Бен согласился. Патриция повела его в кухню, огромную, с баром в углу; в библиотеку, в которой больше книг, даже чем у Харшоу; показала ванные комнаты и спальни (Патриция называла их гнездышками, Бен сам решил, что это спальни, потому что пол в них был мягче, чем везде).
- А вот мое гнездышко.
Часть комнаты занимали змеи. Бен терпел, пока Патриция не подвела его к кобрам.
- Не бойся, - заверила Пэт, - они не тронут. Сначала мы держали их за стеклом, потом Майк научил сидеть их за чертой.
- Я предпочел бы держать их за стеклом.
- О’кей, Бен, - она опустила стеклянную загородку.
Бену стало легче, и он даже погладил боа-констриктора, когда Патриция предложила. Потом они прошли в другую комнату, большую, круглую, с очень мягким полом и бассейном посередине.
- Это Внутренний Храм, - пояснила Пэт. - Здесь мы принимаем в Гнездо новых братьев.
Она поболтала ногой в воде и спросила:
- Хочешь разделить воду и сблизиться? Или просто поплавать?
- Нет, не сейчас.
- Пусть исполнится ожидание, - согласилась она.
Они вернулись в огромную гостиную, и Патриция налила Бену еще мартини. Бен устроился на кушетке, но вскоре поднялся. В комнате было жарко, от выпивки он вспотел, а кушетка приспосабливалась к форме тела и тоже пригревала. Бен решил, что глупо сидеть здесь в костюме, когда на Пэтти надета только змея. Он остался в шортах, а все остальное повесил в прихожей. На входной двери висела табличка: "Ты не забыл одеться?". Бен подумал, что в этом доме такое напоминание совсем не лишнее. Внимание его привлекла еще одна деталь, которую он пропустил, входя: по обе стороны от двери стояли урны с деньгами. Урны были переполнены, деньги валялись на полу. Пришла Патриция.
- Вот твой стакан, брат Бен. Сблизимся и пребудем счастливы!
- Спасибо, - Бен не мог оторвать глаз от денег.
Патриция проследила его взгляд.
- Я неряшливая хозяйка, Бен. Майк одним взглядом наводит порядок, поэтому я совсем распустилась и каждый раз что-нибудь забываю.
Она подобрала рассыпанные деньги и затолкала их в урну.
- Почему вы держите их здесь.
- А как же? Эта дверь ведет на улицу. Каждый из нас, выходя за покупками или еще куда-нибудь, берет себе, сколько нужно. Держим на виду, чтобы не забывать.
- Просто так, схватил горсть и пошел?
- Ну да. Ах, я понимаю! Здесь не бывает чужих. Если к нам приходят знакомые, мы принимаем их в других помещениях, и не держим денег там, где они могут соблазнить слабого человека.
- А я слабый человек.
Пэтти хихикнула.
- Для тебя не может быть соблазна: они твои.
- А грабители? - Бен пытался прикинуть, сколько в этих урнах денег.
Банкнот с однозначными числами почти не было. На полу осталась пропущенная Пэтти бумажка с тремя нулями.
- На прошлой неделе один залез.
- Сколько он забрал?
- Не успел: Майк отослал его прочь.
- Вызвал полицию?
- Зачем? Майк никого не выдает полиции, - Патриция пожала плечами. - Он просто сделал так, что грабитель исчез. И разрешил Дюку открыть потолок в садовой комнате. Я тебе ее не показывала? Там на полу растет трава. Джилл говорила мне, что у тебя дома тоже растет трава.
- Да, в гостиной.
- Если я буду в Вашингтоне, ты позволишь мне походить по твоей траве? И полежать на ней?
- Конечно, Пэтти. Мой дом - твой дом.
- Я знаю, дорогой, но мне приятно это от тебя услышать. Я лягу на траву в твоем гнездышке и буду счастлива.
- Буду рад принять тебя, Пэтти, - Бен надеялся, что она приедет без змей. - Когда ты будешь в Вашингтоне?
- Не знаю. Ожидание еще не кончилось. Майк должен знать.
- Ладно, соберешься приехать, предупреди, чтобы я не уехал. А впрочем, это необязательно: Джилл знает код моей двери. Пэтти, вы считаете свои деньги?
