Оказывается, их фотографировали тогда, на дне ее рождения. Непременно попросить у Маши те фото… Когда играла музыка, и он всё твердил про себя, что нужно пригласить ее на танец: ведь никто не пришел, а у нее день рождения, и музыка играет, и должен же кто-нибудь пригласить, а никого нет, кроме него… Так и не решился, дурак. Она сама его пригласила. И надо увидеть те фотки, чтобы проникнуться, как это было здорово, как немыслимо ему повезло тогда. Потому что на самом деле весь танец он думал только о своих ногах сорок девятого размера: не наступить!.. ну не дурак ли? А потом они сидели на диване. Близко. Так близко, что он дотронулся до нее локтем, чуть-чуть - ей вполне могло показаться, будто случайно, - подвинув руку…
Всё это по-настоящему было. А настоящие вещи всегда кончаются.
Фотограф Маша смотрела на него, склонив голову косичками к плечу. Так, будто всё понимала. Улыбнулась, поймав его взгляд, и пришлось срочно изображать улыбку в ответ.
И сразу же прорезался Толик:
- …Брадай. Он у нас пойдет отдельным подзаголовком, совершенно темный элемент. Лично меня он не очень-то убеждает в роли случайной жертвы теракта, организованного опять-таки ради наследства Лилового полковника! Что он там делал, неясно, Машка его в вестибюле не видела. Но самое интересное начинается потом. Наш телезвездун пропадает без вести, это все знают. Так вот. Он смывается в какой-то отстойный кемпинг, прихватив с собой для верности Машку…
- Ему была нужна шестерка, - скороговоркой вставила девушка. - С камерой.
- Вот. А затем отправляет ее следить угадай за кем!.. И только после того, как Машка сообщила ему, что дочь Лилового полковника вернулась в Исходник…
- Понял, что обломался, - сказала Маша мрачно и злорадно.
- Спрашивается вопрос, - перебил Толик. - Нафига? Какого хрена он прятался, покупал Машке оптику, транжирил время и бабки, и в конце концов остался с носом?! Спорим, не угадаешь. А я поразмыслил, сопоставил, сделал концептуальные выводы. Именно тогда, когда исчез Брадай, мне позвонили… ну, эти… и дали понять, что теперь я - их основной вариант. Сечешь фишку?!
Стар усмехнулся:
- Вроде бы. А до того ты был у них дублером, да?
Маша прыснула:
- Я ж думала, чего ради ты имидж сменил?
- На себя посмотри, - огрызнулся Толик. - Я не о том. Получается, он работал на них, а потом взял да и кинул.
- Какая разница, если и они обломались, - сказала Маша.
- Ага, - Толик наконец присел, выпятил грудь и потрогал мобилку на шнурке. - Что-то давно их не было… Не звонят.
Стар подумал, что сейчас по законам жанра мобила должна взорваться музычкой, а Толик - судорожно отдернуть руку, словно от ожившей дохлой змеи. То же самое, кажется, пришло в голову и Маше; их взгляды пересеклись, и Стар негромко засмеялся вместе с ней.
Мобилка молчала.
Все остальные тоже.
- Ладно, - сказал Стар. - Спасибо, что зашли. Классная у вас будет статья. Газетку занесете?
- По-любому, - Толик встал. И тут же снова хлопнулся на табурет, будто не хватило горючего для взлета. - Блин! Совсем забыл.
- А может, не надо? - бросила Маша.
- Надо-надо, - Толиковы глаза разгорелись еще ярче, а секундой позже к ним присоединился огонек диктофона на груди. - Там же еще одна темка намечается на подзаголовок. Про девчонку-убийцу.
- Чего?
До Стара не дошло. Ни сразу, ни после того, как журналист поинтересовался, что он может сообщить по данному поводу. Маша встала и, возвышаясь над Толиком, настойчиво тянула его за рукав. Толик не велся, а до Стара всё никак не доходило; наверное, он просто устал. Наползала тупая боль в затылке и груди, на слух наложился шуршащий фон, а на глаза - мутный фильтр, постепенно размывающий резкость. Хотелось спать. Они ведь уже обо всем поговорили.
