- Нет, налоги я плачу далеко не райские.
- Меня это как-то не затрагивает.
- Теперь о гуриях. Даже если допустить, что они одинаково красивы, достаточно ли они красивы для гурий?
- Они достаточно красивы для меня.
- Остается еще одно качество, присущее гуриям.
- Не будем углубляться в этот вопрос. Допустим, что это не физическое качество, а состояние души.
- В этом случае я утверждаю, что перед вами - не гурии.
- Ну что ж, - вздохнул Махмуд, - придется кого-нибудь из них превратить.
- Почему кого-нибудь? Давай уж сразу всех четырех.
- Нет, брат мой. Хотя Пророк позволяет иметь четырех жен, счастливым можно быть только с одной.
- Тем лучше для меня. Кого берешь?
- Сейчас увидим. Марьям, хочешь, воспитаю из тебя гурию?
- Иди к черту!
- Джилл, как ты?
- Джилл оставь для меня, - запротестовал Бен.
- Ладно… Энн?
- Не могу. У меня свидание.
- Доркас, ты моя последняя надежда!
- Я постараюсь ею остаться.
У себя в комнате Майк лег на кровать, принял позу зародыша, закатил глаза, проглотил язык и замедлил сердцебиение. Джилл сердилась, если он делал это днем, но смирялась, если это было не при всех. Есть масса вещей, которые нельзя делать при всех, но Джилл сердилась только за это. А ему так хотелось сосредоточиться и подумать.
Он совершил поступок, который Джилл не одобрила бы.
У Майка возникло человеческое желание сказать самому себе, что его вынудили так поступить, но марсианское воспитание не позволяло воспользоваться этой лазейкой. Он достиг критической точки, требовалось правильное действие, и он сделал выбор. Он вникал, что этот выбор - правильный. Тем не менее брат Джилл запрещает так поступать. Значит, возможности выбора нет. Получается противоречие: в критической точке должна быть возможность выбора. Лишь совершая выбор, дух может расти.
Может быть, не стоило выбрасывать пищу? Впрочем, нет, компромиссного варианта Джилл тоже не принимает.
В эту минуту существо, несущее в себе человеческие гены в марсианское сознание, существо, до сих пор не отдававшее предпочтения ни тому, ни другому, завершило одну из стадий роста: оно перестало быть птенцом. Майк по-человечески остро ощутил всю глубину пучины одиночества, в которую ввергает человека возможность и необходимость совершать свободный выбор, и по-марсиански спокойно и даже радостно стал впитывать горечь открытия, соглашаться с его последствиями. С горьким наслаждением он понял, что последний выбор он совершил сам, без помощи Джилл. Брат по воде может учить, предупреждать, направлять, но он не может разделить твой выбор. Выбор - это твоя собственность, ты владеешь ею без права продажи, передачи или залога. Собственность и собственник составляют единое целое. Ты есть действие, которое ты предпринимаешь в критический момент.
Осознав свою самостоятельность, Майк мог глубже вникнуть в братьев, погрузиться в них, не растворяясь. Он стал перебирать в памяти многочисленных марсианских братьев и немногочисленных земных, чтобы полюбить их по-новому, отыскать в каждом ту неповторимую самостоятельность, которую он открыл в себе.
Майк еще долго оставался в трансе: во многое нужно было вникнуть, многое обдумать с точки зрения взрослого человека (марсианина?). Все, что он видел, слышал, пережил в Молельне Архангела Фостера (до момента, когда он остался один на один с Дигби), было непонятно. Почему Епископ Сенатор Бун вызывал у него неприязнь, почему мисс Ардент, не будучи братом, ощущалась как брат, почему от танцующей и кричащей толпы исходило добро, а… и что такое говорил Джубал? Слова Джубала тревожили сильнее всего. Майк вслушивался в них снова и снова, сравнивал их с тем, чему его учили в родном гнезде… Очень трудным было слово "церковь", которое Джубал без конца повторял. В марсианском языке не было соответствующего понятия, было понятие широкое, всеобъемлющее, покрывающее странные человеческие слова "конгрегация", "служба", "Бог". Оно выливалось в формулировку, которую никто не воспринимал: ни Джубал, ни Махмуд, ни Дигби - "Ты есть Бог".
