- А я во время службы целую больше, чем несколько, но не принесла в Гнездо даже насморка. А раньше я то и дело болела и жаловалась. Здесь, в Гнезде, я помолодела лет на тридцать, похудела на двадцать фунтов, мне больше не на что жаловаться. Проповедуя, я сижу в позе лотоса, но я помню время, когда мне трудно было наклониться.
Все произошло совершенно случайно. Сэм по профессии преподаватель восточных языков. Ему хотелось выучить марсианский, и он стал ходить сюда. Сэм интересовался только языком, ни на что больше не обращая внимания. Я ходила с ним, чтобы не отпускать его от себя: ревновала. Сэм учился легко, я зубрила изо всех сил, чтобы не отстать. Так мы добрались до Третьего Круга, и тут - бах! произошло чудо: мы начали думать по-марсиански. Совсем чуть-чуть, но Майк почувствовал и однажды попросил нас остаться после урока и вместе с Джиллиан приобщил нас к воде. Потом я обнаружила, что представляю собой то, что презираю в других женщинах, я презирала и ненавидела мужа за то, что он это позволил и сделал сам. Все это я думала по-английски, а самые ужасные мысли по-еврейски. Я плакала и пилила Сэма и… не могла дождаться нового сближения.
Потом стало легче, но нельзя сказать, что очень легко. Нас как можно быстрее провели по кругам. Майк знал, что нам нужна помощь, и хотел поскорее взять нас под защиту Гнезда. Когда пришло время посвящения в Гнездо, я все еще не могла полностью себя контролировать. Мне хотелось в Гнездо, но я была уверена, что не могу влиться в семью с чужими людьми. Мне было страшно, я умоляла Сэма вернуться домой и больше не ходить к Майку…
И вот мы вошли во внутренний Храм, в лицо мне ударил прожектор, наша одежда исчезла. Братья сидели в бассейне и звали нас по-марсиански. Я пошла на их зов, шагнула в воду, и до сих пор из нее не вышла. И не собираюсь. Не волнуйся, Бен: ты научишься и языку, и дисциплине, любящие братья помогут тебе во всем. Прыгай в воду, не колеблясь: я первая подставлю тебе руки. Передай это Дюку и скажи ему, что он обжора. А это тебе - влезет, еще как влезет! Поцелуй меня, и я пойду. У Рути еще много работы.
Бен выполнил все распоряжения и отправился искать Джилл. Она спала в гостиной на кушетке. Бен сел рядом и, глядя на нее, наслаждался. Ему пришло в голову, что Джилл и Дон даже больше похожи одна на другую, чем это кажется им самим. Пропорции, цвет кожи - все совпадало точь-в-точь.
Бен отвлекся, чтобы отрезать кусок яичницы, а когда снова посмотрел на Джилл, она уже проснулась и улыбалась.
- Ты есть Бог, милый. Как вкусно пахнет!
- Ты очень красивая. Прости, я не хотел тебя будить, - Бен пересел и следующий кусок яичницы отдал Джилл. - Мы вместе с Рут готовили.
- Хорошо получилось. Ты меня не разбудил: я на минутку прилегла, пока ты выйдешь. Всю ночь не спала.
- Совсем?
- Совсем. И ни капельки не хочу. А поесть не отказалась бы. Понял намек?
Бен понял и принялся кормить ее, как ребенка.
- А ты спал?
- Да.
- А Дон?
- Часа два.
- Ей больше не нужно. Два часа нам дают столько же, сколько раньше - восемь. Я знала, что вам будет хорошо вдвоем, не боялась, что она не выспится.
- Мы действительно чудесно провели время, но я был несколько удивлен, когда ты мне ее подсунула.
- Ты хотел сказать "шокирован". Я хорошо знаю тебя, Бен. Я сама хотела провести с тобой эту ночь, но твоя ревность. Надеюсь, Дон вылечила тебя?
- Пожалуй.
- Ты есть Бог. Я тоже чудесно провела время: не волновалась, знала, что ты в надежных руках, еще более надежных, чем мои.
- Что ты, Джилл!
- Нет, не вся твоя ревность улетучилась. Ничего, мы ей поможем, - Джилл села, погладила Бена по щеке и сказала: - Я ведь больше всех заинтересована в том, чтобы ты на церемонии посвящения вел себя достойно.