- Зачем?
- Обычно люди считают.
- Мы не считаем. Берем, сколько возьмется, потом, если осталось, кладем обратно. Когда в урне становится мало денег, я беру у Майка еще.
Как, оказывается, все просто. Бен знал, что на Марсе общество устроено по модели, близкой к безденежному коммунизму. Майк перенес это общественное устройство в свой храм, внешне приспособив к внешним условиям. Интересно, знает ли Пэтти, что деньги фальшивые?
- Пэтти, сколько вас здесь, в Гнезде? - Бен сначала встревожился, потом отогнал тревожные мысли: за его счет у них жить не получится, потому что у него дом, а не пещера Али-Бабы.
- Сейчас скажу… около двадцати, включая новых братьев, которые еще не умеют думать по-марсиански и не посвящены.
- А ты посвящена, Пэтти?
- О, уже давно. Я преподаю марсианский начинающим и помогаю новым братьям. Мы с Дон (Дон и Джилл - верховные жрицы) - известные фостеритки, мы показываем другим фостеритам, что Вселенская Церковь не вступает в конфликт с Верой, точно так же, как членство в баптистской секте не мешает стать масоном, - Пэт показала Бену поцелуй Фостера, рассказала его историю, а также историю симметричного поцелуя Майка.
- Я рассказываю ученикам, как трудно заслужить поцелуй Фостера, и говорю, что так же трудно добиться права вступить в наше общество, в наш Внутренний Храм. Многие готовы посвятить этому жизнь.
- Это так трудно?
- Конечно. Нам с тобой, Джилл и некоторым другим повезло: Майкл сразу назвал нас братьями, а остальных он сначала обучает. Он учит их не слепо верить, а понимать, во что они верят. Для этого нужно научить людей думать по-марсиански. Это нелегко, я еще не научилась как следует. Но ты знаешь, учиться и работать - такое счастье! Ты спрашивал, кто у нас в Гнезде. Дюк, Майкл, два фостерита - Дон и я, один обрезанный еврей, его жена и четверо детей…
- Даже дети?
- О, у нас много детей. Мы устроили для них отдельное детское гнездо. Иначе было бы невозможно работать. Хочешь посмотреть?
- Как-нибудь потом.
- Католическая семья - три человека, марсианская семья - еще трое, остальные протестанты. Да, еще один атеист. Он думал, что он атеист, пока Майкл не открыл ему глаза. Он пришел, чтобы посмеяться над нами, но остался учиться у нас и скоро сам станет жрецом. Нас девятнадцать человек, но мы редко сходимся все сразу - только на особые службы во Внутреннем Храме. Гнездо рассчитано на восемьдесят одно место - три в дважды третьей степени. Так считают на Марсе. Майк говорит, что нам еще не скоро понадобится большое гнездо, а когда понадобится - построим. Бен, хочешь посмотреть, как Майкл проповедует?
- Мы не помешаем службе?
- Нет. Подожди, я оденусь.
- Она вышла в одеянии, похожем на свидетельскую форму Энн, только рукава были в виде ангельских крыльев, а на сердце - символ Вселенской Церкви - девять концентрических окружностей со стилизованным Солнцем в центре. Это, оказывается, облачение: на Джилл и других были такие же одежды, только у Пэтти был высокий ворот, под которым она скрывала татуировку. На ноги она надела носки и сандалии.
Джубал, она стала необыкновенно величественной, и показалась старше. Правда, пятидесяти я бы ей все равно не дал. А какая у нее кожа! Разве можно такую кожу портить татуировкой!
Я тоже оделся; она попросила меня пока не надевать туфли. Мы вышли в коридор, там я обулся, мы сели в лифт и спустились на несколько этажей. Затем очутились на галерее, над залом для общих собраний. Там был Майк с какой-то жрицей. Издали я принял ее за Джилл, но потом разглядел, что это другая жрица - Дон Ардент.
- Как ты сказал?
- Дон Ардент, урожденная Хиггинс.
- Мы с ней встречались.
- Знаю. Она без ума от тебя, а ты скромничаешь.
Джубал покачал головой.
