План его был столь же прост, сколь неуклюжей и нескладной в своей безмерности была сама Ордалия. В своем неотвратимом отступлении к реке Сурса, Орда двинулась вокруг хребта Уроккас, а не на него. Идея заключалась в том, чтобы адепты ударили со стороны невысоких вершин, склоны которых им предстоит защищать на севере от основной массы Орды, затопив перевалы и ущелья огнем своих заклинаний. Тем временем, мужи Ордалии должны будут наступать вдоль неровного побережья на запад, обладая прикрытым флангом. Затем, в некий решительный момент, Святой Аспект-Император воспользуется Плотом, чтобы перебросить отряд воинов прямо в Даглиаш, где с помощью Свайали превратит гору, которую нелюди называли Айрос, а норсираи - Антарег, в твердыню смерти. - Когда рыбки хлынут туда искать спасения, то там, в Даглиаш, - сказал их Господин и Пророк, - их встретят лишь огонь и железо!
Они увидели осадочный шлейф Сурсы еще до того, как заметили саму реку, - огромный черный синяк на аквамариновой поверхности моря. Дальше из воды поднимался колоссальный гранитный массив Антарега, утесы громоздились на утесы, поднимавшиеся от самой линии прибоя. На вершине горы воздвиглась Даглиаш, похожая на грозящий морю кулак: её циклопические стены были лишены зубцов, но во всем прочем сохраняли свою первозданную целостность, одним своим видом свидетельствуя о безыскусности древних создателей; лишь внушительных размеров прямоугольные каменные остовы оставались от древних башен и бастионов. Руины эти, более чем всё, прежде виденное ими, доказывали едкую природу времени, зализывавшего острые края и рассыпавшего песком всякую сложность.
Трудно было не восхититься этим, элегантным до гениальности планом: как только люди Ордалии очистят прибрежную полосу, Орда на севере сама собой повалит в разведенную адептами топку. Гордые всадники Ордалии, вынужденные так долго ограничиваться мелкими стычками с врагами, получат, наконец, возможность сразиться с ними в открытом поле. Развязавшееся побоище и рожденный им ужас загонят шранков в беспощадные воды Сурсы.
- А наш Господин и Пророк - отменный мясник! - Усмехнулся князь Нурбану Зе, известный своими шутками, но скупой на восторги.
За Мясом числились внушительные долги. И в какой-то момент их похода, жажда встречи с врагом возросла настолько, что сделалась скорее непристойной, нежели благородной. Пройас и сам ощущал, как она напрягает его голос и разжигает ярость: это биение плотской похоти, жажду совокупления, пронизывающую собой все тревожное и ненавистное. Чтобы познать её, незачем было прибегать к словам. Совокупление и убийство были выброшены с тех мест, которые прежде занимали в душах людей, словно бы поедая плоть своих врагов, они сами становились ими.
Рассматривая искоса своих собратьев, он видел эту тень непристойной страсти. Коифус Нарнол, старший брат Саубона и король Галеота, взирал на высоты с раскрытым ртом, словно безмозглый пёс. Великий магистр Школы Мисунай, Обве Гусвуран, вглядывался в Пелену, клубившуюся под изломанной и зубастой стеной Уроккаса, не столько отвернувшись, сколько отодвинувшись от остальных. Святой Аспект-Император, понял Пройас, не столько предложил им тяжелое дело, сколько пригласил на нечестивое пиршество.
Оставалось только славным и достойным образом расплатиться.
- Господин и Пророк! - Выкрикнул Пройас, потрясенный тем, что в его голос едва не закралось рыдание. - Снизойди! Даруй мне славу Даглиаш!
Собравшиеся вожди и великие магистры не стали скрывать своего удивления. В прежние годы, Пройас никогда не вступал с ними в борьбу за милости Святого Аспект-Императора. Саубон открыто нахмурился.
Келлхус, однако, продолжал полет, не замечая его просьбы. Приблизившись к древней крепости, Плот замедлил ход, и в несколько приемов поднялся к вершинам утесов. Под ними гремел и шипел прибой. Скалы, на фоне которых вырисовывалась фигура Аспект-Императора, исчезали внизу, за краем Плота, по мере их подъема. Призрачное золотое свечение вокруг его ладоней стало заметным на фоне мрачных скал.
