим, – толпа начала зевать, – судом к смертной казни через отрубание головы!
Одна половина толпы закричала, радуясь "справедливейшему" правосудию, а другая – глухо застонала, жалея неизвестную мне преступницу.
О, нет! Что–что, а казнь я смотреть не хочу. Я с детства боюсь крови! Когда дома у меня из пальца брали кровь на анализы, я теряла сознание. Ну уж нет, здесь я не останусь.
Стражники вывели на помост зареванную девочку лет семи–восьми.
Неужели, она и есть эта ужаснейшая преступница?! Да она же еще ребенок! Нужно же что–то делать!
Я повернулась к Франсуа, чтобы сообщить ему свои мысли и не обнаружила его рядом с собой. Поискав его взглядом, я увидела, что он пробирается к месту казни с обнаженным мечом в руке. Идиот.
А Франсуа тем временем взобрался на помост, разогнал трех стражников, развязал руки девчонке и отпустил ее в ту часть толпы, которая горевала по поводу ее ареста. Тем временем откуда–то слева повылезали еще штук двадцать стражников, и между ними и Франсуа завязалась драка.
Я не знала, что мне делать: то ли бежать за Луисом (только где я его сейчас найду), то ли попытаться помочь Франсуа (да я ж даже фехтовать не умею, я меч в руках держала два раза в жизни).
Внезапно, пока я стояла раздираемая этими чувствами, рядом со мною как из ниоткуда возник Луис:
– Что происходит?! Где Франсуа?!
Я молча кивнула на помост.
– О, черт! – выпалил вампир и рванул туда.
Я молча пошла за ним.
Некоторое время я, как и Луис с Франсуа, помахала мечом (каким – то чудом не попадая по себе, любимой, этой тяжеленной железякой), но силы были слишком не равны: около ста воинов на троих – это явный перебор (пусть даже среди нас был вампир).
В общем, нас повязали, и наш знакомый старичок – боровичок начал вновь распинаться перед публикой:
– Дорогие сограждане! – толпа уважительно внимала его речи. – Только что вы видели, как коварные и злобные приспешники преступницы помогли ей бежать, но, благодаря самоотверженной работе наших воинов, мы смогли задержать их!
Кто–то тихо захихикал. Я попыталась найти взглядом этого храбреца, но, увы…
– Молчать!!! – взвизгнул массовик–затейник. – Когда я сказал "их", я подразумевал "разбойников" и "бандитов", а не нашу самоотверженную гвардию.
Хихиканье стихло. Я посмотрела на Франсуа и Луиса. Вроде бы, ни у того, ни у другого особенных ранений не было. Разве что у Франсуа под глазом начинал багроветь огромный фингал, а у Луиса из рассеченной брови стекала тонкой струйкой голубая кровь.
Старикашка откашлялся и продолжил:
– Так как настоящую преступницу мы упустили, то казнены будут ее приспешники!!!
Опаньки!
– Но, так как их преступление очень и очень велико, то они не умрут быстрой смертью, прибитые к нашим Древам Правосудия, – похоже, он говорит о том кактусе, к которому присобачили Ланса, – а погибнут медленно, привязанные к ним же и съеденные вампирами, приходящими к Дереву каждую ночь!!!
Как же я влипла…
* * *
Под почетным конвоем нас доставили к засохшим деревьям перед городом. Когда вампира начали привязывать к дереву, какой–то не в меру усердный вояка заметил н е м н о г о н е о б ы ч н ы й цвет его крови. Он подошел к массовику–затейнику и начал что–то нашептывать. Управитель города побледнел и подбежал к привязанному к Древу Правосудия вампиру, держа в руках Ну Просто Огромный Кинжал:
– Почему у тебя синяя кровь?
– Всегда такая была, – улыбнулся вампир.
Господи, да что же он не освободится, и не покажет им всем, где раки зимуют?!
О, я поняла! Он подождет, пока все уйдут, а затем развяжется сам и развяжет нас с Франсуа.
– Ой, мамочки, мамочки, мамочки! – забегал управитель. – А вдруг наши вампирчики съедят его и отравятся?! Они же потом камня на камне от города не оставят!!!
И тут кто–то умный посоветовал:
– Господин управитель, а давайте перережем ему вены? Тогда он к приходу вампиров уже истечет кровью.
Мне это нравилось все меньше и меньше.
Управитель, обрадованный дельным советом, провел кинжалом чуть ниже веревок, туго охвативших запястья вампира. Тот не издал не звука. Я отвернулась. Господи, ну неужели Луис так и будет стоять!
