Герцог уехал со своими гвардейцами, тремя сотнями кентавров и значительной частью обоза уже на следующее утро. С ним же из лагеря убрался и интендант-маршал, а за ними последовал и главный советник. Впрочем, последний оставил Плахту одного из своих соглядатаев, молоденького, но весьма благородного по происхождению чиновничка, который, как и сам советник Констан Порог, все записывал и, кажется, даже по нужде ходил, не выпуская из рук переносной чернильницы, ловко сшитой книжицы из чистых листов бумаги и деревянного пенальчика с очинёнными перьями.
И уже к полудню этого дня Плахт по прозвищу Суровый ощутил, насколько же хорошо в отсутствие начальства, без всех этих высокородных, которые мнили себя большими знатоками войны и военного дела только на том основании, что далекие их предки дослужились до заметных чинов.
Отдавая необходимые приказы об устройстве армии в этом долговременном лагере, устанавливая порядок и расположение охранительных постов, распределяя команды для проведения осадных работ и высылая разъезды кентавров по разным направлениям, Суровый почувствовал вдруг, как легко и спокойно стало у него на душе и в мыслях. Это спокойствие установилось, пожалуй, впервые за долгие месяцы кампании, как оказалось, сложной не столько из-за силы противника, сколько из-за постоянных наездов в лагерь герцога и его приближенных, как военных, так и штатских, занимающихся неизвестно какими делами, мешающих и раздражающих, но отнюдь не способных оказать помощь.
Да, это было здорово, это было - лучше всего. В таком настроении, передающемся от командующего Плахта Сурового через офицеров к солдатам, штурм Колышны начинал казаться делом обыденным и вовсе не трудным.
5
"Раскат" шел над лесом гораздо медленнее, чем прежде, как если бы пополнения экипажа не было и новых возможностей, новых силенок на кораблике не прибавилось. Вероятно, капитан Виль учил новых матросов, а значит, не так уж они были и хороши, хотя Сухром и сам видел, насколько внимательно тот подбирал себе подчиненных. А может, фокус был не только в пополнении, но и в том, что капитан пробовал рассмотреть что-то впереди.
Рыцарь твердо знал, что они идут в правильном направлении, что они не ошибаются, поскольку синева наливалась все более многозначными, тяжелыми, густыми отсветами, вариациями, переходами от одной степени голубизны в другую, он даже не подозревал, что одна какая-то краска может вызывать у него такое впечатление разноцветности, едва ли не пестроты.
Он сидел на палубе, неподалеку от него расположился Датыр, а возле оруженосца, своей странной, но и выразительной, в некотором роде, конечно, физиономией к борту, чтобы смотреть на проплывающие внизу ландшафты, возлежала в довольно свободной позе Крепа по прозвищу Скала. Она что-то негромко, так что только оруженосец и слышал ее, бурчала, может, комментировала виды, что перед ней раскрывались, а может, что-то объясняла своему - теперь рыцарь мог признать это в полной мере - товарищу.
Они оба, Датыр и Крепа, подружились после того, как ее отбили у гномов, Сухрома даже немного ревность брала, но вот мешать этой почти дружбе он не собирался, это могло в будущем обеспечить им какие-то преимущества, о которых сейчас было рано гадать.
Так вот, рассматривая накатывающие волны близкой уже цели их путешествия, пусть и временной, но все же такой настоятельной и обязательной, как синяя искра, Сухром все же прислушался, о чем талдычила Крепа.
- Тут у них стычка какая-то происходила, я чувствую.
- Креп, а Креп, ты как такие штуки чувствуешь-то? - спросил Датыр, старательно вычищая меч Сухрома. Его собственные клинки лежали рядышком, но их очередь еще не настала.
- Ежели я присмотрюсь, то много чего могу распознать, - отозвалась циклопа рассеянно. - А особливо хорошо у меня про битвы и про смерть получается. - Она вздохнула. - Научилась на службе, чего уж там… Вижу-то смерть поблизости.
- Ну-ну, - почти одобрительно промычал оруженосец. - А вот если умрет скоро кто-нибудь, ты это в нем тоже усмотришь?
