- А может, хоть обзор мне освободишь? А, дама с университетским образованием? Зачем ты мне лицо закрыла, ты же Мастер, боишься чего-то?
- Боюсь, - честно признаю я, - ты же у нас супер-дрюпер гений. У тебя показатели силы невероятные. Плюс, ты сам об этом говорил, хорошая физическая подготовка. А я, бедная слабая девушка, как еще могу себя обезопасить? Так что, лежи, мальчик мой и не дергайся.
Я смотрю на него, такого беззащитного сейчас, но все же до предела наполненного силой, и добавляю:
- А еще ты психопат, как мне ни жаль. Я сейчас приду.
И выхожу, закрывая за собой дверь.
Полагаю, сработали старые рефлексы. До безобразия захотелось кофе. По памяти нахожу старую свою камеру и точно, под матрасом лежит баночка недопитого когда-то "Суси" и кусочек сахара. Страшно подумать, во что он сейчас превратился, но попробовать все же надо. Иду на кухню, ставлю чайник, жду, пока закипит, и готовлю себе чашку отвратнейшего напитка. Вместе с чашкой возвращаюсь к Ланковичу, открываю дверь и обнаруживаю, что гусеница моя уже умудрилась подползти к входу.
- Слушай, - говорю, - Дима, так нечестно. Тебя что, на пять минут нельзя одного оставить?
Приходится отставить кружу в сторону, взять Ланковича за ноги и оттащить обратно. Он очень тяжелый, так что я еле справляюсь с этим занятием. Снова сажусь на стульчик рядом с ним, беру в руки чашку и пытаюсь отхлебнуть, но что-то не лезет в меня эта гадость.
- Слышь, - говорю, - Дима, а ты помнишь, как у меня кофе выпрашивал?
Не отвечает. Может, я с ним грубовато обошлась? Ничего, сейчас ему станет легче.
- В общем, слушай меня внимательно. Я могу предложить тебе целых три варианта разрешения возникших между нами разногласий. Выход первый - я сдаю тебя и шефа, и вас обоих, то есть то, что от вас останется после непродолжительного четвертой степени допроса, отправляют в расход. Выход второй: я сама тебя убиваю, скидываю труп в море, и все, кто такой Ланкович, куда делся - никто не знает, а я еду догуливать отпуск. С шефом тоже как-нибудь разберусь. И, наконец, выход третий, честно говоря, он мне больше всех нравится, но не знаю, пойдешь ли ты на это. Я могу стереть тебе часть памяти и заблокировать, зацементировать подходы к твоим способностям. Конечно, ты их не лишишься, но не ты сам, и никто другой не заставят тебя ими воспользоваться. Тебя лишат статуса Мастера, но ты можешь продолжать работать в Инквизиции или в другом месте. Ты даже можешь жениться на Софье и вырастить дочь. Ну?
Ланкович молчит довольно-таки долгое время.
- Дима, - говорю, - я не могу тебя отпустить. Ты слишком опасен для этого. Если уж быть честной до конца, мой долг - сдать тебя в Инквизицию. Тебя и шефа. Дима, я иду против себя самой, пожалуйста, подумай.
- Лучше пристрели меня, - произносит он устало.
Я встаю, сердито пинаю его в бок.
- Ты почему такой придурок? Ты думаешь, мне хочется это делать? А Софья? Ты башкой своей больной хоть немного об этой женщине подумал?
- Майя! - отвечает мне Ланкович, и голос его звучит безнадежно, - но что ты хочешь со мною сделать? Красавчика Джо? Тоже буду сидеть как он? Руками работать?
- Дима, - отвечаю удивленно, - ты меня обижаешь, честное слово, я же не такой коновал, как ты. Меня этому учили в свое время. Курс медицины-то нам читали, и всяких других сопутствующих дисциплин. И я все же Мастер. Не гений, как некоторые, но Мастер хороший. Умственные твои способности полностью сохранятся, зацикленности на сексе тоже не будет.
- А как же твоя идейность?
- Будем считать, что она дала сбой.
- Хорошо, Майя, - наконец говорит он, - хорошо, попробуй. Но если получится что-то вроде Джо, ликвидируй без сожаления.
