- В таком случае, сынок, тебе не о чем беспокоиться. Я думаю, что в ближайшие пятьсот - тысячу лет люди научатся договариваться с соседями.
- Возможно. Хуже будет, если Старшие Братья решат не убить нас, а перевоспитать. Этим они тоже убьют нас, но отнюдь не безболезненно. В этом я вижу еще большее зло.
Джубал ответил не сразу.
- Не этим ли ты занимаешься, сынок?
- Я с этого начинал, - с огорченным видом признался Майк, - а теперь хочу исправить. Я знаю, отец, что ты разочаровался во мне, когда я вступил на этот путь.
- Всякий волен жить по своему усмотрению.
- Да, каждый должен приходить к пониманию самостоятельно. Ты есть Бог.
- Я не могу принять этого назначения.
- Ты не можешь от него отказаться. Ты есть Бог, я есть Бог, все живое есть Бог, поэтому я есть все, что я видел, слышал, пережил. Я все, во что я вник. Отец, я видел, как ужасна жизнь на этой планете, и думал, что я в силах ее изменить. Людей не учат в школе тому, чему я хотел научить их, и я решил преподнести им это в форме религии, сыграв на их любопытстве. Кое-что мне удалось. Марсианская дисциплина оказалась не слишком трудной для усвоения. Видишь, сколько нас, как мы едины. Это уже большая победа. Нам даровано величайшее счастье: мы делимся на мужчин и женщин. Вполне возможно, что романтика физической любви присутствует лишь на нашей планете. Если так, то я сочувствую остальной Вселенной. Что может сравниться с единением тел и душ, с радостью дарения себя и получения ответного дара? На Марсе ни я, ни кто-то другой не испытал ничего подобного. Мне кажется, именно любовь делает нашу планету такой богатой и прекрасной. Если человек соединяется с другим человеком лишь телом, но не душой, он остается по-прежнему девственным и одиноким, как будто не соединялся вовсе. С тобой такое бывало, я это понял по тому, как ты боишься рисковать. Ты вник в это раньше меня и без помощи марсианского языка… Дон сказала, что не только ваши тела, а и души были вместе.
- Эта леди несколько преувеличивает.
- Дон никогда не ошибается, если речь идет о любви. А кроме того, прости, мы были с нею - в ее душе, и сливались с твоей.
Джубал почему-то воздержался от признания, что у него иногда, а именно в моменты одновременного единения тел и душ, просыпались телепатические способности. Правда, он читал не мысли, а эмоции. Он пожалел, что ему уже так много лет. Будь он хотя бы на пятьдесят лет моложе, Дон не пришлось бы ставить слово "мисс" перед фамилией: он решился бы на новый брак, несмотря на прежние неудачи. А прошедшую ночь он не променял бы на сто лет жизни. В сущности, Майк прав.
- Я слушаю вас, сэр.
- Соединение мужчины и женщины не должно происходить без любви, но тем не менее очень часто происходит. Происходит насилие или совращение - игра, подобная рулетке, только еще более бесчестная. А потом - проституция, одиночество - добровольное и вынужденное, страх, вина, ненависть; дети, вырастающие в убеждении, что секс - это что-то плохое, постыдное, животное. Величайшая ценность, которой обладает человечество, искажена, извращена и представлена как величайшее зло.
Всему причиной - ревность. Я долго не мог этому поверить. Джубал, я до сих пор до конца не понимаю ревности, она кажется мне безумием. Когда я впервые испытал любовный экстаз, моим первым порывом было желание разделить его сразу со всеми братьями: с женщинами непосредственно, а с мужчинами через женщин. Я пришел бы в ужас, если бы мне предложили забрать все счастье себе. Вместе с тем мне не приходило в голову испытать эту радость с тем, с кем я еще не сроднился. Я физически не способен любить женщину, с которой не разделил воду. Не я один: никто в Гнезде не испытывает физической любви, если не испытывает духовной.
Джубал мрачно подумал, что по такой идеальной схеме могут жить разве что ангелы. Краем глаза он заметил машину, садящуюся на площадку. Не успев сесть, машина исчезла.