Полюбовавшись на ручейки синей крови, стекавшие по рукам и прятавшиеся в кружевных манжетах черной рубашки, управитель и его спутники уехали. Кто–то, обернувшись, хихикнул:
– Умрите с честью
– А я не хочу умирать с честью, – рявкнул Франсуа им во след. – Я хочу с честью жить! Хотя мертвый лев лучше живой собаки, – добавил он уже тихо
Тут я уже не выдержала:
– Луис, хватит стоять, как пень! Освобождайся и пошли отсюда скорее
Вампир повернул ко мне голову (он стоял в центре нашей небольшой группки), и тихо сказал:
– Эжени, я не могу…
Мне стало не по себе:
– Как не можешь?! Я же сама видела, как ты превращаешься в такой дымок и выскальзываешь из любых железяк и веревок. В самом крайнем случае, стань летучей мышью.
– Я не могу, – терпеливо повторил вампир. – Скорее всего, в эти веревки подмешано истинное серебро. В отличие от обычного, широко употребляемого, металла, оно очень редкое и обладает способностью полностью блокировать все проявления природной магии… Поэтому я не могу ни в кого превратиться, – он виновато улыбнулся. – Извини, что я так подставил тебя…
– Это я во всем виновата, а не ты, Луис…
Вампир еще раз виновато улыбнулся и, закрыв глаза, подставил лицо свету утреннего солнца.
Так, надо что–то делать, иначе Луис истечет кровью, а мною и Франсуа закусят вампиры. Я подергалась. Безрезультатно. Привязали на совесть.
И тут меня озарило. Хуже от этого не будет, а помочь может. Пусть вероятность освобождения мала, примерно один к миллиону, но попробовать стоит.
Я набрала побольше воздуха в легкие и завопила:
– ЛАНС!!!!!
Безрезультатно.
Попробуем еще раз.
– ЛАНС!!!!
Опять никто не появился.
Ничего. Сейчас только часов десять. До заката у меня еще куча времени.
– ЛАНС!!!!!
Вот, козел! А говорил: "Появлюсь по первому зову".
Когда я заорала, то ли в двадцатый, то ли в тридцатый раз, не выдержал уже вампир. Он повернул ко мне голову и тихо попросил:
– Не ори так, а?
– Я пытаюсь спасти нас!
– Пытайтесь потише, – сердито буркнул Франсуа.
Я опасливо покосилась на Луиса. Я пытаюсь вызвать оборотня уже около двух часов. Сколько он еще продержится с перерезанными венами: полчаса? час?
Я продолжила с утроенной силой:
– ЛАНС!!!!!!!!
Когда солнце выползло в зенит, а у меня уже пересохло в горле, я поняла, что это все бесполезно. Бесполезно кричать, срывая голос, бесполезно ждать появления волка, бесполезно…. Я закрыла глаза и начала морально готовиться к тому, что через пару часов я стану закуской для какого–нибудь оголодавшего вампира, не признавшего в Луисе голубую родственную кровь.
Итак, что мне нужно для моральной подготовки…. Насколько я знаю, все помирающие положительные герои начинали ее (подготовку, в смысле) с горячей молитвы небесам. Попробуем…
"Отче наш!." Ой, ё, а как же дальше? Хоть убей – не помню.
Так, православную молитву знаем. Попробуем католическую.
"Salve, Regina" …
Опять облом.
А как насчет еврейской?
"Хава, хава Нагила!"
Эт че–т не то…
Ну, не получается у меня молиться!
Наверное, я не так воспитана…
* * *
От грустных размышлений о том, насколько ужасно наше образование, что я не знаю даже поганейшей молитвочки, меня оторвал какой–то шорох. Я открыла глаза и… узрела чудо!!!!
Передо мною сидел белоснежный волк.
Я молча изучала его, не веря своему счастью и пытаясь решить Ланс ли это или нет, когда он прыгнул. Я зажмурилась, ожидая, что острые клыки зверя вонзятся мне в горло, но внезапно почувствовала, что моя правая рука свободна!
Я быстренько открыла глаза и начала мучить веревку на левой руке, пытаясь ее развязать. От этого увлекательнейшего занятия меня отвлекло тихое рычание. Я опустила глаза и увидела, что волк готовится к очередному прыжку.
Еще несколько мгновений и я была полностью свободна, но тут передо мною стала очередная дилемма: кого развязывать первым – Франсуа или Луиса. С одной стороны – если я не помогу Луису, он помрет, а с другой – Франсуа – мой жених…
Внимание! Впервые на манеже: Буриданова ослица!
Осел уже был.
Для тех кто не знает, поясняю. Давным–давно жил такой хмырь по имени Буридан, который терпеть не мог всяких зверюшек. И, в общем, он не кормил, не поил своего ослика денька, так, три. А когда осел был готов уже копыта двинуть, этот дядька поставил перед ним две кормушки.
Короче, все умерли. Ослик от голода, так и не решив, что ему важнее, наесться или напиться, а злой дядька – учитель Чикатилло (Чикатилло – это… А ладно, в другой раз расскажу.) от старости.
