Он выудил из мешочка на поясе золотое кольцо с печаткой, блеснувшее гранью в желтой вспышке очага. Дженни увидела на печати изображение короля в короне, сидящего под двенадцатью звездами. Некоторое время Джон смотрел на печать, потом склонил голову и поцеловал кольцо с видом величайшего почтения.
Дженни наблюдала за ним в молчании. "Король был королем, - подумала она, - пока не вывел войска с севера, оставив земли без законов на растерзание варварам. Хотя Джон вот до сих пор считает себя его подданным…"
Она никогда не понимала ни верности Джона королю, за чьи законы он сражался всю жизнь, ни Каэрдиновой горечи и чувства, что короли тебя предали. Король был всегда для Дженни правителем чужой страны, а сама она - жительницей Уинтерлэнда.
Светлый маленький овал золотого кольца блеснул, когда Гарет положил его на стол - как бы в подтверждение своих слов.
- Он дал его мне, посылая за вами, - сказал Гарет. - Все королевские единоборцы выходили против дракона, и ни один из них не вернулся живым. Никто в государстве еще не убивал дракона, никто даже не знает, как его атаковать. Мне казалось, что здесь я мог бы пригодиться. Я не рыцарь и не единоборец… - Голос его дрогнул, утратив торжественность. - Я знаю, что не гожусь для сражений. Но я изучил все баллады, все их варианты, и ни одна из них не говорила о главном: как поразить дракона. Нам был нужен драконоборец, - закончил он безнадежно. - Тот, кто знает, как это делается. Мы нуждаемся в вашей помощи.
- А мы разве в вашей не нуждаемся? - Мягкий голос Аверсина внезапно обрел твердость кремня. - Мы сто лет нуждаемся в вашей помощи - с тех пор, как всю землю севернее реки Уайлдспэ оставили волкам, бандитам, Ледяным Наездникам и еще худшим тварям, с которыми мы тоже не знаем, что делать. Болотные дьяволы, шептуны - все зло, что бродит по ночным лесам, зло, крадущее кровь и души живых! Думает ваш король об этом? Поздновато он о нас вспомнил!
Юноша, оторопев, глядел на него.
- Но дракон…
- Чума порази твоего дракона! У вашего короля сотни рыцарей, а у моих людей - один я! - Свет отразился в линзах очков, когда Аверсин прислонился широкими плечами к почерневшим кирпичам дымохода; обломки шипов на шишке драконьего хвоста злобно блеснули над его головой. - Гномы никогда не делают только один выход из своих подземелий. Неужели рыцари короля не могли попросить уцелевших гномов проводить их запасным путем и ударить тварь с тыла?
- Гм… - Явно поставленный в тупик негероической практичностью предложения, Гарет смешался. - Не думаю, чтобы они смогли так поступить. Запасной тоннель Бездны выводит в крепость Халнат. Господин Халната Поликарп, королевский племянник, поднял мятеж против короля незадолго до прихода дракона. Цитадель в осаде.
Замершая у камина Дженни уловила, как дрогнул голос юноши. Взглянув, она увидела, что дернулся большой кадык Гарета.
"Тут какая-то рана, - предположила она. - Воспоминание, с которым нужно обращаться осторожнее…"
- Это… Это одна из причин, почему у короля не оказалось рыцарей. Если бы только один дракон! - Гарет из рода Маглошелдонов умоляюще подался вперед. - Все королевство в опасности из-за усобицы точно так же, как из-за дракона. Тоннели Бездны лежат во внешней части Злого Хребта, а он отделяет долины Белмари от болот на северо-западе. Цитадель Халната стоит на утесе с другой стороны от главных ворот Бездны. Город и Университет - чуть ниже. Гномы Ильфердина были нашими союзниками против мятежников, но теперь большинство из них перешло на сторону Халната. Королевство расколото пополам. Ты должен идти! Пока дракон в Ильфердине, мы не можем охранять дороги от мятежников, не можем посылать продовольствие осаждающим. Королевские единоборцы убиты… - Он снова сглотнул, голос его стал сдавленным от воспоминаний. - Люди, которые привезли тела, рассказали, что большинство рыцарей даже не успели обнажить мечи.
