Харшоу последовал за ней. Тони сначала скривился, но увидев, кого привела Мириам, радушно заулыбался и стал показывать свою мастерскую, предавая анафеме негодяев, уничтоживших вместе с гнездом его кухню. Тем временем ложка, без видимой посторонней помощи, размешивала соус.
Сесть во главе стола Харшоу отказался. Почетное место осталось свободным. Джубал никак не мог отделаться от чувства, что туда сел Майк, все его видят, а он, Харшоу, нет. Напротив Джубала оказался доктор Нельсон. Джубал удивился бы больше, если бы Нельсона здесь не было.
- Привет, док! У нас общая вода.
- Глубокой воды! За доктора здесь?
Нельсон покачал головой.
- За студента.
- Что выучил?
- Что медицина никому не нужна.
- Я мог вам это сказать еще двадцать лет назад, если бы вы спросили. Ван Тромпа видели?
- Он должен быть сегодня ночью или завтра утром. Только прилетел.
- Он здесь часто бывает? - спросил Джубал.
- Не очень, ему некогда. Учится заочно.
- Рад буду его повидать, больше года не встречались.
Нельсон переключил свое внимание на Доркас, сидевшую справа от него, Харшоу тоже заговорил с соседом справа. В воздухе висело еще более плотное ожидание, чем раньше. Внешне же было все совершенно спокойно - обычный семейный обед.
Пошел по кругу стакан воды. Когда дошла очередь до Харшоу, он сделал глоток и передал стакан соседке слева, от благоговения потерявшей дар речи.
- Прими от меня воду!
Она еле вымолвила:
- Спасибо, отец… Джубал.
Больше ничего он от нее не добился.
Стакан, завершая круг, оказался на свободном месте во главе стола. В нем оставалось еще немного воды. Стакан поднялся, опрокинулся, и вода исчезла. Стакан опустился на скатерть. Джубал решил, что стакан был выпит в его честь. Почему же церемония не сопровождалась приличествующей случаю вакханалией? Из-за осадного положения или из-за почтения к нему, Харшоу? Джубал решил в пользу второго предположения и почувствовал досаду. С одной стороны, он был рад, что ему не пришлось отказываться от приглашения, которое в его годы он был не в силах принять, а с другой… Ребята, сегодня на каток не пойдем, развлечем бабушку, поиграем с ней в домино… Нет, лучше на каток и переломать ноги, чем признать, что годен только на домино.
От этих размышлений Харшоу отвлек сосед справа, которого звали Сэм.
- Мы потерпели лишь кажущееся поражение, - говорил он. - На самом деле мы продвигаемся вперед. Конечно, у нас будут неприятности: никакое общество никому не позволит безнаказанно подрывать его устои. А мы отвергаем все институты: от собственности до брака.
- Вы отвергаете собственность?
- Да, в том виде, в котором она сейчас существует. На настоящий момент Майкл бросил вызов лишь кучке жуликов. А что будет, когда в стране появятся тысячи, десятки и сотни тысяч людей, которых не смогут остановить замки и стены, которым только самодисциплина сможет приказать не брать чужого? Поверьте, наша самодисциплина будет сильнее всяких законов. Но никакой банкир этого не поймет, пока не повторит наш тернистый путь… и не перестанет быть банкиром. Что станет с рынком, когда всем будет заранее известно, как будут двигаться товары?
- Вы сами это знаете?
- Мне это безразлично, но мой двоюродный брат Саул - вон тот, здоровенный - вместе с Элли пытается в это вникнуть. Майк призывает их к осторожности, не позволяет кого-либо сильно разорять, советует хранить деньги на нескольких счетах… Человек, владеющий нашей дисциплиной, сделает деньги на чем угодно и гораздо успешнее, чем непосвященный. Деньги и собственность не исчезнут. Майк говорит, что это полезные вещи, но они будут действовать по новым правилам. Тот, кто не приспособится к этим правилам, разорится. Что станет с Лунар Энтерпрайзез, когда люди смогут добираться до Луны способом телепортации?
- Мне продавать акции или покупать?
