- Для того, чтобы разбираться в человеческой психологии, не обязательно быть христианином. Я просто знаю, что даже самое топорное гипсовое распятие вызывает в душе человека бурю чувств. Человеку нет дела до художественных достоинств скульптуры, потому что перед ним символ. Перед нами - тоже символ, причем высокохудожественный. В течение трех тысячелетий архитекторы строили дома, выполняя колонны в виде женских фигур. Роден первый понял, что поддерживать дом - не женское дело. Но он не вышел на площадь и не закричал: "Эй, дурачье! Балконы должны держать мужики!". Он показал это. Бедняжка Кариатида упала под тяжестью своей ноши. Посмотри ей в лицо - какая славная девочка. Она огорчена неудачей, и, ни на кого не сетуя, старается встать, чтобы дальше выполнять свою работу. Это не просто произведение искусства. Это символ женщины, взвалившей на свои плечи непосильный груз. Да не только женщины, любого человека, который без слез и жалоб борется с судьбой. Это символ всепобеждающего мужества…
- Побеждающего?
- Нет ничего выше, чем победа в поражении. Посмотри, Бен, она не сдается, а пытается поднять камень, который ее раздавил. Она отец семейства, которого пожирает рак, а он все работает, чтобы принести в дом хоть еще одну зарплату. Она двадцатилетняя девочка, ставшая матерью братишкам и сестренкам после смерти настоящей матери. Она пожарник, гибнущий в огне. Любой безымянный герой, павший, но не сдавшийся. Ты должен обнажить перед ней голову, - Бен так и сделал. - Пойдем, посмотрим еще Русалочку.
Вот она, я ее сам купил и Майку не показывал.
- Здесь все понятно. Эта вещь красивая.
- Не только. Бабочки и котята тоже красивы. В ней есть кое-что еще. Она не совсем русалка, но и не человек. Она сидит на берегу, где решила остаться, а смотрит на море, с которым рассталась, но без которого всегда будет тосковать. Ты знаешь эту сказку?
- Ганс Христиан Андерсен.
- Точно. Так вот, русалочка - это символ человека, сделавшего выбор. Она не раскаивается, она лишь сознает, что ей придется платить; за каждый выбор приходится платить. Она заплатит не только бесконечной тоской по дому. Она никогда не станет человеком. Ноги обошлись русалке слишком дорого. Каждый шаг будет для нее как шаг по осколкам стекла. Не говори Майку, но мне кажется, что он тоже ходит по битому стеклу.
- Не скажу. Я лучше посмотрю на русалочку и подумаю о чем-нибудь более приятном.
- Хорошенькая девочка, правда? Неплохо бы затащить такую в постель. Небось верткая, как угорь.
- Старый развратник!
- Увы, и с каждым годом становлюсь все старше… Ну, ладно, на сегодня хватит. Я не позволяю себе больше одной красавицы в день.
- Разумное решение… Почему таких вещей нет там, где их могли бы видеть люди?
- Потому что мир сошел с ума, а искусство должно отражать дух времени. Роден умер в самом начале всеобщего помешательства. Последователи маэстро заметили его оригинальную манеру обращения со светом, тенью, объемом и композицией и кое-что взяли на вооружение. При этом они упустили главное: каждая работа мастера - это притча. Сейчас не признают произведений искусства, в которых содержатся притчи. Все ударились в абстракцию, а старых мастеров обзывают буквалистами, - Джубал пожал плечами. - Абстрактный рисунок хорош на обоях или линолеуме, а искусство должно пробуждать в душе ужас и сострадание. Современное искусство - это псевдоинтеллектуальная мастурбация. Настоящее искусство - общение, в результате которого художник передает зрителю свое настроение. Тот, кто считает это ниже своего достоинства или не может этого сделать, теряет зрителей. Человек не купит произведение искусства, которое не затрагивает его душу. Такое искусство оплачивается принудительно - из налогов.
- А я-то думал, почему я ни черта не смыслю в искусстве? Думал, может, у меня чего-то не хватает.
