Льюис накладывал пергаменфикс на рукопись, претендующую на раскрытие тайн весталок, и вдруг заслышал звуки рожка, которые возвещали о прибытии экипажа. Льюис просканировал окрестности - да, по аллее ехала коляска с пятью… нет, с шестью смертными.
Он отложил кисточку и закрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться.
Перезвон металлических ободов по щебенке - ужасно, зубодробительно четкий. Гулкий грохот копыт, замедлившийся до раздельного "цок–цок–цок", словно последние капли ливня, и контрапунктом - шарканье ног по мраморному полу внизу.
Бабах! Похоже, сэр Фрэнсис не умел обращаться с дверью и мог лишь распахивать ее настежь.
- Дамы! Дамы, мои чаровницы, мои красавицы, добро пожаловать, добро пожаловать все и каждая! Милая миссис Дигби, как давно мы не встречались! Как вы поживаете? Клянусь Венерой и ее сынишкой, дорогая, вы прямо цветете!
- Ха, милорд, благослови вас Бог, ну и мастер же вы льстить!
- Ну что вы, душенька. Сьюки! Красотка Бесс! Вот моя рука, дамы, соблаговолите сойти, подберите подол… И снова добро пожаловать… Ах, Джоан, и ты тоже приехала! Мы так по тебе скучали. Дай поцелую, любовь моя… А это кто? Новый розанчик в букете?
- Это наша юная мисс. Она с нами недавно. Мы решили, что она подойдет для… - Дама перешла на шепот, но Льюис разобрал слова: - Сами знаете для кого.
- Ага! - Сэр Фрэнсис тоже заговорил тише. - Позволь поцеловать тебя, прелестное дитя, без всякой задней мысли. Добро пожаловать! А где же мистер Уайтхед?
- Сейчас возьму шляпу и…
- Два слова на ушко, милорд. Он не в себе, в обморок падал, перепугал нас до смерти. Сьюки дала ему джину и привела в чувство, но он белехонек, будто…
- Знаю, душенька, знаю, но… А, вот вы где, Пол! Ну вы и негодяй - позволили себе лишиться чувств в карете, полной красавиц! Что? Право, вы словно лосось на нересте. Не можете дождаться ночи, да?
- Дайте–ка, голубчик, я вас под локоток…
- Глупости. Я превосходно себя чувствую…
- Бесс, бери его под другой локоток… Пойдем в кроватку, полежим немножко перед обедом, да, мой сладкий?
- Наверное, так лучше…
- Да, дадим этому необузданному жеребцу передохнуть перед следующим забегом. Джон! Попросите миссис Фиттон приготовить укрепляющий настой.
- Сию минуту, милорд.
Голоса зазвучали ближе - компания вошла в дом, - но приглушеннее и неразборчивее. Льюис отодвинул стул от стола и повертел головой, пока не нашел положение, в котором опять все слышал.
Сэр Фрэнсис снова шептал:
- Бедняга очень плох. Следовало сделать все раньше.
- Две недели назад, когда наезжал в Лондон, выглядел он получше. Вон благоверный моей сестры, он точно так же - на Рождество был здоровехонек, а в Богоявление уже и схоронили. Ну, станем уповать на лучшее, как говаривала моя матушка, милорд. Как вам девица?
- Под вуалью не видно, но вроде бы хорошенькая. Она изучила все… э–э–э?
- Да, милорд, и не сомневайтесь. Мальчик–то у вас есть?
- И превосходный! Скоро сами увидите.
- А, хорошо, а то ведь тот молодой джентльмен мне совсем не глянулся…
Льюис чихнул и сбился, к тому же со стола улетел кусочек весталок. "Тьфу, пропасть", - пробормотал библиотекарь. Он встал на четвереньки, чтобы вытащить обрывок, в очередной раз задумавшись, что же приключилось с его предшественником.
Однако всяческое беспокойство быстро улетучилось, сменившись надеждой и предвкушением праздника. За обедом будут лишь старики и прелестные сговорчивые дамы! Неужели его невезению конец - хотя бы на один–единственный вечер?
Он отреставрировал весталок и занялся приклеиванием корешка к экземпляру "Нового описания Мерриленда, или Земли Радости", когда в библиотеку вошел дворецкий сэра Фрэнсиса с перекинутым через руку плащом.