- Что случилось?
- Они начинают подозревать, что мы здесь. Вернее, я: остальные считаются погибшими.
- Не пора ли перебраться в более безопасное место?
- Не волнуйся, Джубал. Те, кто сидел в машине, не успели ничего никому сообщить. А Джилл уже преодолела предрассудок против дематериализации нехороших людей. Раньше мне приходилось выдумывать всякие ухищрения, чтобы защищаться, теперь я действую проще. Джилл доверяет мне, она знает, что дисциплина не позволяет мне убивать людей без крайней необходимости. - Человек с Марса усмехнулся. - Вчера даже помогала и не в первый раз.
- Что вы делали?
- Заканчивали то, что я начал в тюрьме. Когда я уничтожил тюрьму, пришлось уничтожить и некоторых заключенных. Их нельзя было освободить: они злые люди. Но я целый год вникал в этот город. Я знал, что еще десятки таких же злодеев ходят на свободе. Я ждал, вникал в каждый отдельный случай и наконец принял решение. Они дематериализованы, а души получили возможность начать новую жизнь. Джилл поняла, что человека невозможно убить, что я всего лишь удаляю с поля грубых игроков.
- Тебе не страшно играть в Бога, дружок?
- А я и есть Бог, - открыто улыбнулся Майк. - И ты есть Бог. И те, которых я убрал, тоже боги. Сказано, что Бог видит всякую тварь. Так и есть: всякая тварь есть Бог. И если кошка съедает мышку, то и та, и другая выполняют свое божественное предназначение.
Приземлилась и исчезла еще одна машина.
- Сколько игроков вы вчера удалили за грубую игру?
- Четыреста или пятьсот, не помню точно: город-то большой. Некоторое время здесь будет очень спокойно. Правда, с течением времени преступность возобновится: на Земле так не хватает дисциплины! Именно об этом я и хотел поговорить с тобой, отец. Я боюсь, что ввел братьев в заблуждение.
- Почему?
- Они слишком оптимистичны. Они смотрят друг на друга и видят любовь, здоровье, согласие и счастье. И думают, что переход всего человечества к нашему образу жизни - лишь вопрос времени. Они, конечно, понимают, что это случится не завтра, что две тысячи лет - это лишь мгновение. Но они уверены, что когда-нибудь это случится. Поначалу я сам был в этом уверен и передал свою уверенность братьям. Я упустил главное: люди - не марсиане. Я не раз ловил себя на этой ошибке, исправлялся и снова ошибался. Что верно для марсиан, не всегда верно для людей. Логика инвариантна, но на Земле и на Марсе она оперирует различными данными. Поэтому и результаты выходят различные.
Я не понимал, почему никто из людей добровольно не отдает себя на съедение голодным собратьям. На Марсе это считается честью. Я не понимал, почему здесь так берегут детей. На Марсе таких девочек, как наши, выбрасывают на улицу - в зубы естественному отбору, и девять из десяти погибают в первое же лето. Логика одна, а объекты разные: здесь состязаются взрослые, а на Марсе дети. Но так или иначе состязание имеет место, иначе начинается вырождение.
Я не знаю, был ли я прав в попытке исключить состязание, но я понял, что человечество не позволит мне этого.
В комнату заглянул Дюк.
- Майк! Ты видел, вокруг отеля собирается толпа?
- Видел, - ответил Майк. - Скажи всем, что еще не окончилось ожидание.
Дюк вышел, а Майк обратился к Джубалу:
- Ты есть Бог! Мои слова - не позывные счастья, а напоминание об ответственности, это вызов, брошенный миру. - Он был печален. - Я редко об этом говорю. Очень немногие понимают весь смысл этих слов и готовы разделить со мной не только радость, но и горечь. А остальные - сотни и тысячи - воспринимали их, как трофей, доставшийся без боя, или не понимали вовсе. Что бы я ни говорил, они продолжали считать, что Бог - это кто-то другой, добренький, который прижмет обманутого дурачка к груди и погладит по головке. Они не хотели признать, что во всех своих бедах виноваты сами и что счастье не дастся им без труда.
