Девушка не знала, как долго их везли. Отряд вышел в пустыню, где глазу было не за что зацепиться. Поглядывая на солнце, Налунга пыталась понять, сколько времени они в пути, но всё было бесполезно. К вечеру они въехали в оазис, и она поняла, почему он так называется. Три огромных валуна по какой-то прихоти природы располагались на границе оазиса, образуя равнобедренный треугольник.
У крошечного озерца росли несколько финиковых пальм, а под ними стояли походные шатры кочевников. Быстро осмотревшись, Налунга поняла, что это не домашний лагерь. Здесь не было женщин, воинов встречали полтора десятка кочевников и несколько рабов.
Первым, что бросилось ей в глаза, были ошейники и клеймо на левом плече у каждого раба. Воины небрежно сбросили пленников на землю и, оставив связанными, занялись лошадьми. Налунга открыла было рот, чтобы начать возмущаться, но, вспомнив, что конь для кочевника - первый друг, промолчала. Внимательно наблюдавший за ней Аль-Руффи одобрительно кивнул и, усмехнувшись, сказал:
- Ты быстро учишься, королева. Это хорошо. Значит, мне не придётся часто браться за плеть.
Плеть?! Этого Налунга вынести не могла. Её, королеву города черепов, будут наказывать плетью, как какую-то рабыню?! Гордо выпрямившись, она попыталась принять самую высокомерную позу, какую только могла, но связанные руки быстро вернули её к действительности. Теперь она рабыня, и её действительно могут наказать плетью.
Рабы, подгоняемые окриками воинов, принялись готовить ужин, и вскоре над оазисом разнеслись восхитительные запахи жаркого. У кочевников не было недостатка в хорошем мясе. Многочисленные стада джейранов постоянно бродили по пустыне. Один из кочевников, исполняя приказ Аль-Руффи, подошёл к пленникам и жестом приказал им перейти к костру.
Непривычная к подобному обращению Налунга замешкалась, пытаясь понять, что ему нужно, и тут же почувствовала обжигающий удар плетью из сыромятной кожи, которой кочевник владел виртуозно. Витой шнур ощутимо обжег ей плечи, не оставив даже царапины. Вскрикнув от неожиданности, девушка кинулась следом за своими служанками, но, наступив на край длинной юбки, которую надела убегая из дворца, рухнула на песок.
Презрительно усмехаясь, воин поднял руку, но резкий окрик остановил его. Ответив что-то окликнувшему его человеку, он опустил плеть и, повернувшись к рабыне, гортанно произнёс:
- Тебе лучше пошевелиться, рабыня. Иначе ты испробуешь настоящей плети.
Понимая, что это не пустая угроза, а шутки давно закончились, Налунга судорожно засучила ногами, пытаясь найти опору и побыстрее подняться, чтобы оказаться как можно дальше от этого человека. Внимательно наблюдая за ней, кочевник не удержался и, расхохотавшись, что-то громко крикнул своим соратникам. В ответ послышался дружный смех.
Понимая, что смеются над ней, Налунга кое-как встала и, доплетясь до своих служанок, тихо спросила, опустившись на песок:
- Чего они ржут, как их проклятые кони?
- Он сказал, что ты дрыгаешь ногами, словно курица, которой отрубили голову, - пряча улыбку, ответила одна из служанок.
- Ты знаешь их язык? - удивилась Налунга.
- Я уже третий раз попадаюсь этому племени, - грустно улыбнулась девушка.
- Как это? - не поняла Налунга.
- В первый раз они налетели на нашу деревню и продали нас вашим перекупщикам. Перекупщики продали меня купцу, торговавшему слоновой костью. Но купец так и не добрался до Египта. Эти воины напали на караван и, ограбив его, опять продали всех рабов вашим перекупщикам. Так я во второй раз оказалась у них. А сегодня я снова столкнулась с ними.
- Но это не объясняет, как ты выучила язык, - настороженно спросила опальная королева.