- Человек должен учиться понимать искусство, а художник должен делать свое искусство понятным людям. Современные художники от слова "худо" не хотят говорить с нами на понятном нам языке. Они с большим удовольствием посмеются над нами, простофилями, которые не понимают, что они имеют в виду. Двусмысленность - отличная маска для некомпетентности. Бен, ты мог бы назвать меня художником?
- Н-не знаю. Ты не плохо пишешь, захватывающе.
- Спасибо. Я избегаю называться художником по той же причине, по которой стараюсь не называться доктором, но я на самом деле художник. То, что я пишу, можно прочесть и забыть. Человек, который знает то, что я могу сказать, может мою писанину и вовсе не читать. Но я честный художник. Я стараюсь пробиться к сердцу читателя и поселить в нем ужас и сострадание… По крайней мере, развлечь его, когда ему скучно. Я никогда не прячусь от людей за вычурными словесами, не стремлюсь похвастаться "техникой письма" перед другими писателями. Мне нужна другая оценка - деньги, которые люди платят за мои книги, платят, потому что им приятно их читать. Фонд помощи деятелям искусства - MERDE! Деятели искусства, живущие на подачки таких фондов, - неумелые проститутки! Ты наступил на мою любимую мозоль. Налей себе еще и выкладывай, зачем пришел.
- Джубал, у меня неприятности.
- Это не новость.
- У меня полно новых неприятностей. Даже не знаю, стоит ли об этом говорить.
- Ну, тогда поговорим о моих.
- Как! У тебя тоже неприятности? Я считал тебя человеком, у которого всегда все в порядке.
- Как-нибудь я тебе расскажу о моей супружеской жизни… Да и сейчас не все хорошо. Дюк ушел, ты слышал?
- Да, знаю.
- Ларри хороший садовник, но техника у него в руках ломается. Хороший механик сейчас редкость. А таких, как мне нужно, вовсе не бывает. Вызываю разных, когда что сломается, так они отвертку в руках удержать не могут и по глазам видно, что воры.
- Я тебе сочувствую, Джубал.
- Садовники и механики - это роскошь, а секретари - необходимость. Из моих секретарей двое беременны, а одна выходит замуж.
Бен был поражен.
- Сейчас они думают, что я утащил тебя в дом и не дал им возможности похвастаться. Поэтому, если они начнут хвастаться, сделай вид, что удивился.
- Кто выходит замуж?
- Ты не понял? Тогда я скажу, кто женится: сладкоголосый сын пустыни, наш брат Вонючка Махмуд. Я сказал ему, что если он не собирается уезжать из Штатов, пусть живет у меня. Махмуд заржал и заявил, что уже давно имеет на это право. Жили бы они здесь, она продолжала бы работать.
- Да, она не умеет сидеть без дела. А две другие беременны?
- Уж дальше некуда! Говорят, что будут рожать дома. Любопытно, в каком режиме мне придется работать, когда они родят? Кстати, почему ты решил, что невеста не беременна?
- Мне казалось, что Вонючка придерживается на этот счет традиционного мнения…
- От Вонючки ничего не зависит. За свою долгую жизнь я не раз убеждался, что все решает женщина, а мужчине остается лишь мириться с неизбежным.
- Ну, хорошо, кто остается без мужа и без живота? Мириам? Энн?
- Погоди, я не сказал, что невеста беременна и ее зовут Доркас. Арабский язык у нас изучает Мириам.
- Какой я осел!
- Тебе лучше знать.
- Мириам всегда нападала на Вонючку…
- И после этого тебе доверили целую колонку! Ты видел, как ведут себя школьники?
- Да, а Доркас к нему как кошка, ластилась, разве что о ноги не терлась.
- Это ее обычная манера поведения. Так вот, когда Мириам покажет тебе кольцо - кстати, редчайшей красоты и величины, - сделай круглые глаза. Я не собираюсь вычислять, кто из них ждет ребенка. Главное не это, а то, что они не считают себя обманутыми и несчастными. Не вздумай им сочувствовать, наоборот, поздравляй изо всех сил, - Харшоу вздохнул. - Я уже слишком стар, чтобы наслаждаться топотом детских ножек, но все-таки не хочу лишаться квалифицированных секретарей. Мм-да… с тех пор, как Джилл сделала Майка мужчиной, все пошло кувырком. Но я ее не осуждаю и надеюсь, что ты тоже.