Человек с Марса покачал головой.
- У меня гораздо больше неудач, чем побед, и я боюсь, что ожидание окончится и я пойму, что был неправ. Что этот народ не может жить иначе, что он должен быть разобщенным, несчастным, должен ненавидеть, драться… только для того, чтобы не выродиться. Скажи, отец, это так?
- Почему, черт возьми, ты решил, что я смогу ответить на этот вопрос?
- Может быть, не можешь. До сих пор, когда мне нужно было что-то выяснить, ты всегда помогал. И когда кончалось ожидание, я убеждался, что ты говорил правильно.
- Ты меня переоцениваешь. Все, что я могу тебе сказать, это: ты спешишь, хотя всю дорогу толковал, что спешить нельзя. Два с половиной года - не время даже по земным меркам. Ты еще не начал ждать, а уже сдался. Ты провел эксперимент на малой группе людей, эксперимент удался. Я никогда не видел таких здоровых, бодрых и счастливых людей. Тебе этого мало? Воспитай еще десять тысяч таких же работящих, счастливых, неревнивых, потом и поговорим? Идет?
- Ты говоришь правильно, отец.
- Я еще не все сказал. Из того факта, что тебе не удалось перевоспитать девяносто девять из ста, ты делаешь вывод, что человечество не проживет без своих грехов, которые нужны ему для "прополки". Как ты не понимаешь, что ты сам проводишь прополку, вернее, твои неудачи делают ее за тебя. Ты планировал уничтожение собственности и денег?
- Нет, что ты! В Гнезде деньги не нужны, но…
- Правильно, в любой здоровой семье они не нужны, а нужны для сношений с внешним миром. Сэм сказал мне, что братья, постигшие дисциплину, стали умнее в обращении с деньгами, хотя можно было бы ожидать обратного.
- О, делать деньги очень просто, если знаешь как.
- Ты только что сформулировал новую заповедь: блаженны богатые духом, потому что они знают, как делать деньги. А каковы успехи братьев в других областях? Ниже или выше среднего?
- Конечно, выше. Наша дисциплина - не вера, а метод эффективной работы во всех областях.
- Ты сам ответил на свой вопрос, сынок. Если все сказанное верно (а я не сужу, я только спрашиваю, ответ за тобой), то ты не исключаешь, а ужесточаешь соревнование. Если одна десятая процента населения способна воспринимать твою дисциплину - преподавай ее, и через десяток поколений дураки вымрут, а твои ученики унаследуют Землю. Тогда нужно будет думать, как подстегнуть их к дальнейшему развитию. Не стоит отчаиваться из-за того, что за два с половиной года не все превратились в ангелов. Я ни от одного человека этого не ожидал. Думал, ну и дурак же ты, что полез в проповедники.
Майк вздохнул и улыбнулся.
- Я сам начал так думать. Ну и дурак же я, как подвел братьев!
- Назовем эту болезнь космической отрыжкой и будем считать, что вылечили. Если у тебя есть, что сказать людям, - говори.
Майк не отвечал. Он лежал без движения, с закрытыми глазами и безжизненным лицом. Джубал уже пожалел, что говорил так резко и довел парня до транса.
Тут Майк открыл глаза и весело улыбнулся.
- Ты все объяснил, отец! Мне есть что сказать и показать людям. - Человек с Марса встал. - Ожидание кончилось!
Глава 37
Джубал и Человек с Марса вышли к стереовизору. Около него уже собралось все Гнездо. На экране волновалась толпа, которую с трудом сдерживала полиция. Майк взглянул на экран, и на лице его появилась счастливая уверенность.
- Пришли? Отлично. Начинаем.
Чувство радостного ожидания, все время преследовавшее Харшоу, распирало стены.
- Давно у нас не было столько зрителей, - сказала Джилл.
- Пожалуй, стоит одеться ради такого случая. Пэтти! Найди мне что-нибудь, - попросил Майк.
- Сию минуту, Майк.
- Сынок, - забеспокоился Джубал, - не нравится мне эта толпа. Может, не стоит тебе выходить?