- Я говорю о той Дон Ардент, с которой я встретился мельком два года назад. Она меня, наверное, забыла.
- Она тебя отлично помнит. Собирает все твои сочинения, выслеживает их под любым псевдонимом, записывает на пленку и слушает на сон грядущий. Говорит, ночью ей снятся сказочные сны. Тебя там все знают. Повесили в гостиной портрет - цветную голографию в натуральную величину. Впечатление такое, что тебе отрубили голову и прибили к стене. Дюк заснял.
- Вот негодяй!
- Его Джилл попросила.
- Вдвойне негодяйка!
- Ее подбил Майк. Джубал, гордись: ты - святой Вселенской Церкви.
- Как они посмели! - не переставал ужасаться Джубал.
- Очень просто. Майк говорит, что все началось тогда, когда ты объяснил ему природу человеческой веры в Бога, и он понял, как научить людей марсианской вере.
Харшоу застонал. Бен продолжал.
- Кроме всего прочего, Дон считает тебя красавцем-мужчиной. Если не принимать во внимание этого ее заблуждения, она умница и очаровательная женщина. Я отвлекаюсь… Майк увидел нас, крикнул: "Привет, Бен! Я скоро!" и вернулся к службе. - Джубал, эту службу надо видеть! Майк совсем не был похож на священника: светский костюм (правда, белый), приятные, простые манеры. Торговый агент, да и только. Рассказывал побасенки и шуточки с пантеистическим смыслом. Одна притча была про червя, который рыл-рыл землю и встретил другого червя. И говорит ему: "Какой ты красивый! Давай поженимся!". А другой отвечает: "Ты что, дурак? Я твой второй конец!". Ты такое слышал когда-нибудь?
- Нет, я это придумал.
- Вот не знал, что у этого анекдота такая борода. Майк его здорово использовал. Он имел в виду, что если ты встречаешь разумное существо: мужчину, женщину, бродячую кошку, - значит, встречаешь свою вторую половину. Мы запутались во Вселенной, как в сети, давайте с этим согласимся и будем из этого исходить.
- Солипсизм плюс пантеизм, - грустно сказал Харшоу, - равняется нулю. Они отменяют неудобные факты, примиряют самые противоречивые теории и ничего не объясняют. Как рассказ, который кончается словами: "Мальчик упал с кровати и проснулся".
- Зачем нападать на меня? Ты это Майку скажи! Поверь мне, он убеждает людей. Раз он прервался и спросил: "Вы, наверное, устали от моей болтовни?". Все завопили: "Не-ет!". Тогда он сказал, что сам устал и пора переходить к чудесам. И стал демонстрировать фокусы. Ты ведь знаешь, он работал в цирке иллюзионистом.
- Знаю, у него что-то не получилось, он бросил цирк и не объяснил почему.
- Странно, чудеса были высшего сорта. Мог бы так не стараться, они еще до чудес были готовы. В конце Майк провозгласил: "От Человека с Марса ожидают чудес, поэтому я показываю парочку чудес на каждом собрании. Я навсегда останусь Человеком с Марса. Я показал вам только цветочки. Хотите ягодок - вступайте в наши ряды. Кто хочет быть с нами, - приходите учиться. Вам раздадут приглашения".
Пэтти объяснила: "Эти люди просто зрители. Они пришли из любопытства или по совету друзей, уже вступивших в какой-либо из внутренних кругов". Кругов у них, оказывается, девять, и человеку, допущенному в круг, не говорят, что есть еще более тайные круги, пока он не "созреет". А как они собирают пожертвования! Майк "прощупывает" публику, выясняет, кто даст, а кто нет. И сообщает Дюку, который сидит за сценой. Тот составляет схему и передает ее Дон, а та выходит в зал. Майк безошибочно определяет, кто даст. Пэтти говорит, он ясновидящий. Майк говорит, что церковь может обойтись без задушевной музыки и благотворительных привратников, но если не собирать пожертвований, никто не поверит, что это церковь. В зал выносят корзины, полные денег, и Майк говорит, что это сбор с предыдущей службы, и если кому надо, пусть возьмет, сколько хочет, а если кто хочет дать, мы с благодарностью примем. Неплохой способ избавляться от лишних денег.