- Прошу прощения, сэр, но милорд просит вас выйти в сад. Вы должны надеть вот это. - Он развернул плащ, у которого оказался просторный капюшон.
- А, костюмированный бал, не так ли? - Льюис взял плащ и набросил его на плечи.
Капюшон тут же упал ему на глаза. Джон без тени улыбки поправил его.
- Если можно так выразиться, сэр. Вы могли бы выйти через восточную дверь.
- Бегу–бегу! Я сейчас, - отозвался Льюис и, сгорая от нетерпения, кинулся вниз.
В саду он увидел группу людей в таких же плащах, ближайший из которых его поприветствовал, - по голосу оказалось, что это сэр Фрэнсис:
- Это вы, юный Оуэнс? Мы тут как раз дожидаемся дам, благослови их Бог. А, вот и они!
И правда - из–за угла дома выходила процессия. Льюис увидел пять фигур в плащах, первая из них несла в высоко поднятой руке факел. Джентльмены низко поклонились. Льюис последовал их примеру.
- Богиня, - произнес сэр Фрэнсис. - Мы, смертные, с почтением приветствуем тебя, долгожданную. Молю, яви нам свою милость!
- Ты получишь мою милость, смертный, - ответствовала дама с пылающим факелом. - Приди ко мне в святилище, и я это, как его, приобщу тебя к моим таинствам.
- Улюлю! - еле слышно выдохнул профессор–юрист.
Он весело толкнул Льюиса под ребра. Локоть у него оказался довольно острый, и Льюису было больно. Однако все неприятности забылись, когда к нему приблизилась невысокая фигурка в плаще и взяла его за руку.
В пару каждому джентльмену досталась дама. Сэр Фрэнсис взял под руку факелоносицу и повел их в темноту торжественной процессией, словно компанию пожилых ряженых Гаев Фоксов. Стройная вереница распалась лишь однажды, когда один из джентльменов споткнулся и закашлялся; все остановились и подождали, пока он придет в себя, а затем двинулись дальше.
Льюис, ненадолго включив инфракрасное зрение, увидел, что процессия движется к высокому холму, на котором находилась церковь Золотого Шара. Внимание его сосредоточилось на девушке, которая шла рядом. Пальцы у нее были теплые, юная, премило сложенная, она ступала легко. Льюис гадал, какое у нее лицо.
Процессия не стала подниматься на холм, а обошла его вокруг. Льюису наконец удалось отвлечься от девушки настолько, чтобы заметить впереди еще одну церковь, словно вкопанную в холм. Когда они подошли ближе, Льюис увидел, что это всего лишь фасад из песчаника, выстроенный, чтобы замаскировать вход в туннель.
"Знаменитые Пещеры Адского Пламени!" - подумал Льюис, и сердце у него забилось чаще.
Они вошли в ворота и оказались в длинном туннеле, прорубленном в меловой породе; здесь им пришлось перестроиться и идти по одному. Льюис, к собственному изумлению, обнаружил, что сердце его стало колотиться еще сильнее - словно от самой настоящей паники; ему пришлось собрать все силы, чтобы не растолкать вереницу и не броситься прочь. Он просканировал породу над головой - сырой мел, весь в трещинах, того и гляди обвалится. Бояться этого места можно было по тысяче объективных причин, и нечего вызывать демонов из подсознания…
Шедшая за спиной миниатюрная девушка подалась вперед и пожала Льюису руку. Ему сразу стало легче.
Они постепенно спускались вглубь холма, минуя ниши, вырубленные в левой стене, а затем круто повернули - Льюису показалось, что они описали полный круг. Было темным–темно, только впереди горел факел, было тихо, и сыро, и холодно, как в могиле. Еще один длинный прямой спуск, затем запутанный лабиринт, в котором разве что киборг мог с легкостью ориентироваться. И наконец, впереди показался свет и Льюис уловил запах съестного.
Они вышли в просторный зал, озаренный пылающими факелами. У дальней стены совершенно неподвижно стояли четыре фигуры. На всех были черные покрывала, длинными прямыми складками ниспадавшие с макушки почти до самого пола. На всех были маски. Две - черные и безликие; две расписаны черным и золотым наподобие голов насекомых.
