Пологие берега реки, кое-где усеянные большими валунами, были идеальным местом для военного лагеря. И однако, Грэм не заметил никаких признаков того, что поблизости расположился мало-мальски серьезный касотский отряд. Это было странно и подозрительно. По его сведениям, местность кишела касотцами, как кухня нерадивой хозяйки - тараканами; и разговоры медейцев утвердили его в этом мнении еще больше. Впрочем, очень скоро Грэм увидел то, что ему не понравилось еще сильнее: впереди, на севере, над горизонтом поднимались клубы черного, жирного дыма. Зловещего дыма. Так не могли дымить костры, даже и многолюдного военного лагеря.
Озабоченный, Грэм взглянул на спутника; тот тоже хмурил брови, вглядываясь вдаль.
- Не нравится мне это, - пробормотал Ив, покачав головой. - Ох, не нравится.
- Может, объедем стороной? - предложил Грэм и тут же понял весь идиотизм своего предложения. Кроме как поселку, в который они ехали, гореть в долине было нечему в радиусе нескольких десятков лиг.
Ив посмотрел на него, как на редкостного болвана, и даже поморщился.
- Объехать стороной мы не можем, - холодно сказал он. - Разумнее развернуться и отправиться восвояси. Дым поднимается оттуда, где должен находиться поселок… должен был находиться.
- Думаешь, что…
- Туда уже незачем ехать.
Грэм выругался вполголоса.
Скорее всего, Ив был прав, и поселок спалили касотцы. Коли так, ехать туда было к тому же еще и опасно. Дома до сих пор горели, а значит, солдаты побывали там недавно. Из поселка они уже наверняка уехали, но могли быть где-то рядом.
К тому же, обгорелые трупы - зрелище не очень приятное.
Однако же, что-то мешало Грэму просто так развернуться и уехать. Может быть, упрямство, а может, надежда найти выживших. Грэм остановился рядом с Ивом, вперившим задумчивый взор в черный дым, и сказал:
- Давай все-таки посмотрим, что там.
- Что? - Ив очнулся от каких-то своих мыслей и с подозрением посмотрел на него. - Не терпится попасть в лапы касотцев?
- Думаю, их там уже нет, - отозвался Грэм. - Зачем им оставаться на пожарище?
- Мало ли… Впрочем, давай подъедем. Только осторожно.
Легко сказать - осторожно, если ты находишься на плоской, как доска, равнине, и видно тебя издалека. Впрочем, слово "осторожно" Ив понимал по-своему. Он вытащил из ножен меч и тронул коня медленным шагом, настороженно поглядывая по сторонам. Смотреть на него было забавно, особенно если учитывать отсутствие живых душ на всем видимом пространстве, но Грэм сдержал улыбку. Что-то подсказывало, что смеяться над Ивом, пусть и дружески, не стоит. Себе дороже выйдет.
Сам он меч доставать не спешил. Во-первых, потому, что был уверен - он успеет сделать это, ежели возникнет нужда. Во-вторых, он вообще не привык разъезжать с обнаженным оружием.
А вокруг царили мир и покой. В тишине летнего дня, нарушаемой лишь тихим позвякиванием кольчуги, пели птицы; прохладный легкий ветер нес по небу прозрачные облака, отчего по земле бежали стремительные полосатые тени. И - никого вокруг.
Если бы не черный столб на горизонте…
Они так никого и не встретили, а когда, наконец, кони их ступили на единственную улицу поселка, Грэм понял, что касотцы побывали здесь, скорее всего, не сегодня, а вчера днем или вечером. Черные, обугленные, дымящиеся развалины и торчащие кое-где вверх трубы - вот и все, что осталось от домов. Дым, копоть… кровь. Неожиданно много крови для сгоревшего поселения.
Пахло дымом, кровью и смертью.
Грэм, медленно направлявший прядавшую ушами лошадь вдоль улице, видел обугленные тела, но их было слишком мало. Может быть, многие сгорели в своих домах, подумал он. Или, возможно, касотцы угнали пленных с собой. Но когда он въехал на пятачок, бывший ранее площадью, понял, что ошибся.