- Стоит: они пришли ко мне, и я должен их встретить. - Он замолчал, так как лицо на несколько секунд оказалось закрыто одеждой. Женщины наперебой помогали ему одеться - каждая вещь словно знала, куда и как лечь.
- Положение обязывает. Если публика ждет, звезда должна показаться.
- Майк знает, что делает, босс, - успокоил Дюк.
- Н-не знаю… Я не доверяю толпе.
- Тут собрались в основном зеваки. Есть парочка фостеритов и других злопыхателей, но Майк справится с любой толпой. Правда, Майк?
- Точно, Каннибал. Где моя шляпа? Солнце уже высоко, - откуда ни возьмись появилась дорогая панама с яркой лентой и уселась ему на голову. Майк кокетливо сдвинул ее набекрень.
- Ну как? - спросил он.
На нем был, как всегда на проповедях, белый деловой костюм, крахмальная рубашка и дорогой яркий галстук.
Бен сказал:
- Атташе-кейса не хватает.
- Правда? Ты считаешь, не хватает? Пэтти, у нас есть атташе-кейс?
Джилл подошла к Майку.
- Бен шутит, милый. Ты отлично выглядишь. Иди. - Она поправила ему галстук и поцеловала. Харшоу показалось, что она поцеловала и его.
- Да, пора. Энн, Дюк, готовы?
- Готовы. - Энн надела свидетельский плащ, а Дюк вооружился всевозможной съемочной аппаратурой и табличкой "Пресса".
Они пошли к выходу. Джубал двинулся за ними, а все остальное Гнездо - тридцать с лишним человек - осталось у стереовизора. У двери Майк задержался. Там стоял столик, а на нем графин с водой, ваза с фруктами, стаканы и фруктовый ножик.
- Дальше не ходи, - предупредил Джубала Майк, - иначе Пэтти придется отбивать тебя у кобр.
Майк налил в стакан воды и отпил.
- От проповедей пересыхает горло, - и передал стакан Энн. Потом взял фруктовый ножик и отрезал кусок яблока. Харшоу показалось, что Майк отрезал себе палец, но тут Дюк протянул ему стакан. Крови не было, а к фокусам Харшоу уже начал привыкать. Он взял стакан и с удовольствием сделал глоток: во рту почему-то было сухо.
Майк сжал его руку и улыбнулся.
- Не волнуйся, отец. Мы скоро вернемся. Не позже, чем через полчаса.
Они вышли к кобрам и закрыли за собой дверь. Джубал со стаканом в руках вернулся ко всем. Кто-то забрал у него стакан, он не заметил этого, полностью уйдя в экран.
Толпа стала гуще и агрессивнее, полицейские работали дубинками.
- Где они, Пэтти? - спросил кто-то.
- Спускаются в лифте, входят в вестибюль, их заметили, начали фотографировать.
На экране появилось лицо корреспондента Нью Уорлд Нетворкс.
Он затараторил:
- Передвижная съемочная группа компании Нью Уорлд Нетворкс ведет репортаж из горячей точки. Мы только что узнали, что самозванный мессия, известный как Человек с Марса, наконец выполз из своего логова. Очевидно, Смит хочет сдаться властям. Вчера он бежал из тюрьмы, воспользовавшись взрывчатыми веществами, которые, по всей видимости, передали ему сообщники. Но ему слабо было пройти через кордоны, выставленные вокруг города. Трудно предсказать, что сейчас случится. Не отходите от экранов! Следите за нашими новостями и рекламой! - Джик Моррис принялся расхваливать свой аттракцион "Елисейские поля".
- Они вышли на улицу, - сказала Пэтти, - толпа еще не видит их.
- Мы находимся у парадного подъезда отеля "Сан-Суси", жемчужины побережья. Не будем обвинять служащих отеля в пособничестве преступнику: они сообщили о нем властям, поэтому мы здесь. Пока не начались события, посмотрите, как из Смита выросло чудовище!
Показали запуск "Посланца", отлет "Чемпиона", Марс, марсиан, первое сфабрикованное интервью с Человеком с Марса: "Тебе нравятся наши девушки?" - "Еще как!", переговоры во Дворце Министров, защиту диссертации.
