Трудно ожидать разумного поведения от человеческого существа; большинство людей прямо-таки напрашиваются на предостережения. Почему до сих пор они не оставили его в покое? Он отгораживался как мог. Ему казалось, что, предоставленный самому себе, он достигнет высшего блаженства, уйдет в нирвану, растворится в воздухе, как индийский факир. Когда же его оставят в покое?
Около полуночи он отложил сигарету - двадцать седьмую за день - и сел в постели. Зажегся свет.
- Ближняя! - крикнул он в микрофон.
Вошла Доркас, в халате и шлепанцах.
- Слушаю вас, босс, - зевнула она.
- Доркас, в течение последних двадцати или тридцати лет я был никчемным паразитом.
- Это не новость, - снова зевнула Доркас.
- Нельзя успокаиваться. В жизни каждого человека наступает время, когда он забывает о благоразумии. Он встает во весь рост и выступает на борьбу со злом во имя добра и свободы.
- О-о-о-о!
- Перестань зевать! Пришло время бороться!
- Я оденусь для начала.
- Разумеется. Разбуди остальных. У нас много работы. Вылей на Дюка ведро воды и вели ему отыскать и отремонтировать эту болтавилку. Я хочу послушать новости.
- Починить стереовизор? - испугалась Доркас.
- Вот именно. Если Дюк будет упрямиться, скажи ему, пусть идет в любом угодном ему направлении. Живо! У нас много дел!
- Хорошо, - неуверенно согласилась Доркас, - но, может быть, сначала измерить вам температуру?
- Успокойся, женщина!
Дюк настроил стереовизор как раз вовремя. Передавали второе сфабрикованное интервью с Человеком с Марса. В комментариях сообщили, что Смит, по непроверенным пока сведениям, отправляется в Анды. "Дважды два - четыре", - подумал Джубал и до утра повис на видеофоне. На рассвете Доркас принесла ему завтрак: шесть сырых яиц, смешанных с бренди. Поедая яйца, Харшоу сделал вывод: долгая жизнь хороша тем, что успеваешь узнать много влиятельных людей и в трудный момент есть кому позвонить.
Харшоу заготовил бомбу, но взрывать ее не спешил. Он ждал, чтобы сильные мира сего сами спровоцировали взрыв. Он понимал, что власти снова могут засадить Смита в больницу, ссылаясь на его невменяемость. С юридической точки зрения Смит был действительно невменяем, с медицинской точки зрения его можно было считать психопатом.
Харшоу определил у него сильный ситуационный психоз, происходящий, во-первых, оттого, что Смит был воспитан чуждой цивилизацией, а во-вторых, оттого, что он был пересажен опять-таки в чуждую цивилизацию. Будучи грудным младенцем, то есть, находясь в начале развития, Смит успешно прижился в инородной среде. Сейчас он взрослый человек, с полностью сформировавшимися привычками и определившимся мышлением. Сумеет ли он подстроиться под новые условия столь же успешно? Доктор Харшоу намеревался это выяснить. Впервые за много лет он почувствовал интерес к медицине.
Кроме того ему хотелось поддразнить власть имущих. В нем было больше стремления к свободе, чем полагается по праву каждому американцу. Возможность противопоставить себя планетарному правительству приятно щекотала самолюбие.
Глава 11
Вокруг заурядной звезды G-типа, расположенной на задворках средних размеров галактики, согласно модифицированному обратному линейному закону, формирующему пространство, спокойно вращались планеты, как вращались миллиарды лет до того. Четыре из них были достаточно велики для того, чтобы их можно было назвать планетами. Остальные - мелкие камушки, невидимые в свете звезды или затерянные в темноте космоса. Все, как это водится, были заражены странной формой энтропии, называемой жизнью. Температура на поверхности третьей и четвертой планет колебалась вокруг точки замерзания оксида водорода, поэтому там получили развитие сходные формы жизни, между которыми вполне возможен был достаточно успешный контакт.