При виде открывшейся картины Грэм почувствовал приступ тошноты и отвернулся, пытаясь совладать с лицом. Обычно мало что могло его тронуть, но здесь… Он заметил, как побледнел Ив, бессильно сжимая рукоять меча.
- Звери! - выдохнул Ив. - Это звери!
Тут Грэм был с ним совершенно согласен. Он не вставал на чью-либо сторону в этой войне, но люди не могли сделать того, что он видел сейчас перед собой. Расчлененные, обугленные тела мужчин, женщин, детей… И кровь, реки крови.
- И тебе все равно, на чьей стороне быть? - спросил Ив, с трудом удерживая волнующуюся лошадь на месте. Лицо у него было белое, бешеное, и глаза наполняли неприкрытая ярость и боль.
Грэм промолчал. Да, здесь произошла настоящая бойня, множество беззащитных людей жестоко убили, но никто не гарантирует, что медейцы, случись им занять касотское поселение, не устроили бы точно такую резню. В отместку.
- Молчишь? - прошипел Ив. - Продолжаешь придерживаться мнения, что между нами и касотцами нет разницы?
Грэм пожал плечами, опасаясь этим жестом вызвать ярость спутника, на которого зрелище сваленных в кучу трупов жителей поселка произвело гораздо более сильное впечатление, чем на него самого. Но Ив только смерил Грэма таким взглядом, каким мог бы смотреть на груду мусора, и сказал:
- Больше нечего здесь делать… Если ты, конечно, насмотрелся.
Было ясно, что в его глазах Грэм упал окончательно.
- Не хочешь… похоронить их? - спросил Грэм, кивнув на трупы.
Ив мотнул головой и жестко ответил:
- Нет времени. Нельзя задерживаться надолго, в лагере начнут волноваться. Да и касотцы, если вернутся, заподозрят неладное.
Да, в здравом смысле ему было не отказать. Как бы ни оскорбляло его спокойствие Грэма, слишком сильно смахивающее на равнодушие, он все-таки оставался практичным человеком и солдатом, и умел действовать жестко.
Он тронулся прочь, через плечо обернулся на Грэма:
- Не вздумай девчонкам расписывать подробности.
Грэм представил, как он красноречиво описывает Ванде увиденное в поселке, как ужас наполняет ее серые прозрачные глаза, и подумал, что сделать так может только полный идиот. Или совершенно бездушный человек.
- Не буду, - сказал он сухо.
Половину обратного пути они проделали в полном молчании. Похоже, думал Грэм, мы прониклись друг к другу устойчивой антипатией. А жаль. Просто-таки безумно жаль. Почему-то ему казалось, что Ив может быть верным и преданным товарищем, которому можно доверить свою жизнь… но товарищем только для тех людей, кого он ценит.
Вокруг по-прежнему было тихо и спокойно, но Ив не снимал руки с оружия. Плащ, накинутый на плечи поверх кольчуги, был небрежно отброшен за спину и не закрывал его кисти, и Грэм смог разглядеть на пальце той руки, что сжимала рукоять меча, перстень искусной работы, богатый и очень эффектный. Камни, украшавшие его, складывались в знак, который не мог быть ни чем иным, кроме как гербом. Увы, Грэм по-прежнему был не слишком силен в геральдике и не разбирался даже в наинских гербах (хотя и следовало бы), не говоря уже о медейских. Отец пытался просветить его в этой области, но не достиг успехов. В те годы Грэм геральдикой не интересовался, о чем иногда жалел теперь. Единственный герб, который он выделял, был герб рода Соло.
- На что ты уставился? - недружелюбно поинтересовался Ив, перехватив взгляд Грэма.
- На твой перстень любуюсь, - отозвался тот. - Прекрасная работа. Это знак твоего рода?
- Не твое дело, - буркнул Ив.
- И вообще, - заговорил он снова через минуту, - вот что я тебе скажу. Ванда воображает, будто нам нужен еще один воин, но я тебя уверяю: он нам не нужен. Во всяком случае, не в твоем лице. Не знаю, чем ты ей так приглянулся, если она позволила - да что там позволила! - попросила тебя остаться. Наверное, ею овладело безумие. А может быть, это просто от усталости…
- Ну? - с интересом спросил Грэм. Он уже догадывался, что последует далее. - Что ты хочешь сказать?