- Ты же с ними в одном классе учился, с обеими. Они еще тогда что-то между собой не поделили, да? Или кого-то?
- Толик, пошли. Хочешь, чтобы тебя снова медсестра вытолкала взашей? Какая еще девчонка? Ничего подобного там не…
- Машка, ты не втыкаешь. Она сама вчера призналась. На этом самом месте.
И укололо длинной иглой в висок, тряхнуло током, подбросило на постели: Дылда!!! Дылда, которая… надо ж было ей так влипнуть, и почему она по жизни такая невезучая? Блин, Толик, идиот, ну как тебе объяснить…
- Никого она не убивала, - выговорил Стар. - Просто так сказала… просто.
- Гонишь, журналист был разочарован. - Она что, того?.. крейзи?
Стар сморгнул, прогоняя пелену перед глазами. Поймал Толика в фокус, зацепился взглядом за его зрачки и сказал негромко, раздельно:
- Сам ты крейзи. Дылда… то есть Катя, если хочешь знать, она отличница, самая умная девчонка в классе… И добрая, отзывчивая, и готова принять на себя всё что угодно, лишь бы…
Замолчал, припоминая, что бы еще хорошего сказать про Дылду. Но вместо отдельных черт из школьной характеристики она всплывала в памяти вся, целиком, объемная, живая. Вчера она правда сидела на том самом месте, где сейчас Толик. Сидела очень прямая, без очков, со сломанной рукой на перевязи. А на уровне его глаз были ее ноги, такие длинные-длинные… красивые.
И она тоже убежала, не попрощавшись.
Ладно, с ней-то еще увидимся.
- Короче, ты не поймешь, - устало бросил он. - Но если черкнешь про нее хоть строчку… я тебя достану и в Срезе, и в Исходнике…
- Поймет, не дурак, - усмехнулась Маша. - Так, прикидывается.
Толик, вставая, пожал плечами:
- Да ну тебя… Вообще-то оно к тому материалу не очень и клеится.
Заглянула медсестра, и он поспешно добавил без паузы:
- Уже идем.
Прикрыв глаза, Стар слушал, как удаляются по гулкому коридору их шаги. Все-таки здорово, что они к нему зашли. И обещали заглядывать еще… неплохо бы. Хорошие они ребята. Всё у них получится.
* * *
- Я больше не могу! Ева!! Ты слышишь?! Не могу!!!
Тяжесть, оседающая в снег, тянущая ее за собой. Выпустила на мгновение - бессилие, слабость, я тоже не могу!.. - опустилась рядом на колени, по колено… Подняла голову, отыскала взглядом высокую фигуру в снежной мгле:
- Тогда я дальше не пойду.
- Эва!!!
- Я сказала, не пойду!
Злорадная усмешка внизу, у ног. Уже припорошенная снегом. Поднял руку, обтерся ладонью, но ухмылка осталась. По правде говоря, он вполне заслужил, чтобы бросить его здесь. И уж точно не заслужил, чтобы вот так тащить его за собой, на себе… неизвестно куда. Но других вариантов всё равно нет. И нет смысла.
- Ева, - Брадай вернулся, навис над ней, крича почти в ухо. - Это бессмысленно, как ты не понимаешь?! Мы все здесь замерзнем! Тупо, нелепо замерзнем все, если не по пробуем найти дорогу…
Вскинула глаза:
- Мы заблудились, да?
- Разумеется, - пробормотал снизу Красс. - Попробуй не заблудиться, когда прешь сам не зная куда.
Федор вряд ли мог его расслышать. Впрочем, такие мелочи уже неспособны повлиять на расклад. Патовый, заведомо проигрышный для всех.
- Как нога? - спросила негромко.
- Ничего. Я ее давно не чувствую.
- Перестань с ним шушукаться! - Брадай рванул ее за плечо, поднял на ноги, развернул к себе. - Да, мы сбились с пути. Но ненамного. Я еще примерно представляю себе, где мы находимся. Если прямо сейчас попытаться… Уже совсем близко, Ева!