- Доселе враги всего лишь беспокоили нас, - объявил Келлхус, обратившись к своим Уверовавшим королям и сверкая своим, обращенным к вечности, светоносным взглядом. - Даже Ирсулор был для них всего лишь уловкой, пустяком, организованным без особых ожиданий. И если бы не наша надменность, не наши раздоры, Умрапатур был бы и сейчас вместе с нами…
- Господин и Пророк! - Воскликнул Пройас. - Прошу тебя, снизойди!
На сей раз просьба эта вызвала вопросительные взгляды со стороны Кайютаса и Апперенса Саккариса и толчок локтем со стороны Саубона. Прочие, как Нурбану Сотер и Хринга Вукыел, отреагировали на нарушение приличий мрачными взглядами.
- Даглиаш - то место, где они будут сражаться, - продолжил Келлхус, не обращая внимание на помеху, - где нечестивый Консульт попытается пустить кровь нашей Великой Ордалии, а не оцарапать ей шкуру…
Интересно, насколько глубоко ошибочное действие может влиять на задумавшего его человека… люди, подчас, вкладывают больше усилий в саму ошибку, чем в исправление её. Если ошибку невозможно исправить, её, во всяком случае, можно реализовать.
Что значит честь Даглиаш, если добыта она ценой позора? И все же, за всю свою жизнь Пройас никогда еще не нуждался в чем-либо в такой степени - так ему, во всяком случае, казалось в этом небе, над исполинскими руинами.
- Именно здесь, - проговорил Келлхус, - нелюди впервые увидели, как Инку-Холойнас вспорол небо. Здесь инхорои совершили первые из своих мерзких и бесчисленных преступлений…
Плот, кренясь, огибал ныне крепость, оголенные останки которой оставались за спиной Святого Аспект-Императора. Группы шранков в черных доспехах высыпали из различных отверстий на стены.
- Вири … Великая Обитель нелюдей, лежит мертвой под основаниями этих стен… подземная цитадель Нин'джанджина. Сама скала здесь источена подземельями и подобна на гнилому пню…
- Прошу тебя! - Услышал Уверовавший король Конрии собственный голос, хриплый и жалобный. - После всего, чем я пожертвовал!
Ты в долгу передо мной!
Святой Аспект-Император Трех Морей, наконец, обратил к нему свой лик, глаза его горели солнечным светом.
- Пока что, Консульт не мог двинуть свои войска против нас, - проговорил он. - Они могли только ждать, пытаться с помощью Орды и собственной хитрости измотать нас. Но теперь Великая Ордалия стоит у самого их порога. Вон там лежит Агонгорея, Поля Ужаса, а за нею и сам Голготтерат…
- Даруй мне эту честь! - Выкрикнул Саубон, бросив на Пройаса испепеляющий взгляд.
- Нет! - Взревел Пройас. - Нет!
Но все остальные уже присоединились к полной жадности какофонии. Прежняя жалость и неприязнь превратились в обиду, в желание превзойти. Внезапно ему показалось, что он чует доносящийся снизу сальный запах, словно пемза ободравший его ноздри.
Даглиаш был полон Мяса.
- Если наш враг надеется не пропустить нас к своим мерзким Вратам! - Гремел, перекрывая общий шум Келлхус. - Он нанесет свой удар здесь!
Теперь, казалось, поплыла уже сама крепость.
Пройас пал на колени перед Анасуримбор Келлхусом - первым среди прочих взволнованных и кричащих нобилей. И руководила им не преданность императору, даже не желание проявить фанатическую верность, ибо предметы эти более не имели для него значения. Остался лишь голод…
И необходимость.
- Прошууу! Умоляю тебя!
Простая потребность.
Часто говорят, что усердие проявляется в делах, а не в словах человека.
Однако Пройас знал, что это неправильно, знал, что отделить слова от дел невозможно, хотя бы потому, что слова и есть дела, совершенные действия, имеющие последствия столь же смертоносные, как удар кулаком или ножом. Однако, знать о чём-то, ещё не значит понимать… это не одно и то же. Можно знать всю силу слова, однако, совсем иное - быть свидетелем проявления этой силы, сперва слышать произнесенное слово, а потом видеть, как пляшут под его действием человеческие души… видеть слово, бьющее словно молотом.
И все же, наблюдать за чем-то, ещё не значит понимать это. Пройас видел, как Анасуримбор Келлхус погнал несчетное количество душ через все Три Моря - слышал тысячи его речей за все эти дюжины лет, битв и народов, ни в малейшей степени не понимая происходящего. Да и как могло быть иначе, если он сам стоял среди тех, к кому обращена была эта проповедь? Когда же его сердце попало на крючок возлюбленного голоса, уносимое от славы к надежде и далее к ярости? Не имея надежного пути дабы измерить их силу, но, повинуясь этим словам, он терял само осознание движения, считал себя неподвижным.