К счастью, оборотень не страдал комплексом этой невинно убиенной животинушки (в смысле осла, а не дядьки), и пока я стояла, не зная кого спасать, он бросился перегрызать веревки на вампире (он находился ближе всего). Я же подергала веревки на Франсуа и, убедившись, что это безрезультатно, сняла с пояса кинжал (к счастью, эти хмыри из города ни у кого не забрали оружия) и перерезала их.
Франсуа покачнулся, но на ногах устоял:
– Благодарю вас… миледи…
– Не за что, – улыбнулась я.
Неизвестно, сколько еще продолжался бы обмен любезностями, но тут я вспомнила о вампире. Я обернулась и … о ужас! Луис лежал на земле и не шевелился, а стоявший рядом с ним (уже в человеческом облике) оборотень держался за горло, кашлял, отплевывался и судорожно вытирал рот рукавом. Я опустилась на землю рядом с вампиром.
– Что случилось?
– Знаешь, какая у него горькая кровь. Да еще и эти чертовы серебряные веревки жгутся, как… – начал жаловаться Ланс.
– Я не об этом! Как он?
Я тебе, что, доктор?!
Сердце Луиса практически не билось…
Это я во всем виновата…
И тут меня озарило! Он вампир; вампиры пьют кровь, и хотя Луис никогда с этим не соглашался, он это никогда и не отрицал.
Я вытащила кинжал, когда мою руку перехватил Франсуа:
– Что вы делаете???
– Не мешай, это – единственный способ ему помочь.
Я, стараясь не смотреть (с детства боюсь крови…) провела ножом по ладони.
* * *
Я сидела, закрыв глаза. Ненавижу кровь.
А теперь я изо всех сил пыталась убедить себя не падать в обморок хотя бы до тех пор, пока Луис не придет в себя.
Вот подлость! Рядом со мною стоят два молодых парня, а вампир пьет именно мою кровь! Вся помощь этих "джентльменов" заключалась в том, что Франсуа держал голову Луиса, а Ланс ходил кругами и через каждые две минуты повторял один и тот же вопрос:
– Ну, как он?
На что получал один и тот же ответ:
– Слушай, не мешай, а?
Если честно, то, похоже, Луис никак не реагировал на это своеобразное переливание крови. Он, по–прежнему еле дыша, лежал безо всякого движения.
Господи, ну, пожалуйста, пусть он поправится. Ведь если этого не произойдет, то к тому моменту, как сюда придут местные кровопийцы, здесь будут лежать четыре трупа. Почему четыре? Все очень просто. Ну, само собой Луис помрет из–за перерезанных вен, я – от потери крови; увидев эту жуть, Ланс прибьет Франсуа, а потом, не справившись с муками совести, совершит ритуальное харакири путем перегрызания собственного горла…
Мрачноватая картинка получилась…
К счастью, ей было не суждено сбыться. Дыхание Луиса участилось, а потом он открыл глаза и сел:
– Я, что, жив? – тихо поинтересовался он.
Ну, вот, теперь и в обморок от вида крови можно упасть…
* * *
Пока я была без сознания, меня опять глючило. Похоже, это становится хорошей традицией.
Меня окружал туман. Земли не было видно, так что создавалось впечатление, что я парю в облаках. Внезапно туман слегка расступился и из него выступила фигура. Разумеется, это была я. Или может быть мое подсознание.
Оно нахально усмехнулось и спросило противным голосом:
– Ну, че? Опять вляпалась?
Я обиделась:
– А че это ты так ко мне обращаешься? И вообще, че те надо?!
Оно пожало плечами
– Да так, пообщаться…
– Ну, наобщалась? Тогда пока.
Я демонстративно повернулась спиной к своему …. подсознанию. И уже проваливаясь в очередной обморок, услышала:
– Удачи… Она тебе пригодится
* * *
Обычно, когда я прихожу в себя после какого–нибудь обморока, то меня окружает либо запах нашатыря, любезно подсовываемого под нос испуганной медсестрой, либо интимный мрак камеры, либо шелестение ветвей и треск костра.
К счастью, сейчас ничего этого не было. Хотя нет, я вру, костер был. Точнее, его разводили. Еще точнее, собирали ветви для него. Ну а если у ж совсем точно, то Ланс обламывал ветки с Древ Правосудия (я говорила, что они были без единого листочка?), Франсуа руководил этим процессом, а прислоненный к дереву Луис наблюдал за ним же.
Поразмышляв некоторое время и догадавшись, что меня, как тяжело больную (да–да, в том числе и на голову!), никто припахивать не будет, я решила очнуться. Я начала медленно открывать глаза пошире (медленно – чтобы никто не решил, что я пришла в себя уже давно) и обнаружила, что укрыта чьим–то плащом.