- Ты говорил то же самое час назад.
- Час назад я не рассчитывал тянуть на себе… этого!..
Усмехнулась:
- Что ты предлагаешь?
Она прекрасно знала, что он предлагает. И он знал, что она об этом знает. И тот, второй претендент, приподнявшийся на локте в снегу, тоже всё великолепно знал.
Отступила на шаг. Посмотрела вверх. В небо. Нет, просто вверх: никакого неба всё равно не видно в снежной сумеречной мгле. Неужели уже вечер? Не может быть, хотя кто его знает, в горах время идет совсем по-другому. Если б их могли заметить с воздуха!.. нереально. Даже если бы здесь летали драконы - видимость сквозь туман и тучи нулевая. Но драконы тут не летают. Они пропадают здесь. Они безошибочно находят дорогу…
Эва огляделась по сторонам - над головой одного из претендентов, проскочив без зацепки нависающую фигуру другого. Если и вправду близко… Почему бы не попробовать? Самой?! Неужели у нее одной меньше шансов, чем у всего их невозможного, бессмысленного трио? Просто развернуться и уйти. Раствориться в снегах и ветре. И пускай делают что хотят. Сколько угодно убивают друг друга.
Нет. Федор бросится за ней и догонит, а Красс… не догонит. Нечестно.
Или, может, хватит быть честной-благородной - с этими?!
Какое уж тут благородство: злая ухмылка сквозь стиснутые зубы. Она с удовольствием бросила бы их обоих замерзать в снегу, если б могла. Ключевое слово - обоих. Отдавать предпочтение кому-то одному гнусно. Омерзительно. И ничего не изменилось бы, если бы взять да и поменять их ролями.
Ничего?..
Ничего. Когда она, освободившись от связки, металась по заснеженному склону, срывая голос, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь полуослепшими глазами - темное пятно?.. нет, правда, темное пятно?!! - ей было совершенно всё равно, кого именно искать. Кого вытаскивать на себе, неповоротливого, обездвиженного, совершенно чужого и неважного… Важен был другой. И тоже не потому, что его звали Федор Брадай. Потому что - здоровый, на обеих ногах. Готовый идти дальше, несмотря ни на какие досадные помехи.
А пришлось посмотреть. Пришлось принять как данность. Тащить на горбу, собственноручно уравнивая с собой в правах. Сомнительных правах претендентов…
Тряхнула головой, сбрасывая с себя, словно снежную шапку, их взгляды. Один, бесшабашный, иронический, умоляющий - снизу. И другой - в упор. Чересчур в упор.
- Значит, так, - сказал Брадай очень спокойно. - Что я предлагаю. Мы выкопаем ему укрытие в снегу, оставим снаряжение, палатку, продукты, чтоб он мог продержаться до прихода спасателей.
- Каких спасателей?! Ты же сам знаешь…
- Неважно. Может, ему повезет. Может, нам.
Хотелось отпарировать это "нам" чем-то хлестким, колким, как метель, секущая по лицу. Но Эва промолчала. Не стоит. Сначала дослушать.
- Это в том случае, если ты согласна пойти со мной. Если ты действительно хочешь его спасти. Потому что иначе я его убью. У тебя на глазах. Уже.
Он выдержал ровный тон почти до конца. Только сглотнул перед "уже".
Красс приподнялся на локте, саркастически хмыкнул, шевельнул губами, облизнув с них снег. Слов не разобрать, даже ей.
- Ну?!!
Федор снял с пояса нож. Как театрально. Нелепо, гадко и утомительно. Эва отвернулась.
- Я сейчас его прирежу, слышишь?!
Сквозь вой ветра прорвалась дребезжащая истерическая нота. Убийство в состоянии аффекта. Блефует, шантажирует - или правда способен?.. вполне. Естественно, на самом деле никакого аффекта, голый и трезвый расчет. С его точки зрения, соперника давно пора устранить, это, пожалуй, и не обсуждается. А вся театральщина - для того лишь, чтобы заставить ее, Эву, разделить с ним вину, а значит, и будущее. Почувствовать себя его сообщницей. Которой предложили определенные условия сговора, и она приняла их по умолчанию.