Марсиан, живущих на четвертом камушке, не особенно волновали контакты с Землей. Куколки радостно прыгали по планете, учась жить; восемь из девяти куколок погибали в процессе обучения. Взрослые марсиане, совершенно иные, чем куколки по облику и сознанию, жили в сказочно красивых городах и были настолько же тихими, насколько куколки были буйными. Они занимались умственной деятельностью.
Марсиане также много работали, в человеческом понимании этого слова: существовала необходимость управлять планетой - указывать растениям когда и где расти, собирать и развивать выживших куколок, лелеять яйца, вышедшие из куколок, наблюдать за ними, поощрять их правильное созревание. Нужно было воспитывать яйца, уговаривать их отказаться от ребяческих выходок и пройти метаморфозу. Это была еще далеко не вся жизнь, а лишь незначительная ее часть, как, например, прогулка с собакой для директора транснациональной корпорации. Впрочем, при взгляде на Землю со стороны, прогулка с собакой может показаться очень важным делом.
И марсиане, и люди были разумными существами, но развитие их разума происходило в совершенно различных направлениях. Все мотивы человеческого поведения, все людские страхи и надежды проистекали от трогательно прекрасного способа размножения людей. То же самое было верно для Марса, только в зеркальном отражении. Размножение марсиан происходило по обычной для этой галактики двуполой схеме, но совершенно иначе, чем на Земле. Земной биолог мог считать такое размножение половым, земной психолог - никогда! Все куколки на Марсе были женского пола, а все взрослые марсиане - мужского. Такое разделение существовало лишь с точки зрения биологической функции, социального же разделения, определяющего всю жизнь человечества, на Марсе не было. Там нельзя было вступить в брак. Взрослые марсиане были огромными, как пещерные люди. Они были физически бездеятельны, но умственно активны. Куколки были толстенькими пушистыми колобками, полными бездумной энергии. В психологии марсиан и людей не наблюдалось ничего общего. Полярность человечества являлась одновременно и движущей, и направляющей силой всех человеческих поступков - от сочинения сонетов до создания атомной бомбы. Если кто-то сочтет это преувеличением, давайте посмотрим, много ли в патентных бюро патентов на создание бесполых существ, много ли в музеях портретов евнухов?
Марсиане не обратили внимания ни на "Посланец", ни на "Чемпион". События, связанные с ними, были слишком недавними, и поэтому не имели значения. Если бы на Марсе выходили газеты, в одном номере уместилось бы целое земное столетие. Контакт с иной цивилизацией не был нов для марсиан: такие контакты случались в прошлом, повторятся и в будущем. Действовать следует тогда, когда соседняя цивилизация будет полностью осмыслена (а это - тысячи земных лет).
Важным событием на Марсе считалось совсем не то, что на Земле. Дематериализованные Старшие Братья мимоходом решили послать гнездящегося на Марсе человека на Землю, чтобы он узнал о ней побольше и обратились к действительно важным делам.
Незадолго до того (в период правления на Земле императора Августа) марсианский художник начал создавать произведение искусства. Оно могло быть поэмой, оперой, философским трактатом; это были определенным образом организованные эмоции. Человек может воспринять это так же, как слепой от рождения воспринимает рассказ о закате, а потому неважно, к какому виду искусства принадлежало произведение марсианского мастера. Важно было то, что он дематериализовался, не успев закончить свой шедевр.
Внезапная дематериализация была редкостью на Марсе. Марсиане считали, что жизнь должна представлять собой законченное целое, а физическая смерть должна наступать в специально отведенный, подобающий момент времени. Однако художник так увлекся работой, что забыл уйти с холода. Когда его нашли, его тело уже не способно было принимать пищу. Он не ощутил своей дематериализации и продолжал творить.
