Завопил осел, которого не кормили вот уже неделю.
Заверещала стая осипших гагар.
А если откинуть бледные образы и сравнения в сторону и взглянуть правде в лицо, то Герклид запел. Не попадая в ноты и в ритм, но компенсируя это громкостью звука, он подхватил песню. Не выдержавший такого издевательства над прекрасным Александр возмущенно запищал и забился в тазу, еще больше усилив диссонанс.
Юлиус уже было занес руку, чтобы отвесить Аквусу затрещину, а еще лучше – скинуть его за борт, прости Посейдон… Но тут неудобная мысль наконец нашла лазейку между сладкими звуками, пропитавшими мозг мошенника, как патока, и разбудила здравый смысл.
Мысль состояла ровно из двух слов. "Сирены" и "разобьемся". Юлиус хлопнул себя по лбу и бросился к люку. Скатился вниз по лестнице и что было сил крутанул маленький штурвал.
Припав к окулярам, мошенник вновь увидел прекрасных дев. Они продолжали петь, но теперь на лицах их появилась растерянность. Корпс даже догадывался, отчего. Вожделенная добыча, подойдя практически вплотную, стремительно разворачивалась. Юлиус в какой-то степени понимал их разочарование, но, несмотря на то, что всегда готов был помочь красивой женщине, сейчас ему этого делать не хотелось.
Едва корабль вернулся на прежний курс – по крайней мере, так показалось Корпсу, – мошенник дернул рычаг, который регулировал скорость, и кое-как удержался на ногах. Судно буквально подпрыгнуло на волнах и понеслось прочь.
Сзади кто-то охнул. Юлиус развернулся и увидел, что Леонид тоже спустился к люку.
– Сбавьте скорость! – закричал ученый.
– Это сирены! Если не убраться подальше, то мы разобьемся, а они нас сожрут!
– Да я понял уже! Сбавьте скорость, двигатель по такой жаре и так перегрелся!
Ученый подобрался ближе и сам дернул рычаг, переводя его на "малый вперед". Корабль замедлился, и Юлиус напряженно вслушался в тишину. Только механические скрипы, мерное урчание двигателя и шум волн. Никаких прекрасных дев и чарующих песен.
– Теперь вы должны пойти и извиниться перед своим другом, – сказал Леонид. – Как бы то ни было, но он только что спас нам жизнь.
– Он этого не хотел, – скривился мошенник. – Он просто отвратительно поет.
– Мне кажется, что мотив сейчас не имеет значения. А вот результат, который выражается в том, что мы живы и в безопасности, – имеет.
Юлиус не мог не признать, что в здесь есть здравое зерно. Если бы не Гераклид, то сейчас мошенник стал бы ужином. Или что там следующее в графике принятия пищи? В любом случае, извиниться действительно стоило.
Вернувшись на палубу, Корпс застал Аквуса на корме. Тот напряженно вглядывался вдаль.
– Прости меня, дружок, – сказал Корпс. – Ты не бесполезен. И хотя, Орк тебя забери, я считаю, что в одиночку справился бы лучше, но именно сейчас и именно здесь, ты спас нас. Возможно, боги были в чем-то правы.
Юлиус замолчал, ожидая бурных вскриков радостей и объятий, сопровождаемых криком "я знал, что мы лучшие друзья!". Может быть, самовосхваления и попыток тут же сложить оду в собственную честь. Но Гераклид Аквус все так же безучастно всматривался вдаль.
– Эй, ты не слышишь? Я извиняюсь, а ты – герой!
В этот раз Гераклид соизволил обернуться. Выражение скорби на его лице смогли бы повторить только самые лучшие актеры современности.
– Я действительно так ужасно пел? – голос Аквуса дрогнул, на глазах выступили слезы.
"Ох, ну почему так всегда? – пробормотал про себя Юлиус. – Почему я всегда должен раскрывать этому человеку-бедствию глаза на его "таланты"? Почему этим не может заняться кто-нибудь другой?"
– Нет, дружок, – Корпс постарался, чтобы это прозвучало как можно честней. – Это была великолепная песня. Настолько великолепная, что мы сразу поняли – ну, зачем нам эти две бабы, которые всего лишь блеют, как овцы? Сирены, тоже мне!.. Да, ты прекрасно пел, можешь не сомневаться!