Посреди зала, совершенно неуместный, стоял стол, накрытый на десять персон.
- Сделаем перерыв в наших торжествах! Друзья мои, отужинаем в преисподней! Хотя я вам обещаю, что Танталовых мук вы не изведаете. Помните Тантала, а? В Аиде? Поняли, в чем соль?
- Какой вы, милорд, однако, затейник, - суховато заметила дама с факелом.
Она отбросила капюшон и оказалась грациозной женщиной среднего возраста с неестественно рыжими волосами цвета пламени. Но какой бы она ни была раскрашенной, напомаженной и задрапированной, в ней сохранился определенный шарм.
Все участники процессии сняли плащи, и Льюис заморгал от удивления. Все джентльмены, кроме него самого, были в белых камзолах и панталонах, а также в диковинных мягких шляпах синего и красного цвета с вышитыми спереди словами "любовь" и "дружба". Дамы оказались в белых открытых платьях, скроенных на древнегреческий манер, - все, кроме самой юной, которая, как и Льюис, была в обычной уличной одежде. Лицо ее, однако, по–прежнему скрывала вуаль.
- Холодно тут, - пожаловалась пышнотелая девица не самой первой молодости. - Почему нельзя было сделать то же самое в аббатстве? Там всегда так славно. Помните, как мы там веселились?
- Я понимаю, моя милая, тысяча извинений… - сказал сэр Фрэнсис. - К сожалению, в аббатстве уже не так удобно, как раньше…
- И нечего нам заниматься священными обрядами в непотребных местах, Сьюки Фостер, так что заткнулась бы ты, а? - одернула ее госпожа. Она бросила на сэра Фрэнсиса несколько озабоченный взгляд. - Голубчик, а подушечки мне под зад не найдется? На алтаре ведь холодно, да и жестко!
- Мы обо всем позаботились, дорогая Деметра, - заверил ее сэр Фрэнсис.
- Очень любезно с вашей стороны, владыка Гермес, - отвечала дама. Оглядев собравшихся, она заметила Льюиса. - Смотри–ка! Это тот самый?..
- Да, - подтвердил сэр Фрэнсис.
- Ну и красавчик же! - Деметра потрепала Льюиса по щеке.
- Может быть, мы сядем? - предложил старичок–профессор. - После такого перехода ногу у меня так и дергает.
- Да, прошу вас, - слабым голосом проговорил Уайтхед. Он был зеленовато–бледный и весь в поту, что омерзительно подчеркивал шутовской наряд. Льюис просканировал беднягу и поморщился: болезнь у смертного вступила в критическую стадию.
Все зашелестели, зашаркали и расселись. К своему огорчению, Льюис оказался очень далеко от миниатюрной девушки под вуалью. Фигуры в масках, которые до сей поры стояли неподвижно, словно статуи, пробудились к жизни и стали в жутковатом молчании прислуживать за столом. Из бокового прохода вынесли целого жареного поросенка, а также блюдо с фруктовой подливой, несколько караваев ячменного хлеба и устрицы. Из серебряных ваз разливали шоколад.
- А вина не будет? - разочарованно протянул профессор. Сэр Фрэнсис с мадам Деметрой наградили его одинаковыми укоризненными взглядами, и он смешался и пробормотал: - Ну да, простите, запамятовал.
Льюис, голодный, замерзший и подавленный, опрометчиво отхлебнул шоколада и тут же почувствовал прилив теоброминового воодушевления.
Они отобедали. Возможно, чтобы компенсировать отсутствие хмельного веселья, смертные принялись оглушительно гомонить, то и дело заливаясь хохотом и отпуская сальные шуточки, заставлявшие Льюиса краснеть из–за девушки под вуалью. Та сидела на дальнем конце стола и молчала почти все время, за исключением одного момента, когда она попробовала приподнять вуаль и мадам Деметра рявкнула:
- Эй, там! Тебе велено закрывать лицо!
- А как мне тогда поесть–то, чтоб меня черт побрал? - возразила девушка.
- Тряпку оттягивай вперед и бери по чуть–чуть, как положено леди, - объяснила ей Сьюки. - Я так и делала, когда была на твоем месте.