Я знаю, что так и поступлю, но вот не будет ли Ланкович устраивать мне мелкие пакости и крупные гадости, понять пока не могу. Хочу напоследок еще кое-что у него уточнить. Нет никакой уверенности в том, что он потом сможет мне что-либо рассказать.
- Дима, - прошу его, - ты классный Мастер, я сама не смогу пробиться, пусти меня к себе. И кстати, а где пульт от моего ошейника?
- Ах, этот! - слышу я из-под пиджака несколько не соответствующее ситуации хихиканье, - просто кусок пластика. Надо же было тебя чем-то напугать.
Молча перевариваю информацию, испытываю жутчайшее желание пнуть Ланковича еще раз. Но нельзя, он уже мой сторонник.
- Тогда второй вопрос, Дима, пока ты еще в состоянии ответить. Зачем я тебе была нужна? Почему именно я?
Тишина. Потом - неуверенный голос.
- Не знаю, может быть, отомстить?
И открывается, не дожидаясь, пока я выскажу все, что о нем думаю. Вхожу. Вижу: то, что он говорил сейчас, соответствует действительности. Видимо, моего бывшего ученика и впрямь достала ситуация, в которой он пребывает. Осматриваюсь, и тут же, не давая ему возможности передумать, начинаю чистку.
Когда я закончила, передо мною был уже другой человек. Дмитрий лежал на полу и дышал глубоко и редко. Мешок я все же сняла и теперь имела возможность созерцать его успокоенное гладкое лицо. Мне вдруг стало так грустно, как будто я собственными руками убила близкое мне существо. Не будет больше того пакостного, умного, сильного и изворотливого Мастера с преступными наклонностями, теперь на свет божий появился вполне благовоспитанный подданный Империи, отец семейства и просто хороший человек Ланкович Дмитрий Валерьевич. Человек, способности которого настолько глубоко спрятаны, что можно подумать, будто их нет.
Звонок в ближайшее отделение СИ, вызов наряда и скорой. Прибывшие местные блюстители порядка обнаруживают меня у входа на базу. Я их провожу в одно из многочисленных помещений, неизвестно зачем запланированных в свое время. Там на полу лежит помощник следователя Коровина из 4 отделения Дмитрий Ланкович. Он - в плохом состоянии, бредит. Они выносят его на воздух, сдают на руки только что подъехавшим врачам СИ. Ланковича увозят в госпиталь, меня - в четвертое отделение. Там я пишу отчет о проведенном расследовании, подписываю его, а также заявление об увольнении, и отсылаю все это по электронной почте моему шефу. Не знаю, что с ним делать, но пусть он боится: я буду мстить, и месть моя будет страшна. Я все еще Мастер Идеи, а Идея не потерпит такого слизняка среди своих служителей.
Я все еще торчу в этом округе, не хочу его называть, в котором работал Ланкович. Почему работал? Он не захотел продолжать карьеру инквизитора, вернулся к прежней своей богословской деятельности. Преподает в университете. Говорят, у него на удивление светлая голова, только до сих пор дает о себе знать перенесенная психологическая травма. Иногда случаются провалы в памяти, порой - неизвестно чем вызванный, упадок сил и депрессия. Но я верю, что он восстановится.
Он не помнит, кто я такая. Нет, он меня знает. Нас представили друг другу в госпитале. Я же, как-никак, спасла его. Спасатель заблудших инквизиторов. Но он не помнит, кем я была для него. Последний год сохранился в его памяти отрывками, а события трехгодичной давности стерлись практически полностью. Он посмотрел на меня пустым тусклым взглядом, равнодушно улыбнулся. Его приятный, с хорошей дикцией голос, звучал ровно, как будто он заранее отрепетировал слова, которые хотел мне сказать. Софья держала его за руку и счастливо улыбалась.
Я написала в отчете, что Ланкович, действуя сугубо в интересах СИ, изобрел аппарат, позволяющий контролировать процесс актуализации, и произвел эксперимент на себе. Однако психика его не выдержала, он разбил аппарат и заболел. Потом я его нашла, и отправила в госпиталь. Вспоминаю отчет и удивляюсь, насколько правдивым он получился.