- В первый раз я была слишком мала для постели, и меня продали через две луны. С купцом я попала к ним почти через два года, уже вполне созревшей девушкой, и один из этих воинов оставил меня на время в своём шатре. Его жена была больна, и кому-то нужно было заботиться о воде и уюте, да и за детьми нужно было присмотреть, - пожала плечами служанка.
- И сколько ты прожила с ним? - продолжала допытываться Налунга.
- Почти два года. Потом его жена умерла, и ему пришлось снова жениться. Тогда он меня и продал, - вздохнула девушка с явным сожалением.
- Похоже, тебе нравилась такая жизнь, - проворчала Налунга, сверля её настороженным взглядом.
- Да. Это была хорошая жизнь, и хозяева они не жестокие. Делай, что приказано, и не лезь, куда не просят, - вот и всё. Воины часто уходят в пустыню, и ты предоставлена сама себе.
- Кажется, ты мечтала занять место его жены, - понимающе усмехнулась Налунга.
- Такое редко случается, - покачала головой служанка.
- Почему? - удивилась Налунга, но услышать ответ не успела.
К ним подошёл Аль-Руффи и, достав из ножен широкий кривой кинжал, одним взмахом перерезал верёвки, связывавшие им руки. Убрав оружие в ножны, он положил руки на широкий шёлковый кушак и сказал:
- Вы все рабы. Эти девушки носят клейма, значит, работы будет немного. Тебя и твоего телохранителя заклеймят после ужина.
Услышав его слова, Налунга невольно содрогнулась, но ответить ничего не успела. Сказав, что считал нужным, Аль-Руффи развернулся и широким шагом вернулся к костру. Вспомнив, что её служанки действительно носят клейма, Налунга повернулась к той, что уже побывала в этом племени, и, подумав, тихо спросила:
- Это больно?
- Что? - не поняла девушка.
- Когда ставят клеймо, это больно?
- Да, - помолчав, так же тихо ответила служанка. - Это было очень больно. Раскалённое железо впивается в твою плоть, а ты можешь только кричать от боли, потому что тебя связали и крепко держат. Это было очень больно. А ещё это было очень страшно. Так страшно, что я даже описалась.
- Сколько лет тебе было, когда ты получила клеймо?
- Тринадцать. Я только вступила в пору девичества. Даже нечистые дни приходили непостоянно. Потому меня и продали.
- Ты всё ещё жалеешь, что не осталась у них? - растерялась Налунга.
- Да, жалею. Это были самые добрые времена в моей жизни. И потом среди них есть тот, кто впервые заставил меня кричать от наслаждения.
- Это было так хорошо, что ты до сих пор его вспоминаешь?
- Это был мой первый мужчина. Первый во всём. Он первым поставил мне клеймо и первым доставил мне истинное наслаждение.
- Ты попадала к одному и тому же человеку два раза подряд? - растерялась Налунга.
- И надеюсь попасть в третий, - рассмеялась в ответ девушка.
- Глупая шлюха, - огрызнулась бывшая королева и, отвернувшись от служанки, попыталась собраться с мыслями.
Но на этот раз служанка не собиралась молча сносить оскорбления. Услышав слова своей бывшей госпожи, девушка резким движением вскочила на ноги и, недолго думая, влепила ей оглушительную пощёчину. Охнув от неожиданности, Налунга рухнула на песок, растерянно прижимая ладонь к горящей щеке.
В годы своего ученичества она много танцевала, бегала наперегонки с собаками, но драться ей никогда не приходилось. Её заставляли танцевать часами, обучая чувствовать мелодию и ритм, бегать с раннего утра и до позднего вечера, развивая выносливость, но орудовать кулаками она никогда не училась.
Тем не менее гордый нрав и привычка приказывать заставили её и без того горячую кровь закипеть, словно лава. Вскочив на ноги, Налунга бросилась на обидчицу, пытаясь сбить её с ног и надавать оплеух, но не тут-то было. Юная рабыня, чьи мышцы, привычные к тяжёлой работе, больше напоминали стальные пружины, одним движением швырнула свою бывшую госпожу на землю и, усевшись сверху, сгребла в горсть её роскошную гриву.