Ив посмотрел на него, в глазах медейца мешались презрение и гнев.
- Я хочу сказать, что Ванда - еще ребенок, и многого не понимает. Я же не доверяю тебе ни на грош. Говорю это, потому что хочу, чтобы ты знал. Мне не нравится, что ты суешь свой нос в наши дела, мне не нравится, что я ничего не знаю о тебе. Ты не убил Оге, хотя имел возможность, но это еще ни о чем не говорит. Ты проходимец и, возможно, опасный преступник. Я хочу, чтобы собрал свои вещи и уехал. Чем быстрее, тем лучше.
- Ты хочешь… - повторил Грэм вполголоса. - Но ты не можешь мне приказывать.
- К сожалению, не могу. Но могу попросить. Убедительно. Очень убедительно.
- Не думаю, что ты сможешь попросить меня достаточно убедительно.
- И золото не убедит тебя оставить нас?
- Нет, - качнул головой Грэм, удивляясь про себя упорству, с каким Ив пытался избавиться от его общества.
- И острая сталь? - угрожающе спросил Ив.
- Попробуй. Только не будем подъезжать близко к лагерю. Ни к чему остальным видеть, как ты будешь убеждать меня.
- Упрямец! - зло вскричал Ив. - Что тебе за дело до нас?..
- Если интересно, спроси у Оге. Я ему вчера уже объяснял.
- Ах, объяснял! Хорошо же. Оставайся, коли хочешь. Но учти - я буду наблюдать за тобой неотрывно, следить за каждым твоим шагом, и если ты вздумаешь предать нас - берегись!
- Спасибо за разрешение остаться, - хмыкнул Грэм. - Вот только твоего слова мне и не хватало, чтобы принять окончательное решение.
Ив зло глянул на него, что-то прошипев сквозь зубы, пришпорил коня и уехал вперед. Грэм спешить не стал. Нагонять сердитого спутника ему не хотелось, хотя Ив поступил опрометчиво, ускакав вперед один. Мало ли что могло случиться.
Но ничего не случилось. Грэм приехал в лагерь спустя минут пятнадцать после Ива. Медеец успел спешиться и стреножить коня, и теперь объяснял товарищам, куда подевался его спутник. Когда из-за камней появился Грэм, целый и невредимый, Ив махнул на него рукой и процедил сквозь зубы:
- Ну вот он, никуда не девался.
- Все-таки это было неразумно, - сказала Ванда, как показалось Грэму, с некоторым облегчением. - Вам не стоило разделяться.
- Да ничего с нами не случилось бы, - буркнул Ив. - Здесь лиги на три в округе вообще никого нет. Думаю, все войска ушли севернее. Мы никого не видели: ни своих, ни касотцев.
- Это просто прекрасно! Значит, мы сможем без помех перебраться в новое место?
Ив предостерегающе взглянул на Грэма, и тот едва заметно кивнул. Пусть Ив сам рассказывает, что сочтет нужным.
- Придется нам остаться здесь.
- Почему? - удивилась Ванда. - Вроде бы, вчера мы решили, что нужно найти укрытие понадежнее.
- Обстоятельства изменились. Касотцев в обозримых окрестностях нет, но поселок, куда мы хотели перебраться… его больше не существует.
- То есть как это?
- Его сожгли.
- Ох! И как давно, по-твоему, это произошло?..
- Давно, - соврал Ив, не опуская глаз. - Развалины уже не дымились, когда мы приехали. Так что, я думаю - дня три или четыре.
Ванда выглядела сильно огорченной, а Оге так и вообще спал с лица. Плохие новости произвели на него тяжелое впечатление.
- Как плохо, - расстроено сказала Ванда. - Ох, как плохо! И не осталось ни одного уцелевшего дома?
- Нет, - ответил Ив. - Все сгорело дотла, только трубы торчат.