Теперь Майк глубже вникал в смысл этой английской фразы и видел, что в ней нет той неизбежности, категоричности, безысходности, наконец, которая присуща соответствующему марсианскому слову. Он произносил английскую фразу, а продумывал марсианское слово, и вникал все глубже…
Около полуночи Майк ускорил сердце и дыхание, развернулся и сел на постели. Усталости не было и следа, голова была ясная, душа жаждала действия.
Его вдруг потянуло к людям, так же неудержимо, как несколько часов назад тянуло от всех скрыться. Он вышел в гостиную и ужасно обрадовался, встретив брата.
- Привет!
- Привет, Майк! О, да у тебя уже бодрый вид!
- Я себя отлично чувствую. А где все?
- Спят. Бен с Вонючкой уехали, и все пошли спать.
- Жаль, - Майку очень хотелось сообщить Махмуду о своем открытии.
- И я уже собиралась ложиться, но захотелось перекусить. Ты хочешь есть?
- Конечно, хочу.
- Пойдем в кухню, там есть холодная курица.
Они спустились в кухню и нагрузили полный поднос.
- Пойдем на улицу, здесь жарко.
- Отличная мысль, - согласился Майк.
- Еще совсем тепло, купаться можно. Настоящее бабье лето. Стой, надо включить свет.
- Не надо. Я сам понесу поднос.
Майк мог видеть почти в полной темноте. Джубал объяснял это тем, что Майк вырос в полумраке, но сам Майк считал, что в большей степени обязан своей способностью урокам приемных родителей. Что же до погоды, то он мог бы спокойно сидеть нагишом на Эвересте, и сейчас ему было все равно, тепло на улице или холодно. Он уже ждал зимы, чтобы походить босиком по снегу.
Тем не менее теплая погода была ему приятна, а еще приятнее - общество брата.
- Держи. Я все-таки включу подводный свет, чтобы мимо рта не пронести.
- Отлично, - Майку нравилось смотреть на подсвеченную воду.
Они поели у бассейна, потом легли на траву и стали смотреть на звезды.
- Майк, смотри, вот Марс. Или это Антарес?
- Марс.
- Что там делается?
Майк помолчал. Даже для английского языка это был слишком общий вопрос.
- На южном полушарии сейчас весна, братья учат растения расти.
- Учат растения расти?
- Ларри, тоже учит растения расти. Я помогал ему. Но мой народ, то есть марсиане (теперь вы - мой народ), учат растения по-другому. На северном полушарии холодает, и куколки, оставшиеся в живых, переходят жить в гнезда. Люди, оставшиеся жить на экваторе, грустят. Один из них дематериализовался.
- Да, по стереовидению передавали.
Майк пропустил эту передачу. Он ничего не знал о смерти колониста, пока его не спросили, что делается на Марсе.
- Они зря грустят. Мистеру Букеру Т. В. Джонсу, технологу первого класса по приготовлению пищи, теперь хорошо. Старшие Братья вылечили его душу.
- Ты его знал?
- Да, у него было собственное лицо, черное и красивое. Но он тосковал по дому.
- Бедняжка… Майк, а ты тосковал по дому? По Марсу?
- Сначала да, - ответил Майк. - Мне все время было одиноко. А теперь нет, - он перекатился по траве и обнял ее. - И больше никогда не будет одиноко.
- Майк, мой милый, - они поцеловались.
Потом брат сказал:
- Сегодня, как в первый раз…
- Тебе хорошо, брат?
- Да, очень. Поцелуй меня еще.
Прошла вечность. Она сказала:
- Майк, ты понимаешь?
- Понимаю. Это сближение. Мы сейчас сблизимся.
- Я… мы… давно этого ждем… Повернись, я помогу.