Марсианское искусство делилось на две категории: в первую попадали работы живых взрослых марсиан, яркие, часто радикальные и примитивные, во вторую - творчество дематериализованных Старших Братьев, консервативное, сложное по форме и содержанию. Работы, принадлежащие к разным категориям, оценивались отдельно.
По каким же критериям оценивать работу неожиданно умершего мастера? Ее начал живой, материальный марсианин, а закончил бесплотный Старший Брат. Художник же, рассеянный, как и все художники Вселенной, не заметил своего перехода в новое качество и продолжал работу в прежнем материальном стиле. Открыл ли он тем самым новую категорию искусства? Стоит ли в будущем практиковать дематериализацию в процессе творчества? Старшие Братья столетиями обсуждали захватывающие перспективы, а материальные марсиане с нетерпением ждали окончательного решения.
Вопрос был тем важнее, что произведение было религиозное (в земном понимании этого слова) и очень богатое эмоционально. В нем описывался контакт марсиан с населением пятой планеты - событие, произошедшее давно, но для марсиан памятное и важное, как для землян осталось памятным и важным одно, казалось бы, незначительное распятие. Марсиане встретились с жителями пятой планеты, познали их и перешли к действию. От пятой планеты остались руины, а также память и любовь марсиан. Это произведение являлось одной из многих попыток передать и обобщить прекрасный и сложный исторический опыт. Однако прежде чем оценивать произведение, нужно было договориться, какой точки зрения придерживаться.
А это было нелегко.
На третьей планете Валентайн Майкл Смит был занят другими мыслями, да он и не знал ничего об эпохальном произведении. Его воспитатель и братья воспитателя не утруждали его тем, чего он не в силах был понять. Смит знал о гибели пятой планеты, как всякий школьник Земли знает о гибели Трои, но ему не показывали произведений искусства, которых он не мог осмыслить. Смит получил нестандартное воспитание: знал и умел гораздо больше, чем юные марсиане, но гораздо меньше, чем взрослые. Его воспитатель и Старшие Братья воспитателя с прохладцей относились к тому, чему и как он, чужак, учится. Они изучали его и узнали о людях гораздо больше, чем люди сами знали о себе.
Смит был счастлив. У него появился новый брат по воде, Джубал, много новых друзей; новых впечатлений было так много, что он не успевал их осмысливать, он только запоминал, чтобы впоследствии оживить и переработать.
Брат Джубал сказал, что новое место можно познать быстрее, если научиться читать. Смит отвлекся от созерцания и целый день просидел с Джиллиан над книгой. Он даже не плавал в бассейне в этот день, а это была большая жертва, потому что плаванье (с того момента, когда Смит понял, что оно дозволено) доставляло Смиту не просто удовольствие, а приводило его в религиозный экстаз. Он просиживал бы в бассейне дни напролет, если бы Джилл и Джубал не выгоняли его оттуда. Купаться по ночам ему не позволяли, поэтому по ночам он читал. На закуску к Британской Энциклопедии Смит брал медицинские и юридические книги Джубала. Однажды брат Джубал увидел, как Смит листает книгу, остановился и стал задавать Смиту вопросы по прочитанному; Смиту это напомнило, как его экзаменовали Старшие Братья. Джубал, по-видимому, был недоволен ответами, и Смит решил, что книгу нужно обдумать. Он был полностью уверен, что отвечал теми же словами, что прочитал в книге, хотя не все слова были ему понятны.
Однако с бассейном не могло сравниться ничто, особенно, когда вместе с ним купались Джилл, Мириам, Ларри и все остальные. Смит не сразу научился плавать, но заметил, что умеет то, чего не умеют остальные. Он опускался на дно и блаженствовал там. Его вытаскивали и ругали, и если бы не уверенность, что все хотят ему добра, ушел бы в транс.
Как-то он продемонстрировал свое умение Джубалу, просидев на дне довольно долго, потом пытался научить Джилл, но она боялась, и Смит не решился настаивать. Тогда он впервые понял, что новые братья могут не все, что может он. Смит долго над этим думал.