– Ты меня не обманываешь? – скорбь не уменьшилась, а в глазах появилась еще и подозрительность. – Мне показалось, что тебе понравилась их песня.
– Только до тех пор, пока я не услышал твою!
Юлиус любил ситуации, когда абсолютная правда может трактоваться так, как это желает слышать собеседник. Вроде и не врешь, и говоришь то, что думаешь.
– Я начинаю тебя понимать, – Аквус важно кивнул, до боли напомнив себя в минуты наивысшего самолюбования. Корпс вздохнул. Период вселенской скорби миновал. К счастью или к сожалению – будет видно дальше. – Вот у них не было такого хорошего певца, а потому они сейчас все мертвы.
Мошенник, несмотря на жару, похолодел и быстро взглянул в том направлении, куда указывал палец Гераклида.
В нескольких десятках метров, то появляясь, то исчезая за бурунчиками пены, дрейфовали останки корабля. Судя по ним, это был старомодный парусник – обломки досок и мачты, а также грязно-белое полотнище, цвет которого настолько походил на морскую пену, что если бы не меткий взор Гераклида – следы кораблекрушения остались бы незамеченными.
Казалось бы, ничего удивительного – в море плавают десятки и сотни досок, измочаленных о скалы жадной стихией. За ними никто не гоняется, за исключением жителей бедных каменистых островов, для которых любой обломок дерева на вес золота. Сокровища и ценные вещи, буде таковые имеются на борту, идут на дно первыми, так что никакой практической ценности найденные обломки обычно не представляют.
Если только сбоку, полуприкрытый парусом, не дрейфует плот, на котором виднеется человеческая фигура.
– Молодец, дружок! – воскликнул Юлиус – на этот раз с полной мерой искренности – и хлопнул Гераклида по плечу. – Глуши машину, Леонид! Там человек за бортом!
Через минуту маневренный кораблик уже развернулся и медленно, боком, стал подплывать к обломкам. Стадис, оставив мошенника у руля, склонился над бортом с длинным крюком-гарпуном в руке и примеривался, как бы поудобнее подцепить плот и притянуть его поближе. В рубке рядом с Юлиусом взволнованно пыхтел Александр. А Гераклид разразился очередными бесполезными советами и восклицаниями, параллельно хватаясь поочередно то за борт, то за сердце, чем утвердил в сознании Корпса одну простую истину, которую тот бережно поставил на одну из самых широких полок памяти и поклялся себе никогда не забывать. Истина звучала так: "Крупица полезности в некоторых личностях уравновешивается килограммами пустой болтовни и поводов для раздражения".
– Юлиус! – Леонид с третьей попытки зацепил плот. – Нужно будет слезть вниз, чтобы обвязать беднягу веревкой – иначе наверх не затащим.
Мошенник зафиксировал штурвал, провел ладонью по шерстке на макушке у крота – тот в ответ несколько раз серьезно кивнул: "Иди, мол, а я присмотрю за управлением!" – побежал наверх. Скинул штаны, рубашку и с разбегу прыгнул в голубые волны. Юлиус ждал прохлады и хотя бы временного спасения от жары, однако толща воды слишком хорошо прогрелось под солнцем. Ему показалось, что он погрузился в теплое растительное масло, скользкое, липкое, испортившееся на жаре и оттого с прогорклой вонью.
Источник отвратительного запаха довольно быстро обнаружился – на плоту было не одно тело, а два. На краю, наполовину погрузившись в воду, висел труп сирены. Массивный хвост с зеленой чешуей, длиннопалые руки – с двумя суставами вместо одного локтя, спутанные золотистые волосы. Чудовище явно умерло не от жары – лицо в кровоподтеках со свернутым набок носом, рассыпанные по бревнам плота зеленоватые зубы и окровавленное весло, лежащее тут же рядом, говорили о редкостном мужестве и желании жить того, кто сумел преодолеть очарование лживой песни и оказать достойный прием сирене. Из ее рта тянулся длинный фиолетовый язык с раздвоенном кончиком, а открытые в посмертии глаза смотрели обиженно и удивленно: "Как так? Меня – убивать?"