Бен попытался что-то возразить, но Джилл не дала.
- Еще не кончилось ожидание, - сказала она и протянула руку.
Бену показалось, что в руку ей вскочила пачка сигарет.
- И ты научилась фокусам?
- Самым простым, - Джилл улыбнулась. - Как говорил учитель, я всего лишь яйцо.
- Как ты это сделала?
- Я позвала ее по-марсиански. Сначала ты вникаешь в предмет, потом вникаешь в то, чего ты от него хочешь. Майк! - она помахала рукой. - Мы здесь!
- Иду! - Человек с Марса подошел к Бену и поднял его на ноги. - Дай посмотреть на тебя! Как я рад тебя видеть!
- Я тоже рад тебя повидать и побывать в твоем доме.
- Я слышал, ты скоро уезжаешь?
- У меня работа, Майк.
- Ладно, там видно будет…
- Майк, - сказала Джилл, - ты можешь отдохнуть. Пэтти пошла на урок, а Сэм, Рут и Дон займутся подготовкой праздника.
- Отлично, - Майк сел, одной рукой обнял Джилл, другой Бена и вздохнул. - Бен, не вздумай стать проповедником. Я целые сутки прыгал из одной аудитории в другую, втолковывая людям, почему нельзя торопиться. Я тебе стольким обязан и не мог найти времени пожать тебе руку. Как дела? Выглядишь очень неплохо. Дон говорит, у тебя все в порядке.
- Да вроде, - покраснел Бен.
- Вот и хорошо. Тебе предстоит оргия плоти, но не бойся, я поддержу. В конце ты станешь сильнее, чем был в начале. Правда, маленький братец?
- Правда, - подтвердила Джилл. - Майк может передать тебе часть своей физической силы, а не только оказать моральную поддержку. Я тоже учусь это делать.
- У тебя неплохо выходит. - Майк погладил Джилл по голове. - Маленький братец у нас кладезь силы. Сегодня ночью всех держала. Он улыбнулся и пропел:
Среди тысячи девчонок
Не найдешь такой, как Джилл.
Вот гулена, так гулена!
Как хватает только сил?
- Правда, маленький братец?
- Вот еще! - сказала Джилл, довольная. - Дон гуляет не меньше моего.
- Дон работает: собирает пожертвования. Правда, Бен?
- Наверное. - Бену было неловко.
Уж слишком фривольно они себя ведут. Под каким бы предлогом уйти?
Майк одной рукой держал Бена за талию, а другой ласкал Джилл; та не противилась. Майк с серьезным видом обратился к Кэкстону:
- После такой ночи, как сегодня (я помогал людям совершить скачок в Восьмой Круг), я обычно долго не могу успокоиться. Можно, я прочту тебе маленькую проповедь, которую читаю в Шестом Круге? У нас, людей, есть кое-что, о чем мой прежний народ и не мечтает. Это величайшая ценность, я это хорошо понимаю, потому что раньше этого у меня не было. Это благодать быть мужчиной и женщиной - самое необычайное чудо, созданное Тем-Кто-Есть-Бог. Джилл?
- Ты совершенно прав, Майк. Тут нечего возразить, Бен. Но, милый, давай споем песенку в честь Дон.
- О’кей!
Ну и пыл у нашей Дон!
Бен понял это сразу.
Ее в ста платьях видел он,
А в трусиках - ни разу.
- Слушай, в кухне кто-нибудь есть? Я сейчас вспомнил, что не ел уже несколько дней или даже лет.
- Кажется, там Рут, - сказал Бен и попытался встать.
Майк не пустил его.
- Эй, Дюк! Найди кого-нибудь, кто нажарит мне гору оладьев и нальет галлон кленового сиропа.
- Зачем искать? Я сам все сделаю, - отозвался Дюк.
- Я постараюсь не умереть с голоду, пока ты сходишь за Тони или Рут.
Майк привлек к себе Бена и спросил:
- Ты, кажется, не вполне счастлив?
- Нет, что ты, все в порядке.
- Хорошо бы, если бы ты знал марсианский. - Майк заглянул Бену в глаза. - Я чувствую, что тебе плохо, но не могу прочесть твоих мыслей.
- Майк, - позвала Джилл.
