- Слушай, Эд. Когда они упадут на десять пунктов, покрой меня, даже если они будут и дальше падать. Когда поднимутся опять, пункта на три, покупай… А когда доберутся до сегодняшнего уровня, снова продай.
Эд долго молчал, потом попросил:
- Элли, ты что-то знаешь? Скажи дяде Эду.
- Звезды кое-что шепнули мне, Эд.
Эд сделал предположение, невозможное с точки зрения астрономии.
- Что ж, не хочешь - не надо. У меня никогда не хватало совести на честную игру. Ты не будешь возражать, если я сыграю по твоей схеме и от себя?
- Играй, только осторожно. Сатурн стоит между Девой и Львом - положение щекотливое.
- Как скажешь, Элли.
Миссис Дуглас, получив от Элли подтверждение своим суждениям, взялась за дело. Она потребовала принести досье Берксвита и отдала распоряжения начать кампанию по подрыву его репутации. Она вызвала начальника Особой Службы Твитчелла - он вышел бледный и целый день ел поедом своего помощника. Она поручила Сэнфорту выпустить еще одну передачу о Человеке с Марса и в ходе этой передачи сообщить, что по сведениям, исходящим из близких к правительству кругов, Смит собирается или даже уже отправился в Анды, где климат похож на марсианский. После этого миссис Дуглас задумалась над тем, как заставить Пакистан замолчать.
Она потребовала к себе мужа и убедила его поддержать Пакистан в его притязаниях на львиную долю кашмирского тория. Дуглас и сам собирался так поступить, поэтому легко дал себя уговорить, проглотив упрек о том, что еще вчера возражал против этой идеи. Урегулировав пакистанский вопрос, миссис Дуглас отправилась выступать перед Дочерьми Второй Революции на тему "Материнство в Новом Мире".
Глава 10
В то время, как миссис Дуглас разглагольствовала о том, о чем не имела ни малейшего представления, Джубал Э. Харшоу, член коллегии адвокатов, доктор медицины, доктор естественных наук, бонвиван, гурман, сибарит, популярный автор и философ-неопессимист, сидел на краю бассейна у себя в Поконосе и наблюдал, как в бассейне плещутся три секретарши. Все три были очень красивые и на редкость толковые. Харшоу любил сочетать приятное с полезным. Энн была пышная блондинка, Мириам рыжеволосая, а Доркас - брюнетка с фигурой изящной статуэтки. Самая младшая была на пятнадцать лет младше самой старшей, но самую старшую было трудно выделить. Харшоу напряженно работал. Большая часть его существа наблюдала за хорошенькими женщинами, резвящимися в воде, а маленькая частичка, звуко- и светонепроницаемая, сочиняла. Харшоу утверждал, что процесс его творчества заключается в разделении организма: зрение и половые железы сами по себе, а головной мозг - сам по себе. Его бытовые привычки подтверждали эту теорию. На столе стоял магнитофон, но Харшоу пользовался им лишь для записи заметок. Готовый текст он диктовал стенографистке, следя за ее реакцией. Харшоу как раз приготовился диктовать и позвал:
- Ближняя!
- Это Энн, - ответила Доркас. - Она плескалась ближе всех.
- Нырни и достань ее.
Брюнетка нырнула; через несколько секунд вынырнула Энн, вышла из бассейна, надела платье и села к столу. Она не притронулась к стенографической машинке: память позволяла ей обходиться без техники.
Харшоу взял ведерко со льдом и бренди, отхлебнул и сказал:
- Энн, я придумал душещипательную вещицу. Котенок под Рождество забрел в церковь погреться. Он голодный, холодный и одинокий, и к тому же у него перебита лапка. Начнем: "Снег падал и падал…"
- Какой вы берете псевдоним?
- Молли Уодсуорт - этакое кудрявое имечко. А название - "Чужие ясли". Поехали…
Харшоу диктовал и смотрел на Энн. Когда из-под ее опущенных ресниц потекли слезы, Харшоу улыбнулся, закрыл глаза и тоже заплакал. Когда он закончил диктовать, у них были одинаково мокрые щеки, оба они были растроганы.
- Готово! - объявил Харшоу, - отошли его в какое-нибудь издательство, смотреть на него не могу.