- Не знаю сейчас, давно не пробовала… - Крепа призадумалась, даже на бок перевалилась. - Надо бы испытать, ты как думаешь?
Сухром еще разок подивился, что его обычно такой малоразговорчивый оруженосец с этой вот циклопой, с этой Крепой Скалой ведет себя, будто добродушный дедушка на деревенской завалинке. Как-то он уж очень заметно стал к Крепе относиться покровительственно и ласково, и бывает же такое? Может, она ему нравилась?
Сухром чуть пересел на своей восточной кошме.
Капитан Виль передавал румпель их кораблика шкиперу Луаду. Более молодой Луад выполнял процедуры по приему управления со всей тщательностью, а вот Виль думал уже о чем-то другом, это было видно, к тому же и хмурился как-то по-особенному, и под ноги себе смотрел чаще, чем по сторонам. Но взгляд рыцаря он заметил и подошел.
- Тут армия, сэр, и война идет нешуточная. Не то чтобы две деревни передрались, а по-серьезному… - Он вздохнул, его крылья за плечами, уже старческие, неспособные удерживать его в воздухе дольше считанных мгновений, дрогнули. - Нужно принять меры, чтобы на нас поменьше внимания обращали.
- Это как? - не понял рыцарь.
- А Госпожа меня научила, - неопределенно отозвался капитан летучего кораблика. - И вот я подумал, если тут война, тогда… Видишь ли, господин рыцарь, когда воюют, то сначала почему-то всегда в драку лезут и лишь потом разбираются, что да зачем? Чувство опасности так действует… - Он еще немного помолчал. - Лучше бы нас не заметили.
- Как же ты это сделаешь, капитан Виль?
Ни словом не отозвавшись, капитан ушел в свою каюту, но скоро появился снова. Теперь у него в руках был небольшой, обернутый парусиной сверток. Он вышел на бак кораблика, вгляделся вперед и весьма подозрительно, как крестьянин, который на ярмарке удачно продал привезенные товары и теперь побаивается, чтобы местные, рыночные воришки его этой прибыли не лишили, вгляделся в мирно чистившего уже свой меч Датыра и в Крепу, которая по-прежнему смотрела на леса и горы, на облака и на клонившееся к закату солнце. Но у рыцаря почему-то возникало впечатление, что циклопа очень внимательно, пусть и не поворачивая голову, наблюдала за тем, что делает Виль. Буквально - ни одного его движения не упускала, за малейшими его жестами следила, а может быть, и не только за жестами, но и внутреннее настроение угадывала. Рыцарь знал, что она это умеет.
Капитан еще раз вздохнул, чувствовалось, что ему не нравится то, чем предстояло заняться, вот только другого выхода он себе не представлял. Он уселся по-восточному, как и рыцарь, на доски в самой передней оконечности "Раската", развернул парусину. В ней прятался небольшой ящичек, изукрашенный какими-то орнаментами.
После того как капитан немного посидел спокойно, чуть ли не лениво растекаясь, будто ему не предстояло ничего более сложного, чем выпить крепкого восточного чаю, он раскрыл шкатулку и вытащил листок бумаги. А за ней из ящика появился… стеклянный шар на сложной, витой подставке с серебряными листочками. Шар этот капитан поставил так, что его стало не видно с того места, где сидел рыцарь. Пришлось вставать, чтобы подойти.
Датыр тоже начал вставать, но рыцарь жестом остановил его. Если уж Виль был так ревниво-осторожен, то не стоило мешать ему, не следовало возбуждать у него какие-либо опасения своим слишком пристальным вниманием. Потом рыцарь снова уселся на палубу, но так, чтобы капитан не сразу понял, как внимательно рыцарь за ним следит, даже если обернется.
А капитан Виль принялся читать что-то по бумажке и иногда проводить руками над шаром, что-то с ним делая. Это было похоже на колдовство, вот только рыцарь никогда прежде не видел, чтобы заклинание читали по шпаргалке, а не наизусть, и настолько явно побаивались того, что должно было из-за этого волхвования случиться. Ему хотелось или смеяться, или хоть чем-то капитана Виля подбодрить. Но подбадривать тоже не стоило, как и отвлекать старательно волшебствующего птицоида.