Возможно, Ванда сообразила, что за нарочито кратким описанием постигшего поселок несчастья скрывается нечто большее. Уточнять и допытываться подробностей она не стала, грустно поникла головой и с минуту молчала. Грэм искоса поглядывал на медейцев и удивлялся выражению, с которым они смотрели на девушку. В их взглядах смешалась нежность, обожание, граничащее чуть ли не с поклонением, надежда и ожидание. Так человек мог бы смотреть на горячо любимую младшую сестру, от которой ждет какого-то важного для всей семьи решения.
Или на обожаемую повелительницу, слишком юную, чтобы не опасаться, как бы она не сделала ошибки, но достаточно почитаемую, чтобы принимать всерьез ее решение.
Грэм решил во что бы то ни стало разобраться, в чем тут дело, и пусть Ив убеждает его, сколько угодно, силой оружия.
- Что ж, - заговорила, наконец, Ванда, не поднимая головы, - раз так… Останемся здесь, раз уж вы считаете, что поблизости никого нет. Конечно, было бы гораздо лучше найти какое-нибудь убежище, так, чтобы была крыша над головой…
- Здесь в окрестностях нет пещер? - спросил Грэм.
- Пещер? - насмешливо переспросил Ив. - Откуда бы им взяться? В этой долине нет гор, есть только камни. Попробуешь найти пещеру в одном из камней?
- Значит, остаемся, - кивнул Грэм. - Эта гряда скрывает нас от посторонних глаз.
- Решено! - тряхнула кудрями Ванда. - Остаемся, пока Корделия не почувствует себя в силах продолжать путь. То есть на три-четыре дня.
- Ну и скучное же местечко, - проворчал Оге, но возражать не стал.
Ив только согласно наклонил голову и бросил короткий взгляд на Грэма.
- Через три-четыре дня ты можешь быть свободен, - сказал он. - Когда Корделия поправится, у нас отпадет нужда в пятом спутнике.
- Там будет видно, - неожиданно уклончиво отозвалась Ванда и повернулась к Оге. - Оге, друг мой, раз уж твой приятель вернулся, организуйте-ка вы завтрак. А то мы и так задержались. И, Грэм, забери свой плащ. Он мне не нужен больше, спасибо.
* * *
Грэм удивился, что Ванда дожидалась его возвращения, чтобы поручить ему приготовление завтрака, вместо того, чтобы взяться за дело самой, но скоро понял, что девушка просто-напросто не обучена стряпне. Она не умела делать самых элементарных вещей, не знала даже, как сварить похлебку. Это было странно. Даже сестры Грэма имели кое-какое понятие о стряпне, несмотря на принадлежность к знатному роду и высокий титул. Что касается Ванды, то складывалось впечатление, что ее, в самом деле выращивали словно розу в теплице. Возможно, она и иглу никогда в руках не держала, и только и умела что ездить верхом.
Ванда совершенно не стеснялась использовать своих спутников в качестве рабочей силы, и чувствовалось, что для нее это привычно. Что у нее получалось хорошо, так это распоряжаться. Командовала она с прирожденной непосредственной властностью, и Грэм подумал, что даже его отец, крутивший и вертевший людьми, как ему хотелось, позавидовал бы ее уверенной силе.
Грэма она тоже приставила к работе, решив, видимо, что нечего ему болтаться по лагерю без дела. Похоже, она напрочь забыла ночной прецедент и вела себя так, словно ничего не случилось. Грэм не стал ей напоминать и делать вид, будто обиделся, потому что он вовсе не хотел, чтобы его попросили со двора. Он просто молча делал все, о чем просила девушка (точнее сказать, то, что она приказывала), и украдкой наблюдал за ней. Увиденное все больше забавляло и вместе с тем озадачивало его.