Не хочу больше беспокоить своего бывшего ученика. Просто иногда хожу в парк посмотреть из-за кустов, как он прогуливается там с коляской. Жена его счастлива. Они, действительно, успели пожениться с Софьей, и все время проводят вместе. Наверное, он любит ее.
Кстати, он заметил меня, прячущуюся за деревом, заметил и бросил в мою сторону такой знакомый, такой ехидный, такой насмешливый взгляд. Потом наклонился к коляске, поправил там что-то, и, спокойно ее покачивая, пошел дальше, и взгляд его вновь был безмятежен. А может, мне просто показалось?
Рассказ 3. Прощание
Глава 1
Руки чешутся, голова гудит. Сумасшедшие идеи не дают покоя. Даже неловко признаваться, до того соскучилась я по работе. Неловко потому, что еще недавно готова была распрощаться с моей несчастной душой за две недели отпуска. И вот, сижу здесь, в маленькой пропахшей мышами гостинице пятнадцатый день. Газеты прочитаны, знакомые навещены, посетители всевозможных злачных заведений имели честь наблюдать мою кислую физиономию уже несколько раз. Я устала. Устала от безделья. А почему? Этот педофил, и не ругательство, а факт, мой шеф, не cсоизволил переслать своему "любимому" подчиненному, то есть мне, копию приказа об увольнении. А без нее меня на другую работу не возьмут, потому что не принято у нас в государстве верить на слово бывшим инквизиторам - слишком уж редко последние уходят со службы добровольно. Потому я все еще числюсь в отпуске. И руки чешутся, и с непривычки пустая голова гудит и просит новостей.
И вот, решение принято.
Собираю вещи. Иду на вокзал, нахожу поезд, он стоит у перрона, как будто ждет именно меня, показываю бригадиру удостоверение. В любом случае удостоверение СИ заменяет талон на поездку. Бригадир, немолодой седоватый мужчина с нервно подергивающейся левой щекой, глядит с подозрением и боязнью и провожает меня в одно из зарезервированных для СИ купе. Шторы цвета древесной коры, на столе - пачка овсяного печенья. Трогательно. Жаль будет покинуть СИ. Да и не просто жаль. Я хотела быть инквизитором с раннего детства, еще с тех пор, когда задатки Мастера во мне даже не начали формироваться. Полкласса нашего в школе об этом мечтали. А реализовалась вот я одна.
Впрочем, не пропаду.
Пью чай с лимоном, думаю о судьбе. Но не своей. Мысли в голову лезут торжественные и глупые - о том, а не хлопнуть ли мне многоуважаемого начальника? Нет у него, драгоценного, против меня достаточного иммунитета. Скажу: сдохни, сволочь, с достаточной уверенностью в голосе, он и слетит… с копыт… Ловлю себя на том, что мысли у меня для Мастера не слишком-то лояльные, но списываю это на то, что он вынуждает меня выбрать меньшее зло. А зло, как его не выбирай, в свою противоположность не превратится.
Станция. Утро. Настраиваю себя на борьбу. Такси подвозит меня к желтому, недавно отштукатуренному, зданию СИ. Неровный асфальт, стоянка под транспорт и худосочные тополя, оттопыривающие кривые ветки - вот то, что я буду помнить.
Стремительно влетаю в приемную шефа. Антонина Григорьевна, его секретарь и доверенное лицо, глядит на меня с интересом на обильно припудренном лице. Интересно, откуда у нее столько косметики? Учитывая то, что нам выдают ее в количестве: тушь - 1 шт., помада - 1 шт., пудра - 1 шт. раз в полгода.
Ее оранжевые губы складываются в умильное сердечко.
- Маечка? Из отпуска уже?
- Шеф у себя?
- Да, но…
- Мне он нужен.
Открываю дверь пинком, вхожу в кабинет. В нем, как всегда, пахнет кожей. Но за коричневым полированным столом под портретом василевса сидит неизвестный мне мужчина. Первое, что я вижу - высвеченный солнцем широкоплечий силуэт, который никак не может принадлежать шефу - человеку отчетливо выпуклому в разных местах, но не в районе плеч. При приближении силуэт начинает приобретать человеческие черты. Черты эти привлекательны, даже слишком, что отвлекает от мыслей о работе, и даже как-то угрозу мою затушевывает.