Так оно и есть. Она войдет с ним в сговор. Уже входит. Для этого необязательно делать выбор между двумя равно бессмысленными вариантами, высказывать вслух какое-то решение. Достаточно подольше не оборачиваться. И всё. Так просто.
В конце концов, разве не самое ее отчаянное желание - избавиться от них обоих? И если не получается одновременно, так хотя бы по очереди… От одного - уже. А что касается второго, то еще, возможно, выпадет удобный случай.
Ее передернуло. Мерзость.
Красс что-то сказал. Эва опять не расслышала. Только общий издевательский тон.
Резко обернулась, но было уже поздно.
Они катались по земле, неразличимые и неразделимые в клубах взрыхленного снега. Мутное многоногое пятно внизу, спрут-мутант, издающий отрывистые звериные звуки. Смаргивая, она вглядывалась в эту дикую биомассу пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, какие-то детали положения тел и расстановки сил, - как вдруг пульсирующий клубок подкатился ей под ноги, и Эва отпрянула, отскочила, потеряла равновесие… Сумеречное небо перед глазами, колкая метель на вдохе, бритвенный холод в лицо.
Кажется, она упала на четвереньки, но никакой опоры под локтями и коленями не было, одна ледяная вата, в которой любое движение обращалось в бессмысленную возню и трепыхание, будто на дне омута. Удалось лишь вскинуть голову, глотнуть воздуха и увидеть, как они катятся на нее, надвигаются вплотную: взгляд прямо перед собой - совсем не то, что сверху вниз… Мелькнула чья-то рука с растопыренными пальцами, шипастая подошва, а затем ударило снежными брызгами по глазам, ослепляя, зачеркивая…
Откатились в другую сторону. Не потому, что она лежала на пути. Просто повезло.
Все-таки нащупала какой-то подснежный камень, оперлась на него и провела по лицу перчаткой, залепленной острыми льдинками. Встать. Во что бы го ни стало - встать, а уже потом… Разлепила мокрые ресницы и у видела кровь.
Яркий след на снегу в нескольких сантиметрах от глаз, Падающие снежинки таяли на нем и, вместо того, чтобы мгновенно замести, тоже окрашивались красным.
Так и должно было случиться. Рано или поздно.
Она сама хотела.
…Она металась над ними, вокруг них, скользя и спотыкаясь, пытаясь ухватиться за что-нибудь, каким-то образом растащить в разные стороны… Они уже почти не шевелились - оба. Претенденты. У нее впервые по-настоящему, без самообмана, не получалось их различить.
Ничего у нее не получалось.
Внезапно сделалось темно, еще темнее, чем было, неужели все-таки вечер?! И снова относительно просветлело, потом опять мелькнула тень, низко, над головой, Эва оторвалась от чьего-то заиндевевшего плеча, и выпрямилась, и догадалась вскинуть взгляд, и различила - показалось?! - в сумеречном буранном небе силуэт дракона с раскинутыми крыльями.
Она давно не кричала так. Никогда она так не кричала.
Дракон снижался.
Все-таки здесь есть спасатели. Все-таки, получив сигнал о группе туристов, пропавших в горах, за ними выслали патруль. Сейчас и ее саму, и обоих претендентов, живых или мертвых, погрузят в седло, доставят на базу…
И всё.
Но ведь если совсем близко, думала Эва, напряженно следя за тенью, которая двигалась по небу сужающими кругами, словно хищная птица, если действительно так близко, то он, конечно, чувствует. Дракон. И он в любое мгновение может повернуть - туда. Кто бы ни был и чего бы ни хотел от него всадник. В такой ситуации любой дракон, даже дикий, бессмысленный, сломленный рабством, - свободен.
Дракон - ее лучший сообщник. Он покажет путь, и она справится сама. Без всяких претендентов. Которые теперь вряд ли смогут ее преследовать. Ни один.
Снижался.