- Ха! - Гневно и печально искривив чувственный рот, Аверсин смотрел в сторону. - Всегда находятся дураки, почитающие своим долгом помахать мечом перед драконом…
- Но они же не знали! Все, что они могли изучить, - это баллады!
На это Аверсин не сказал ничего, но, судя по его сжатым губам и трепету ноздрей, мысли его были не из приятных. Глядя в огонь, Дженни вслушивалась в его молчание, и что-то, как холодная тень от дождевого облака, поползло по ее сердцу.
Почти против своей воли она видела, как возникают видения в тлеющих углях. Она узнавала по-зимнему окрашенное небо над расселиной, обугленные ломкие копья убитой ядом травы - изящные, игольчато-хрупкие, - Джона, замершего на краю расселины, зазубренный стальной прут гарпуна, сжатый рукой в толстой перчатке, мерцающий на поясе топор. Что-то рябило в расселине - живой узор из янтарных лезвий.
Но куда яснее и острее видения был сотрясающий память страх, когда она увидела прыжок Джона.
Они были тогда любовниками меньше года. Именно тогда, у расселины, Дженни почувствовала всю хрупкость плоти и костей против огня и стали.
Она зажмурилась, а когда открыла глаза, шелковистые картины уже ушли из пламени. Дженни плотно поджала губы, заставив себя слушать и не вмешиваться, зная, что все это не было да и не могло быть ее делом. Она не запретила бы ему - ни тогда, ни теперь, - как он не смог бы заставить ее покинуть дом у Мерзлого Водопада, покончить с магией и навсегда переселиться в Холд готовить ему еду и растить детей.
Джон говорил неторопливо:
- Расскажи мне об этом драконе, Гар.
- Значит, ты идешь? - В голосе юноши прозвучала такая жалобная страсть, что Дженни захотелось встать и надрать ему уши.
- Это значит, что я хочу услышать о нем. - Драконья Погибель обошел стол и опустился в одно из резных кресел, толкнув ногой другое в сторону Гарета. - Когда он напал?
- Ночью, две недели назад. Я нанял корабль двумя днями позже от гавани Клаэкита, что ниже города Бел. Корабль ждет нас в Элдсбауче.
- Сомневаюсь. - Джон почесал длинный нос указательным пальцем. - Если это знающие мореходы, они ушли в ближайший порт еще позавчера. Идут шторма, а в Элдсбауче укрытия не найдешь.
- Но они сказали, что будут ждать, - запротестовал Гарет. - Я заплатил им.
- Утопленникам золото ни к чему, - заметил Джон.
Гарет обмяк в кресле при мысли о таком предательстве.
- Они не могли уйти…
Джон молча рассматривал свои руки. Не поднимая глаз от огня, Дженни сказала:
- Их там нет, Гарет. Я видела море, оно все черное от штормов. Я видела старую гавань Элдсбауча, серая река бежит там сквозь сломанные дома. Рыбаки гонят свои суденышки к развалинам старого пирса, а камни сияют от дождя. Там нет корабля, Гарет.
- Ты ошибаешься, - сказал он беспомощно. - Ты, должно быть, ошибаешься. - Он снова повернулся к Джону. - Ведь потребуется несколько недель, если мы поедем сушей.
- Мы? - мягко спросил Джон, и Гарет покраснел так, словно его вот-вот хватит удар. Спустя минуту Джон продолжил: - Как велик этот твой дракон?
Гарет сглотнул и вздохнул прерывисто.
- Огромен, - тупо ответил он.
- Насколько огромен?
Гарет замялся. Как и большинство людей, отменным глазомером он похвастаться не мог.
- Должно быть, сотня футов в длину. Говорят, тень от его крыльев покрывала целиком долину Ильфердина.
- Кто говорит? - полюбопытствовал Джон, закинув ногу за резной подлокотник, изображающий морского льва. - Я думал, он напал ночью, а тех, кто мог его видеть достаточно близко днем, сжевал.
- Ну… - Гарет барахтался в омуте сплетен, полученных из третьих рук.
- На земле его видели?
Гарет покраснел и покачал головой.