Когда они слились, познавая друг друга, Майк сказал нежно и торжествующе:
- Ты есть Бог!
Она ответила не словами. А потом, когда они совсем сблизились и Майку показалось, что он сейчас дематериализуется, она отозвалась:
- Да… Ты есть Бог. Мы вникаем в Бога.
Глава 25
На Марсе люди строили дома для новых колонистов, которые должны были прибыть со следующим кораблем. Строительство шло быстрее, чем намечалось: помогали марсиане. Часть сэкономленного времени потратили на первые расчеты долгосрочного плана высвобождения кислорода из песков Марса с тем, чтобы планета была более благосклонной к будущим поколениям людей.
Старшие Братья не помогали, но и не препятствовали этому плану: еще не пришло время действовать. Они обдумывали решение, от которого зависела дальнейшая судьба марсианского искусства. На Земле тем временем происходили выборы, какой-то передовой поэт опубликовал небольшой сборник стихотворений, состоящих исключительно из знаков препинания и пробелов. Журнал "Тайм" в рецензии на сборник заметил, что язык стихотворений, скорее, подходит для правительственных известий.
Открылась колоссальная кампания по продаже органов размножения растений. Газеты "В тени Великих" цитировали миссис Джозеф Дуглас: "Я скорее сяду обедать без салфетки, чем без цветов". Тибетский лекарь из Палермо, Сицилия, провозгласил в Бэверли Хилз вновь открытый метод дыхания по системе йогов, который привлекая энергию космоса, способствует взаимному притяжению полов. Гуру потребовал от учеников надеть домотканые одежды, принять позу матсиендра и слушать, как он будет читать Риг-Веды. В это время ассистент гуру проверял кошельки учеников. Ничего украдено не было: йоги имели дальние планы.
Президент Соединенных Штатов Америки объявил первое воскресенье ноября Национальным Днем Бабушек и призвал Америку встретить праздник цветами. Фостеритские епископы собрали конклав, после которого объявили о чуде: Верховный Епископ Дигби был во плоти призван на небеса и произведен в чин Архангела. Оставалось только дождаться божественного подтверждения назначения нового Верховного Епископа. Кандидатом на этот пост после двукратной жеребьевки стал Хью Шорт, соперник Буна.
"Унита" выступила с разгромной статьей, "Обсерваторе Романо" и "Кристиан Сайенс Монитор" проигнорировали событие. "Таймс оф Индиа" опубликовала ироническую заметку, а "Манчестер Гардиан" - нейтральную: в Англии фостеритов насчитывалось немного, но они были очень воинственными.
Сам Дигби не обрадовался повышению. Человек с Марса не дал довести ему дело до конца, а этот идиот Шорт все испортит. Фостер слушал с ангельским терпением, пока Дигби договорит, а потом сказал:
- Послушай, мальчик, ты теперь ангел и потому забудь об этом. Вечность - не время для мышиной возни. Ты тоже был идиотом до того, как отравил меня. Потом ты исправился. Теперь, когда Шорт стал Верховным Епископом, он не может не сделать все как нужно. То же самое и с папами. Многие из них вышли из ничтожества. Один - точно. Ну, давай - здесь никакой профессиональной зависти.
Дигби успокоился, но попросил Фостера об одолжении.
- Нет, - покачал нимбом Фостер, - не трогай его, не надо даже пытаться. Ты, конечно, можешь подать наверх требование еще на одно чудо, если хочешь выставить себя дураком, но говорю тебе, его все равно не удовлетворят. Ты еще не понял систему. У марсиан свои, отличные от наших, законы, и пока этот парень им нужен, мы не сможем его тронуть. В каждом монастыре свой устав. Вселенная бесконечно разнообразна, а вы, линейные работники, часто забываете об этом.
- Вы хотите сказать, что я должен терпеть с его стороны такое непочтение?