Интересно, кто ж это такой заботливый? Явно, не Ланс (у него плаща отродясь не было). Значит это или мой женишок (у него коричневый плащ) или Луис (у него плащ – черный с красной подкладкой). Итак…
Я села…
На коричневом плаще я лежала, а черным была укрыта.
Ну, так неинтересно…
Франсуа и Ланс покосились на меня, но свою разжигательную деятельность продолжили. Вот гады, а! Никто даже не поинтересовался, как я себя чувствую! Ничего, я им отомстю! Придумаю только какую–нибудь мстю пострашнее и тогда…
А пока я встала на ноги и походкой пьяного матроса направилась к Луису. Опустившись на такую родную и относительно спокойную землю, я спросила у вампира:
– Ну, чего новенького?
– Да так, ничего…. А как ты себя чувствуешь?
Ну, вот, нашелся один хороший человек, и тот – вампир…
– Нормально. Если бы земля еще так быстро не крутилась и из–под ног не выскальзывала, вообще бы все хорошо было.
Луис понимающе улыбнулся. И тут я вспомнила, что он ведь тоже был ранен, причем потяжелее, чем я:
– А как ты?
– Тоже нормально. Хотя если бы ты не догадалась, что кровь – лучшее лекарство для меня…
– А ты мог бы и сказать об этом, а не ходить вокруг да около!
– А как ты себе это представляешь?! – возмутился он. – "Ой, Эжени, у меня что–то голова болит, зубы ноют, да и насморк начался… Ты не нацедишь мне литра два–три своей кровушки? А то жрать хочется, аж переночевать негде". Так что ли?
– Можно и так, – у меня вдруг зачесалась рука.
Ой, а где рана? Или хотя бы шрам? Тем более, что браслет Никалиноро я забыла в Торенте…
Луис понял, почему я так тщательно рассматриваю ладонь, и сообщил мне:
– Я вылечил тебе руку.
– Серьезно? А почему ты не сделал этого, когда меня укусил волк?
– Это – очень сложная магия, она не всегда получается.
Логично.
Когда мы с Луисом, пошатываясь (я шаталась сильнее), подошли к костру, успешно разведенному Франсуа и Лансом, я поинтересовалась:
– Ну, и скоро появятся ваши вампиры?
Оборотень покосился на солнце, наполовину скрывшееся за горизонтом, и сообщил:
– Вообще–то они должны уже появиться. Странно, что они задерживаются.
Это было сказано так, словно он не мог дождаться горячо любимых родственников. Я не выдержала и рассмеялась, но смех застрял у меня в горле, когда из травы выступили о н и.
Это были высокие (метра два ростом, не меньше) человекоподобные существа. Их кожа отливала синевой свежеокрашенных джинс, выступающие изо рта клыки доставали до подбородка, а заостренные уши – аж до макушки. Да, и еще все они были лысые, как колено.
Господи, а во что они были одеты! Эти тряпки постеснялись бы одеть последние российские бомжи.
Но, как бы то ни было, к нам они не приближались. Может, почуяли в Луисе родственную кровь?
Но тут я поняла, что ошиблась. Они просто ждали кого–то. Этот кто–то выполз из зарослей самым последним. Он был такой же синемордый, клыкастый и ушастый, но настолько толстый, словно между собой склеились штук пять местных кровососов.
Он оглядел каждого из нас, затем его взгляд обратился на меня и он плотоядно щелкнул клыками. Этого мои нервы уже не выдержали.
Я зажмурилась и завизжала.
Когда у меня в очередной (то ли в пятый, то ли в шестой) раз закончился в легких воздух, мне бесцеремонно зажали рот и прошипели на ухо:
– Заткнитесь, пожалуйста, миледи.
А Луис добавил с другой стороны:
– И открой глаза.
Я решила послушаться этих советов и увидела совершенно потрясающую картину: вокруг нас, зажав уши, бегали вампиры, они сталкивались, падали, поднимались на ноги и вновь падали. Их жирного повелителя (кем же еще может быть эта бочка?) и след простыл (а может, его разорвала акустическая волна?).
Все так же бегая по кругу, вампиры скрылись в бескрайней степи.
Ланс потрясенно уставился на меня:
– В первый раз вижу, чтобы их прогнали.
– Я еще и не так могу, – скромно ответила я.
– Угу, – мрачно подтвердили "прынцы".
* * *
Мы спокойненько переночевали возле тех же деревьев. Всю ночь нас никто не беспокоил. Скорей всего, вампиры, убежав, рассказали своим друзьям, что туда ходить не надо, там слишком громко кричат. А любителей пения Витаса среди местных, больных на всю голову, монстриков, по–видимому, не нашлось.