- Ничего, мессер. Я вас на виллу провел, в дом помог проникнуть? Чего ж еще? До самой библиотеки с вами идти - уговора не было. Не согласился б я на такое, это ж, не серчайте, натуральное самоубийство. Вы, конечно, знатный маг, спору нет. А только здесь не одни призраки водятся. Слыхивал я, в тутошнем домике и линчетти встречаются, которые по ночам спящих душат, и фолетти, и прочие "малые".
- Ты веришь в сказки? А ведь вроде из детского возраста уже вышел, - качает головой мессер Обэрто. - Пойми, чудак, мне надобно воссоздать ситуацию, в которой действовал похититель перстней. Он не применял магию - и мы не будем. Он не знал точно, как дом изнутри устроен, - и я тебе не подсказываю, хотя был здесь и знаю, что где. Он проник ночью - и мы так поступили…
- Он валяется где-нибудь под забором с перерезанным горлом - и мы туда отправимся?
- Да нет здесь никаких линчетти и фолетти! - вспылил магус. Стоит, очами молнии пускает, презлющий, будто гадюка растревоженная; разве что не кусается. - Вот что, - шепчет, - ты меня лучше не зли. Пойдем дальше, времени у нас немного, а мы почти ничего и не сделали. И, кстати, заодно можешь поглядывать по сторонам - решай, что в плату возьмешь.
И рукой хозяйским жестом поводит, мол, бери, не жалко. Оно, конечно: чего жалеть, если все равно имущество чужое. И надобно вам сказать, знатное - одна мебель чего стоит! Сундучищи вдоль стен - да с резными орнаментами, с блестящими застежками, с ин-крус-та-циями! А буфеты!.. а в буфетах! - гляди, хоть и темно, а видно же, каких вещиц понапихано: и каркас из серебра, чтоб, павлинью кожу на него натянувши, набить блюдо сластями всевозможными; и солонка, и ложки, и вилки с ножами. Отдельно возвышается судок-неф в виде махонькой каравеллы, полкою ниже - блюда и чаши, и сосуды из венесийского стекла, две конфетницы-дражуара, набор уховерток и зубочисток (каждая, если глаза Фантину не врут, из чистого хрусталя, да золотом отделаны! да на черенках по жемчужине вот такенной!). Взгляда от красотищи этой не отвести, а руки, руки сами тянутся, чтобы прикоснуться, огладить, сунуть в карман!..
Только - нельзя.
- Не пойдет, - заявляет Фантин. - Я, мессер, не совсем ведь еще дурак, чтобы такие приметные вещицы хватать. Мы, конечно, воссоздаем ситуацию и все такое, но давайте обойдемся без перегибов. Тот, кто перстеньки увел, сдуру это сделал, поверьте. Сейчас он или покойник, или вот-вот им станет. Продать их не продаст, даже по отдельности. А заляжет на дно - скоро его и вычислят. Или местные, альясские (как думаете, рады наши, что на столько времени промысел застопорился?), или вон вы же его за мягкое место и возьмете. Так ли, эдак - толку с побрякушек краденых он не поимеет, а головы лишится. Поэтому, мессер, я предпочитаю звонкую монету: может, получу в результате чуть поменьше, чем с каких-нибудь камушков, зато - наверняка.
- Тогда тем более не стоит останавливаться на полпути. Здесь синьор Леандро вряд ли прячет свои сбережения. А вот в библиотеке…
Подумал Фантин, почесал в затылке - да и махнул рукой.
- Ладно, - соглашается, - пойду дальше. Но если что…
- Тех, кто работает на меня… или со мной, я в обиду не даю.
- Вы сказали, мессер.
Пожалуй, должной весомости и - тем паче - угрюмой решительности в голосе Фантина не хватает. Побудешь тут решительным, как же! Тут бы живым-здоровым побыть еще чуток.
Они покидают комнату с пиршественными принадлежностями и проникают в следующую. Судя по висящим на стенах клинкам, это оружейная славного рода Циникулли, причем оружейная немалая, собираемая давно и с тщанием.
Было бы время, Фантин бы отнесся к ней с надлежащим вниманием и кое-что себе присмотрел, а так…
Дальше идем.