Вторая жертва кораблекрушения – или, если говорить точнее, героичный и неповторимый победитель монстра – походил на огромную черную кляксу – из-за цвета балахона и сапог. Юлиус, сморщившись, столкнул труп сирены в море, подтянулся на досках плота, подобрался поближе к телу и стащил с головы капюшон с вышитой эмблемой Диониса.
Это была девушка с огромными кругами под глазами, с распухшим языком и исцарапанной щекой, с облезшим от солнечных ожогов носом, с синеватой шеей и воспаленными веками. Из этой жертвы кораблекрушения мог бы получиться великолепный, прямо-таки книжный мертвец, какими их описывают в популярном бульварном чтиве о восставших из Аида. Но не получился – на виске билась синяя жилка, а из горла доносилось еле слышное сипение и хрип.
Юлиус торопливо обвязал жрицу Диониса – в голове мелькнул смутный образ узнавания – веревкой и махнул Леониду "поднимай, мол!". Когда тот уже бережно втаскивал девушку на борт, Гераклид глубокомысленно изрек:
– А вы знаете, что присутствие женщины на корабле – это к несчастью?
– Еще одна погоды не сделает. Дружок, ты уже забыл как тебе идет женская одежда?
Несколько следующих минут были потраченны Гераклидом на возвращение проглоченного от возмущения языка, что дало Леониду и Юлиусу заняться спасением девушки.
– Массаж сердца и искусственное дыхание должны помочь, – подвел итог осмотра ученый, не горя однако желанием приступать к озвученным действиям.
Некоторое время мошенник и Стадис смотрели друг на друга, а потом Леонид пробормотал в сторону: "У меня легкие слабые", – и на том все закончилось. У Юлиуса возникло ощущение, что на этом корабле Гераклид не единственный, кому не везет с женщинами.
Аквус, меж тем, наоборот готовился принять активное участие в операции по спасению. Он разминал руки, тренировал дыхание и пытался где-нибудь срочно раздобыть что-то увлажняющее. А то "из-за жары губы у него пересохли, а делать искусственное дыхание с пересохшими губами – это низко, подло и бесчеловечно по отношению к прекрасной девушке".
"Нет уж, – подумал Корпс, – Этак получится, что у девушки по моей вине может возникнуть вселенское отторжение мужского пола как такового, если первым, что она увидит, очнувшись, будет объемный скульптор-неудачник". Данная мысль вновь породила смутное узнавание, которое из-за жары и волнения так и не оформилось в нечто существенное.
Мошенник решил, что поймать образ он всегда успеет, а пока взял дело в свои руки, а заодно и губы. Не обращая внимание на очередное обиженное выражение лица Гераклида, приставил ладони к груди жрицы Диониса и надавил. Прислушался, затем надавил еще раз; зажал нос девушки пальцами и глубоко вдохнул воздух в ей в рот.
Ресницы затрепетали, жрица открыла глаза и взглянула на своего спасителя, который еще не успел оторвать своих губ от ее…
Звук пощечины разлетелся над водой.
Все застыли, и лишь девушка сноровисто отползла, перекатилась и присела на четвереньки, напряженно вглядываясь в трех странных мужчин и одного крота, которые удивленно смотрели в ответ.
Затем жрица Диониса хриплым иссушенным горлом успела произнести "воды" и вновь потеряла сознание. Надо признать, не без изящества. Юлиус давно заметил, что женщины, когда в том возникает необходимость – а особенно, когда на них смотрят мужчины – проделывают обыденные и даже в чем-то банальные вещи столь грациозно, будто отрабатывали это всю свою жизнь. Хотя, кто его знает? Быть может, этим они и занимаются в тех закрытых школах, в которые не допускают никого из мужчин.
Однако больше всего мошенника занимало не это. Он наконец-то вспомнил, где уже видел эту жрицу.
Глава восемнадцатая.
Прошлое и будущее
В тот раз Юлиус находился в Солониках и в очередной раз испытывал финансовые затруднения, а потому был в поисках способа или же человека, которые смогли бы помочь ему заработать. А лучше – и того, и другого.