Смит был счастлив, чего нельзя было сказать о Харшоу. Джубал бездельничал, иногда отвлекаясь, чтобы понаблюдать за редким подопытным животным. Он не составил для Смита какой бы то ни было программы умственного и физического развития, пустив все на самотек. Организованное руководство осуществляла Джилл; Харшоу считал, что она уделяет Смиту слишком много внимания: он не любил, чтобы женщина возилась с мужчиной, как с ребенком.
А Джилл всего лишь обучала Смита поведению в обществе Людей. Смит уже ел за столом, сам одевался (Харшоу полностью не был в этом уверен и все собирался спросить Джилл, помогает ли она Смиту одеваться), привык к распорядку жизни в доме и выучил важнейшие бытовые правила. Когда Смит впервые сел со всеми за стол, он умел пользоваться только ложкой. Джилл резала для него мясо. К концу обеда он уже пытался есть как все. На следующий день он вел себя за столом в точности как Джилл, с таким же, как она, избытком хороших манер.
Когда Харшоу увидел, что Смит читает со скоростью компьютера и запоминает все, что прочитал, он не стал делать из этого сенсацию, проводить измерения и чертить кривые роста. Харшоу вел себя с высокомерным смирением человека, который знает так много, что видит, как мало он знает. Что толку в измерениях, если не понимаешь, что измеряешь?
Безусловно, интересно наблюдать, как экзотическое животное превращается в человека, но Харшоу, наблюдая за Смитом, не испытывал удовлетворения.
Как и Генеральный Секретарь Дуглас, он ждал, что вот-вот что-то случится.
Но ничего не случалось, и Харшоу надоело ждать. Неужели полицейские настолько глупы, что упустили не очень умную девушку с бездыханным телом в чемодане? А может, они ее выследили и теперь наблюдают за его домом? Мысль о том, что правительство наблюдает за его личной жизнью, привела Харшоу в ярость. Это такая же низость, как вскрывать письма!
Кстати, они и это могут! Правительство! На три четверти паразитическое, а на четверть бессмысленное заведение. Харшоу понимал, что изолировать Смита от государства нельзя, но нельзя же называть зло добром только потому, что зло неизбежно. Пропади оно пропадом, это государство!
Вполне возможно, что власти знают, где находится Человек с Марса, но им выгодно оставить все как есть. Если так, то сколько это продлится? Сколько можно держать в бездействии готовую взорваться бомбу?
И где, наконец, этот идиот Бен Кэкстон?
Джилл Бордмэн вывела его из задумчивости.
- Джубал!
- А, это ты, глазастая! Извини, я задумался. Садись. Хочешь выпить?
- Нет, спасибо. Мне нужно с вами поговорить.
- Ты здорово прыгаешь в воду. Прыгни-ка еще разок.
Джилл закусила губу, как двенадцатилетняя девочка и умоляюще посмотрела на Харшоу.
- Джубал! Пожалуйста, выслушайте меня!
Он вздохнул.
- Оденься. Ветер холодный.
- Мне не холодно. Я могу оставить Майка у вас?
Харшоу удивленно заморгал.
- Конечно. Девочки за ним присмотрят, это нетрудно. А ты уезжаешь?
- Да, - Джилл опустила глаза.
- Жаль… Но держать тебя я не могу.
- Ах, Джубал! Я бы не уезжала.
- Значит, оставайся.
- Нет, я должна ехать.
- Не понял. Еще раз.
- Как вы не понимаете, Джубал! Мне у вас нравится, вы к нам так добры. Но я не могу здесь остаться. Бена нет. Я должна его найти.
Харшоу произнес крепкое словцо, потом сказал:
- Как ты собираешься его искать?
- Не знаю, - нахмурилась она, - но я не могу здесь прохлаждаться, когда его нет.