- Трудно судить о размерах, когда тварь в воздухе, - наставительно заметил Джон, поправляя очки. - Дракон, которого я зарубил, тоже выглядел огромным, когда спускался на селение Большой Тоби. А оказался двадцати семи футов от клюва до хвоста. - Опять быстрая усмешка осветила его обычно бесстрастное лицо. - Приходится быть натуралистом. Первое, что мы сделали, Джен и я, когда мне удалось подняться на ноги, - это сложили вместе то, что от него осталось.
- То есть он мог быть и больше, не правда ли? - с надеждой спросил Гарет. ("Похоже, - ехидно усмехнувшись, подумала Дженни, - двадцатисемифутовый дракон для него - дело вполне обычное".) - Насколько я помню, в Гринхайтовом варианте баллады о Селкитаре Драконьей Погибели и Змее Лесов Импертенга говорится, что Змей был шестидесяти футов в длину, а крыльями мог накрыть батальон.
- Кто-нибудь измерял его?
- Ну… должно быть… Хотя… Да-да, теперь я и сам вижу… У Гринхайта говорится, что, когда Селкитар ранил Змея, тот упал в реку Уайлдспэ, а в позднейшей версии Белмари сказано, что он упал в море. Да, действительно…
- Итак, шестидесятифутовый дракон - чья-то мера величия Селкитара. - Джон откинулся в кресле, его руки рассеянно оглаживали резьбу, смешавшую воедино всех тварей бестиария. Стертая позолота еще таилась в щелях, тускло мерцая в бледно-соломенном полусвете, падающем от окна. - Двадцать семь футов звучат куда скромнее, пока он не плюнет в тебя огнем… Знаешь, их плоть распадается почти сразу же, как только они умирают. Как будто их пожирает собственный огонь.
- Плюет огнем? - Гарет нахмурился. - В балладах говорится, что он его выдыхает.
Аверсин покачал головой.
- Да нет, плюет. Это жидкий огонь, но он поджигает все, чего коснется. Тут, понимаешь, вся хитрость в том, чтобы стоять к дракону как можно ближе, - тогда он побоится обжечь себя… Ну и в то же время постараться, чтобы тебя не изрезало чешуей. А он ее нарочно топорщит на боках, как плавники…
- Я не знал, - выдохнул Гарет, и впервые изумление прозвучало в его голосе.
- Заранее одни Боги все знают. И я не знал, пока не прыгнул на дракона в расселине. Про это нет ни в одной книге - ни у Дотиса, ни у Кливи. Разве что старушьи побасенки поминают иногда драконов. Или змеев, или гадов, как они их называют. Но от побасенок тоже немного толку. Вот, например:
Шпорой - петух, гривою - конь,
Главою - змея, прозваньем - дракон.
Или вот, у Полиборуса в "Аналектах" сказано, что некоторые селяне верят, будто если они посеют вокруг дома приворотное семя - этакую ползучую дрянь с трубчатыми цветками, - то ни один дракон не посмеет приблизиться. Нам пришлось использовать и такие вот обрывки сведений. Джен сварила зелье из этих семян, чтобы смазать гарпуны, потому что уже тогда было ясно, что меч - игрушка, броню дракона им не пробить. И, представь, яд действительно сделал тварь вялой. Но я не знал Тогда и половины того, что мне хотелось бы знать.
- Да… - Дженни наконец отвела взгляд от огненных пульсирующих развалин в очаге и положила подбородок и руки на высоко поднятые колени. Она говорила тихо, почти про себя: - Нам неизвестно, откуда они приходят, неизвестно, откуда берутся. Почему изо всех живущих на земле тварей у них шесть конечностей вместо четырех…
- "Личинка - из мяса, - процитировал Джон, - долгоносик - из риса. Драконы - из звезд в небесной выси". Это из Теренса "О призраках". Или вечное присловье Каэрдина: "Полюбишь дракона - погубишь дракона"… Или вот почему-то болтают, что нельзя смотреть дракону в глаза. И я тебе говорю, Гар, я постарался этого не сделать. Мы не знаем даже таких простых вещей, почему, например, магия и наваждение на них не действуют, почему Джен не смогла вызвать образ дракона в своем магическом кристалле или применить против него скрывающие заклинания, - ничего…
- Ничего, - сказала Дженни мягко, - кроме того, что они умирали, убитые столь же невежественными людьми, как и мы сами.