Сжав коленями бока Налунги так, что та невольно охнула от боли, рабыня несколько раз треснула её головой о землю и, вдавив лицом в песок, прошипела:
- Запомни, тварь. Теперь ты не королева, а самая обычная рабыня, которая будет делать всё то, что делают другие. А вздумаешь брыкаться, я тебя так отделаю, что на всю жизнь запомнишь.
Услышавшие шум драки воины с интересом смотрели на эту картинку, даже не пытаясь вмешиваться. Споры рабов хозяев не интересуют. Только Аль-Руффи, поднявшись со своего седла, на котором сидел у костра, подошёл к пленникам и, качнувшись на каблуках, с улыбкой произнёс:
- Кажется, у маленькой королевы возник спор с её служанками? Что ж, будет интересно посмотреть, как они будут обучать тебя премудростям рабской жизни.
Взяв победительницу за подбородок жёсткими пальцами, он заставил её поднять голову и, всмотревшись, задумчиво протянул:
- Почему мне кажется, что я тебя уже видел раньше?
- Я два года жила в шатре господина Селида. Это он поставил мне клеймо, - разом покорно замерев, ответила девушка.
- Ты была рабыней Селида? - удивлённо переспросил воин.
- Да, господин. Это было пять лет назад. Он продал меня после того, как снова женился. Его жена настояла, - вздохнула девушка.
- И я её понимаю, - рассмеялся Аль-Руффи. - Держать под боком такую соперницу не захочет ни одна женщина. Ты действительно красива.
- Спасибо, господин, - потупилась девушка, улыбнувшись от удовольствия.
- Что ж. Пожалуй, Селид заслужил хороший подарок. Его вторую жену укусила змея, и теперь он живёт один. В шатре хозяйничает его старшая дочь, но это ненадолго. Так что если ты проявишь себя, то всё может получиться. Он не женится на тебе, но хозяйкой его шатра ты вполне можешь стать.
- А разве его нет с вами? - насторожилась девушка.
- Он был ранен в набеге и теперь плохо владеет правой рукой. Но он всё ещё мужчина и воин.
- Когда умерла его жена, господин?
- Две луны назад.
- Надеюсь, та змея, что укусила её, не отравилась, - не удержалась рабыня, и воин громко и от души расхохотался.
- Маленький скорпион. Ты всё ещё злишься, что Селид продал тебя? - спросил он, не отпуская её подбородка.
Разговаривая с воином, девушка не позволила себе даже пошевелиться лишний раз. Одобрительно кивнув, Аль-Руффи отпустил её и, отступив в сторону, заметил:
- Селид всегда умел хорошо вышколить рабыню. Похоже, его наука не прошла для тебя даром.
- Спасибо, господин, - польщенно улыбнулась рабыня.
- И ты всё ещё хочешь вернуться к нему?
- Если вы позволите, господин, - кивнула девушка, радостно сверкнув глазами.
- А почему бы и нет? - рассмеялся Аль-Руффи. - Ты неравнодушна к нему, а Селид всегда был хорошим воином и заслужил себе такую рабыню.
Пока они разговаривали, кочевники успели поесть и теперь на том же костре раскаливали железное клеймо. Дав девушке знак оставить Налунгу в покое, Аль-Руффи молча ухватил бывшую королеву за волосы и потащил к костру. Взяв у одного из воинов кусок верёвки, он ловко связал ей руки и ноги, стянув их так, что девушка не могла даже пошевелиться.
Небрежно швырнув ее на песок, он достал из огня клеймо и, внимательно осмотрев его, положил обратно, спокойно сказав:
- Ещё холодное. Твоё клеймо будет таким же чётким и красивым, как твоё тело, моя маленькая королева. Я лично поставлю его на тебе, чтобы ты на всю жизнь запомнила, кто именно стал твоим хозяином.
- Пощадите, - прошептала Налунга внезапно пересохшим ртом.
Впервые в жизни ей стало по-настоящему страшно. Только теперь, увидев кусок раскалённого железа, она поняла, что ей не избежать этого страшного сна. Все эти люди, клеймо и даже верёвки были настоящими, а получив клеймо на тело, она никогда уже не сможет вернуться обратно, чтобы отвоевать свой трон.