Почти постоянно Ванда пребывала в плохом настроении. Она не знала, чем заняться, страдала от скуки и поэтому постоянно придиралась - к чему угодно. Нормально разговаривать она могла только со своей подружкой, не показывающейся из шатра. С Оге она пререкалась, на Ива ворчала, а по отношению к Грэму вообще вела себя странно. Ни с того ни с сего она вдруг начинала командовать им, будто он был ее личным холопом, и тогда она только что ноги об него не вытирала. Ему это не нравилось, он не привык, чтобы им распоряжались, словно рабочей скотиной, но он молчал, потому что в иной раз на Ванду находило, и она заводила душевные разговоры наподобие того, какой состоялся между ними в первую ночь. Правда, Ванда тщательно следила за тем, что слетало с ее языка, и обходила все темы, какие считала нежелательными. Она, в основном, расспрашивала Грэм о нем самом. Тот тоже не стремился рассказывать о себе всяческие подробности… В общем, они были квиты. Ванду это заметно злило, и она быстро выходила из равновесия и начинала вести себя, как избалованный ребенок.
А иногда Грэм ловил на себе ее заинтересованные взгляды, в которых, как ему казалось, в равной степени смешивалось любопытство, пытливость и что-то еще, что откровенно его радовало. Настолько откровенно, что он прямо-таки пугался этой радости. Ему казалось, что интерес, который проявляла к нему Ванда, не был отстраненным. Это был интерес девушки к парню, который ей нравился. Во всяком случае, Грэм льстил себе надеждой, что истолковал выражение Вандиных глаз правильно. Ему помнилось, что похожие взгляды он замечал у девушек в годы своей недалекой юности. Только вот в те времена он как мог старался избегать подобных взглядов и не привлекать излишнего внимания к своей персоне. А уж от девиц с характером наподобие вандиного и вовсе шарахался, как от чумы. Теперь же ему хотелось смотреть в глаза Ванды, не отрываясь.
По прошествии двух дней Грэм по-прежнему ничего не знал о целях своих новых знакомых, хотя успел уже довольно близко сойтись с Оге. Так же он не знал ни фамилии Ванды, ни ее положения в обществе, ни положения ее спутников. Одно было ясно: положение это весьма высокое. Грэм уже не удивлялся. На особ голубой крови ему везло всегда. Правда, нельзя сказать, чтоб это ему нравилось.
Ив, несомненно, был воином, если судить по тому, как он обращается с оружием, и почти не вылезает из кольчуги. Причем он не был отнюдь простым солдатом. Офицер, как решил Грэм, и высокого чина, несмотря на молодость. Правда, никаких нашивок на его одежде не наблюдалось, но велик ли труд спороть нашивки, особенно, если мотивы и выгоды такого поступка очевидны? Перстень его Грэм так и не опознал, но остался при мнении, что перстень этот - знак рода, а, возможно, положения в обществе. Непонятно только, зачем Ив, старательно споровший все знаки различия, открыто носил заметное украшение, а не спрятал его подальше от любопытных глаз. Возможно, виной тому и причиной была фамильная гордость.
Определиться с положением Оге было сложнее. Он тоже, несомненно, был нобилем, но вот чем он занимался? Грэм терялся в догадках. Более всего Оге пристала бы роль придворного шута. Это было бы достойное применение его болтливому языку и непосредственному нраву. Но для шута Оге слишком уж трепетно относился к своей персоне и при неосторожном или насмешливом замечании в свой адрес вскидывался и сверкал глазами не хуже Ива. И еще была странная черта: для нобиля вообще и для воина в частности он до странности неумело обращался с оружием.
С общественным статусом Ванды и ее подруги дела обстояли и того хуже. Ванда была белоручкой, но не неженкой. Она знала, как надевать кольчугу и с какой стороны браться за меч, и прекрасно ездила верхом, но зато, как уже подметил Грэм, не знала и не умела практически больше ничего. Ну, может быть, шить и вышивать умела, ведь этому учили всех девушек, независимо от их положения в обществе. Да и то… Грэм допускал мысль, что Ванда предпочитала конные прогулки многочасовому сидению с рукодельем на коленях, благо что примеры такого времяпровождения он мог привести без труда. Его собственная сестра вела себя именно так.
Подружка Ванды, обладавшая гораздо более мягким нравом, вообще казалась странным существом, которому не место было в этой компании. Грэм никак не мог представить ее с оружием в руках, в гуще боя - ее, такую тоненькую и хрупкую, что, казалось, она и меч не поднимет, и кольчуга придавит ее к земле. Но ведь как-то ее ранили. Неужели случайно попали?