Хоть не Мастер, и на том спасибо.
- Где Тимофеев?
- Садитесь, пожалуйста, - отвечают мне вежливо, показывая на кресло напротив.
- Вы хотели сказать: присаживайтесь? - хамлю я, подчиняясь.
- Я Вас слушаю, - произносит неясная личность.
- Я - советник 1 класса Майя Дровник. Отдел аналитических исследований. Я могу поинтересоваться, кто Вы?
- Юлиан Витальевич Четвертаков. И.О. начальника управления.
Удивил. Новый начальник. Еще и Юлиан Витальевич. И за что родители наградили ребенка таким карамельным именем?
Впрочем, убираю с лица начинающее было проклевываться на нем ехидство. Задумываюсь: как бы перейти к делу. Юлиан, похоже, обращает внимание на мое замешательство. И оно ему приятно.
- Я рассмотрел ваше заявление, - сообщает он, - полагаю, оно преждевременно. Не имею представления, чем вызвано Ваше желание покинуть СИ, но предлагаю Вам подумать. Подождать. С полгода. Не хочу начинать работу с утери такого ценного специалиста, как Вы.
Смущенно улыбаюсь и заглядываю в его синие, будто обведенные черным косметическим карандашом, глаза. Плещется в них что-то, будто, неприязнь, но не отчетливо.
Мне лестно. Как же, ценным специалистом обозвали. Можно и подумать… Право слово, отчего же не подумать? Особенно, если учесть, что я понятия не имею, на что я еще годна.
- Хорошо, - отвечаю, - надеюсь, за шесть месяцев действительно ничего ужасного не произойдет.
Он загибает кверху углы губ, вроде как пытается улыбнуться. Отчего это дрожь по коже? Хотя, мне по уровню предчувствия не положены. Всего-то четвертый.
- Вот и замечательно.
И подсовывает мне под нос лист бумаги.
- Ознакомьтесь, это приказ о Вашем новом назначении.
Брови мои непроизвольно лезут на лоб, однако беру, читаю: "Дровник… должность начальника отдела внутренних расследований". Да, есть у нас такой отдел. Теоретически. Не знаю, плакать или радоваться. Отдел прямо скажем, э… специфичен…, но это повышение. Раньше у меня один Андрюха был в подчинении, а теперь целая куча, хм, специалистов.
- Все, - объявляет Юлиан, - можете идти. И приступайте к работе.
- Спасибо, - шепчу.
Деревянной походкой, сжимая в руках бумагу, покидаю помещение.
- Поздравляю Вас с назначением, Майя Алексеевна, - журчит секретарша, когда я растерянно волоку ноги через приемную.
- Ага, - отвечаю, машинально отметив прибавление отчества к моему имени, - конечно.
Двигаюсь к выходу. Но потом, кое о чем вспомнив, разворачиваюсь и подхожу к ее столу. Антонина Григорьевна сидит паинькой, сложив на столешнице наманикюренные ручки, и кокетливо похлопывает ресничками. Мне она не нравится. Лет пятьдесят, а ведет себя, как нимфетка. То есть одевает мини-юбки и порой присюсюкивает. Но информацией владеет. Самой разной, в том числе и нужной. Потому делаю над собой усилие и изображаю на лице милейшую улыбку.
- Скажите мне, Антонина Григорьевна, а куда наш Тимофеев подевался?
Мадам опускает ярко-голубые веки, вздыхает тяжко и медленно проговаривает:
- Инсульт, Майя Алексеевна. Уборщица наша, Анечка, нашла его утром в кабинете, уже холодного. Врачи говорят - кровоизлияние в мозг. Мы его похоронили на прошлой неделе. Жаль, Вас не было. Все так рыдали.
Да, улилась бы я крокодильими слезами. И повод есть: не я этого гада прихлопнула, сам помер. Сплошной обман.
