- Молодость - ненадежная защита от смерти. Но ведь ты же веришь в бессмертие души.
- Как ни странно, людей никогда не утешала эта вера, - тихо сказала Гинта.
Некоторое время обе молчали, глядя на усеянную разноцветными бликами воду.
- Вспоминаешь Сагарана? - спросила Амнита. - У меня никогда не было сильных привязанностей. Наверное, я просто не умею любить.
- Ты просто себя в этом убедила. Ты не хочешь любить. По-моему, ты этого боишься.
- Боюсь? - засмеялась валлонка. - Забавно.
- Вовсе нет. Тот, кого любишь, имеет над тобой власть. Ты хочешь быть свободной, а это невозможно.
- Я знаю. Наверное, полную свободу даёт только смерть.
- Смерть - это преддверие следующей жизни.
- Остаётся надеяться, что она будет не хуже этой, - подавив зевок, промолвила красавица.
- Амнита, а ты бы согласилась спасти Эрсу ценой своей жизни?
- Думаю, да, - без выражение сказала валлонка. - Или не будет только меня, или ни меня, ни Эрсы. Пусть уж хоть она останется.
- А если бы тебя что-то привязывало к этой жизни?
- Любовь, например, - с иронией подсказала Амнита. - А какой смысл
беречь свою жизнь, если всё равно негде будет заниматься любовью?
- А если бы у тебя появилась возможность уйти в другой мир, поселиться на другой ангаме…
- "А если бы, а если…" - шутливо передразнила Амнита. - Такое впечатление, что ты хочешь возложить на меня какую-то высокую миссию.
Я на это не гожусь.
- Да я просто так спрашиваю. А вообще…. Мы не всегда знаем, на что годимся.
- Я гораздо хуже, чем ты думаешь, - усмехнулась Амнита.
Она сидела, опершись на бортик фонтана и поджав одну ногу, светлая я сияющая, окутанная серебряным потоком волос. Она была так совершенна. Так грациозна даже в самой небрежной позе… В ней была безмятежность богини, уверенной в своей неотразимости и давно равнодушной к восторгу окружающих. Только серые глаза казались сумрачными в тени длинных ресниц, да чуть опущенные уголки губ говорили о какой-то глубокой тайной печали.
"Лучше бы ты действительно была такой, какой хочешь казаться", - подумала Гинта.
- До чего мне надоели эти однообразные узоры, - сказала она, глядя на мозаичное дно фонтана.
- А меня утомляет ваша пестрота. Мне кажется, у сантарийских художников слишком буйное воображение.
- Ты считаешь, что раньше, до обвала, Южный павильон был лучше?
- Не знаю… Просто сейчас там как-то непривычно. Странные звери,
чудовища, зверолюди… Всё это слишком отличается от остальных интерьеров дворца.
- Да, слишком мрачно для обители светлого бога, - согласилась Гинта. - А с другой стороны… Такое впечатление, что Диннар как бы вытащил наружу то тёмное, что есть в душах здешних обитателей.
- А может, в его собственной душе?
- Может.
- А вы с ним хорошо сработались, когда оформляли этот павильон.
- Я всего лишь вырастила цветы.
- Какие жуткие цветы, - поморщилась Амнита. - Кажется, они красны
оттого, что насосались крови.
- Иргины действительно хищники, но те, что растут здесь, совершенно безопасны.
- Ну да, ты же у нас известная укротительница разного рода хищников, - не без ехидства заметила валлонка. - Даже этого демона укротила.
- Да вроде бы, он ещё ни на кого здесь не набросился, - в тон ей ответила Гинта. - А если и хочет наброситься, то уж никак не на меня. Кстати, мы с ним начали оформлять северную часть парка. Там, где хаговая роща и гора. Я уже вырастила на ней хагану, а Диннар делает статуи харгала и юного бога. Они будут как бы спускаться с горы…
- Какого бога? - с улыбкой поинтересовалась Амнита.
- Ну как это - какого? Здесь может быть только один бог.