- Спросите Саула. Он может разорить корпорацию, а может не трогать еще лет двести. А как учителя справятся с детьми, которые будут знать больше, чем они? Что будут делать врачи, когда люди перестанут болеть? Что станет с текстильной и швейной промышленностью, когда люди перестанут одеваться? А во что превратится сельское хозяйство, когда мы сможем приказать сорнякам не расти, а урожай будет убираться сам собой? Все изменится до неузнаваемости. Теперь о семье. Вы знаете, сколько денег наша страна тратит ежегодно на противозачаточные средства?
- Знаю, только на таблетки больше миллиарда.
- Ах да, вы врач.
- Любитель.
- Представляете, что станет с промышленностью, выпускающей контрацептивы, и с моралистами, когда зачатие будет происходить лишь по желанию женщины, когда она будет защищена от венерических заболеваний, когда она станет искать любовь с откровенностью, о которой не мечтала и Клеопатра? Когда мужчина, намерившийся ее изнасиловать, исчезнет с лица земли в мгновение ока? Женщина освободится от вины и страха, но станет неуязвимой. Не только на фармацевтической промышленности, еще на очень многом будет поставлен крест.
- Я вас не совсем понимаю. Меня эта проблема слабо интересует.
- Не отомрет лишь институт семьи.
- В самом деле?
- Да. Он укрепится, оздоровится. Семья станет источником наслаждения и потому будет нерушимой. Видите вон ту брюнетку?
- Да, я уже имел возможность ею восхититься.
- Она знает, что красива и обязана своей красотой новой жизни. Это моя жена. Еще год назад мы с ней грызлись, как собаки. Она была ревнива, а я невнимателен. Семья держалась только на детях и ее сильном характере. Я знал, что по-хорошему она меня не отпустит, и считал себя уже старым, чтобы заводить новую семью. Я погуливал - у преподавателя много соблазнов и есть кое-какие возможности, - а Рут молча страдала. Иногда и не молча… А потом мы соединились, - Сэм просиял. - Я влюбился в свою жену! Она теперь для меня женщина номер один.
Сэм говорил негромко, и его слова тонули в общем гуле. Его жена сидела далеко. Однако в ответ на его последнюю фразу она повернула голову и сказала:
- Он преувеличивает, Джубал. Я где-то на шестом месте.
- Не подслушивай, моя красавица, - сказал ее муж, - у нас мужской разговор. Переключи внимание на Ларри! - и запустил в нее булочкой.
Она остановила булочку в верхней точке траектории и вернула назад.
- Так и быть, займусь Ларри. Этот грубиян никогда не дает договорить. Я довольна шестым местом. Ведь раньше я не попадала и в первую двадцатку.
- Дело в том, что мы стали единомышленниками, - продолжал Сэм. - Мы сблизились друг с другом, сближаясь с другими. Теперь мы все друг другу партнеры. И обмен партнерами перестал быть болезненным. Каждый понимает, что он не теряет ничего, а обретает все. Отношения "разошедшихся" супругов могут стать еще теплее, чем были в супружестве. Больше того, партнеры не обязательно мужчина и женщина. Взять хотя бы Джилл и Дон: работают, как дуэт акробатов.
- Я думал, что они жены Майка.
- Не более, чем другие женщины. И не более, чем жены других мужчин. С большим правом женой Майка можно назвать Пэтти, хотя и она, и Майк так заняты, что не успевают вступить в физический контакт, а ограничиваются лишь духовным.
- Зря ты так думаешь, Сэм, - сказала Пэтти, сидевшая еще дальше, чем Рут.
- Единственным недостатком наших отношений является то, что человеку не дают спокойно посплетничать, - посетовал Сэм.
Тут в него полетели разные предметы. Сэм, не делая ни одного движения, отбил все, кроме тарелки спагетти, которая шлепнулась ему прямо в лицо. Джубал заметил, что ее бросила Доркас.
Несколько секунд Сэм был похож на жертву кораблекрушения, потом все следы катастрофы исчезли, даже капля соуса, упавшая на рубашку Харшоу.
- Тони, не давай ей больше. Пусть ходит голодная, в следующий раз не будет расшвыривать.