- Безусловно, только почему ты думаешь, что это она?
- А кто? - удивился Джубал.
- Не знаю, но Джилл сказала, что не она. Майка соблазнила та, которая первая попалась ему на глаза, когда он решил соблазниться.
- Возможно.
- Так сказала Джилл. Зная ее логику, из этого можно сделать какие-то выводы.
- Я своей-то логики толком не знаю. А что до Джилл, то она не бралась проповедовать даже в самом влюбленном состоянии, поэтому о ее логике я не имею ни малейшего представления.
- Оставим логику, обратимся к фактам. Что можно выявить по календарю?
- Что ты сказал?
- Не кажется ли тебе, что это сделал Майк в один из наездов?
- Я не давал тебе повода так думать.
- Еще как давал! Ты сказал, что девчонки недовольны. А я знаю, как женщины относятся к этому проклятому супермену!
- Как можно, Бен! Он наш брат.
- Знаю, знаю, - Бен заговорил спокойно, - и тоже люблю его. Тем лучше я понимаю, почему они недовольны.
Джубал разглядывал стакан.
- Бен, мне кажется, ты виноват тут не меньше, чем Майк, а, может, и больше.
- Ты с ума сошел!
- Тем не менее мне трудно поверить, что человек с нормальным зрением и слухом может не совать нос в чужие дела. Я, конечно, слепой и глухой, но если по моей гостиной пройдет военный оркестр, я услышу. Ты ночевал в этом доме десятки раз. Ты хоть раз спал один?
- Негодяй! В ночь моего приезда я спал один.
- За эту ночь ты можешь ручаться, я накормил тебя снотворным. Что еще скажешь в свое оправдание?
- Не собираюсь ничего говорить.
- То-то и оно. Кстати, новые спальни я велел построить как можно дальше от моей. Звукоизоляция всегда что-нибудь да пропускает.
- Джубал, а твоей вины здесь нет?
- Что-о?
- О Дюке и Ларри я не говорю. Ходят сплетни, что ты держишь гарем, лучший со времен турецких султанов. Люди думают, что ты старый развратник, и завидуют.
Джубал побарабанил пальцами по ручке кресла.
- Бен, не в моих правилах кичиться возрастом, но в данном случае я требую почтения к своим летам.
- Прошу прощения, - сухо сказал Бен, - я думал, мы равноправны, и твоя личная жизнь может обсуждаться также свободно, как моя.
- Бен, ты не понял! Я требую почтения от женщин.
- А-а-а…
- Ты верно подметил, что я немолод. Более того, я стар. Но я до сих пор развратник, и мне это приятно. Однако я не позволяю похоти возобладать надо мной и предпочитаю свое достоинство удовольствиям, которыми уже успел пресытиться. Кроме того, человек моего возраста, лысый и жирный, может уложить женщину в постель только за деньги или завещание. Ты можешь представить, чтобы мои девочки легли с кем-нибудь в постель за деньги?
- Нет.
- Спасибо, сэр. Я общаюсь с исключительно порядочными женщинами и рад, что вы это понимаете. Правда, иногда случается так, что молодая хорошенькая женщина ложится со стариком потому, что она его уважает, жалеет и хочет сделать ему приятное. Как ты думаешь, мои девочки на такое способны?
- Думаю, что да.
- Я тоже так думаю. Но сам я на это не способен. У меня есть гордость. Поэтому, сэр, вычеркните меня из списка подозреваемых.
Кэкстон ухмыльнулся.
- А ты мужчина с характером. Я в твоем возрасте вряд ли буду таким стойким.