- По-моему, главный абеллург раздражён тем, что в последнее время в Эриндорне появилось слишком много богов. И к тому же сантарийского происхождения.
- Одна мудрая женщина сказала, что разница между людьми и богами
не так уж и велика… Амнита, а что ты думаешь об Эрлине?
- Очень милый мальчик, - пожала плечами валлонка. - Несколько избалован, но в этом нет ничего удивительного. Ему же во всём потакают. Другой на его месте мог бы быть гораздо хуже.
- Кстати, о других… Ты ведь знала ещё двух. Какими были предыдущие боги?
- Я с ними почти не общалась. Даже с тем, который считался моим
супругом.
- А главный абеллург… Он ведь ещё и великий учёный? А чем он занимается?
- Да, похоже, всем. Он ценит знания, но терпеть не может любознательных. Это странный человек. И страшный.
- Это я сразу поняла. Он страшен даже для самого себя, но у меня он вызывает скорее жалость, чем ненависть.
- Даже после всех этих попыток убить тебя?
- После них - особенно. Он неплохо всё придумал там, в городе, но я, если чую опасность, сразу делаю наружный анхакар. А Эрлин… Он давно увлекается техникой?
- Он всегда ею увлекался.
- А почему он выбрал в наставники именно тебя?
- Ну, наверное, потому что я ему понравилась.
Гинте показалось, что Амнита её поддразнивает. Впрочем, поделом…
- Я не просто дочь Ильманда. Я была его ассистенткой. А он был известным изобретателем. Эрлина тоже интересуют дайверы.
- Да, я знаю. Он часто о них говорит, но я в этом ничего не понимаю.
- Мы с отцом вели секретную работу. А он считал, что эти изобретения ни к чему держать в секрете. Отец погиб вскоре после того, как заявил об этом на коллегии абеллургов. Сомневаюсь, что это был несчастный случай. Но он же не умел делать этот… как его? Анхакар. Наши чертежи, проекты - всё пропало. Лабораторию у меня отняли. Я считалась абельханной, хотя, по сути, никогда ею не была. Народ знал меня. Они не решились меня убрать… А может, не сочли такой уж опасной. Канамбер как-то сострил: существует большая разница между учёными девицами и настоящими учёными. Как абельханну меня ждала беззаботная, полная развлечений жизнь во дворце бога, а меня тошнило от этого дворца и от его обитателей. И я не могла без работы. Потому и согласилась, когда мне предложили вести математику и черчение в школе для детей абеллургов. В свободное время я восстанавливала отцовские проекты, а сколько своих замыслов родилось… Увы, пока всё это только на бумаге. Четыре года назад, проезжая по Эриндорну, наш распрекрасный бог увидел, как я с учениками запускала маленький дайвер. На следующий день меня вызвали во дворец. Я ждала неприятностей, ведь мне запретили заниматься летательными аппаратами. Но всё оказалось не так, как я думала. Главный абеллург сказал, что Пресветлый жалает иметь такую учительницу, как я. Ему очень хочется запускать железных птиц. Я согласилась. Развлекая это божественнее дитя, я могла потихоньку заниматься тем, что мне нравится. Ты же знаешь, живущим здесь многое позволено. Главное - чтобы об этом не узнали за пределами дворца и уж тем белее за пределами Эриндорна. Таких, как я, предпочитают держать во дворце. Для меня это и плен, и в некотором роде свобода. Но сейчас Айнагур жалеет, что позволил мне забавлять бога. Он понял, что это уже не игра. У Эрлина потрясающие способности.
- Это правда, что вы задумали построить настоящий дайвер?
- Мы уже его строим. Айнагуру пришлось с этим смириться. Он не может пойти против своего бога. В последнее время тот и так к нему не
особенно благосклонен.
- Но почему абеллурги боятся, что люди узнает о дайверах?
- Народ не должен слишком много знать. Иначе рассеется ореол божественности, которым окружён Эриндорн. Люди видят, как в начале цикла
Эрин спускается с небес на своей крылатой повозке, а в конце цикла улетает. А если они узнают, что управлять этой божественной тайпой могут и простые смертные…
- Да-а, здесь всё пропитано ложью, - задумчиво произнесла Гинта. - Настолько, что порой трудно дышать.