Размышлять он предпочел в небольшом, но не лишенном изящества, заведении "Пята Ахилла" – на стенах юмористические картины из жизни древнего героя, а столики – в виде перевернутой человеческой ступни. За одним из них, спиной к Корпсу, сидела фигура в чёрном плаще со знаком Диониса. Помимо нее внутри ещё были хозяин и юноша с тонкими чертами лица, что-то исступленно рисовавший на листе бумаги.
Мошенник заказал стаканчик вина и легкий завтрак, отдав треть имевшейся наличности, после чего с ещё большим энтузиазмом принялся размышлять о том, каким образом можно заработать.
Заедая вино сыром, Корпс между делом поймал брошенный на себя взгляд служительницы Диониса. Недоверчиво хмыкнув, мошенник присмотрелся и понял, что незнакомка довольно мила и приятна на вид. Её нельзя было назвать красавицей или сравнить с богиней, но это была та непосредственная и домашняя красота, которую каждый настоящий мужчина мечтает иметь под боком. Конечно уже после того, как он вдоволь наобжигается с горячими красотками.
Решив, что он ничего не теряет, Юлиус подхватил остатки вина и направился к столику с незнакомкой. Та мило улыбнулась, когда мошенник подошел, и даже подвинулась на скамейке, будто приглашая сесть сразу рядом. Это было заманчиво, но Юлиус предпочитал, чтобы стол выступал преградой на случай, если собеседник внезапно решит перейти от слов к враждебным действиям. Поэтому Корпс уселся напротив, громко поставив кружку перед собой.
Девушка продолжала за ним наблюдать. Сначала она просто внимательно глядела, подперев кулаком подбородок, потом зажмурила правый глаз и покачала головой из стороны в сторону. Задумчиво хмыкнула. Затем наклонилась вперед, почти легла на стол и уставилась на Юлиуса исподлобья и из-под челки.
– Это какой-то ритуал? – мошенник решил, что выдержал достаточную паузу. В конце концов, его не каждый день разглядывали во всех ракурсах симпатичные незнакомые девушки.
Жрица в ответ улыбнулась, потом быстро протянула руку, ухватила его кружку и воровато заглянула внутрь. Скорчила Юлиусу гримасу – то ли презрительную, то ли извиняющуюся – и, закинув голову, вылила в себя остатки чужого вина.
– Если это принятый в здешних местах способ начинать разговор, то я не смогу тебя поддержать. У тебя в кружке ничего не осталось, – Юлиус был несколько обескуражен. Однако девушка была ничуть не расположена поддерживать беседу в рамках логики и отвечать на заданные вопросы.
– Счастье, – жрица подперла щеку ладонью и воззарилась на мошенника влажными глазами. – Муж, дети, куры. Или собаки. А я сижу тут. В плаще. И пью. А может, надо жить?
– То есть пока ты сидишь тут в плаще и пьешь, это не считается жизнью? – Фраза вылетела до того, как Юлиус спохватился, что в этом разговоре на достойный ответ рассчитывать не приходится. Однако девушка парировала гораздо лучше, чем это делали некоторые гораздо более трезвые собеседники.
– Это считается служением. Дионису. А я вот думаю. Может, пожить, как все? То есть как женщина? А то сейчас никакого смысла. Молюсь. Ем. Сплю. Пью.
– Ты думаешь, появление детей, собак и мужа сразу принесет бездну смыслов?
– Ничего ты не понял. Все говорят, что так надо и положено. Вот я и тоскую. Ну, ты понял.
Юлиус не очень разделял чужую тоску по спокойной и счастливой семейной жизни, особенно когда о ней вещают первому попавшемуся собеседнику, дыша винными парами. Однако из вежливости кивнул. Раз. Другой. Третий раз он кивнул гораздо энергичнее и расплылся в улыбке.
– Хочешь, милейшая, я тебе помогу? – проникновенно вымолвил он и попытался накрыть ладонь девушки своей. Жрица от неожиданности спрятала обе руки под стол, смахнув неосторожным движением винную кружку на пол, потом кивнула. – Тогда никуда не уходи, ладно? Сиди здесь, я все придумал! Я даже еще вина тебе закажу, только сиди!