- Что там, Пэтти?
- Майкл стоит на ступенях, толпа на расстоянии ста ярдов. Дюк кое-что заснял и меняет линзы. Все в порядке.
Стереовизор показал толпу.
- Надеюсь, вы понимаете, друзья, что эти люди не намерены шутить. Их оскорбили, и они справедливо возмущены. Последователи антихриста не останавливались ни перед чем, чтобы дать своему вождю скрыться от возмездия. Сейчас можно ожидать чего угодно, - диктор чуть не захлебнулся. - Он выходит, он идет к людям!
Камера повернулась к Человеку с Марса, он шел прямо на нее. Энн и Дюк шли на некотором расстоянии позади. Вот уже стереовизор показал Майка в натуральную величину, как будто он вернулся в комнату к братьям. Он остановился на газоне в нескольких шагах от толпы.
- Вы звали меня?
Ответом был рев.
В разрыве туч показалось солнце, и на Майка упал столб света.
Одежда его исчезла, он предстал перед толпой нагой и прекрасный - модель для самого Микеланджело. У Харшоу сжалось сердце.
- Посмотрите на меня! Я сын человеческий!
Включили рекламу. Стайка девушек, задирая ноги выше носа, воспевала какое-то особое туалетное мыло. Экран заполнился мыльными пузырями.
Возобновился репортаж. Кусок кирпича ударил Майка по ребрам.
- Будь ты проклят!
Майк обернулся к обидчику:
- Ты проклял сам себя! До конца жизни тебе не смыть этого проклятия.
- Богохульник! - камень попал Майку в левый глаз, брызнула кровь.
- Ты ударил себя, - спокойно сказал Майк, - потому что ты есть Бог, и я есть Бог, и все живое есть Бог.
В него полетели камни, в нескольких местах показалась кровь.
- Слушайте Истину: вам не нужно ненавидеть, бояться, убивать! Я принес вам воду жизни, - в руке Майка появился стакан с водой, - выпейте ее, и вы познаете любовь и счастье!
Кто-то бросил камень, и стакан разбился. Следующий камень попал Майку в рот.
Он улыбнулся разбитыми губами и с выражением любви и нежности глянул в камеру. В затылок ему светило солнце и, казалось, от головы его исходит золотое сияние.
- Братья! Я люблю вас. Глубокой вам воды. Ты есть Бог.
- Ты есть Бог, - прошептал в ответ Харшоу.
Снова включили рекламу.
- Пещера Кахуэнга! В этом ночном клубе вы вдохнете настоящий лос-анджелесский смог! Его привозят к нам каждый вечер! Вас встретят шесть прекрасных танцовщиц!
- Линчевать его! Завяжем сукину сыну негритянский галстук!
Раздался выстрел, и Майку по локоть отрубило правую руку. Она упала на траву вверх открытой ладонью.
Толпа загоготала и зааплодировала.
- Давай еще, Шорти! Только лучше целься!
Снова полетели камни.
- Истина проста, но стать Человеком не просто. Научитесь управлять собой, а все остальное придет само. Благословен тот, кто познал себя, весь мир принадлежит ему, Любовь и Счастье следуют за ним повсюду.
Прозвучали еще три выстрела.
Один раздробил Майку шестое ребро, два других пришлись в левую ногу ниже колена. Показался осколок кости.
Майк пошатнулся, засмеялся и продолжал говорить:
- Ты есть Бог. Пойми это и стань Человеком!
- Черт возьми, когда прекратится это богохульство! Мужики, кончаем его.
Его били камнями и кулаками, а когда он упал, - ногами. Ему ломали ребра, наступали на лицо, оторвали ухо, а он все говорил.
- Отойдите, ребята, я полью его бензином!
Толпа отступила, на экране стереовизора показалось лицо Майка.
Он взглянул на братьев в последний раз и четко произнес:
- Я люблю вас.
Неосторожный кузнечик сел на траву перед его носом.
- Ты есть Бог, - приветствовал его Майк и дематериализовался.