- Не сомневаюсь, что в лесах Ингамарны воздух чище…
- Не только в ласах… Я очень хочу показать тебе Ингатам.
- Вряд ли меня отсюда выпустят. Я слишком много знаю. А если и вырвусь, то… Дороги назад уже не будет.
- А ты хотела бы непременно вернуться в Эриндорн? Тебя многое с ним
связывает?
- Здесь прошла вся моя жизнь, - пожала плечами Амнита. - Мне даже
странно представить себя в другом месте. И здесь у меня есть хоть какая-то возможность заниматься тем, что мне интересно. Наверное, художник может жить, где угодно. Ему достаточно глины или красок. А мне нужен научный центр. Здесь замечательные библиотеки, а теперь у меня есть даже что-то вроде своей лаборатории.
- Многие абельмины не могут понять, зачем ты принимаешь хармин.
Ведь мужчины тебя не интересуют. И с Эрлином у тебя ничего такого
нет…
Гинта сделала небольшую паузу, но Амнита промолчала, явно не собираясь ни подтверждать, ни опровергать её слова. Она лишь улыбнулась, опустив свои длинные ресницы.
- Они не понимают, зачем тебе вечная молодость… А что тут не
понять? Будь я красивой, мне бы тоже хотелось подольше такой оставаться.
- У тебя ещё есть время похорошеть. А что касается меня… Недавно я приняла хармин последний раз.
- Почему?
- Лет до сорока его принимать безопасно, а дальше… Начинаются всякие нежелательные процессы в организме. Лучше вовремя от него отвыкнуть. Многие здешние обитатели без хармина уже просто не могут.
- А из чего его делают?
- Точно не знаю, - неохотно сказала Амнита. - В его состав входит
вытяжка из различных животных тканей и органов.
- А тебе сейчас сколько? Сорок?
- Сорок один.
- А кожа - как у двадцатилетней.
- Вообще-то я начала принимать хармин с двадцати пяти, когда стала абельханной и получила право пользоваться этом снадобьем. Большинство принимают его лет с двадцати. Я начала поздно, но я всегда выглядела моложе своих ровесников.
Гинта знала: это одна из особенностей посвященных Каме.
- А стареть ты сейчас будешь быстрее тех, кто не принимал хармин?
- Нет, наоборот медленнее. Запаса, который есть в моём организме, хватит ещё надолго. Но лучше всё-таки вовремя остановиться… В чём дело? Тебе кто-то зовёт?
- Да. Амнита, мне надо срочно повидать Синга. С ним что-то не то. Я беспокоюсь. Он умеет открывать врата, но мост ему не сделать. Ты не могла бы немного посидеть в моей комнате? Дед просил меня не оставлять своё гинн без присмотра.
- Ты действительно считаешь, что мне можно доверять?
- Или лучше пойдём к тебе, - проигнорировав шпильку, предложила Гинта. - Ты же любишь допоздна сидеть над своими чертежами, так что, охраняя меня в своих покоях, не потеряешь время даром.
- Хорошо. Можешь отправляться к своему другу прямо сейчас, а то ты как на иголках. Мне ничего не стоит тебя перенести.
Физическая сила хрупкой с виду Амниты вызывала удивление у всех, кроме юной сантарийки. Трёхликая щедро одарила спасённое ею дитя. Настолько щедро, что сама испугалась.
Гинта надела халат, легла на маленькое резное ложе - такие стояли во всех дворцовых купальнях, расслабилась и закрыла глаза.
"Она здесь и уже как бы не здесь, - подумала Амнита. - Невероятно. Она считает, что у меня сильное анх и я тоже могу выходить в наому… Только вот с кем я буду делать мост?"