- Джубал, вам когда-нибудь бывает стыдно?
- Никогда!
- В один прекрасный день я прослушаю ваш очередной опус, разозлюсь и лягну вас в пузо.
- Уноси ноги… и все остальное, пока не разозлился я!
- Слушаюсь, босс! - и, зайдя сзади, поцеловала его в лысину.
- Ближняя! - завопил Харшоу, и к нему выбежала Мириам.
Ожил громкоговоритель, установленный на крыше дома:
- Босс!
Харшоу произнес короткое слово. Мириам хихикнула.
- Что тебе, Ларри?
- К вам с визитом дама, а с ней тело.
Харшоу подумал.
- Она хорошенькая?
- Гм… да.
- В чем же дело? Впусти ее. - Харшоу откинулся в шезлонге. - Начнем. Городской пейзаж, затем интерьер. На стуле с высокой прямой спинкой сидит полисмен, без фуражки, воротник расстегнут, на лбу пот. Между полицейским и зрителем, спиной к зрителю стоит человек. Он замахивается, вынося руку за кадр и бьет полисмена по лицу… - Харшоу остановился. - Продолжим позже.
К дому подъезжал автомобиль. За рулем сидела Джилл, рядом с ней молодой человек. Автомобиль остановился, и молодой человек поспешно вышел.
- Вот она, Джубал.
- Я вижу. Здравствуй, девочка. Ларри, где же тело?
- На заднем сиденье, босс. Под одеялом.
- Это не тело, - запротестовала Джилл, - это… Бен сказал, что вы… Я хочу сказать… - она понурила голову и заплакала.
- Не надо плакать, голубушка, - мягко сказал Харшоу, - редкое тело стоит слез. Доркис, Мириам, займитесь ею. Дайте ей чего-нибудь выпить и умойте ее.
Харшоу взглянул на заднее сиденье, поднял одеяло. Джилл вырвалась из рук Мириам и резко сказала:
- Да послушайте меня, наконец! Он не умер! Не должен был умереть! Он… Господи! - она снова заплакала. - Я такая грязная… и устала…
- Похоже, что это все-таки тело, - рассуждал Харшоу. - Температура приближается к температуре окружающей среды. Окоченение атипическое. Когда он умер?
- Он не умер! Заберите его оттуда! У меня больше нет сил его таскать.
- Конечно. Ларри, помоги мне. Фу, какой ты зеленый! Отойди в сторонку и сунь два пальца в рот - полегчает.
Мужчины вынули Валентайна Майкла Смита из машины и положили на траву; он лежал, согнутый пополам. Доркас принесла стетоскоп, настроила, включила и увеличила коэффициент усиления. Харшоу надел наушники, послушал.
- Я боюсь, вы ошиблись, - мягко обратился он к Джилл. - Я не смогу ему помочь. Кто он был?
Джилл вздохнула. Ни на ее лице, ни в голосе не было жизни.
- Человек с Марса. Я так старалась…
- Не сомневаюсь… Человек с Марса?!
- Да. Бен… Бен Кэкстон сказал, что к вам можно обратиться.
- Бен Кэкстон? Я польщен доверием… тс-с-с! - Харшоу жестом приказал всем молчать. Удивление все сильнее проступало на его лице. - Сердце! Ну и горилла же я! Доркас, живо наверх! Третий ящик в запертой части холодильника. Пароль - "сладкий сон". Принесешь весь ящик и шприц на кубик.
- Иду!
- Доктор, никакой стимуляции!
Харшоу обернулся к Джилл.
- Что?
- Простите, сэр, я всего лишь сестра, но это особый случай. Я знаю, что нужно делать.
- Гм… сорок лет назад я обнаружил, что я не Господь Бог, десять лет спустя понял, что даже не Эскулап. Что же нужно делать?
- Нужно попробовать его разбудить. Иначе, что бы вы ни делали, он будет уходить все глубже и глубже.
- Вперед! Только не топором. А потом попробуем мои методы.
- Хорошо, сэр, - Джилл опустилась на колени и принялась разгибать конечности Смита.