Именно это и заставило её просить пощады, загнав поглубже весь гонор и гордость. Но воины не ведали жалости. Усмехнувшись, Аль-Руффи покачал головой и громко сказал:
- Когда-то королева Налунга осмелилась сказать, что воин Аль-Руффи недостаточно хорош, чтобы стать командиром её воинов. И вот тогда я сказал себе, что придёт день, и я собственными руками поставлю клеймо на её роскошном теле. Я долго собирал знания о её городе, но судьба оказалась благосклонна ко мне. Моим воинам не пришлось идти в этот дальний поход. Королева Налунга сама пришла к моему костру, заодно принеся кучу золота из своей сокровищницы.
- Неужели прославленный воин не может забыть неудачную шутку глупой девчонки? - спросила Налунга, мысленно проклиная свою заносчивость и злопамятность кочевника.
- Скажи это обычная девчонка, я бы посмеялся и забыл, но слова королевы - это слова правителя, которые сложно забыть и нельзя простить. Ты назвала меня недостойным, унизив при моих воинах, - сурово ответил Аль-Руффи, и девушка вздрогнула от его тона.
Один из воинов достал из огня клеймо и, показав его вождю, одобрительно кивнул:
- Разогрелось что надо. Можно начинать.
- Отлично. Тогда не будем откладывать благое дело, - решил Аль-Руффи, подтащил Налунгу поближе к костру и перевернул на правый бок.
Прижав её коленями к земле, он выхватил клеймо и одним плавным движением прижал его к обнажённому плечу девушки. Над оазисом раздался душераздирающий вопль боли и разнёсся запах палёной плоти. Легко удерживая Налунгу, воин прижимал клеймо до тех пор, пока не убедился, что раскалённое железо оставило неизгладимый след на коже бывшей королевы.
Одним движением отняв клеймо от раны, он не глядя бросил его в костёр и, осмотрев полученный результат, удовлетворённо кивнул головой.
- Давайте следующего, - приказал вождь, развязывая верёвки и рывком поднимая новую рабыню на ноги.
Вскоре со всеми было покончено, и воины вернулись к своим делам. Новых рабов даже не стали связывать. Бежать в пустыне, не зная дороги, было просто глупо, а самое главное - любой, увидевший клейменого раба, мог схватить его и сделать своей собственностью или передать за награду хозяину. Наказание же за побег определял сам хозяин.
Едва не теряя сознания от боли, Налунга отползла от костра и, упав на песок, залилась слезами. Рыдала она долго и самозабвенно, оплакивая себя, свою судьбу и изливая вместе со слезами всю нахлынувшую боль. Больше всего её обижало равнодушие бывших служанок. Сидя в сторонке, они, как ни в чём не бывало, что-то тихо обсуждали, то и дело хихикая и бросая на воинов заинтересованные взгляды.
Наконец завывания Налунги надоели всем. Одна из девушек, присев рядом с воином, тихо спросила, чем может ему помочь, при этом совершенно игнорируя бывшую хозяйку. Чуть улыбнувшись, воин попросил её добыть воды. Кивнув, девушка осторожно подошла к костру и, обратившись к ближайшему воину, попросила позволения напоить рабов. Поднявшись, один из кочевников бросил ей полупустой мех с водой и, подтолкнув изогнутым носком сапога в бедро Налунгу, проворчал:
- Хватит выть. Тебе уже все гиены в этой пустыне ответили.
- Вы погубили меня, - всхлипнула в ответ Налунга. - Теперь я никогда не смогу вернуться обратно и отвоевать свой трон.
- Лучше вспомни, сколько людей ты обездолила, продав их в рабство. Сколько семей разрушила, отобрав у них детей. Теперь ты на собственной шкуре испытаешь, что значит быть рабыней, - с неожиданной яростью ответила ей служанка, с которой она подралась.
- За что ты меня так ненавидишь? - растерялась Налунга.
- Я три года жила в страхе, что за любую провинность меня могут скормить крокодилам или зарезать на алтаре, словно овцу на бойне. Из всех моих хозяев ты была самой жестокой. Ни один мужчина не мучил и не унижал меня так, как это делала ты. И я рада, что стала свидетелем твоего падения.