А вот дальше - нужно поосторожнее. Из-под следующей двери сюда, в оружейную, падает полоска света - правильно, именно там, в этой комнате за дверью, Фантин и магус видели со двора зажженные свечи. Или другое что-нибудь, что горело: растопленный камин, фонарь, пожар, наконец… нет, не годится пожар, он бы уже полыхал на всю виллу и сейчас бы здесь было шумно, дымно и стремно.
Наверное, все-таки свечи. На широкую ногу живут Циникулли, что им, свечей жалко? Вот и жгут зазря.
Воров отпугивают, ага.
"Хотя вообще способ неплохой", - размышляет Фантин, когда его спутник осторожным, по-кошачьи мягким движением распахивает дверь и останавливается на пороге.
Шутки шутками, а если кто-нибудь снаружи - да те же стражники, столь любящие цветочки! - взглянет на окна, сразу увидит, есть здесь кто или нет. Свечи расставлены так, чтобы вошедший отбрасывал на стену, противоположную окну, тень - причем жирную, упитанную, какую издалека разглядишь. А загасишь свечу - считай, открыто признаешь: сижу в библиотеке, жду, пока придете вязать меня, непутевого.
Хитро придумано!
- Комнату можно обойти, - решает наконец Фантин. - По галерее, зайдем с другой стороны, провозимся дольше, зато…
- Не годится, - качает головой мессер Обэрто. - Что обходить, если это и есть библиотека?
А ведь верно! Лезвие Монеты так увлекся разглядыванием свечей, что о главном позабыл.
Теперь он вполголоса ругается и прикидывает: а если по-пластунски? Окна здесь, конечно, до самого пола, это да - но так во всех домах, ничего удивительного; однако ведь и свечи стоят на подсвечниках, поэтому человека в полный рост тенью одарят большой, маленького - менее заметной, а на пузе по плитам скользящего - и вовсе мелкой, никакой.
Все эти соображения Фантин излагает магусу, и тот соглашается. Но пасть на живот не спешит: "Ты первый", - а как же, кто б сомневался!
- Куда ползти-то? - спрашивает Лезвие Монеты.
- К тому вон шкафу.
- Над которым картина с мужиком на троне?
- Вообще-то это изображение статуи Зевса в Олимпии, - бормочет магус. - Что, впрочем, сейчас значения не имеет. Да, - говорит он Фантину, - именно к этому шкафу. Оттуда перстни и украли.
- Как скажете, - Лезвие Монеты опускается на пол и ползет.
- Зад не задирай, - вполголоса советует мессер Обэрто. - Тень от него.
Фантин, ни слова не говоря, делает как сказано. До шкафа не так уж далеко, потерпим, а потом - извольте, я свое выполнил, теперь никаких уговоров и доводов не приму, в шкафу наверняка найдутся деньжата - за пазуху их и деру отсюда, с этой чертовой виллы, от этого проклятого бесстрастного магуса, синьора Само Совершенство.
- Теперь чего? - шепчет он уже от шкафа.
- Теперь приподнимись осторожно, тебе нужна дверца с гербом, видишь ее?
- Где кролики и шпаги?
- Именно.
- Заперта, небось.
- Тебя это может остановить?
Кого угодно, только не Лезвие Монеты! Он даже не снисходит до ответной реплики, пусть мессер Зазнайка думает, что остроумнее всех, а мы сохраним достоинство и гордость.
"Способно остановить", ха! Если бы не свечи, Фантин, конечно, вскрыл бы эту ракушку раза в два быстрее, но и так он справляется с нею споро и отменно: ни громкого щелчка, ни скрипа, только едва слышное "крак" в замковом механизме.
- Готово.
- Открывай.
Пригнув голову, чтобы не стукнуть себя дверцей, он распахивает последнюю и тотчас приподнимается заглянуть, что там внутри.
Внутри, в пустом ящике, сидит человечек ростом в локоть, с мальчишечьим проказливым лицом, в ядовито-зеленой курточке и широкополой шляпе набекрень. При виде Фантина он корчит зверскую рожицу и начинает визжать котом, которому шипастым сапогом со всего маху наступили на мужское достоинство.