И накатила волна мутного отвращения - уже не к ним, к себе. Боже мой, да во что же она превратилась, приняв правила этой чужой игры и практически выиграв ее?! Двое мужчин, раненых, возможно, умирающих здесь, у ее ног - разве они ей безразличны? А даже если и так, если цинично зачеркнуть всё, что у нее было с каждым из них, если просто - два ни в чем не повинных человека… да! Если разобраться, вся их вина только в том, что она может инкриминировать и себе самой: участие в игре с не самыми честными правилами. Ни один из них не совершал преступления. Не убивал ее отца.
Она, Эва, до последнего убеждала себя, что ее главная цель здесь, в Срезе, - найти убийцу. Она не приблизилась к этой цели ни на шаг. И уже, по сути, отказалась от нее.
Особенно теперь, когда так близко другая цель.
Дракон завис в нескольких метрах над склоном, высматривая место для посадки. Значит, всё же слушается всадника, спасателя, - а может, поблизости и нет вовсе никакой аномалии; впрочем, неважно. Большой, многоместный дракон. Он вынесет, спасет их обоих…
И ее тоже.
Она вернется.
Он выпустил, наконец, лапы-шасси, когти ковырнули снег, взметнули белую тучу, в которую дракон будто провалился по брюхо, продолжая двигаться по инерции, а может, не в состоянии найти жесткую точку опоры. Но когда Эва, задыхаясь, подбежала к нему, он уже затормозил. Уже встал на колени и отставил под углом крыло, помогая всаднику спуститься с занесенной снегом спины.
Маленькая щуплая фигурка; странно для спасателя, успела удивиться Эва. Или просто очень крупный дракон, и это сбивает с толку, искажает масштаб?
Она уже подбежала вплотную. Столкнулась с ним лицом к лицу.
Выговорила:
- Вы… сами?!
Ну что ж, здравствуй хотя бы так, папа.
Я должна была сразу понять, что ты не придешь. Наверное, ты прав. Наверное, и вправду опасно. Я же ничего не знаю. Примерно так же, как ничего не знала когда-то давно, живя в Срезе, куда ты так и не приехал, несмотря на мои отчаянные детские письма… Ладно, примем как данность. Единственное, ты мог бы предупредить. Чтобы я не готовила все эти нелепые салатики и торт со свечками.
Торчит, как башня, посреди стола. Тридцать лет. Как-никак, юбилей. И новоселье. И новое место работы. Конечно, это не повод выбираться из своей двухкомнатной крепости и ехать к единственной дочери через весь город, рискуя максимум… а впрочем, я же понятия не имею, чем ты рискуешь. Поэтому пора закрыть тему.
Только, знаешь, очень странно не слышать тебя за стенкой.
Так вот, чем я хотела тебе похвастаться. Квартира у меня однокомнатная, однако хорошей планировки, гораздо просторнее, чем наша… то есть теперь уже твоя. Кредит выплачивать двадцать пять лет, но я же никуда не тороплюсь. Мебели мало, и надеюсь не слишком обрастать, дорожу свободным местом. Обстановка по моему вкусу, тебе, конечно, не понравилось бы, особенно прозрачные занавески. Я не собираюсь бояться, папа. Я буду здесь жить. Принимать гостей… много, целыми классами.
Так интересно получилось. Я была уверена, что буду преподавать как иностранный наш с тобой язык. Но, оказывается, его здесь не изучают ни в одной общеобразовательной школе, а для преподавания в вузе мой педагогический диплом с курсов, понятно, не годится. И я уже собиралась уйти, когда они вдруг предложили: много вакансий на родной язык и литературу, попробуйте, вы же филолог… "Родной язык", представляешь? Хотела посмеяться, но не стала. И спорить тоже. Знаешь, в новых паспортах ведь не пишут национальность. Решила попробовать. Вот, вчера прошла собеседование…Я так счастлива, папа! Наконец-то - настоящая работа, ничего общего с бессмысленными приработками по распределению цивильных служб, такими же унизительными, как наше "социальное пособие для перемещенных лиц"… извини. Я знаю, ты относишься к этому совсем по-другому. Во всяком случае, пытаешься… Это твое дело.