Капитан сбился, сердито оглянулся, но он был теперь настолько поглощен своим делом, что и не заметил, что рыцарь пересел, что Крепа странным образом подалась к нему плечом и бедром, обтянутым кожаным ее килтом, и даже не заметил испытующий взгляд Датыра, который и чистить оружие бросил.
Тогда Виль начал все сначала, на этот раз у него получилось лучше. Правда, довольно скоро на них нашло облако, или они в него вошли, следуя, возможно, какому-то приказанию, которое капитан Виль дал Луаду, когда вручал ему управление кораблем. Теперь весла-крылья, которые мерно поскрипывали по бортам "Раската", при каждом своем взмахе создавали плавные и почти красивые, как морские раковины, вихри вокруг себя, которые из-за тумана сделались видимыми.
Дышать стало легче, облако оказалось не просто чистым, но почти вкусным, хотя одежда напитывалась сыростью.
- Вот, - решил капитан Виль, - теперь, по идее, нас снизу увидеть не смогут.
- Нас и так не увидят, - осторожно сказал Датыр, - мы же в облаках плывем.
- Но перед высадкой-то мы из облаков выйдем, - отозвался капитан и, довольный тем, что все закончилось, стал подниматься, чтобы унести волшебный шар под палубу.
- Капитан, - твердо заговорил рыцарь, - мы должны будем высадиться уже скоро, в этом ты прав. Вот только я хотел бы еще просить… Не мог бы ты сделать так, чтобы на нас и после, когда мы сойдем с твоего кораблика, поменьше обращали внимания. Ведь магия, которую ты тут учинил, может, наверное, и это… Тебя такому трюку Госпожа, часом, не обучила?
Капитан набычился и смотрел теперь на рыцаря едва ли не зло, но все же, решил Сухром, он более расстроен, чем сердит. Для верности он добавил:
- Давай, капитан, не упрямься, попробуй и этот фокус. Ничего с тобой страшного не случится, если попробуешь.
- Нужно было сразу сказать, - отозвался Виль, но послушно снова поставил магический шар перед собой и принялся водить над ним руками и вычитывать слова заклинания, скосив глаз на бумагу с текстом и даже какими-то рисунками.
- Ничего не выйдет у него, - прошептал Датыр, поднявшись на ноги и наклонившись к самому уху рыцаря. - Он же не маг, он даже знахарства обычного не знает.
- Госпожа ему не просто так передала и этот шар, и текст заклятия, - отозвался рыцарь тоже шепотом. - Может, она так все тут устроила, чтобы даже такой неуч в магии, как наш Виль, мог сотворить что-нибудь действенное?
- Ладно, - согласился тогда Датыр, - вот спустимся, тогда и поймем, чего стоит его колдовство.
Прошло совсем немного времени, не дольше часа, как они обнаружили внизу лесную дорогу, разбитую, истоптанную, грязную, которая заметной коричневатой и сырой линией пролегала между деревьев и уходила на восток. По ней тащились какие-то телеги, возы, попадались даже большие фуры на колесах, сбитых для прочности из цельных досок, образующих сплошной деревянный круг.
По виду этих обозов и солдат, которые вокруг них суетились, несложно было догадаться, что "Раскат" действительно подлетает к армии, ведущей войну, сражающейся и уже испытавшей на себе силу противника. А затем в вечереющем воздухе разлился заметный отблеск… Первой, как часто в последнее время получалось, его заметила циклопа.
- Город вон там, - сказала она отрывисто. - И лагерь довольно приличного войска… Кажется, город в осаде, а значит… - Она еще разок оценила то, что было видно ее внутреннему взгляду. - Штурм уже скоро состоится, осажденные готовятся к погибели.