Ей это удалось; брови Харшоу поползли вверх. Джилл положила голову Смита себе на колени и нежно позвала:
- Проснись! Это я, твой брат по воде.
Его грудь медленно поднялась. Смит глубоко вздохнул и открыл глаза. Увидел Джилл и улыбнулся детской улыбкой. Потом посмотрел вокруг, и улыбка погасла.
- Не волнуйся, - успокоила его Джилл, - это друзья.
- Друзья?
- Да. Все они твои друзья. Не волнуйся и не уходи больше. Все хорошо.
Смит лежал, глядя на мир широко открытыми глазами и был доволен, как кот у камина.
Через полчаса и его, и Джилл отправили в постель. Прежде чем подействовала таблетка, которую дал Харшоу, Джилл рассказала ему в чем дело.
Харшоу осмотрел машину, в которой приехала Джилл. Автомобиль был взят напрокат на станции в Ридинге.
- Ларри, ты пустил ток по ограде?
- Нет, босс.
- Пусти. Сотри с этой колымаги все отпечатки пальцев и отгони ее, когда стемнеет, на другую сторону Ридинга, скажем, в Ланкастер, и оставь в кювете. Потом езжай в Филадельфию, оттуда в Скрэнтон, а оттуда можно и домой.
- Будет сделано, Джубал. Скажите, он действительно Человек с Марса?
- К сожалению, да. Поэтому если тебя поймают в этой вагонетке, будут допрашивать с большим пристрастием.
- То есть, лучше ограбить банк, чем связываться с ним?
- Вот именно.
- Босс, вы не будете возражать, если я останусь ночевать в Филли?
- Как хочешь. Я только не понимаю, что можно ночью делать в Филадельфии? - Харшоу отвернулся. - Ближняя!
Джилл проспала до обеда и проснулась в отличном самочувствии. Она вдохнула запах жареного мяса, и подумала, что доктор дал ей не успокаивающее, а снотворное. Пока она спала, кто-то унес рваную, грязную одежду и повесил на стул вечернее платье. Платье оказалось Джилл впору, и она решила, что оно, должно быть, принадлежит Мириам. Джилл умылась, накрасила губы, причесалась и спустилась в гостиную, чувствуя себя совсем другим человеком, чем вчера.
Доркас, свернувшись в кресле калачиком, вязала кружево; она кивнула Джилл, как члену семьи, и вновь углубилась в работу. Харшоу смешивал что-то в матовом графине.
- Выпьешь? - спросил он.
- Да, спасибо.
Харшоу до краев наполнил большие стаканы, подал один из них Джилл.
- Что это? - спросила она.
- Мое фирменное блюдо. Треть водки, треть соляной кислоты, треть тормозной жидкости, две щепотки соли и прошлогодняя муха.
- Выпейте лучше виски с содовой, - посоветовала Доркас.
- Занимайся своим делом, - отверг ее совет Харшоу. - Соляная кислота способствует пищеварению, муха - это белки.
Он поднял стакан и торжественно произнес:
- За наши благородные души! Нас осталось так мало! - и опрокинул стакан в рот.
Джилл сделала глоток, потом еще один. Какое бы это ни было зелье - это как раз то, что ей требовалось. По телу разлилось тепло. Она выпила половину. Харшоу долил доверху.
- Видела своего приятеля?
- Нет, я не знаю, где он.
- Я к нему только что заглядывал. Спит, как младенец. Его надо назвать Лазарем - так охотно воскрес… Он станет с нами обедать?
- Не знаю, доктор.
- Ладно, проснется - спрошу. Не захочет сидеть с нами - принесем ему персональный обед. У нас здесь остров свободы, дорогая. Каждый поступает как хочет… а если он поступает не так, как хочу я, я его выгоняю к чертям собачьим. Кстати, я не люблю, когда меня называют доктором.
- Но, сэр!
- Мне не нужен этот титул. Вот если бы меня назвали доктором народного танца или рыбалки - другое дело! А официальные звания - все равно, что разбавленное виски, которого я в рот не беру. Называй меня просто Джубал.
- Хорошо, но медицинская степень много значит.
- Будет значить, когда для нее придумают другое слово, чтобы люди не путали врача со спортивным судьей. Девочка, какие у тебя отношения с этим парнем?