Человек с Марса взглянул на нее, потом опять на Бена и протянул:
- Джилл объяснила мне, в чем дело. То чувство, которое ты сейчас испытываешь, всегда было мне непонятно, - он замялся, как в те времена, когда только начинал говорить по-английски. - Но мне ясно, что сегодня мы не сможем принять тебя в Гнездо. Еще длится ожидание. Прости. Когда-нибудь оно окончится.
Джилл вскочила.
- Майк! Так нельзя! Нельзя отвергать Бена!
- Я не вникаю, маленький братец, - настала нехорошая тишина. - Ты уверена, что говоришь правильно?
- Сейчас увидишь! - Джилл подсела к Бену, обняла его. - Поцелуй меня, Бен, и успокойся.
Она первая поцеловала его, и Бен успокоился. Сладостное тепло вытеснило из тела все другие ощущения. Майк крепче обнял Бена и сказал:
- Мы сближаемся. Может, сейчас?
- Да! Сейчас, здесь. У нас общая вода, дорогие мои.
Бен глянул на Майка, и эйфория прошла: Человек с Марса был совершенно голый.
Глава 33
- Ну, - нетерпеливо сказал Джубал, - ты принял приглашение?
- Как бы не так! Я унес ноги от греха подальше. Схватил в охапку шмотки, выскочил в коридор и одевался уже внизу.
- На месте Джилл я бы обиделся.
Кэкстон покраснел.
- А что мне было делать?
- Ну, ладно. Что дальше?
- Я оделся, увидел, что забыл наверху сумку, но возвращаться не стал. Кстати, в лифте я чуть не убился. Ты знаешь, как работает современный лифт?
- Разумеется, нет.
- Если ты не даешь команды на подъем, начинается постепенный спуск. А я заскочил туда с разбегу и начал падать - с шестого этажа. Еще чуть-чуть - от меня осталась бы лепешка, но падение вдруг прекратилось. Как будто меня удержало какое-то поле.
- Не пользуйся модной техникой. Ходи по лестнице, в крайнем случае - езжай лифтом старой конструкции.
- У них хорошая техника, только за ней никто не следит. Никто не занимается делом, все ходят под гипнозом Майка и смотрят ему в рот. Мне страшно за них, Джубал. Нужно что-то делать.
Джубал поджал губы.
- Что именно тебя пугает?
- Абсолютно все.
- Правда? Мне показалось, что тебе там понравилось.
- Ну да. Майк и меня загипнотизировал, - у Кэкстона был недоуменный вид. - Я бы не вышел из-под гипноза, если бы он вдруг не оказался голый. Понимаешь, он сидел в костюме и обнимал меня за пояс - как он мог раздеться?
- Ты был занят и мог не заметить даже землетрясение, - пожал плечами Джубал.
- Брось! Я не школьница и целуюсь с открытыми глазами. Скажи, как он мог раздеться?
- Какое это имеет значение? Может, тебя смутила именно его нагота?
- Конечно.
- Ты сам был без штанов! Стыдитесь, сэр!
- Перестань меня грызть. У меня нет привычки к групповой любви. Меня чуть не стошнило, - Бен скривился. - Каково бы тебе было, если бы посреди твоей гостиной люди стали спариваться, как обезьяны?
- Вот, оно, Бен: гостиная была не твоя. Ты пришел к человеку в дом, будь любезен принять правила, действующие в этом доме. Цивилизованный человек должен поступать именно так.
- А если тебя шокирует поведение хозяина?
- Это уже другой вопрос. Я всегда находил и нахожу публичные проявления похоти отвратительными, но достаточно большая часть человечества не разделяет моих вкусов. Оргии имеют многовековую историю и не оскорбляют ничьего достоинства, поэтому нельзя говорить, что они "шокируют".
- Ты хочешь сказать, что это не более, чем дело вкуса?
- Вот именно. И мои вкусы не более святы, чем вкусы Нерона, а даже менее: Нерон - бог, а я нет.
- Черт меня возьми!
- Вряд ли у него это получится. Дальше: Майк не устраивает публичных оргий. У него в доме что-то вроде группового брака, выражаясь научно, - групповая теогамия. Поэтому все, что там происходит или планируется, является семейным делом, а не публичной оргией. Кругом все боги и нет больше никого - кто может обидеться?