Девушка больше ничего не говорила, только сложила руки, изобразив статую скорби. Льюис, который допивал вторую чашку шоколада и чувствовал, что его нервы киборга уже определенно находятся под влиянием теобромина, страстно ее разглядывал. Он счел ее очаровательной. И задумался о том, нельзя ли спасти ее и вернуть на путь добродетели.
"Как бы это сделать? В бюджете вечно не хватает денег. Да и засмеют меня. А что, если пойти в игорный дом? Я умею считать карты. Это, конечно, запрещено, но ведь оперативники уровня кураторов постоянно так делают - зарабатывают себе на карманные расходы. Да и сам Ненний, кстати. Выиграть столько, чтобы выкупить ее и подарить ей, ну, скажем, лавку. Бедное дитя…"
- Мальчик мой, отведайте еще этой прекрасной свинины! - проревел сэр Фрэнсис и потянулся через весь стол, чтобы шлепнуть Льюису на тарелку кусок мяса. - Вы ведь даже не попробовали подливы! Она восхитительна!
- Спасибо! - закричал в ответ Льюис, отстраняясь, чтобы дать слуге плеснуть на мясо несколько ложек густого фруктового соуса.
Затем Льюис снова придвинулся к столу, взял ложку и принялся поглощать подливу, хотя и понимал, что надо бы поесть твердой пищи.
Однако не успел он положить ложку, как перед глазами вспыхнули красные буквы, пляшущие и искаженные, словно при мигрени: "НАБЛЮДАЕТСЯ ТОКСИЧЕСКАЯ РЕАКЦИЯ".
- Великий Аполлон! - простонал Льюис. Взглянув в тарелку, он в промежутках между красными вспышками, заслонявшими обзор, различил в тягучей массе несколько крыжовенных зернышек. - Что я с собой сделал?!
Он сидел неподвижно и ждал, когда вспышки кончатся, но они не кончались; Льюис запоздало задумался, не вступил ли теобромин в какую–нибудь неположенную реакцию с той составляющей крыжовника, против которой возражало его органическое тело.
Можете себе представить, с каким ужасом он услышал "дзинь–дзинь–дзинь" ложечкой по бокалу и скрип кресла, когда сэр Фрэнсис поднялся на ноги и возвестил:
- Итак, мои милые! Итак, мои дорогие собратья по откровению! Оставим веселье! Начинаются священные дела!
- Улюлю! - взвизгнул старичок–профессор.
- Если можно, сэр, поуважительнее, - попросила мадам Деметра. - Случай–то торжественный, чтоб вы знали!
- Извините, дорогая, мой энтузиазм…
- …вполне понятен, - перебил сэр Фрэнсис. - Но нам следует помнить, что среди нас новообращенный, который, несмотря на молодость, явил подлинный дух… э–э–э… мистер Оуэнс, вам нехорошо?
Льюис открыл глаза и увидел стремительный круговорот лиц, которые смотрели на него в промежутки между вспыхивающими красными буквами.
- Нет–нет, что вы! - ответил он и выдавил нечто, как он надеялся, похожее на спокойную улыбку.
Улыбка задержалась на его лице дольше, чем он хотел, и Льюису показалось, что она, обернувшись кривой усмешкой, постепенно сползает набок.
- А, тогда хорошо, думаю, мы продолжим. Братья и сестры! Давайте вместе изопьем чашу, которая принесет нам бессмертие! - произнес сэр Фрэнсис, и Льюис обнаружил, что за спиной у него возник прислужник и, наклонившись, что–то ему дал.
Поморгав, Льюис увидел кратер для вина, современную копию, с Дионисом, спасающим Ариадну. Он взял его и отпил. Вода, ячмень, болотная мята… в сознание вплыли воспоминания, дремавшие полторы тысячи лет. Льюис отпил еще.
- Кикеон! - воскликнул он несколько громче, чем намеревался. - Вы даже рецепт соблюли! Прекрасно!
Последовала мертвая тишина, и Льюис понял, что все на него уставились. "Льюис, ты идиот!" - подумал он и кротко передал кратер сэру Фрэнсису. Все прочие пили молча. Когда опустевший кратер наконец поставили в центр стола, сэр Фрэнсис откашлялся.
- Время пришло. Вот мой кадуцей.
Это исторгло у профессора пронзительный смешок, но его быстро одернули сидевшие с обеих сторон дамы.