"А стражники-то, небось, только задремали, - с легкой грустью думает Фантин. - Эх, бедолаги…"
И сам не возьмет в толк: то ли стражников ему жалко, то ли себя с магусом. Впрочем, магусу - что станется?..
Когда вор это услышал, обрадовался, ухватился за лунный луч, семь раз повторил волшебное слово и с раскинутыми руками и ногами свалился через окно в комнату, учинив великий шум. Он лежал едва живой на полу со сломанной рукой и ногой. Когда раздался шум, хозяин спросил его о причине, точно не знал, что случилось. А вор в ответ: "Меня подвели волшебные слова". Хозяин схватил его и наутро повел на виселицу.
Аноним.
"О том, что пастырю душ надлежит быть бдительным". Из "Римских деяний"
2
- Я так и знал! - громыхает густой бас. - А то ходил здесь, прикидывался сыскарем, как же, знаем мы таких сыскарей, видывали на Площади Акаций - в петле пляшущих! И вам, разлюбезный, там самое место с вашим подельщиком. Чем обещаю в ближайшее же время озаботиться! Лично прослежу!
Это не человечек в зеленой курточке угрозами сыплет. В самом деле, ему, с писклявым голоском да мелким ростом, куда уж такие обещания раздавать! Место крикуну в шкафном ящике, где Фантин его и запер, как только прошло первое оцепенение, вызванное пронзительным воплем.
Запер, на два поворота отмычку повернул, хмыкнул, когда убедился, что ящик сработан добротно, никакие визги оттуда не слышны почти. С улицы точно не разобрать.
- Серван, - невозмутимо пояснил мессер Обэрто.
- А? Какой еще сервант?
- Не сервант - серван. Один из "мелкого народца". Проказлив, вороват, обожает выводить людей из себя. Способен менять облик, но количество видоизменений ограничено и невелико. Известны случаи сотрудничества с людьми.
- Думаете, договоримся с ним?
- Думаю, с ним уже договорились до нас, другие.
И тут-то явились эти самые "другие", точнее - другой. Вплыл прямо через стену - дородный синьор в одеянии, которое, как и у синьора Аральдо Аригуччи, было в моде лет двести назад. А то и больше; когда там основан род Циникулли? Вот оттуда и следовало считать, поскольку явившийся был призраком fundator'а этого самого рода.
Оглядел он, значит, библиотеку, оправил широкополые свои рукавищи и пошел басить: "Я так и знал!" - и проч., и проч., о чем сказано выше.
Благородно негодовал.
Долго так негодовал, Фантин уже утомился в полусогнутом своем состоянии корчиться: пол-то холодный, между прочим! Думал наплевать на все и дать деру, а магус пусть сам выслушивает, к нему же в основном обращаются.
Нет, смотри ты, умолк наконец гневливый синьор Как-Кстати-Его-Зовут, а мессер Обэрто, наоборот, решил заговорить.
- Все? - спрашивает. - Вы закончили, синьор Бенедетто?
Призрак очами повращал, брови густые сдвинул, но молчит, кивает только сурово, мол, я-то закончил, а вот что ты скажешь, сякой-такой-разэтакий?!
- Зря вы шумите. Не в ваших это интересах. Вы ведь прекрасно понимаете - и что я - настоящий законник, и что licentia у меня имеется, и полномочия, и что ваш потомок к уже совершенным беззакониям успел с перепугу добавить новые. И вам поэтому не так себя вести следует. Вы ждали меня - я пришел. Нападение в данном случае вряд ли станет для вас лучшим способом защиты. Я бы предложил другое: расскажите мне, что произошло на вилле той ночью, когда пропали перстни.
- А с чего вы взяли, что я знаю?
- Не смешно, - говорит мессер Обэрто. И судя по тону, ему в самом деле не смешно, а смертельно скучно препираться с призраком. - Это синьор Леандро мог не знать. Синьор Грациадио. Охрана на первом этаже, прислуга, кто угодно из живых. Но не вы. Итак?
Синьор Бенедетто хмуро покосился на Лезвие Монеты, который по-прежнему сидит возле шкафа.
- Пусть выпустит малыша, - цедит сквозь зубы. - И, кстати, мессер, вы доверяете своему… компаньону?