- Я обиделся.
- Сам виноват. Ты ввел их в заблуждение и спровоцировал на "оргию".
- Что ты, Джубал! Я ничего не делал.
- Ах, господи! Как только ты вошел к ним, ты понял, что у них чуждый тебе уклад. Тем не менее ты не ушел. Ты повел себя как бог, когда тебя встретила богиня. Ты отдавал себе отчет в том, что делаешь, и они это понимали. Их ошибка в том, что они приняли твое притворство за чистую монету. Джилл и Майк вели себя вежливо, и не тебе следует обижаться на них, Бен, а им на тебя.
- Ты умеешь все перевернуть с ног на голову. Меня завлекли чуть не силой. Если бы я не убежал, меня стошнило бы.
- Теперь ты хочешь свалить вину на рефлекс. - Дорогой мой, воспитанный мальчик тридцати лет на твоем месте сжал бы зубы, пошел в ванную, посидел бы там с четверть часа, потом пришел бы и извинился. Рефлекс тут ни при чем. Рефлекс может вывернуть желудок, но не может приказать ногам бежать к двери, рукам - хватать одежду, глазам - искать выход. Это был страх. Чего ты испугался, Бен?
Кэкстон долго молчал, потом вздохнул и выдавил:
- Сдаюсь, я - ханжа.
- Ханжа считает свои моральные установки законом природы, - покачал головой Джубал. - Ты не такой. Ты подлаживался под людей, поведение которых не соответствовало твоим правилам, а настоящий ханжа еще с порога обозвал бы даму в татуировке неприличным словом, повернулся и ушел. Копай глубже.
- Я ничего не соображаю. Мне плохо.
- Вижу и сочувствую. Давай подойдем к делу с другой стороны. Ты упомянул женщину по имени Рут. Давай предположим, что Джиллиан не было, а на кушетке с тобой сидели Майк и Рут. Допустим, они предложили то же самое сближение. Тебя это шокировало бы?
- Да. Меня шокировала сама ситуация.
- В какой степени? Что бы ты сделал?
- Черт бы побрал тебя, Джубал! - Кэкстон смутился. - Я нашел бы предлог выйти на кухню.
- Отлично, Бен. Я понял, в чем дело.
- В чем же?
- Какой элемент мы изменили?
Кэкстон помрачнел и надолго умолк. Наконец сказал:
- Ты прав, Джубал: все дело в Джилл, в том, что я люблю ее.
- Близко к истине, но не точно.
- Что?
- Чувство, которое заставило тебя бежать, называется не "любовь". Ты знаешь, что такое любовь?
- Надоело! На этот вопрос не могли ответить ни Шекспир, ни Фрейд. Мне плохо, и все.
Джубал покачал головой.
- Я дам точное определение. Любовь - это состояние, в котором счастье другого является непременным условием твоего счастья.
- Верно, - медленно произнес Бен, - именно это я испытываю по отношению к Джилл.
- Допустим, но ты говоришь, что тебя стошнило и ты убежал при необходимости сделать Джилл счастливой.
- Подожди! Я не говорил…
- Может быть, тут присутствовало еще какое-то чувство?
- Я говорил, - Кэкстон запнулся. - Ладно, можешь считать, что я ревновал. Но могу поклясться, что не ревновал. Я давно уже со всем смирился и не держал на Майка зла. Я понимаю, что ревность бессмысленна.
- Милый мой, любовь - нормальное состояние, ревность - патологическое. Нередко незрелый ум принимает одно за другое или ставит ревность в прямо пропорциональную зависимость от любви. На самом деле это несовместимые вещи. Ревность не оставляет места любви, и наоборот. Но и то, и другое способно произвести бурю в душе. Хочешь знать, в чем дело? Твоя ревность глянула тебе в глаза, ты не выдержал ее взгляда и убежал.
- Все дело в обстановке, Джубал. Меня взбесил этот гарем. Пойми меня правильно: я любил бы Джилл, даже если бы она была грошовой шлюхой, которой Джиллиан, слава Богу, не является. По ее меркам, она даже высокоморальна.
- Я знаю, - кивнул Джубал. - Джилл несет в себе чистоту, которая никогда не позволит ей стать аморальной. А у нас с тобой, - Харшоу нахмурился, - нет той ангельской чистоты, которая дала бы нам возможность жить по моральным нормам Майка и Джилл.