- Ну да, - говорю, - конечно, жаль, хороший был человек.
И быстро ухожу, пока она не заметила легкую перекошенность моей физиономии. Врать не люблю.
Глава 2
Наблюдаю с интересом за тем, как рабочий в голубом комбинезоне прикручивает к дверям табличку с моей фамилией. Надо же, а Юлечка предусмотрителен, заранее все подготовил. Как знал, что не откажусь. Теперь этот большой, светлый и теплый кабинет, вместе с бесплатно прилагающейся к нему дурочкой-секретаршей - мой. И я буду здесь обитать, по крайней мере, следующие шесть месяцев, если что не случится. Сажусь в глубокое кожаное кресло, о, оно новое, еще не расшатанное предыдущими инквизиторскими задами, внимательно разглядываю портрет василевса на стене. Портрет повешен чуть криво, взгляд у василевса хитровато-прищуренный. Мол, знаю я вас, Мастеров!
Жизнь, кажется, меняется к лучшему. Кабинет - замечательный, замена шефа - прекрасно. Беспокоит характер предстоящей работы, но и здесь я справлюсь. Особенно, если мне кто-нибудь объяснит мои функции.
Знаю, что в теперь уже мой отдел стекается вся информация по правонарушениям со стороны сотрудников СИ, совершенным на территории округа. Мы блюдем чистоту своих рядов. В особо сложных, а также грозящих широким общественным резонансом случаях ОВР берет расследование на себя.
Жаль лишь, что особая любовь к моей новой работе - явление редкое и попахивающее извращением. А теперь, когда руководителем ОВР сделали Мастера, нас будут еще и бояться. Ну да ладно, не привыкать. Может быть, это даже приятно.
Иду знакомиться с коллегами, вернее, подчиненными. От двери заворачиваю обратно, усаживаюсь в кресло и по телефону приглашаю сотрудников зайти ко мне. Пора бросать эти демократические замашки. Не ПОПЧ же, в самом деле.
Они появляются на пороге. Втроем, настороженны, озадачены. Общий настрой выражает легкую недоброжелательность к моей скромной персоне. Чувствую дрожание воздуха. И кабинет сразу кажется маленьким и темным.
С биографиями я уже ознакомилась, просмотрев в базе личные дела.
Номер один - Галиуллина Роза Сабировна. Среднего роста дама, сорока четырех лет. Полная, среднего роста, волосы коричневые, стрижка короткая, глаза голубые, под низкими наплывающими веками. На лице косметики - ноль. Следователь. В разводе, имеет двадцатилетнего сына-студента. Я ей явно не нравлюсь.
Номер два - Парушева Инна Аркадьевна. Высокая, стройная, привлекательная, молодая. Светлые волосы убраны в хвостик. Улыбается. Аналитик. Не замужем. Пытается быть по отношению ко мне лояльной, но где-то под улыбкой также таится недоверие.
Номер три - Семен Гунько. Парень двадцати четырех лет. Вид совершенно бестолковый, кто-то сказал бы даже: позорящий звание. Волосы всклокочены, на расстегнутом кителе там и сям разбросаны живописные разноцветные пятна. Глаза неопределенного сероватого оттенка распахнуты широко и ничего не выражают. Программист. Женат. Отец двоих детей. Формирует и ведет информационную базу по Управлению.
Там, за дверью, на компьютере раскладывает пасьянс моя секретарша - бесполезное, неопределенного возраста существо, чье имя меня не интересует. Мышиного цвета волосы, собранные пучком на затылке, голубенькие бегающие глазки и кокетливый розовый шарфик поверх форменной рубашки. Делаю себе заметку в памяти: избавиться.
Это весь мой коллектив.
- Ну что же, - вещаю, обозрев присутствующих строгим, но дружелюбным, как полагается командиру, взглядом, - здравствуйте, я ваш новый начальник. А зовут меня Майя Алексеевна Дровник.
Роза Сабировна сухо кивает. Инна улыбается еще шире и говорит "очень приятно", так, что становятся видны даже белые заостренные резцы. У Семена реакция, как таковая отсутствует - видимо, он на связи с информационным полем планеты, а я отвлекаю.