Рыцарь Сухром тоже смотрел вперед во все глаза. Ему важно было теперь точно определить, нужно ли ему влетать в этот город или следовало добраться до лагеря осаждающих, чтобы найти того, кто ему нужен. Он даже вытянулся вперед, схватившись за поручень корабельного ограждения, напряженный, будто боец в поединке.
И тогда он увидел… Увидел и даже сначала своим глазам не поверил.
Из центра лагеря осаждающих, из всей скопившейся под стенами странного лесного городка армии, вверх поднимался немыслимо плотный столб голубого света… Будто бы небо, по которому тащился "Раскат" на своем баллоне и крылышках, и землю, где, как на дне глубокого и темнеющего уже озера, как придонные рыбы находились люди, их дома, оружие и прочий разный скарб, связала видимая вибрирующая струна. И теперь, когда Сухром ее заметил, она зазвучала, даже загудела, наливаясь энергией и силой, оказывая на него, на рыцаря Бело-Черного Ордена, тяжелое, густое давление.
Сухром мельком оглядел открывшийся лагерь осаждающих, это было, как обычно на войне, совершенно невообразимое скопление всего, что люди привыкли держать при себе, и в то же время все это было грязным, серым, вызывающим впечатление едва ли не болезни и гниения, от чего нормальному человеку, конечно, захотелось бы поскорее отвернуться. Сухром обратился к капитану Вилю, который снова появился на палубе:
- Капитан, высади-ка нас вон в тех деревьях, они растут плотнее, чем в другом месте, да и подлесок там гуще… Может, если ты хорошо наколдовал, осаждающие не соберутся толпой у твоего кораблика.
Виль кивнул и пробурчал, будто ветер просвистел в снастях - одновременно и высоким, тарховским голосом, но и низким, обветренным, привыкшим перекрывать ненастную погоду:
- Сперва нужно проверить, сэр рыцарь, как у меня колдовство получилось. Пройдем над лагерем осаждающих и посмотрим, станут ли в нас стрелять… - Он неопределенно хмыкнул. - А если все же нас обнаружат, боюсь, рыцарь, придется высаживать тебя с друзьями где-нибудь в полудесятке лиг… Я же кораблем рисковать не могу, сам понимаешь. Ну да ничего, место ты определил, доберешься как-нибудь.
- Проверяй, капитан, но поскорее, мне хотелось бы до темноты еще в лагере оказаться. И лучше бы у тебя с колдовством все получилось… Знаешь ли, солдаты ночью недоверчивы, а посты, если они тут не совсем лопухи, обычно удваивают…
- Понимаю, - кивнул Виль и поднялся на мостик к румпелю, который по-прежнему держал Луад.
Корабль пошел над самым городом. До крыш домов, сбившихся словно стадо барашков, увидевших волка и приготовившихся к тому, что теперь им придется куда как худо, оставалось всего-то две сотни локтей, не увидеть его было невозможно. Но жители города, название которого Сухром еще не знал, не обратили на "Раскат" никакого внимания. Даже солдаты, выставленные на стенах для того, чтобы следить за всем, что вокруг происходит, не подняли голову на эдакое для них диво. Никто из них не выстрелил в путешественников из арбалета тяжелым болтом, не стал показывать рукой, подзывать товарищей и командиров, чтобы точно узнать, что теперь, при появлении непонятных летунов, делать.
А значит, колдовство Виля сработало, он сумел сделать так, что их не замечали. Сколько это могло продолжаться, Сухром не знал и почему-то был уверен, что сам Виль тоже не знает. А потому следовало торопиться, причем изо всех сил.
Рыцарь быстро, даже не на все пряжки, застегнул на себе легкие нагрудный и наспинный доспехи, достал шлем, перепоясался мечом и прихватил пару легких дротиков, а потом едва не бегом снова бросился на палубу. Датыр тоже облачился в свою кольчужку поверх стеганого колета, вот только обошелся без дротиков, зато за спину закинул лук в чехле и колчан с дюжиной стрел, как успел заметить рыцарь, из лучших, лишь недавно отточенных и на удивление прямых, без изъяна.
Когда стало понятно, что они готовы, к ним медленно, но решительно подошла Крепа. На этот раз она не катилась по палубе, не ползла, а именно - подошла, головой задевая ткань баллона.