Бен вздрогнул.
- Разве это мораль? Я хотел сказать, что Джилл не знает, что поступает плохо: ее околдовал Майк. Майк тоже не знает, что это плохо: он Человек с Марса, его не так воспитали.
- А мне кажется, - нахмурился Джубал, - что эти люди - все Гнездо, не только наши - живут правильно. Я не знаю подробностей, но в целом я с ними согласен: с анархией, вакханалией, коммунальным бытом и групповой любовью.
- Джубал, ты меня удивляешь! Если ты с ними во всем согласен, почему бы тебе к ним не присоединиться? Они будут рады. Дон ждет не дождется момента, когда ей можно будет поцеловать твои ноги и услужить тебе, как ты только пожелаешь. Я не преувеличиваю.
- Поздно, - вздохнул Джубал. - Каких-нибудь пятьдесят лет назад это было возможно, а сейчас я не способен на такую невинность. Я так долго жил среди зла и безнадежности, что никакая вода меня не отмоет. А если даже отмоет - то, что останется, вряд ли будет невинным.
- Майк считает тебя достаточно невинным, хотя он не употребляет именно этого слова. Дон говорила мне.
- Не хочу его разочаровывать. Он видит во мне свое отражение. Моя профессия - зеркало.
- Ты трус.
- Совершенно верно, сэр! Но меня пугают не их нравы, а опасность, грозящая им извне.
- О, в этом смысле они в полной безопасности.
- Ты уверен? Выкрась обезьяну в белый цвет и посади в клетку к рыжим обезьянам. Они разорвут ее на куски. Гнездо - это школа мучеников.
- До сих пор я не знал за тобой склонности к мелодраме.
- Она не делает мои слова менее вескими! - взорвался Джубал. - Муки Христа ты тоже назовешь мелодрамой?
- Не сердись, я не хотел тебя обидеть. Мне кажется, что им не угрожает такая опасность. Со времен Христа прошло две тысячи лет.
- И все эти годы, да и раньше, люди реагировали на белую ворону одинаково. Возьми Онеиду - она просуществовала совсем недолго, в деревне, вдали от людских глаз. Возьми первых христиан - та же анархия, тот же коммунизм, групповые браки, братские поцелуи… Впрочем, не совсем: у христиан целовались и мужчина с мужчиной.
- В Гнезде мужчины тоже целуют друг друга - без малейшего голубого оттенка. Я забыл сказать.
- У первых христиан поцелуй между мужчинами не был гомосексуальным флиртом. Ишь, обмануть меня решил, думал, я дурак.
- Что ты!
- Спасибо. Так вот, в наше время не стоит предлагать священнику братский поцелуй: изначальных идей христианства уже никто не исповедует. Их приверженцы были физически истреблены за то, что стремились к полному единению и совершенной любви. Раньше я боялся только за Майка, теперь боюсь за всех остальных.
- Я с тобой не согласен. Я тоже боюсь, но именно потому, что они живут неправильно.
- Согласиться со мной тебе мешает ревность.
- Не только.
- В основном. Бен, этика секса - сложная проблема. Все понимают, что общепринятые моральные нормы здесь неправы, и каждый старается выработать свой собственный кодекс. Но, живя по собственному кодексу и нарушая общепринятые нормы, мы испытываем чувство вины. Ты не исключение. Ты вообразил себя свободным и поступил вопреки морали. Однако, столкнувшись с незнакомым явлением, пытаешься его оценить, исходя из отвергнутых тобой иудейско-христианских моральных норм. Разумеется, желудок не справляется. А ты думаешь, что это оттого, что ты прав, а они - нет. Нет, тебя тошнит потому, что ты привык заглатывать предрассудки задолго до того, как научился соображать.
- А что говорит твой желудок?
- Мой тоже дурак, но я позволяю ему командовать мозгом. Я одобряю попытку Майка разработать идеальную этику и готов ему аплодировать. Может быть, он станет родоначальником новой морали? У большинства философов не хватало на это мужества. Они принимали без изменений принципиальное содержание: моногамию, семью, воздержание - и смаковали детали, например, обсуждали, пристойна ли женская грудь.