Валлонка неторопливо оделась, подняла бесчувственное тело девочки и направилась в свои покои. Апартаменты Амниты и Гинты находились в западном крыле дворца, которое соединялось с женскими купальнями длинной галереей со статуями вместо колонн. Между фигурами гигантов стояли светло-голубые хальционовые вазоны с белыми цветами. Серебристый вьюнок оплетал вазоны, цепляясь за статуи, полз вверх и кое-где свисал с потолка. Усеянные резными листочками стебли раскачивались от ветра - в нижнем павильоне шла уборка, и слуги открыли все окна.
Обычно в столь позднее время абельмины уже были в постели - у себя или у своих дружков, поэтому Амнита удивилась, когда увидела в конце галереи две фигурки в длинных купальных халатах. Рона и Мильда. Самые красивые из абельмин. Подружки-соперницы.
- Неужели Гинта так устала, танцуя перед нашим богом? - осведомилась Рона, поравнявшись с Амнитой.
- Абельмина Гинта целый день провела в лечебнице, помогая больным. А от танцев устают только такие хлипкие создания, как вы. Тем, кто мечтает о звании абельханны, следует быть в лучшей форме и не увлекаться хавой1. От этого портится цвет лица.
- Насколько я поняла, сейчас больше в моде тёмная кожа, - съязвила Рона.
- Почему бы и нет, если под ней течёт благородная кровь, - невозмутимо сказала Амнита. - Даже самая белая кожа не скроет гнилое нутро.
Рона изобразила небрежную усмешку. Чувствовалось, что на языке у неё вертится масса дерзостей, но она никогда бы не осмелилась высказать их Амните в лицо. И не только потому, что та была абельханной и занимала во дворце более высокое положение. Амнита знала, что её здесь многие боятся, даже абеллурги.
Её всегда боялись. И не любили. Отец гордился ею, а мать… Амнита уже плохо помнила эту молчаливую болезненную женщину. Она вечно казалась настороженной, а с дочерью обращалась, как с какой-то хрупкой драгоценностью… Или как со священным предметом, к которому лучше лишний раз не прикасаться. Амниту отталкивала её ласковая отчуждённость. И затаённый страх, сквозивший в её взгляде, когда она порой наблюдала за дочерью из соседней комнаты.
Однажды вечером, оказавшись возле спальни родителей, Амнита случайно подслушала их разговор.
- Мы не должны были это делать, - говорила мать.
- Но мы же могли вообще её потерять, - возразил отец. - Мы столько
лет мечтала о ребёнке. Радуйся, что у нас есть дочь. Красавица и умница. Она как звезда среди сверстниц…
- Да, она звезда. Моя маленькая Лиммея умерла, а эта девочка… Наверное, она слишком хороша для меня. Мне нечего ей дать, да она во мне и не нуждается.
Вскоре после этого мать умерла. Она давно уже страдала тяжелой болезнью крови. Амните тогда шёл девятый год. Перед смертью мать дала ей кулон - полупрозрачный белый камешек в серебряной оправе.
- Я не знаю, какая тебе уготована судьба, - сказала мать. - Знаю только, что она будет необычна. Помни, в этом мире есть великая сила, которая охраняет тебя. А это - твой амулет.
Она протянула камешек, и Амнита на какое-то мгновение увидела вместо лица матери другое лицо - странное, смугло-бледное, с пронзительными светлыми глазами и узким плотно сжатым ртом. От испуга она чуть не выронила кулон.
Спустя много лет Амнита попыталась выяснить у отца, что они с матерью такого сделали для её спасения. К тому времени всевозможные домыслы и вымыслы о её болезни и чудесном выздоровлении уже бродили по всему Эриндорну.
- Мы дали тебе другое имя, - немного смешавшись, сказал отец. - До пяти лет тебя звали Лиммея. Так иногда делают. Другое имя - другая судьба. Естественно, мы с твоей матерью не любили об этом говорить. Ты же знаешь, как в нашем кругу относятся ко всяким древним обычаям и суевериям. Наши знакомые всё знали и не осуждали нас, но всё равно лучше было об этом не вспоминать.
- Выходит, меня исцелило новое имя? Как всё просто!