- Я стерпел то же самое, разве нет? А теперь помогаю тебе, не так ли? Послушай, у нас очень много работы. Босс хочет от нас шоу. Если тебе нужен выходной, чтобы прийти в себя, отправляйся в мусульманский рай и отдыхай. А нет - расправь нимб и крылья, и за работу. Чем скорее ты начнешь поступать как ангел, тем быстрее ты себя почувствуешь им. Будь счастлив, юниор!
Дигби вдохнул небесный эфир.
- О’кей, Архангел, я счастлив. Каковы мои обязанности?
Джубал не сразу узнал об исчезновении Дигби, а когда узнал, не слишком этим обеспокоился. Если Майк и приложил к этому руку, то с поличным его не поймали, а что было - быльем поросло. Судьбы Верховных Епископов Харшоу не волновали.
Гораздо больше его беспокоил разлад в собственном доме. Джубал понял, что произошло, но не знал, с кем, - а спрашивать ему не хотелось. Майк находился в совершеннолетнем возрасте и был в состоянии защитить себя в затруднительных обстоятельствах.
Джубал не мог восстановить картину преступления по тому, как вели себя девушки, так как детали постоянно не сходились - А, В и С ссорились с D, потом В, С и D ссорились с А… или А и В ссорились с С и D, или А и D с С и В, ведь четыре женщины могли как угодно напасть друг на друга. Все это продолжалось целую неделю, Майк лежал в своей комнате, находясь в таком глубоком трансе, что если бы Джубал не видел это раньше, то объявил бы, что Майк умер. Он бы не обращал на это никакого внимания, если бы все пошло вверх дном. Казалось, львиную долю времени девчонки бегали смотреть, все ли в порядке у Майка и были больше заняты готовкой, нежели своими прямыми обязанностями. Даже Энн, непоколебимая Энн… Черт подери, Энн вела себя хуже всех! То задумается, то заплачет. А Джубал был готов дать руку на отсечение, что доведись ей присутствовать при втором пришествии, она, глазом не моргнув, запомнит дату, время, ход событий, всех участников и атмосферное давление.
В четверг утром Майк вернулся к жизни и девушки тотчас же были к его услугам.
Они вновь выполняли свою работу, так что Джубал больше не волновался… но все же одна мысль не давала ему покоя - если он потребует раскрыть карты, Майк может послать Дугласу открытку и увеличить их заработную плату в пять раз; а девчонки с той же готовностью будут его поддерживать.
Так как домашний покой был восстановлен, Джубал не обращал внимания на то, что его королевством управляет мэр. Обед снова поспевал вовремя и был отменного качества, девушка, являвшаяся на зов "Ближняя!" прибегала с сияющими глазами, счастливая и готовая к работе. Если так, то какая разница, кто с кем спит?
Кроме всего прочего, любопытная перемена произошла и с Майком. До визита к фостеритам был таким покладистым, что Джубал считал его ненормальным. Теперь он преисполнился уверенности в себе, которую, если бы не его вежливость и рассудительность, можно было бы назвать нахальством.
Майк стал казаться старше своих лет, внимание девушек он принимал как должное. Голос его огрубел, и теперь он говорил решительно, а не робко, как раньше. Майк стал человеком, решил Джубал, можно исключить его из списка пациентов.
За исключением (напомнил себе Джубал) одной вещи: Майк все еще не смеялся. Он мог улыбнуться шутке и порой не просил объяснять ее. Майк был бодр и даже весел, но никогда не смеялся.
В конце концов Джубал решил, что это неважно. Пациент здоров, находится в здравом уме - и он стал человеком. Джубал был достаточно скромен, чтобы потребовать кредит, да и девушки сделали для этого гораздо больше. Или будет правильнее сказать "девушка"?
С самого начала Джубал каждый день говорил Майку, что он желанный гость в его доме… но однажды ему надо выйти из дома и посмотреть на мир, как только он почувствует, что способен на это. Джубал не должен был удивиться, когда Майк объявил за завтраком, что уходит. Но Джубал был удивлен, более того, он был огорчен и попытался скрыть это, без надобности схватив салфетку.