- Пусть это будет твоим первым уроком, рабыня, - неожиданно вступил в разговор Аль-Руффи. - Даже будучи хозяином, нельзя забывать, что раб тоже может чувствовать боль. Можно наказать провинившегося раба, но нельзя становиться чудовищем. Однажды несправедливо наказанный раб может стать тем самым камнем, о который споткнётся конь твоей власти.
- Значит, я теперь никто? - растерянно спросила Налунга.
- Ты рабыня. Рабыня без дома, родных и даже без имени. Имя, которое ты носила до сегодняшнего дня, слишком длинное и вычурное для рабыни. Я дам тебе новое имя, - усмехнулся воин и, вернувшись к костру, громко добавил, - а теперь, ложитесь спать. И если я услышу хоть один звук, виновного накажут плетью.
Испуганно вздрогнув, Налунга осторожно перебралась поближе к костру и, устроившись на брошенной кем-то попоне, свернулась в клубок, боясь даже пошевелиться. Боль, страх, переживания прошедшего дня не давали ей уснуть, но она даже не пыталась заговорить с кем-то из новых товарок. Они ясно дали ей понять, что не простили её жестокости и придирок.
* * *
Константинополь поразил Вадима обилием лавок, базаров и купален. Вспоминая уроки истории, он то и дело пытался связать всё прочитанное с тем, что увидел собственными глазами, но как оказалось, это было не так просто. Стамбул, который он видел во времена своей службы, разительно отличался от того города, что он наблюдал сейчас.
Узкие улочки, вымощенные булыжником площади, акведуки и даже канализация - всё это он видел собственными глазами и никак не мог отделаться от ощущения, что спит и видит увлекательный цветной сон. То и дело втихаря пощипывая себя за локтевой сгиб, он пытался проснуться, но, чувствуя боль, понимал, что это далеко не сон. Устав бороться с самим собой, Вадим отмахнулся от очередной проститутки, пытавшейся навязать ему свои изрядно поношенные прелести, и, ухватив за локоть кормчего, сказал:
- Ты как хочешь, а я возвращаюсь на корабль.
- С чего вдруг? - не понял Юрген. - Давай ещё погуляем. Когда ещё по земле пройтись придётся?
- Мне сложно это объяснить, но я видел эти места там, в своём времени, и теперь не могу поверить, что здесь всё не так, как я знаю.
Сообразив, о чём он говорит, кормчий тяжело вздохнул и, подумав, кивнул:
- Ладно, давай возвращаться.
- Ты не должен идти со мной, брат. Я и сам доберусь, - смутился Вадим, но Юрген только усмехнулся в ответ.
- Ничего. Честно говоря, мне и самому не очень хочется бродить по этой жаре. Тяжело мне здесь. Пошли в порт, у моря дышится легче.
Развернувшись, воины дружно зашагали в сторону порта. Крикливые зазывалы то и дело норовили ухватить их за рукава, пытаясь всучить какую-то ерунду или затащить в харчевню. Но суровые взгляды воинов и висящее на широких поясах оружие быстро остужали их пыл. Не понаслышке зная бешеный нрав северных варваров, жители Византии старались держаться подальше от них.
Даже стражники, столкнувшись с ними на площади, старательно делали вид, что не замечают этой буйной компании, что-то громко обсуждавшей на своём варварском наречии. Только торговцы, проститутки и грабители провожали их внимательными, оценивающими взглядами. К удивлению всех продажных женщин и содержателей борделей, экипаж варварского судна не бросился искать развлечений в их объятиях.
Едва разобравшись с делами, северяне принялись искать новую работу. Весть о том, что на корабле северян есть две дюжины чернокожих красавиц, заметно поубавила этой публике прыти. Это было странно, неожиданно, но это было. Вскоре весть о необычном экипаже разнеслась по всему городу. Поглазеть на эту диковину приходили специально, но вахтенные, отлично помня, какой корабль им пришлось сопровождать, строго следили за тем, чтобы посторонние на палубу не попали.