И теперь он впервые был свидетелем того, что видел ранее тысячу раз: обращение Анасуримбора Келлхуса к Воинству Воинств не в качестве Пророка и Воина, не в качестве Аспект - Императора, но как дунианина, осуществившего самый удивительный обман из тех, что ведомы Миру, и оттачивающего далее души, и так слишком острые, чтобы можно было счесть их пребывающими в здравом уме…
Ибо все они, люди Ордалии, пребывали в рабстве у Мяса. Валили за ним толпой, прыгали, выли и жестикулировали по отдельности. Некоторых даже сдерживали собратья, так одолевала их ярость и желание преклониться. И вид этой толпы одновременно пугал, ободрял - и даже возбуждал.
Плот поставили на столбы и превратили в помост. На нем собрались все вожди Ордалии, украшенные теми регалиями, которые ещё оставались у них. Собранные вокруг помоста мириады занимали всё видимое пространство - головы становились бусинами, потом песчинками… все они, охваченные похотью, кричали. Зажмурив глаза, Пройас едва мог отличить вопль людских голосов от шранчьего воя… разве что голоса людей гремели, а не скулили под сводом небес.
Орда людей, приветствующая нечеловеческое сияние.
Дунианина.
Анасуримбор Келлхус висел в воздухе высоко над Плотом, ясно видимый и блистающий в переливах смутных и водянистых огней. Когда он заговорил, голос его каким-то образом разделился между всеми душами, так что каждый из людей услышал его как стоящего рядом приятеля, делящегося своим мнением.
- Когда забыт человек…
Стоя рядом с Саубоном у переднего края Плота, Пройас взирал вдаль, на запруженное людьми пространство. Он часто удивлялся внутренней противоречивости этих проповедей, тому, что проповедовавшееся в них смирение всегда вызывало всплеск буйной и всеобъемлющей гордыни…
- Когда кровоточат его раны, когда он оплакивает утрату…
Однажды он даже осмелился спросить об этом у Келлхуса - в мрачные часы после поражения у Ирсулора. Святой Аспект-Император объяснил ему, что страдание по разному благодетельствует разных людей: дает мудрость душам, подобным его собственной, отрешенность философам и прокаженным; a простым душам приносит праведность, понимание того, что они могут забрать у других то, что было отъято у них самих.
Но даже и это, как знал теперь Пройас, было ещё одной лестной ложью, новым самообманом, новым приглашением к безумным поступкам.
- Когда человек боится, теряет разум в смятении…
Сам он добивался одной только праведности. Это Пройасу сказал Келлхус. Если бы он и в самом деле стремился к мудрости, то никогда не изгнал бы Ахкеймиона.
- Когда он становится меньше малого… только тогда способен он осмыслить гармонию Бога!
Пройас смотрел, как взволновался, напрягся и взревел пестрый ландшафт. Кричали краснолицые таны Нангаэля. Эумарнане размахивали кривыми мечами под лучами утреннего солнца. Агмундрмены трещали тетивами кленовых луков. Он помнил могучую радость, которую прежде приносили ему подобные зрелища, слепую благодарность, кровожадную уверенность, свирепую и хищную, как будто смерть можно сеять одним лишь желанием…
Но теперь желчь прихлынула к его горлу.
- Но почему? - Рявкнул он, не глядя в сторону Саубона.
Высокий галеот повернул к нему голову.
- Потому что я - могучий воин.
- Нет! Почему ты - ты! - вознесён надо мной?
Считаные недели тому назад сама возможность подобной перебранки была немыслима. Однако где-то и как-то случился некий перекос, изменивший всю привычную и не вызывавшую сомнений линию их взаимоотношений.
Мясо пролезло буквально во всё.
- Потому что, - проскрипел собрат, экзальт-генерал, - люди бывают беспечны с тем, что ненавидят.
- И что же такое, скажи на милость, я ненавижу, брат?
Насмешливая ухмылка.
- Жизнь.
- Роскошь не дает узреть её! - провозглашал с высоты Святой Аспект-Император, и голос его разносился над бушующими толпами, одновременно и грохоча, и воркуя.
- Уют заслоняет её!!