- Да? Когда же?
- Мы едем сегодня.
- Мы? Ты хочешь сказать, что мы с Ларри и Дюком будем сами готовить для себя обед?
- Я об этом подумал, - ответил Майк. - Мне нужен товарищ. Я еще не все знаю и часто делаю ошибки. Лучше всего отпусти со мной Джилл: она хочет и дальше изучать марсианский язык. Но если ты не можешь обойтись без одной из девушек, отпусти Ларри или Дюка.
- Я еще имею право выбирать?
- Конечно. Решение за тобой.
(Вероятно, сынок, это твоя первая ложь. Сомневаюсь, что смогу удержать даже Дюка, если ты уже все решил.)
- Пусть с тобой едет Джилл. Но помните, дети - это ваш дом.
- Мы знаем это и вернемся. И вновь разделим воду.
- Обязательно, сынок.
- Да, отец.
- Как ты сказал?
- Джубал, у марсиан нет слова "отец", но недавно я понял, что ты мой отец. И отец Джилл.
Джубал покосился на Джилл.
- Мм-да… Берегите себя.
- Конечно. Пойдем, Джилл. - И они уехали еще до того, как Джубал встал из-за стола.
Глава 26
Это был обычный шапито - сладкая вата, крикливые билетеры, незамысловатая программа. Лекция по половому вопросу свелась к критике дарвинизма, а за ней следовал парад красавиц, одетых в угоду цензуре. Потом бесстрашный Фентон прыгал с вышки, затем выступали маг (вместо ясновидящего), полумужчина-полуженщина (вместо бородатой женщины), глотатель огня (вместо глотателя шпаг) и татуированная заклинательница змей. Она вышла под конец программы "совершенно голая, одетая лишь в экзотические рисунки, кто найдет на ее теле ниже шеи хоть квадратный дюйм свободного места, получает двадцать долларов".
Приз не достался никому. Миссис Пайвонски стояла совершенно голая на табурете, между ножками которого ползало полтора десятка кобр. То, на что смотреть считалось непристойным, закрывал своим телом боа констриктор. Освещение было слабое.
Однако миссис Пайвонски вела честную игру. Ее покойный муж - мастер татуировки, - держал в Сан-Педро ателье. Когда клиентов не было, они украшали друг друга. В конце концов на теле Патриции Пайвонски не осталось ни кусочка белой кожи, кроме шеи и лица. Она гордилась тем, что была самой разукрашенной женщиной в мире, и считала мужа величайшим художником.
Патриции Пайвонски удавалось общаться с жуликами и другими грешниками и оставаться чистой. Ее и мужа принимал в лоно церкви сам Фостер; где бы она ни оказалась, она везде считала своим долгом посетить местную церковь Нового Откровения. Сейчас она с большим удовольствием выступила бы без боа и при хорошем освещении, потому что ее кожа была выдающимся произведением искусства. Когда они с Джорджем увидели свет веры, на теле Патриции оставалось около трех квадратных футов свободного места. До того как умереть, он успел изобразить картины жизни Фостера, начиная с колыбели с парящими вокруг ангелами, до того славного дня, когда он занял назначенное ему место.
К сожалению, цензура требовала прикрывать места, на которых размещались священные картины. Но Патриция могла демонстрировать их на закрытых службах Счастья в церквях, которые она посещала, если позволял пастырь, что он почти всегда и делал. Патриция не умела ни петь, ни проповедовать, ей никогда не давались языки, - но она была живым свидетелем света.
Миссис Пайвонски выступала предпоследней. Это давало ей время отложить в сторону свои фотографии и выглянуть из-за кулис на сцену.
Там выступал маг, доктор Аполло. Он взял в руки несколько стальных колец и пригласил зрителей убедиться в том, что кольца сплошные. Потом Аполло велел добровольцам держать кольца так, чтобы они перекрывались. Доктор притронулся волшебной палочкой к тем местам, где кольца соприкасались и они срослись в крепкую цепь.