- Я рассказывала вам, док… Джубал.
- Ты мне рассказала, что произошло, но не рассказала, почему. Я видел, как ты с ним разговаривала. Ты в него влюблена?
- Вот еще! Чепуха какая!
- Вовсе нет. Ты женщина, он мужчина - превосходное сочетание.
- Но… Нет, Джубал, дело не в этом. Я… в общем, он был пленником, и я подумала, вернее, Бен подумал, что он в опасности. Мы хотели, чтобы он вступил в свои права.
- Милая моя, я не верю в бескорыстные поступки. Насколько я могу судить по твоему внешнему виду, железы внутренней секреции у тебя работают нормально. Стало быть, дело в Бене или в этом парне. Тебе следует уяснить для себя, что же тобой движет и, исходя из этого, решить, что делать дальше. В свою очередь, я хотел бы знать, чего ты хочешь от меня.
Джилл было трудно ответить на этот вопрос. С тех пор как она перешла свой Рубикон, она думала только о том, как бы уйти от преследования. Ясных планов она не имела.
- Не знаю.
- Так я и предполагал. Я предположил также, что ты хочешь сохранить за собой место работы и диплом. Исходя из этого, я послал твоему шефу телеграмму из Монреаля, где сообщил, что тебя вызвали к серьезно больному родственнику. Я верно поступил?
Джилл почувствовала внезапное облегчение. В последнее время она не думала о своей судьбе, но в глубине ее сознания затаилась горькая мысль о том, что она бесповоротно испортила себе карьеру. И вот…
- Большое спасибо, Джубал. Я еще не успела прогулять дежурство. По графику у меня сегодня выходной.
- Отлично. Что ты будешь делать дальше?
- Я еще не думала… Пожалуй, нужно связаться с банком и взять немного денег, - она остановилась, пытаясь вспомнить, сколько за ней числится. Сбережения Джилл были невелики, и она все время забывала, сколько у нее денег.
Харшоу не дал ей возможности вспомнить.
- Как только ты позвонишь в банк, у тебя из ушей посыплются полицейские. Я тебе советую посидеть тихо, пока все не уляжется.
- Но я не хочу быть вам в тягость.
- А ты мне уже в тягость. Не переживай: не ты первая, не ты последняя. Никто не может быть мне в тягость против моей воли, поэтому не волнуйся. Далее: ты говорила, что хотела помочь парню вступить в свои права. Ты рассчитывала на мое содействие?
- Бен сказал, что вы можете помочь…
- Какое право Бен имел за меня расписываться? Я не заинтересован в защите так называемых прав твоего приятеля. Его право на Марс писано вилами по воде. Я юрист и понимаю, что к чему. Что же до денег, которые он должен унаследовать, то, исходя из некоторых фактов его биографии и наших странных обычаев, он имеет очень мало шансов что-либо получить. Для него же лучше, если он не получит наследства. Если Бен рассчитывал на меня, то он сильно ошибся. Я не только не собираюсь бороться за права Смита, но даже не стану читать в газетах, как борется кто-то другой.
Джилл почувствовала себя одинокой и беззащитной.
- Тогда нам лучше уехать.
- Что ты! Зачем?
- Вы сказали…
- Я сказал, что не буду защищать его прав как адвокат. Но я приму его как гостя у себя в доме. Он может оставаться здесь, сколько пожелает. Я просто хотел предупредить, что не собираюсь соответствовать вашим с Беном Кэкстоном романтическим представлениям обо мне и лезть для этого в политику. Милая моя, когда-то я думал, что делаю добро. Мне это льстило. Потом обнаружил, что человечеству не нужно, чтобы ему делали добро; наоборот, оно отвергает всякую попытку сделать добро. С тех пор я делаю добро одному человеку - Джубалу Харшоу, - он отвернулся. - Доркас, не пора ли обедать? Кто-нибудь что-нибудь делает?
- Мириам готовит обед, - Доркас отложила вязание и встала.
- Я никак не могу понять, как они ухитряются распределить работу.
- Вы ведь не знаете, что такое работа, босс. - Доркас похлопала его по животу. - Зато поесть никогда не забываете.