- Если вы не собираетесь относиться ко всему как положено, нечего было и приходить, - сурово заметила Бесс.
Льюис поглядел сквозь буквы и обнаружил, что сэр Фрэнсис вытащил откуда–то жезл и воздел его. Это и правда был кадуцей, очень искусно вырезанный, чешуйки обвивающих его змей позолочены, а глаза сделаны из граненых каменьев, которые блестели в свете факелов.
- Сейчас я говорю от имени Гермеса, служителя Зевса, - продолжал сэр Фрэнсис. - Я всего лишь исполнитель его бессмертной воли.
- А я - Деметра, богиня всего растущего, - с театральным жестом подхватила дама. - У–у–у, как я устала после богатого урожая, прям с ног сбилась! Усну. Я верю в Зевса, я знаю, что он не причинит вреда моей дорогой дочери Персефоне, которая гуляет по цветущей долине Нисы.
Сэр Фрэнсис знаком показал Льюису, что он должен встать. Льюис вскочил так поспешно, что его кресло с грохотом упало и сам он рухнул бы следом, если бы не прислужник в маске, который его поддержал. Девушка под вуалью тоже встала и вытащила из–за своего кресла корзину.
- Я Персефона, богиня весны, - провозгласила она. - Ух, чтоб меня, какой красивый цветок я там вижу, а уж большой–то! Ну–ка сорву!
Сэр Фрэнсис взял Льюиса под локоть и подвел к темному входу в очередной туннель, напротив того, в который они вошли. Персефона на цыпочках пошла следом, вытащив на ходу факел из держателя в стене. Они прошли несколько ярдов по туннелю и остановились. Персефона глубоко вдохнула и во всю силу своих легких закричала:
- У–ууууу! Какой злой бог влечет меня прочь от солнечного света? У–у–у, помогите, спасите, неужто никто не слышит моих горестных воплей? Зевс, отец мой, где ты?
- Быстро, - шепнул сэр Фрэнсис, и они поспешили во тьму, свернули за угол, за другой, третий, углубились в лабиринт, и Льюис услышал, что впереди шумит вода.
Они вышли в другой зал, поменьше, где стоял низкий каменный алтарь; Льюис едва не споткнулся о него, однако сэр Фрэнсис подхватил его, а под другую руку его взяла девушка. Им удалось войти в следующий коридор, и вскоре они оказались в третьем зале.
- Река Стикс! - объявил сэр Фрэнсис, взмахнув кадуцеем. - Далее Гермес в своих крылатых сандалиях уже не может вас вести. Прочь! Прочь улетает он! Прочь, на вершину Олимпа!
Раскинув руки и совершив балетный прыжок с грацией, поистине удивительной для мужчины его лет, - перед тем как коснуться пола, он умудрился скрестить лодыжки и приземлился так легко, что даже парик на макушке не шелохнулся, - сэр Фрэнсис повернулся и унесся прочь по коридору.
Льюис застыл на месте, глядя ему вслед. Девушка потянула его за рукав.
- Нам велено сесть в лодку, - сказала она.
Льюис обернулся посмотреть. Они стояли на берегу темной реки, которая текла через пещеру. На другом берегу виднелся вход в очередной темный туннель. Перед ними была привязана странного вида лодочка, украшенная изящным, хотя и страшноватым резным узором из черепов и скрещенных костей и выкрашенная черным с золотом.
- Ой, - вздохнул Льюис. - Ага, ну да. А где же Харон?
- Какой такой Харон? - спросила Персефона.
- Паромщик, - пояснил Льюис, жестом изобразив, как отталкиваются шестом.
- А–а–а. Никто мне ничего про паромщиков не говорил, наверно, это вы сами должны нас перевезти, - ответила девушка.
- Точно! Да! Тогда садимся, - сказал Льюис, обнаруживший, что красные вспышки становятся несколько слабее, однако теперь его отчего–то прбирает смех. - Вот моя рука, мадам! Йо–хо–хо и подымем якорь!
- Эй, там, вы часом не чокнутый? - прищурилась девушка сквозь вуаль.
- В полнейшем здравии, прекрасная Персефона! - Льюис прыгнул в лодку и схватился за шест. Он оттолкнулся от дна так сильно, что…
- Господи милосердный, мистер, вы чего?! Вы же…