- Это уже мои заботы. - Магус поворачивается к Фантину: - Открой дверцу. - И снова к призраку: - А своему "малышу" вы доверяете?
Синьор Бенедетто становится в величественную позу "меня оскорбили, но я выше этого!" и заявляет:
- Теперь и для вас это не имеет значения. К тому же именно Малимор в некотором роде является свидетелем случившегося.
Серван, взъерошенный, но не утративший прежней прыти, как раз выглядывает из шкафа.
- Синьор Бенедетто?
- Давай, малыш, расскажи мессеру, что сталось с перстнями.
- Я же просил вас! - обижается Малимор. - Сотню раз просил не называть меня малышом!
Фантин неизвестно почему проникается симпатией к сервану. А тот продолжает дуться:
- И что мне рассказывать? Вы сами все знаете лучше моего, - он бросает шкодливый взгляд на синьора Бенедетто. - Молодой Грациадио ничем не отличается от своего папочки, это у них, хе-хе, наследственное! Ну, я гостил у приятелей в Нижнем, они мне кое-что рассказали. Я решил, чтоб по справедливости. Как лучше хотел! А вы потом набросились: "Что натворил! Честь семейства!", то, се. Можно подумать, я их украл! Можно подумать, я натворил, а не потомок ваш драгоценный! Можно подумать…
- Думать раньше надо было! - громыхает синьор Бенедетто. - Тоже мне, доброхот нашелся! Никому от твоей доброты лучше не стало, а вот хуже - многим!
- Господа, - вмешивается магус. - Давайте по порядку. То, что перстни не украдены, я знал с самого начала: их просто не могли украсть, если на вилле был призрак, - мессер Обэрто отвешивает поклон в сторону синьора Бенедетто. - То есть мизерный шанс того, что отыскался сверхталантливый и невероятно везучий вор… такой шанс существовал, однако лучший из "вилланов" на этом побережье, как выяснилось, только планировал наведаться сюда. Кстати, господа, познакомьтесь с Фантином.
- Оч` приятно, - кивает Лезвие Монеты. Он сидит на полу, так и не сняв маски, и с нескрываемым интересом слушает магуса. Вот ведь хитрюга, с самого начала знал, что здесь случилось, а дурил голову какими-то "воссозданиями ситуации"!
- Итак, - продолжает мессер Обэрто, пересекая комнату и жестом указывая на шкаф с пустым ящиком, - мы выяснили, что теоретически талантливый "виллан" мог забраться в библиотеку и унести перстни. Но он бы наверняка привлек внимание если не стражников, то ваше, синьор Бенедетто. И если перстни покинули дом, не вызвав переполоха, сделано это было кем-то из здешних обитателей: либо хозяевами, либо пуэрулли. В первом случае хозяева не стали бы вызывать магуса. Значит, перстни унесли серваны, или массариоли, или другие "мелкие". Опять же причин такого поступка могло быть несколько, например, обычное для серванов шкодничество: из вредности припрятали, чтобы позлить. Но когда прошло столько времени и перстни не были найдены, а синьор Леандро осмелился нарушить законы и использовал в личных целях городскую стражу, я понял, что дело не в проказливости "мелкого народца". Теперь я не сомневался, куда и зачем отправились перстни, я только не смог выяснить, кто именно сейчас ими владеет.
- Представьте, мы тоже! - бормочет себе под призрачный нос основатель рода Циникулли. - Более того, мы хотели бы, если это возможно, нанять вас для выяснения данного обстоятельства. Леандро наделал дел, что да, то да, но теперь я вразумил его, и он не будет против принять от вас помощь. К тому же все раскрылось…
- Погодите. Прежде чем мы продолжим, ответьте вот на какой…
В это время со двора раздается приглушенное: "Точно! Стреляй!" Далее - клацанье воротковых механизмов и одновременный выстрел двух арбалетов. Мессер Обэрто слишком поздно понимает, что сам же и сделал себя мишенью, когда от дверей вышел на середину комнаты; а крик сервана, видимо, услышал-таки кто нужно.
Мысли эти проносятся в Фантиновой голове как драпающие от ос мыши, хвостиками щекочут изнутри череп. "Все! - пищат. - Пропали!"