Юлиус бросился сначала к хозяину заведения, лавируя между гигантскими ного-столами, чтобы оплатить заказ и попросить "непременно, непременно задержать девушку, если она вдруг захочет уйти, это очень важно, буквально дело жизни и смерти!". Затем присел рядом с преисполненным одухотворенностью юношей, который продолжал рисовать.
– Дорогой друг, а вы принимаете заказы?
– Заказы? Да. Сейчас календарь вот рисую для знакомого, – Юноша поправил непослушную прядь кудрявых волос.
– Календарь? – Корпс заметил числа внизу листка. – А не могли бы вы оторваться на секундочку буквально и нарисовать портрет вот той вот прекрасной незнакомки. Особого старания я не требую, понимаю, что девушка не профессиональная натурщица, но не помешало бы чуточку приукрасить действительность. Вы меня понимаете?
– О, конечно.
– Ну, тогда приступайте. Я скоро вернусь!
Потом он пронесся к выходу мимо жрицы, подмигнул ей и показал победно сжатый кулак.
Первым делом, выскочив на улицу, Юлиус взглянул на часы – было около часу дня. До того момента, когда рабочие возвратятся с фабрик, времени хватало. Оставалось только потратить его с пользой для дела и, безусловно, для кошелька.
Но для начала предстояли небольшие траты.
Прежде всего Корпс прогулялся по рабочему кварталу, распросил множество людей, применяя поочередно наглость, лесть, дружелюбие и угрозу. Итогом этого вояжа стало обнаружение места, наилучшим образом подходящего для задуманного. Владелец заведения "Тартаровские Тартары", досточтимый Тартар, узнав о том, что благодаря Юлиусу, его сегодня ожидает наплыв посетителей, отказался брать плату за аренду. По здравому размышлению, Корпс понял, что продешевил и ему самому нужно было требовать плату, но момент уже был упущен.
Затем мошенник нашёл небольшую типографию, где за сносные деньги обещали нужное количество листовок. А за символическую плату и деревянную куклу, которая так понравилась хозяйскому сыну, ещё и расклеить их на ближайших улицах. Кукла осталась у Юлиуса после неудавшегося опыта чревовещателя, потому он расстался с ней без сожаления.
После всего этого усталый обладатель почти пустых карманов вернулся в "Пяту Ахилла". Жрица Диониса спала, уткнувшись головой в сложенные на столе руки. Подле неё сидел художник и выстукивал по столу резкий и рваный ритм, а хозяин заведения многозначительно посматривал на всё это и вздыхал. Едва завидев мошенника, юноша потребовал денег за работу. Взглянув на картину, Корпс заплатил, не торгуясь, затем тут же прикрыл холст жилеткой.
Обрадованный платой юноша, подхватив наброски календаря, ретировался, весело насвистывая. Судя по музыкальным упражнениям, он был весьма разносторонним малым.
– Давно она спит? – поинтересовался Юлиус у хозяина.
– С полчаса. Пьяна в лучших традициях своего бога.
– Отлично! Пусть девушка ещё поспит, – сказал мошенник. Через два часа я приведу сюда друга, который бы очень хотел с ней пообщаться. Будьте добры, разбудите её к тому времени и дайте что-нибудь от похмелья.
И, чувствуя, как в груди всё холодеет, Юлиус высыпал на стол остатки финансов. Если хозяина и удивила просьба, то виду он не подал. Многозначительно хмыкнул и вернулся к своим занятиям.
Корпс, между тем, попробовал растолкать девушку, поскольку вспомнил, что надо бы кое-что у неё разузнать.
– Как тебя зовут? – спросил Юлиус, едва жрица приоткрыла глаза.
– Фффф, – прошипела девушка и снова замолкла.
Дальнейшие попытки привести её в чувство не увенчались успехом. Мошенник вздохнул и, подхватив портрет, направился в сторону "Тартаровских Тартаров". По дороге Юлиус с удовольствием отметил, что заказанные листовки уже красуются на стенах домов.