Джон, должно быть, услышал странную скорбь в ее голосе - Дженни почувствовала его взгляд, беспокойный и вопросительный, и, не зная, что ответить, отвела глаза.
Помолчав, Джон вздохнул и сказал Гарету:
- Знания утрачиваются, как страницы из Лукиардова "Дарителя огня". Мы уже не в силах построить волнорез через гавань Элдсбауча. Знания утрачиваются, и их не восстановишь…
Он встал и начал беспокойно прохаживаться. Плоские белесые отражения окон возникали на металлических заплатках куртки, на медной рукоятке кинжала, на пряжках.
- Мы живем в распадающемся мире, Гарет. Вещи ускользают от нас день ото дня. Даже ты, с юга, из Бела, даже ты теряешь королевство - по кусочку, по крохе. Уинтерлэнд уходит к северу, мятежники утаскивают болота к западу. Ты теряешь то, что имеешь, и даже не замечаешь этого. Старая мудрость рассыпается, как мука из прорванного мешка, а у нас нет ни времени, ни желания хотя бы залатать мешок… Я бы никогда не убил дракона, Гар. Мы же ничего о них не знаем! Кроме того, он был прекрасен - может быть, самое прекрасное создание в этой жизни: каждый оттенок - как спелое ячменное поле в час рассвета…
- Но ты должен драться, ты должен убить нашего! - Агония звучала в голосе Гарета.
- Драться с ним и убить его - разные вещи. - Джон отвернулся от окна и склонил к плечу голову, рассматривая беспокойное лицо юноши. - А я еще даже первого не обещал, не говоря уже о втором.
- Но ты должен! - Слабый шепот отчаяния. - Ты - единственная наша надежда!
- Я? - удивился лорд Драконья Погибель. - Я - единственная надежда здешних крестьян пережить эту зиму, несмотря на бандитов и волков. И потому, что я единственная их надежда, я убил дракона, убил его - грязно, по-подлому, разрубил на куски топором. Потому что я единственная их надежда, я вообще дрался с ним, рискуя, что он сорвет мне мясо с костей. Я только человек, Гарет.
- Нет! - Юноша стоял насмерть. - Ты - Драконья Погибель, единственный драконоборец. - Он поднялся, некая внутренняя борьба отразилась в его тонких чертах, а дыхание ускорилось, словно он заставлял себя на что-то решиться. - Король… - он сглотнул с трудом, - король приказал обещать все, что я смогу, лишь бы призвать тебя на юг. Если ты согласишься… - Он едва справился с дрожью в голосе. - Если ты пойдешь, мы пришлем войска для защиты северных земель против Ледяных Наездников, мы пришлем книги и ученых. Я клянусь в эхом! - Он взял королевскую печать и поднял ее дрожащей рукой; бледный дневной отсвет скользнул по золотому ободку. - Именем короля я клянусь в этом.
Но Дженни, наблюдая за бледным лицом юноши, пока он говорил, хорошо видела, что Гарет при этом старается не глядеть Джону в глаза.
Ночью дождь усилился, ветер швырял его волнами о стены Холда. Тетка Аверсина Джейн принесла холодный ужин: сыр, мясо, пиво, которое Гарет пригубил с видом человека, исполняющего долг. Дженни, сидящая, скрестив ноги, у очага, расчехлила свою арфу и теперь подкручивала колки, в то время как мужчины толковали о дорогах, ведущих на юг, и об убийстве Золотого Дракона Вира.
- И еще одно было не как в песнях, - говорил Гарет, оперевшись острыми локтями на небрежно разбросанные по столу заметки Джона. - В песнях все драконы светлых, радостных цветов. А этот - черный, мертвенно-черный весь, кроме глаз. Рассказывают, они у него - как серебряные лампы.
- Черный, - негромко повторил Джон и оглянулся на Дженни. - У тебя ведь есть старый Список, не так ли, милая?
Она кивнула, прервав мягкие переходы по колкам арфы.