Мессер Обэрто - маг-сыскарь, мастер своего дела! - надломанной куклой валится на пол; под ним хрустят осколки оконного стекла.
Лезвие Монеты, сорвав с лица маску, бежит к мессеру, чтобы помочь, остановить кровь, хоть что-нибудь сделать!..
Хнычет растерянный Малимор, отчаянно ругается синьор Бенедетто.
А Фантин, зажимая рану магуса непослушными руками, думает невпопад: "Вот ведь, говорил я ему… говорил же!.."
Глава четвертая
РАЗГОВОРЫ О ЯДАХ, ЗАКОНАХ И КАЗНЯХ - ДА, КСТАТИ, И САМА КАЗНЬ
Никто не думай, что он столь велик,
Чтобы судить; никто не числи жита,
Покуда колос в поле не поник.
Я видел, как угрюмо и сердито
Смотрел терновник, за зиму застыв,
Но миг - и роза на ветвях раскрыта!
Я видел, как, легок и горделив,
Бежал корабль далекою путиной
И погибал, уже входя в залив.
Пусть донна Берта или сэр Мартино,
Раз кто-то щедр, а кто-то любит красть,
О них не судят с Богом заедино;
Тот может встать, а этот может пасть.
Данте. "Божественная комедия"
1
Боль в плече кажется невыносимой. И первая же мысль: "Как рука?! Что с пальцами, не утратили ловкость?"
Нет-нет, это не воришка-"виллан" полуживым валяется на чужой кровати - это талантливейший сыскарь, глупо, по-мальчишечьи подставившийся под арбалетный выстрел. Увлекся надуваньем щек и изложением собственных теорий - вот и получил по заслугам! А что насчет руки волнуется - ну, есть такой грех, работает иногда с карандашом и бумагой; случается, это и в деле помогает: показать свидетелю портрет подозреваемого, место преступления зарисовать.
Кстати, о месте. Судя по алому балдахину, расшитому золотыми нитями, судя по роскошной кровати, по подушкам, которыми магус заботливо обложен со всех сторон, судя по отведенному в сторону занавесу с кроликами и скрещенными шпагами, по стенам, где эти же кролики и шпаги присутствуют едва ли не на каждом ковре… словом, судя по всему, находится Обэрто не где-нибудь, а на вилле синьора Леандро. Что - пр-роклятие! - худший из всех возможных вариантов. Если магуса видели слуги - все, об incognito можно забыть!
- Очнулся! - противно пищит над ухом тонкий голосок. - Синьор Бенедетто, он пришел в себя, слышите!
- Я мертвый, но не глухой, - сурово ответствует призрак. - Ну-с, молодой человек, - (это уже к Обэрто), - наделали вы переполоху! Как себя чувствуете?
- Могло быть хуже. - Чувствует он себя не очень. Скверно, что боль угнездилась не только в плече, а, оказывается, во всей руке. И какие-то умельцы так перевязали - шевельнуться невозможно!
- Выпейте-ка лекарство, - говорит синьор Бенедетто, а Малимор по его знаку подносит магусу кружку с дымящейся, остро пахнущей жидкостью.
- Что здесь?
- Укрепляющий отвар, пейте, не бойтесь. Вы потеряли чрезвычайно много крови. Обычно кровопускание идет на пользу, но это не ваш случай, - призрак грустно улыбается собственной шутке. - Пейте, мессер. Или боитесь, что мы решили вас отравить? Малимор, отхлебни-ка!
Тот с готовностью делает несколько маленьких глоточков.
- Давайте, - Обэрто пьет, губы слушаются его плохо, язык тоже, но серван терпелив и заботлив. Наконец - чашка пуста, Малимор возвращает ее на столик рядом с кроватью и переворачивает песочные часы, стоящие там же.
"Интересно, когда я пришел в себя, песок в них еще сыпался?" - почему-то этот вопрос кажется магусу чрезвычайно важным, но ответа он не знает, не помнит.
Вместо этого спрашивает:
- Долго я пролежал без сознания?
- Всего пару часов. Леандро велел перенести вас в комнату для гостей и хотел послать за врачом, но я запретил.