- Лучше сопротивляться соблазну, - улыбнулся Харшоу, - чем поддаться ему, а потом раскаиваться. Теперь о Дюке и Ларри: я не знаю, кто из них виноват, если виноват вообще; а доискиваться не хочу. Когда в мой дом приходит человек, я ему объясняю, что у меня не тюрьма и не дом терпимости, а семья, и как во всякой нормальной семье, в моей сочетаются тирания и анархия при полном отсутствии демократии. Значит, если я ничего не поручаю, каждый делает, что хочет; если же я отдаю приказ, он не обсуждается. На личную жизнь моя власть не распространяется. Ребята всегда держали свою личную жизнь про себя… по крайней мере, до тех пор, пока не распространилось марсианское влияние. Я не видел, чтобы Ларри и Дюк таскали девушек в кусты. И визга не слышал.
- И ты решил, что это Майк.
- Да… - Джубал нахмурился. - Девчонки счастливы, и я за них не волнуюсь. Майк меня беспокоит больше.
- Мне тоже за него неспокойно.
- И с Джилл что-то еще будет?
- С Джилл ничего страшного не случится. А Майк…
- Черт, дались ему эти проповеди! Чем дома плохо?
- Джубал, он не только проповедует. Я как раз оттуда…
- Что ж ты сразу не сказал?
- Сначала мы говорили об искусстве, - вздохнул Бен, - потом занялись сплетнями.
- Предоставляю тебе слово.
- Я заехал к ним в гости по дороге из Кейптауна. Мне очень не понравилось то, что я увидел. Джубал, ты не можешь поговорить с Дугласом, чтобы он прекратил это дело?
- Майк сам вправе решать, как ему жить, - покачал головой Харшоу.
- Если бы ты видел это сам, ты бы так не говорил.
- Я ничего не могу сделать, и Дуглас тоже.
- Джубал, Майк согласится с любым твоим распоряжением насчет его денег. Он ничего в этом не понимает!
- Очень даже понимает. Он недавно написал завещание и прислал его мне для замечаний. Это хитрейший документ. Майк знает, что у него больше денег, чем могут потратить его наследники. Поэтому одну часть наследства он использовал на то, чтобы оградить от посягательств другую. Он сделал так, что до денег не доберутся ни родственники его матери, ни законного, ни фактического отца, - он, оказывается, узнал, что он незаконнорожденный, - ни родственники астронавтов с "Посланца". Чтобы отсудить себе наследство, им придется чуть ли не свергать правительство. Я не нашел, к чему придраться. Поэтому, поверь мне, его деньгами не так просто завладеть.
- Жаль.
- Это не помогло бы. Вот уже год, как Майк не снимает со своего счета ни цента. Дуглас звонил мне и сказал, что Майк не отвечает на его письма.
- Вот как! Но он много тратит.
- Значит, получает от своих теологов.
- От них много не получишь.
- Тогда откуда?
- В основном от курсов марсианского языка.
- Что ты сказал?
- Он открыл курсы марсианского языка.
- Зачем же называть это церковью?
- Почему нет? По определению подходит.
- Ну, знаешь! И каток можно назвать церковью, если какая-нибудь секта объявит катание на коньках священным ритуалом. Если в честь Бога можно петь, почему нельзя в его честь кататься на коньках? В Малайе есть храмы, в которых живут змеи. Наш Верховный Суд решил считать их церквями.
- Кстати, Майк дрессирует змей. Все в порядке.
- Он не делает ничего такого, за что его можно арестовать?
- Кажется, нет.
- Научился у фостеритов выходить сухим из воды.
- Майк во многом опередил фостеритов. Это меня и тревожит.
- Ну-ка, ну-ка…
- Я говорил тебе, что Майк разводит змей. Это можно понимать и буквально, и фигурально. У Майка в храме очень нездоровая атмосфера. Храм этот - большое здание, там есть большой зал для публичных собраний, комнаты поменьше для собраний поменьше и жилые помещения. Джилл объяснила мне, куда ехать, поэтому я с черного хода прошел прямо в жилые помещения. Они так же приспособлены к жизни, как перекресток в большом городе.
- Согласен: шумные соседи - это нехорошо, даже если ты живешь, не нарушая законов.
- Мне показалось, что в дверях был установлен аппарат для обыска, как на таможне. Я прошел три двери и вошел в лифт. Лифт управляется не пассажиром, а кем-то невидимым.