- Ладно, не последние, - ответил Тони. - А тебе к лицу спагетти, Сэм. Как соус?
Тарелка Доркас отправилась на кухню и вернулась полная.
- Вкусный, - признал Сэм. - Я съел то, что попало в рот. Что ты туда добавил?
- Кровь полисмена, - ответил Тони.
Никто не засмеялся. Сначала Харшоу подумал, что шутка вышла неудачная, но потом вспомнил, что его братья часто улыбаются, но редко смеются, а полисмен, по марсианским понятиям, ничем не хуже другой еды. И все-таки это была шутка: у соуса был не свиной привкус, а говяжий.
Харшоу решил сменить тему.
- Больше всего в вашей религии мне нравится…
- В религии? - удивился Сэм.
- Назовем это церковью, если можно.
- Да, - согласился Сэм, - наше Гнездо выполняет все функции церкви, а наши убеждения совпадают с положениями многих религий. Я перебиваю, потому что хочу полной ясности. Раньше я был убежденным атеистом, теперь я проповедник, но не могу сказать, кто я по убеждениям.
- Вы говорили, что вы еврей.
- Да, из древнего левитского рода; решил для разнообразия стать атеистом. А Саул и Рут - религиозные евреи, можете поговорить с Саулом и убедиться в непоколебимости его веры. Рут также осталась еврейкой. Здесь она активистка, потому что думает, в отличие от меня, не головой, а чревом.
- Мне нравится ваша дисциплина, - продолжил Джубал. - Вера, в которой я был воспитан, не требовала от человека каких-либо знаний. Веруй, исповедуйся и будешь спасен. Ты можешь быть последним дураком, не способным сосчитать собственных овец, но ты считаешься избранником Божиим, тебе гарантируется вечное блаженство только потому, что ты обращен в веру. Ты можешь даже не читать Библию, хватит того, что ты обращен. У вас мне нравится, что вы не признаете подобного обращения.
- Верно.
- Вы принимаете лишь тех, кто хочет постичь вашу дисциплину и готов для этого работать.
- Иначе нельзя, - пояснил Сэм. - Нашу Истину нельзя познать, не думая по-марсиански и не соблюдая марсианскую дисциплину. Думая и поступая по-земному, не сможешь жить без войны, не ублажишь как следует жену и не поймешь себя самого. Счастье живет по тем же законам, что и человек. Этого не объяснишь по-английски. Наши слова либо двусмысленны, либо пусты. Марсианские слова - четкие инструкции всему живому. Я не говорил, что у меня был рак, когда я пришел сюда?
- Нет.
- Я этого сам не знал. Майк обнаружил и послал меня на рентген. Его диагноз подтвердился, и мы приступили к лечению верой. Произошло чудо, которое медицина называет "спонтанной ремиссией". А по-марсиански это слышится как "мне хорошо".
Джубал кивнул.
- Бывает, что рак проходит, а врачи не знают почему.
- Почему прошел мой, я знаю. К тому времени я уже мог потихоньку управлять своим организмом. С помощью Майка я изгнал болезнь. Теперь я смог бы сделать это самостоятельно. Хотите, остановлю сердце?
- Спасибо, не нужно. Я видел, как это делает Майк. Мой уважаемый коллега Нельсон не сидел бы с вами за одним столом, если бы то, о чем вы говорите, было результатом веры. Это волевое управление. Я вникаю.
- Простите… Майк предупреждал.
- Ну, он несколько преувеличил.
Сэм покачал головой.
- Я беседовал с вами специально, чтобы проверить его оценку, я вижу, что она верна. Вы действительно во все вникаете. Я представляю, в какие глубины Истины вы проникли бы, если бы знали язык.
- Я ничего не достиг бы: я старый человек, израсходовавший все свои возможности.
- Позвольте с вами не согласиться. Всем первозванным, чтобы чего-то добиться, пришлось изучать язык. Тех, кто оставался с вами, мы обучали интенсивным методом, вводя в транс и накачивая информацией. А вам это не нужно. Разве что вы захотите убрать с лица спагетти, не пользуясь полотенцем, но я вникаю, что вас такие детали не интересуют.