- Джиллиан, Бен уже большой мальчик. Ты ему не мать и даже не жена. Какое право ты имеешь его искать?
- Никакого, - Джилл пошевелила в траве ногой, - но я знаю, что если бы я пропала, Бен искал бы меня… пока не нашел. Поэтому я должна искать его.
Харшоу послал проклятия всем богам, которые должны удерживать людей от глупостей, но не делают этого, а вслух сказал:
- Давай рассудим здраво. Ты собираешься нанять детектива?
- Наверное, - упавшим голосом сказала Джилл. - Я еще ни разу в жизни не нанимала детектива. Это дорого?
- Очень.
- А если платить в рассрочку?
- Обычно они берут, наличными и вперед. Не грусти девочка. Я уже нанял детектива. Лучшего в стране. Не стоит тебе влезать в долги, чтобы нанять лучшего после лучшего.
- И ничего мне не сказали?
- А зачем?
- Уже что-нибудь известно?
- Пока ничего. Именно поэтому я тебе ничего не говорил, - Джубал нахмурился. - Сначала я думал, ты зря беспокоишься. Решил, что он пошел по какому-то следу и скоро вернется с новым материалом. Теперь я так не думаю, - вздохнул Харшоу. - Этот идиот Килгаллен получил по статопринту письмо, якобы от Бена, что Бен задерживается. Я поручил своим людям стащить его или сфотографировать. Оно оказалось подлинным.
- Почему же Бен не предупредил меня? Это на него не похоже.
Харшоу подавил стон.
- Подумай, Джилл. Если на клетке со львом написано "Буйвол", не верь глазам своим. Ты приехала в пятницу. Письмо отправлено в 10.34 утра в четверг. Оно было получено без задержки: в конторе Бена есть статопринтер. А теперь скажи, зачем Бену посылать письмо по статопринту в рабочее время, если есть телефон?
- Действительно, зачем? Я на его месте позвонила бы. Телефон - самый…
- Ты не на его месте. У репортера может быть тысяча причин на это. Он мог послать письменное сообщение, чтобы избежать неточностей. Ему могло понадобиться зафиксировать сам факт передачи сообщения. Ему могло понадобиться, чтобы сообщение пришло не сразу. Килгаллен не нашел в этом ничего странного, он знает специфику работы. Дело в том, что письмо отправлено не из Филадельфии.
- Но…
- Не перебивай. Письмо можно сдать на почту собственноручно, а можно продиктовать по видеофону.
- Ну да.
- Что из этого следует?
- Джубал, я так волнуюсь, что ничего не соображаю.
- Не волнуйся: я в этом тоже ничего не соображаю. На меня работает человек, который соображает. Он изготовил копию письма и отправился в Паоли Флэт под именем Осберта Килгаллена. У него респектабельный вид, честное лицо, и он выпытал у служащей такие вещи, какие рассказывают только на суде. То, что она сообщила, отнюдь не радует. Она обычно не помнит, кто что передает. Отстучала - и забыла. Но эта дама - поклонница Бена. Каждый день читает его колонку - просто безобразие… Ближняя!
Появилась мокрая Энн.
- Напомни мне, - сказал ей Харшоу, - написать статью о регулярном чтении газет. Идея в том, что большинство неврозов происходит от нездоровой привычки вбирать в себя беды пяти миллиардов чужих людей. Название "Сплетни без границ" или нет, "Планета сплетничает".
- Босс, вы нездоровы.
- О, не только я. Проследи, чтобы я написал эту статью в течение следующей недели. Теперь исчезни. Я занят, - он обернулся к Джиллиан. - …Она услыхала имя Бена и затрепетала: она говорит со своим героем! И тут же разочаровалась: он не заплатил за изображение. Поэтому она запомнила. И еще запомнила, что звонили из телефона-автомата в Вашингтоне.
- В Вашингтоне? - повторила Джилл. - Зачем же Бену звонить из…