- Я современными лифтами вообще не пользуюсь.
- Это был очень удобный, тебе понравилось бы.
- Терпеть не могу техники… У Майка мать была гениальным инженером, а отец (настоящий) - хорошим инженером. Вполне возможно, что Майк усовершенствовал конструкцию современного лифта, так что этой машиной теперь можно пользоваться без ущерба здоровью.
- Может быть. Так вот, я доехал до верха и высадился без происшествий. Потом прошел еще несколько автоматических дверей и попал в большую комнату, обставленную необычно и даже как-то аскетически. Джубал, люди говорят, что ты ведешь хозяйство странно.
- Чепуха! Я стремлюсь к простоте и удобству.
- Так вот, твои странности по сравнению с Майковыми - детские игрушки. Вхожу я в комнату и глазам своим не верю. Навстречу мне выходит девица, совершенно голая и с головы до ног в татуировке. Фантастика!
- Бен, ты городской сноб. Когда-то я был знаком с дамой в татуировках. Очень милая была девочка.
- Эта девочка тоже милая, - согласился Бен, - если привыкнуть к ее раскраске и к тому, что она постоянно таскает за собой змею.
- Любопытно, не об одной ли и той же женщине мы говорим? Дамы, с головы до ног покрытые татуировками, не так уж часто встречаются. Та дама, с которой я был знаком, испытывала по отношению к змеям пошлейший страх. А я люблю змей… Познакомишь меня с ней?
- Поедешь к Майку - сам познакомишься. Она у него вроде домоправительницы. Патриция, или тетушка Пэтти.
- Джилл о ней много рассказывала и очень хорошо отзывалась. Хотя ни слова не сказала о татуировках.
- И по возрасту она тебе подойдет. Когда я сказал "девица", я передавал первое впечатление. Ей на вид под тридцать, на самом деле ее детям скоро тридцать. Так вот, она улыбается, подбегает ко мне, обнимает, целует и кричит: "Ты Бен! Здравствуй, брат! Выпьем воды!". Джубал, уж на моей-то работе я повидал всякого. Но ни разу меня не целовали девицы, одетые в татуировки. Я смутился.
- Бедняжка.
- На моем месте ты тоже не чувствовал бы себя героем.
- Я бы принял все как должное. Мне приходилось общаться с дамой в татуировке. Она чувствовала себя в татуировке, как в одежде. Правда, она была японка, а японцы более равнодушны к телу, чем мы.
- Пэтти к своему телу не равнодушна. Она хочет, чтобы после ее смерти из нее сделали чучело и поставили на пьедестал, как памятник Джорджу.
- Джорджу?
- Это ее муж. Давно на небесах, но она говорит о нем так, как будто он полчаса назад выскочил в пивную. В остальном Патриция настоящая леди. Она не позволила мне долго смущаться.
Глава 31
Патриция Пайвонски по-братски поцеловала Бена, не подозревая, что его что-то может смущать. Потом почувствовала его смятение и удивилась. Ведь Бен брат Майка, из самых близких, а Джилл близка с Беном почти так же, как с Майком. Странно.
Главным в характере Патриции было бесконечное желание сделать всех людей счастливыми; она ослабила натиск. Для начала Пэт предложила просто разуться: в Гнезде мягко и чисто, сам Майк следит за чистотой. Потом показала, куда можно повесить одежду, и пошла за выпивкой. От Джилл Патриция узнала, что любит Бен, и решила сделать двойной мартини. Вернувшись, она увидела, что Бен разулся и снял пиджак.
- Брат, пусть тебе никогда не придется испытать жажду!
- Разделим же воду, - согласился Бен, - то небольшое количество, которое здесь содержится.
- Этого хватит, - ответила она. - Майк говорит, что пить можно даже мысленно, главное - согласие пить. Я вникаю, что это правильно.
- Верно. Это как раз то, что мне нужно. Спасибо, Пэтти.
- Все наше - твое, и ты наш. Мы рады, что ты дома. Все остальные сейчас на службе или на уроках, придут, когда исполнится ожидание. Хочешь осмотреть Гнездо?