Крохотные огоньки сверкали на каждой, ещё способной блестеть, детали оружия и амуниции воинов Ордалии. Крик толпы дрогнул, осекся и чудесным образом стих. Южане пооткрывали рты, ибо Святой Аспект-Император увещевал их с высоты, и одновременно смотрел на каждого из всякой начищенной до блеска поверхности, как будто бы он на самом деле стоял повсюду, повернувшись под прямым углом к тому, что можно было увидеть. Будь то помятый щит на спине стоящего перед тобой собрата, ртутный блеск шлема, или колеблющееся на весу лезвие, повсюду, к каждому из них обращался бородатый лик возлюбленного Воина-Пророка, и тысяча тысяч образов, провозглашали…
- ДАРЫ ОБМАНЫВАЮТ!
Воинство Воинств взорвалось криками.
- Ты считаешь, что я ищу смерти? - Крикнул Пройас Саубону.
- Думаю, что ты ищешь причину, позволившую бы тебе умереть.
Эти слова буквально завели Уверовавшего короля Конрии.
- С чего бы вдруг?
- Потому что ты слаб.
- Слаб, говоришь? A ты, значит силен?
- Ты прав. Я сильнее тебя.
Они уже стояли лицом к лицу, и поза эта привлекла к обоим внимание собратьев из числа Уверовавших королей. - И почему ты так решил?
- Потому что мне никогда не было нужно верить в него, чтобы служить ему… - галеот надменно фыркнул, обнаруживая тем самым недостаток манер, делавших его варваром в высшем обществе. - И потому что всё это время я бросал вместе с ним счетные палочки.
Слова эти лишили Пройаса желания сопротивляться - наряду с прочими остатками воли. Он отвернулся от высокого норсирая. Молча, он переводил отстраненный взгляд от точки к точке в толпе, от лица к возбужденному лицу, злобному ли, страдающему ли - все они скалились, как принято у Спасенных. Сияющий лик их пророка отражался синевой на бородах и мокрых щеках. Многие плакали, другие разглагольствовали, выкрикивали обеты, но на лбах их отпечатывалась обыкновенная ненависть, ставшая платой за преданность.
- Ты соединяешься с Богом только когда страдаешь! - Вопиял голос над их головами.
Пройас замечал бесчисленные голубые искорки - отражения Анасуримбора Келлхуса - в глазах людей Ордалии, стоявших друг рядом с другом, от шеренги к шеренге, от полка к полку - одинаковые яркие голубые точки…
Поблекшие, как только померкли перед ними ложные отражения.
- КОГДА! ТЫ! ЖЕРТВУЕШЬ!
Грохочущие валы льстивых голосов.
- Ты никогда не поймешь! - Крикнул ему в ухо Саубон.
- Чего не пойму?
Как часто разногласия, возникшие между мужами, обращаются против более усталого и нуждающегося из них.
- Почему он сделал меня равным тебе!
Искренности в этих словах хватило, чтобы полностью привлечь к себе его внимание.
Полным пренебрежения движением руки Саубон сразу и указал на разыгрывавшийся вокруг них безумный спектакль и отмахнулся от него.
- Всё это время ты полагал, что он ведет войну ради того, чтобы в мире воцарилась Праведность! И только теперь ты понял, насколько ошибался. Норсирай сплюнул, увлажнив древесину между сапогами Пройаса. - Благочестие? Рвение? Ба! Это же просто инструменты, которыми он работает!
Недоверие, слишком болезненное для того, чтобы его можно было скрыть.
- Инструменты для че…
Пройас осекся, в наступившей вдруг тишине собственный голос показался ему слишком громким и гневным. Он посмотрел вверх, глаза его были обмануты тем, будто все вокруг поступили подобным же образом…
- Ты отчаялся, - скрипел ему на ухо Саубон, - потому что, словно дитя, считал, что Истина в одиночку может спасти Мир …
Ибо на деле лишь он один смотрел вверх.
- Однако, его спасает, брат мой, Сила, а не Истина…
Только он один видел Господина и Пророка парящего над ними.
- И сила пылает ярче всего, сжигая ложь!
Воины Ордалии, все до единого, были захвачены голубыми с золотом образами, мерцавшими на каждой сколько-нибудь блестящей поверхности… Над ними парил Святой Аспект-Император, всем видимый, но никем не зримый… голова его была запрокинута назад, свет смысла пульсировал, исходя из его рта, выпевая слова, которых не могла понять ни одна душа…
Но все они слышали: ВОТ ВАША ЖЕРТВА - ВАША ОРДАЛИЯ!
Слышащие сие скакали в восторге, съёживались, преклоняясь.