- Не совсем так. Тебя лечили хорошие врачи, ну а имя… Это уж так, на всякий случай.
- А кто меня вылечил? Я же знаю всех лучших врачей Эриндорна.
- Мы тогда ещё не здесь жили. Но в Среднем городе тоже есть неплохие врачи.
Амните показалось, что отец о чём-то умалчивает. Вернее, не о чём-то, а о самом главном. Но она поняла, что больше он ей ничего не скажет. Они вообще очень редко вели доверительные беседы. Темами их разговоров были главным образом чертежи и расчёты.
Ильманд гордился дочерью. Ещё бы! Единственная девушка в высшей технической школе. Амниту не хотели туда принимать, но её превосходство над более взрослыми конкурентами было столь очевидно, что даже самым предубежденным наставникам пришлось смириться с её существованием. Она всегда держалась особняком. Она всех презирала. Её не любили, однако задирать не смели. Даже когда она, лишившись лаборатории, стала учительницей в школе первой ступени. Впрочем, она тогда сама отказалась от беззаботной, полной удовольствий жизни абельханны. Теперь она снова во дворце. Не только как абельханна, но и как наставница юного бога. У неё больше апартаменты, где она разместила собственную библиотеку и мастерскую.
До недавнего времени, кроме самой хозяйки и служанки, которая делала уборку, входить сюда мог только Эрин - они с Амнитой иногда здесь занимались расчётами или что-нибудь мастерили. Теперь тут бывала и Гинта. Амнита звала, что по этому поводу говорят во дворце. Дескать, абельханне надоело одиночество. Через столько лет она наконец решила снова заняться личной жизнью. Но сейчас её интересуют не юноши, а девушки. Главным образом сантарийские… Знала Амнита и автора этих сплетен. Рона умела создавать мнение. Впрочем, Амниту это только забавляло. Кто её действительно раздражал, так это молчаливая, скрытная Мильда. Она была самой старшей из абельмин - ей уже шёл восемнадцатый. Высокая, с пышной грудью и яркими зеленовато-серыми глазами, она совершенно не комплексовала из-за своих тёмно-пепельных волос, несмотря на то, что в Эриндорне всегда больше ценились светловолосые девушки. Светловолосые и голубоглазые, похожие на изображения божественной супруги Эрина. Казалось, Мильду уже не интересовала борьба за звание абельханны. Зато она всё чаще и чаще появлялась в тех залах и павильонах дворца, где работал Диннар. Кто-то даже видел, как она выходила из его мастерской.
Амнита осторожно положила Гинту на кровать и накрыла лёгким покрывалом. Могущественная сантарийская колдунья походила сейчас на безмятежно спящего ребёнка… Да она, по сути, и была ребёнком. И выглядела моложе всех абельмин. Многие её ровесницы имели уже вполне сформировавшиеся фигуры.
"Как женщину он её даже не воспринимает, - подумала Амнита. - Пока… Но она уже имеет над ним какую-то власть. Рона недаром злится. Зато Мильда очень уверена в себе…"
Амнита нахмурилась и подошла к зеркалу.
- А тебе не всё равно? - прошептала она, глядя на своё отражение.
Из зеркального тумана на неё смотрела пышноволосая красавица с узким надменно-печальным лицом, бледная, как лунный призрак…
"Ведьма! Демоница!"… Амнита как будто снова услышала этот дрожащий от страха и ненависти голос. "Дочь Арны! Ты не человек, не человек…"
Сколько ей тогда было? Девять? Прошло полгода со дня смерти матери. И с того дня, когда Амнита надела на шею кулон с полупрозрачным белым камнем. Она не снимала его даже по ночам. Её мучил вопрос - что за таинственная великая сила должна её охранять, но она даже не знала название этого камня. И никто не знал. Только старая кухарка сказала, что однажды видела такой. Вроде бы, его называют лунным. "Ясно, - подумала Амнита. - Значит, моя покровительница - Эрна, яркая луна и божественная супруга Эрина". И она стала особенно усердно молиться Эрне.