- Сэр рыцарь, я - с вами.
Сухром посмотрел на Датыра, тот чуть улыбнулся:
- Она нам поможет, сэр.
- Но тебе придется спуститься по канату, будто ты обезьяна с южных островов - легко и быстро, тебе понятно?
- Я не обезьяна, - не поняла сравнения циклопа. Она еще что-то хотела сказать, но Датыр поднял руку, и она умолкла, поняла - спорить сейчас не время.
"Раскат", по-прежнему не замеченный никем из тех, кто топтался по земле, завис, как и приказал рыцарь, над самой плотной купой деревьев, где вроде бы было не слишком много солдат, хотя рыцарь с внутренним содроганием уже начал догадываться, почему так получилось, как вышло, что среди многолюдного и плотно сбитого армейского лагеря оказалась вдруг эта рощица… Когда с борта были сброшены канаты и Сухром заскользил вниз, запах подтвердил догадку. Это было отхожее место для тех, кто не хотел светить голым задом, справляя естественную нужду.
Рыцарь еще и в самую гущу ветвей попал, когда спускался, пришлось расталкивать их ногами, а когда ветви расступились, он сумел добраться до древесного ствола. А потом и вовсе спрыгнул вниз… оказавшись в такой куче ужасающе пахнущих экскрементов, что его чуть наизнанку не вывернуло. Удивляясь своей брезгливости, так некстати проявившейся, он выбрался из разнообразного навоза и с сожалением понял, что теперь ему придется, если их сразу же не арестуют, искать хотя бы лужу, чтобы очиститься. Но сейчас, первым делом, следовало рассмотреть, как обстоит дело у остальных.
У оруженосца все было, конечно, нормально. Датыр спустился по своему канату, словно капля дождя скользнула по тонкой травинке - мягко, без малейшего напряжения и очень разумно. Ему удалось даже не вляпаться в дерьмо, что Сухрома несказанно удивило. А вот циклопа спускалась тяжеловато, потому что по-прежнему побаивалась высоты, а то, что она к ней привыкла за время полета, как выяснилось, не вполне правда. Еще она вдруг стала более брезгливой, чем даже рыцарь или Датыр, она просто не могла решиться ступить в этот… Не могла ступить на землю, сплошь заваленную испражнениями, и болталась на толстенном канате, который, правда, в ее лапищах выглядел тоненькой бечевой, выбирая место почище, отталкиваясь от деревьев, которые проломила своим весом, будто это были не крепкие ветки, а слабый пук гнилого сена.
- Быстрее, - сказал ей рыцарь, но циклопа его не слышала.
Зато сама решилась и все же спрыгнула на землю, задрав голову, будто бы это могло хоть немного защитить ее от запаха. И все же через пару минут она тоже стояла около рыцаря и, почти как он незадолго до этого, рассматривала свои испачканные почти по щиколотку мягкие и легкие сапожки.
Не сказав ни слова, они пошли но тропе, которая была проложена среди этой изгаженной лесной травы. Видимо, тут и находился главный подход к общелагерной уборной, и потому по тропе же можно было идти, не пачкаясь на каждом шагу… Разумеется, если глядеть внимательно и выбирать место, прежде чем поставить ногу.
Глубокую лужу, вода в которой тоже подозрительно воняла, они нашли, как только очутились на опушке. Видно, в ней пытались хоть чуть-чуть отмыть свои башмаки или сапоги и все прочие, кто выходил из леска. Сломав ветку с уже здорово ободранного куста и используя ее вместо терки, рыцарь привел себя в относительный порядок и тогда проговорил, поправляя сбившийся на боку меч:
- Теперь глядите в оба, первая встреча должна нам подсказать, удалось ли Вилю и нас сделать малозаметными.
- Что значит - в оба? - спросила Крепа. Когда она немного обмыла свои сапожки, к ней вернулась ее обычная добродушная любознательность. Вот только отвечать ей на вопрос ни рыцарь, ни оруженосец не торопились, понадеялись, что сама догадается.