Прозвучал гонг, все пошли к столу. Мириам устраивала обед по современной моде: на столе было много разных салатов. Она сидела во главе стола, прекрасная и холодная, как снежная королева. Появилось новое лицо - молодой человек немного старше Ларри; все называли его Дюк. Он стал вести себя с Джилл так, будто она давно живет здесь. Еду подавали неантропоморфные роботы, которыми управляла Мириам. Все было очень вкусное и, насколько Джилл могла судить, натуральное.
Харшоу, тем не менее, был недоволен. Он жаловался, что нож тупой, мясо жесткое; он обвинил Мириам в том, что она подала остатки вчерашнего обеда. Джилл стало неловко за Мириам, остальные, казалось, ничего не слышали. Вдруг Энн отложила вилку.
- Он начал вспоминать, как готовила его мамочка, - заявила она.
- Он вспомнил, что он босс, - подхватила Доркас.
- Когда это было в последний раз?
- Дней десять назад.
- Давненько, - Энн глазами сделала знак Доркас и Мириам; те встали. Дюк продолжал есть. Харшоу спохватился:
- Девочки, не за обедом же! Подождите!
Они неумолимо приближались к Харшоу. Робот едва успел выскочить у них из-под ног. Энн схватила босса за ногу, Доркас и Мириам - за руки. Несмотря на его отчаянные вопли, они понесли его во двор. Вопли прекратились. Раздался всплеск.
Девушки вернулись и, как ни в чем не бывало, продолжили обед.
- Еще салата, Джилл?
Пришел Харшоу, сменив вечерний костюм на пижаму. Когда Харшоу уносили, робот накрыл его тарелку. Теперь он открыл ее, и Харшоу принялся за еду.
- Я остановился на том, что женщина, которая не умеет готовить, - это просто пустое место. Если меня не начнут обслуживать как следует, я всех уволю. Что на десерт, Мириам?
- Пирог с клубникой.
- Это уже на что-то похоже. Увольнение отсрочено до среды.
После обеда Джилл пошла в гостиную. Ей хотелось посмотреть новости и узнать, скажут ли что-нибудь о ней. В гостиной стереовизора не оказалось. Джилл стала припоминать обстановку других комнат, но ничего похожего на стереовизор, не вспомнила. Газет тоже не было видно, кругом валялись книги и журналы.
Никто не входил. Интересно, который час? Наручные часы остались в спальне, и Джилл стала оглядываться, ища часы на стене. Напрасный труд. Ничего подобного! Джилл покопалась в памяти и обнаружила, что в этом доме ей пока не попадались ни часы, ни календарь.
"Неплохо бы еще поспать", - подумала она. Взяла с полки книгу, это оказались "Просто сказки" Киплинга; Джилл забрала книгу с собой.
Кровать в комнате Джилл была оборудована по последнему слову техники. Там был автоматический массажер, кофеварка, монитор погоды, читающий аппарат… Не хватало только… будильника. Джилл подумала, что не проспит больше, чем ей захочется, и легла. Вставила книгу в читающий аппарат, и по потолку побежали слова. Вскоре пальцы Джилл разжались, выпустив блок управления, свет погас, Джилл уснула.
Джубал Харшоу заснул не так легко. Он был недоволен собой. Интерес к гостям угас и уступил место досаде. Пятьдесят лет назад он дал себе страшную клятву не подбирать бездомных кошек, а сейчас, соблазненный жрицами Венеры, подобрал сразу двух, даже трех, если считать Кэкстона.
Он не подумал о том, что нарушал свой обет каждый год: последовательностью Харшоу не отличался. Ему не жалко было кормить еще двоих: не в его характере было считать копейки. Харшоу прожил больше ста лет, испытал бедность, побывал в богачах. Перемены в финансовом положении он воспринимал как перемены погоды и никогда не считал сдачу.
Он боялся, что по следу Джилл к его воротам придет полиция, и начнется скандал. Непременно придет и непременно начнется. Эта девчонка наверняка наследила, как корова в валенках.
До каких же пор люди будут стучать к нему в дверь, задавать вопросы, взывать о помощи? А он будет принимать решения и помогать. Ему уже надоело думать и действовать, мысли о будущем раздражали.