- Каэрдин заставил меня запомнить множество старых Списков, - объяснила она Гарету. - Некоторые он мне растолковывал, но этот - ни разу. Возможно, и сам не знал, как его понимать. Просто имена и цвета… - Она прикрыла глаза и повторила Список, голос ее при этом зазвучал, как старческое бормотание - эхо многих голосов из давнего прошлого: - "Телтевир - гелиотроповый, Сентуивир - голубой с золотом на суставах, Астирит - бледно-желтый, Моркелеб - единственный - черный, как ночь…" Список имеет продолжение, там еще дюжина имен, если это, конечно, имена. - Она пожала плечами и сплела пальцы на резной спинке арфы. - Хотя Джон рассказывает, что старый дракон, явившийся на берега озера Уэвир, в самом деле был голубой, как вода, с золотым узором по хребту и суставам - так что мог лежать у поверхности озера и воровать овец с берега.
- Да! - Гарет чуть не выпрыгнул из кресла, с восторгом узнав знакомую историю. - И Змей Уэвира был сражен Антарой Воительницей и ее братом Дартисом Драконьей Погибелью в последние годы царствования Ивэйса Благословенного, который был… - Он смутился и снова сел. - Это известная история, - заключил он, покраснев.
Дженни спрятала улыбку.
- К Спискам были также ноты для арфы - точнее, не ноты, а мелодия. Каэрдин насвистывал мне ее до тех пор, пока я не выучила наизусть.
Она прислонила арфу к плечу - маленький инструмент, принадлежавший когда-то Каэрдину, хотя сам старик никогда на нем не играл. Почерневшее от времени дерево, казалось, не имело украшений, но, когда свет из очага падал на него, изредка проступали Круги Земли и Воды, прочерченные тусклой позолотой. Она старательно извлекла странную нежную череду звуков - временами две-три ноты, иногда - режущую воздух трель. Звуки были разной протяженности, призрачные, полузнакомые, как воспоминания раннего детства. Играя, Дженни повторяла имена:
- "Телтевир - гелиотроповый, Сентуивир - голубой с золотом на суставах…"
Бесполезные обрывки прежних знаний (вроде тех, что повредили рассудок юного вертопраха, странного гостя с юга), каким же чудом уцелели они в снегах Уинтерлэнда!.. Ноты и слова давно уже утратили смысл, как строка из забытой баллады или несколько листов из трагедии об изгнанном Боге, которыми затыкают щели от ветра, - эхо песни, что никогда не прозвучит снова.
Руки Дженни блуждали по струнам наугад, подобно ее мыслям. Она наигрывала мелодии бродячих музыкантов, обрывки джиг и танцев, медленных и словно исполненных смутной печали при мысли о тьме, которая ждет всех в будущем.
От них она снова перешла к древним мелодиям с их глубокими, сильными каденциями: горе, вынимающее сердце из тела, или радость, зовущая душу, как отдаленное мерцание знамен, усыпанных звездной пылью, в летнюю ночь. Затем Джон вынул из ниши в черных кирпичах очага жестяную свистульку, какими дети играют на улицах, и присоединил ее тонкий, приплясывающий голосок к сумрачной красоте звуков арфы.
Музыка отвечала музыке, вытесняя на время странную смесь страха и печали из сердца Дженни. Что бы там ни случилось в дальнейшем, настоящее принадлежало им. Дженни откинула волосы и поймала светлое мерцание глаз Аверсина сквозь толстые стекла очков. Свистулька выманивала арфу из глубин ее печали в танцующие ритмы сенокоса. Сгущался вечер, и обитатели Холда начали собираться потихоньку у очага, присаживаясь на полу или в глубоких амбразурах окон: тетка Аверсина Джейн, и кузина Дилли, и другие многочисленные родственницы Джона, живущие в Холде, Ян и Адрик, толстый, жизнерадостный кузнец Маффл - все они были частью жизни Уинтерлэнда, такой же неяркой, но сложной и причудливой, как узор на их пледах. Гарет сидел среди них, не совсем выздоровевший, как яркий южный попугай в обществе грачей. Он все еще поглядывал испуганно и озадаченно, когда прыгающее в очаге пламя высвечивало заплесневелый завал из книг, камней и химических принадлежностей, и, судя по жалобному выражению в глазах юноши, он и предположить не мог, что его героический Поиск приведет в такое место.
Взгляд Гарета то и дело возвращался к Джону, и Дженни ясно видела, что в нем сквозит не только беспокойство, но и нервный страх, гложущее чувство вины за какой-то совершенный им проступок. Или, может быть, еще не совершенный, но который все равно придется совершить.