- Почему, можно было бы попробовать, чтобы знать, каково это.
Тем временем почти все вышли из-за стола. За спиной Сэма стала Рут.
- Вы собираетесь сидеть здесь до утра? Может, вас убрать вместе с объедками?
- Пора подниматься, Джубал. Я послушный муж. - Сэм поцеловал жену.
Они задержались у стереовизора.
- Что нового? - спросил Сэм.
- Прокурор округа сказал, что все бедствия - наших рук дело, но признался, что не знает, как мы это делаем.
- Бедняга! Укусил палку, которой его ударили, а теперь у него болят зубы.
Сэм и Джубал отыскали пустую комнату.
- Я говорил, - Сэм вернулся к прерванной беседе, - что мы неминуемо столкнемся с неприятностями, даже более серьезными, чем те, которые мы уже пережили. Нам предстоит немало поработать, чтобы общественное мнение примирилось с нами. Но Майк не торопится. Мы основали Вселенскую церковь - ее закрыли. Мы переберемся в другое место и организуем Церковь Единой Веры. Закроют - переберемся в третье место и откроем Церковь Великой Пирамиды. Сразу же прибегут жирные разряженные дамы. Многие из них скоро похудеют и сбросят наряды. Когда мы увидим, что местная адвокатская коллегия, медицинское общество или полиция собираются схватить нас за хвост и там, поедем куда-нибудь еще и организуем общество братьев-баптистов. Везде будут оставаться наши последователи. Майк начинал два года назад с тремя помощницами. Теперь у нас большое Гнездо и еще больше сочувствующих, которых мы сможем использовать в нужный момент. Когда-нибудь мы станем настолько сильными, что нас перестанут преследовать.
- Да, Иисус начинал с двенадцатью учениками, и в конце концов его учение победило.
- О, это наш мальчик, - Сэм расцвел. - Спасибо, что вспомнили его: он украшение нашей нации. Мы все этим гордимся, хотя не все об этом говорим. Он, между прочим, тоже не рассчитывал закончить дело за три дня. Он создал организацию и расширил ее. И Майк проявляет терпение. Терпение - органическая часть нашей дисциплины, мы уже не воспринимаем терпение как терпение. Просто мы никуда не торопимся.
- Весьма разумная позиция.
- Это не позиция. Это почти рефлекс. Джубал, вы, кажется, устали. Может, вы сбросите усталость или приляжете отдохнуть? Если вы не ляжете, вас всю ночь будут развлекать разговорами. Мы почти не спим.
Джубал зевнул.
- Нет, я лучше посижу в ванне и завалюсь спать. А с братьями поговорю завтра и в другие дни.
- Действительно, куда спешить? - согласился Сэм.
Джубал нашел свою комнату, там тотчас же очутилась Пэтти. Она включила в ванной воду, раскрыла постель, не касаясь ее руками, поставила на столик напитки для коктейля, приготовила один коктейль и отнесла его в ванную комнату. Джубал не просил ее уйти, и вскоре она вошла в ванную, готовая к демонстрации картин. Джубал знал, что заставляет людей полностью покрывать свое тело татуировкой, и сейчас чувствовал: если не рассмотреть картины, Пэтти обидится.
Харшоу не испытывал раздражения, которое испытал Бен, впервые увидав Пэтти; он разделся и с гордостью обнаружил, что не стесняется этого, хотя уже давно ни перед кем не обнажался. Пэтти тоже не смутилась, подошла к ванне и проверила, достаточно ли воды и не холодная ли она.
Затем она принялась рассказывать, в какой последовательности следует рассматривать картины и что каждая из них означает. Джубал произносил слова, которые полагается произносить искусствоведу во время знакомства с произведением искусства. Татуировка была шикарная! Его приятельница японка рядом с Пэтти показалась бы дешевой куклой.
- Рисунки немного сдвинулись, - посетовала Пэтти. - Вот, взгляни на сцену рождения. Задняя стена прогнулась, а кровать похожа на хирургический стол. С тех пор, как Джордж покинул этот мир, меня не касалась ничья игла. Значит, Джордж сам пожелал изменить картины.