- Великолепный способ заработать еще больше. Мне кажется, что после такого жеста люди больше дадут, чем возьмут.
- Не знаю, не видел. Пэтти меня увела в аудиторию, где проводятся службы для седьмого круга посвященных, то есть для людей, проучившихся несколько месяцев и сделавших успехи, если это можно назвать успехами.
Перемена была разительной. Если служба в общей аудитории напоминала выступление юмориста, то здесь я увидел чистой воды шаманство. Майк надел облачение, он был напряжен, глаза блестели, он даже казался выше. Было темно, звучала странная музыка, под которую хотелось танцевать. Мы с Пэтти присели на какую-то кушетку. Я ничего не понял: Майк пел по-марсиански, отвечали ему тоже по-марсиански. Иногда они говорили: "Ты есть Бог", и опять по-марсиански, я этого и не выговорю.
Джубал что-то прокаркал.
- Так?
- Да, похоже… Ты что, тоже? И водишь меня за нос?
- Нет, этому меня научил Вонючка. Сказал, жуткая ересь. На английский это переводится как "Ты есть Бог". Махмуд говорит, что это весьма приблизительный перевод. Это слово означает заявление Вселенной о том, что она осознает себя. Это peccavimus без тени раскаяния. Вонючка говорит, что он сам до конца не понимает смысла этого слова, но знает, что это плохое слово, скорее проклятие, чем благословение… Что еще видел ты, кроме кучки фанатиков, визжащих по-марсиански?
- Они не были похожи на фанатиков. В основном шептали, потом говорили в обычном тоне, размеренно, ритмично, как пели. Они производили впечатление не хора, а одного существа, которое напевает то, что чувствует и видит. Ты видел, как возбуждаются фостериты на своих службах?
- Век бы их не видеть!
- Эти тоже были в трансе, но в каком-то мягком и спокойном, как сон. Напряжение все нарастало, но непонятно, от чего. Тебе доводилось бывать на спиритических сеансах?
- Конечно. Легче сказать, где мне не доводилось бывать.
- Значит, ты знаешь, что все могут молчать и сидеть неподвижно, а напряжение будет расти. Такая там была атмосфера. Внешне спокойная, но чреватая бурей.
- Образованные люди говорят: "аполлинарная".
- Как?
- В противоположность дионисической. В быту это упрощают и говорят "спокойный" и "бурный", что абсолютно неверно. Аполлинарные настроения и дионисические - две стороны одной медали. Монашка, стоящая в келье на коленях, может испытывать более сильный экстаз, чем скачущие жрецы Пана. Экстаз - это состояние психики, а не мускулов. Еще одна ошибка - ассоциировать слова "аполлинарный" и "хороший". Респектабельность еще не значит доброты. Продолжай.
- Служба проходила не так спокойно, как молитва монашки. Участники ходили, менялись местами, целовались и, кажется, все. Точно не скажу: было темно. Одна девушка подошла к нам, Пэтти что-то сказала ей, та поцеловала каждого из нас и ушла, - Бен ухмыльнулся. - По-настоящему поцеловала. Я был одет не так, как другие, она должна была заметить, но не заметила.
Действие было вроде бы импровизированным, но в то же время хорошо скоординированным, как танец балерины. Майк то руководил, то затесывался в общую массу. Подошел к нам, взял меня за плечо и поцеловал Пэтти, неторопливо, но быстро. Он ничего нам не сказал. В углу сцены стояла какая-то штуковина, похожая на аппарат стереовидения, Майк использовал ее для демонстрации чудес. Слово "чудеса" он не произносил, по крайней мере, по-английски. Все церкви обещают чудеса, но ни одна их не дает.
- Неправда. Очень многие совершают чудеса. Возьми католиков или христианскую науку.
- Католиков?
- Я не имею в виду Чудо Пресуществления.
- Это слабенькое чудо. А что до христианской науки, то если я сломаю ногу, я предпочту медицинскую науку.
- Значит, смотри под ноги и отстань от меня!
- Майк не сращивал переломов. Он показывал фокусы. Он либо классный иллюзионист, либо гипнотизер.
- Либо и то, и другое.