Джубал подумал, что Пэтти, хоть и не совсем нормальная, очень милая. Ему даже больше нравились ненормальные люди, чем люди с абсолютно нормальной психикой. А Пэтти достаточно здорова для того, чтобы вести хозяйство: вот, не забыла же отправить в шкаф брошенную им одежду. Неплохая штука эта марсианская дисциплина, если не обязательно быть совсем нормальным, чтобы ею овладеть.
Он почувствовал, когда ей надоело показывать картины, и попросил передать от него привет внучкам и боа констриктору.
- Я бы и сам пожелал им спокойной ночи, да что-то устал.
- А мне скоро пора приниматься за словарь, - Пэтти поцеловала его. - Передам девочкам.
- Всем трем!
- Конечно. А моей девочке ты понравился. Она вникла, что ты любишь змей.
- Спокойной ночи. У нас общая вода.
- Ты есть Бог, Джубал, - она ушла.
Джубал влез в ванну и с удивлением обнаружил, что усталость прошла, ломота в костях исчезла. Пэтти подействовала, как лекарство. Она воплощенное счастье. Затем Харшоу подумал, что ему лень меняться, легче закончить жизнь таким, как он есть: старым, вредным и капризным.
Джубал намылился, смыл мыло и решил побриться, чтобы не делать это утром. Потом запер дверь, выключил верхний свет и улегся. Поискал какую-нибудь книгу, ничего не нашел, обругал себя за пристрастие к чтению, глотнул коктейля, выключил нижний свет и отвернулся к стене. Общение с Пэтти вдохнуло в него силы и бодрость. Он еще не спал, когда пришла Дон.
- Кто здесь? - окликнул Харшоу.
- Это я, Дон.
- Как ты вошла, я ведь запер дверь? Марш отсюда. Эй! Вылезай из моей кровати! Брысь!
- Сейчас уйду, но сначала я тебе что-то скажу.
- Ну-ну.
- Я давно тебя люблю. Почти так же давно, как Джилл.
- Перестань городить чепуху и убирайся отсюда.
- Сию минуту, - согласилась Дон, - я только расскажу тебе одну вещь о женщинах.
- Завтра я с удовольствием выслушаю.
- Нет, сейчас!
- Ладно, говори, только отодвинься.
- Джубал, мой любимый брат. Мужчины обращают большее внимание на то, как выглядят женщины. Поэтому женщины изо всех сил стараются быть красивыми, и в этом всеобщее счастье. Когда-то я зарабатывала стриптизом. Я видела, что мужчины радуются, глядя на меня, и сама радовалась тому, что могу дать им то, что нужно. Но женщины - не мужчины, им все равно, как мужчина выглядит; их больше волнует, что у него внутри. Женщину интересует, богат ли мужчина, будет ли он добр к ее детям, добр ли он сам по себе? Так вот, я ищу в тебе не ту красоту, которую ты ищешь во мне. Ты прекрасен, Джубал!
- Ради Бога!
- Ты прав. Ты есть Бог, и я есть Бог. Ты нужен мне. Я предлагаю тебе воду. Давай разделим ее и сблизимся!
- Слушай, девочка, если я правильно тебя понял…
- Ты правильно понял: давай разделим все, что у нас есть, наши тела и души.
- Дорогая, у тебя есть чем делиться, а я свое роздал уж и не помню когда. Мне очень жаль, поверь. Пожалуйста, оставь старика в покое и дай ему поспать.
- Ты заснешь, когда придет время. Я могу поделиться с тобой силой, но я вижу, что в этом нет необходимости.
"Черт возьми, и в самом деле нет!"
- Нет, дорогая. Спасибо.
Она встала рядом с ним на колени и склонилась к нему.
- Джилл сказала, что если ты станешь упираться, я должна заплакать. Я сейчас заплачу, налью на тебя слез, и ты волей-неволей разделишь со мной воду.
- Ох уж эта Джилл! Бить ее некому!
- Начинаю плакать.
Она не произнесла ни звука, но на грудь Харшоу вдруг шлепнулась одна теплая капля, вторая, и еще, и еще…
Джубал испугался, обнял ее и смирился с неизбежным.