- Или у него классный аппарат стереовидения, в котором изображение почти неотличимо от действительности.
- Бен, как ты отличаешь настоящие чудеса от поддельных?
- Не знаю. К тому, что показывал Майк, придраться было нельзя, но это не могло происходить на самом деле. Например, зажегся свет и в ящике оказался лев, а вокруг него ягнята. Лев заморгал и зевнул. Голливуду ничего не стоит нашлепать тысячу таких картинок, но… пахло львом. Впрочем, и запах можно напустить.
- Почему ты считаешь, что и запах обязательно подделка?
- Я пытаюсь быть объективным.
- Тогда не уподобляйся ортодоксам. Бери пример с Энн.
- Мне до нее далеко. Я, как и все, обалдел во время службы, какая уж там объективность. Майк долго показывал всякие штуки: левитацию и еще что-то в таком духе. Пэтти велела мне сидеть на месте, а сама ушла. Она сказала, что Майк только объявил, что все, кто не чувствует себя готовым вступить в следующий круг, должны уйти. Я сказал: "Может, мне лучше уйти?" - "Нет, что ты! Ты уже в Девятом круге. Сиди, я скоро приду".
Кажется, никто не вышел. Это была группа намеченных к повышению. Зажегся свет, и рядом с Майком появилась Джилл. Настоящая. Она увидела меня и улыбнулась. Когда актер смотрит прямо в камеру, зрителю кажется, что он смотрит прямо ему в глаза, где бы зритель ни сидел. Если Майк отладил все до таких мелочей, он парень не промах. Джилл была одета в диковинный костюм. Майк начал говорить, кое-что по-английски. Что-то о матери всего сущего… и стал называть Джилл разными именами, и с каждым именем костюм ее менялся.
Бен встрепенулся, увидев Джилл. Ни освещение, ни расстояние не могли его обмануть: это была Джилл. Она посмотрела на него и улыбнулась. Он вполуха слушал, что говорит Майк, а сам думал, что же представляет собой пространство, которое казалось ему аппаратом стереовидения. Он уже хотел подняться на сцену и дотронуться до Джилл рукой, но не решился срывать Майку сеанс. И вдруг:
- Кибела!
Костюм Джилл изменился.
- Изида!
Снова.
- Фриг!.. Ге!.. Дьявол!.. Иштар!.. Марьям!.. Праматерь Ева! Матерь Божья! Любящая и Любимая, Вечная Жизнь!
Кэкстон дальше не слушал. Джилл превратилась в Праматерь Еву, облаченную лишь в свое обличие. Вот она стоит у дерева, а по нему ползет Змий.
Джилл улыбнулась, погладила Змия по голове, обернулась к зрителям и раскрыла объятия. Зрители устремились в сад Эдема.
Вернулась Пэтти, тронула Бена за плечо.
- Пойдем, милый.
Кэкстону хотелось остаться, насладиться видением Джилл-Евы, войти вместе со всеми в сад Эдема, но он встал и последовал за Пэт. Оглянувшись, Бен увидел, как Майк обнимает подошедшую к нему зрительницу, обернулся к Патриции, чтобы не отстать от нее, и уже не видел, как одежда кандидатки исчезла, а Майк поцеловал женщину; не видел, как Джилл поцеловала кандидата, одежда которого тоже исчезла.
- Мы прогуляемся, чтобы дать им время перейти в Храм, - объяснила Пэтти. - Можно было бы пройти по сцене, но это сбило бы все настроение, и Майку снова пришлось бы настраивать людей. Зачем давать ему лишнюю работу?
- Куда мы идем?
- На сцену, за боа. Потом, в Гнездо. Я думаю, тебе не стоит смотреть на посвящение. Марсианского ты не знаешь и ничего не поймешь.
- Я хочу поговорить с Джилл.
- Она обещала заглянуть в Гнездо после службы. Пойдем.
Патриция открыла какую-то дверь, и Бен оказался в райском саду. Навстречу им поднял голову Змий.
- Радость моя! - сказала Патриция. - Вот и я, твоя мамочка, - она сняла боа с дерева и уложила в корзину. - Тебе повезло, Бен: посвящение в Восьмой круг не часто случается.