Роланд вздохнул. Как бы он хотел поведать Тиффани, что отыскал в библиотеке книгу легендарного генерала Тактикуса (что интересно, это именно он изобрёл тактику) под названием "Осада и как её выдержать". Кто бы мог подумать, что такая старая книга может так пригодиться! Генерал напирал на важность провизии, поэтому Роланд основательно запасся лёгким пивом, увесистыми палками колбасы и тяжёлым гномьим хлебом, который очень удобно сбрасывать врагам на головы.
Он оглядел свою комнату. На стене висел портрет матери - Роланд принёс его из подвала, куда его убрали тётки ("Пока его не отчистят", - объясняли они). Рядом, если знать, куда смотреть, можно было разглядеть прямоугольник размером с небольшую дверь, камни там были чуть-чуть светлее, чем везде. А канделябр поблизости висел немного криво.
Жизнь в замке имеет множество преимуществ.
Снаружи пошёл снег.
Угнездившись в соломенной кровле домика госпожи Вероломны, Фигли вглядывались в падающие снежинки. В тусклом свете, умудрившемся просочиться сквозь закопчённые окна, было видно, как порхают в воздухе крохотные Тиффани.
- Типа, пусть снежинки грят за тебя, - сказал Громазд Йан. - Ха!
Туп Вулли поймал одну на ладонь:
- Ну, чепунец колом у него точь-в-точь как у ней вышел. Должно быть, нашая мала громазда карга ему оченно по сердцу…
- Разбредовина сплошная! - вспылил Явор Заядло. - Он же ж зима! Он же ж сплошь снеги, лёды, морозы и вьюги. А она просто мала громазда девчура! Ну кака-така он ей пара? Так иль нет, Билли? Билли?
Гоннагл с рассеянным видом смотрел на падающий снег, покусывая мундштук своей визжали. Мысли его явно были где-то далеко, однако Явору Заядло всё же удалось, как видно, до них докричаться, потому что Билли ответил:
- Да что он вообще знает о людях? Жизни в Зимовее меньше, чем в малой козявице, но он могуч, как море. И вдруг он начинает сохнуть по нашей карге. Почему? Что она для него значит? Чего ещё от него ждать? Одно я тебе скажу, Явор: снежинки - только начало. Зырить надо в оба. Эт’ всё может большой бедой обернуться.
Высоко в горах 990 393 072 007 Тиффани Болен мягко опустились на старый слежавшийся снег на перевале и скатились с него лавиной, которая снесла больше сотни деревьев и охотничий домик. Но в этом не было вины Тиффани.
Не было её вины и в том, что люди поскальзывались на ней, или не могли открыть двери и выйти из дома, потому что снаружи их завалило ею, или что слепленные из неё комки прилетали в кого-то, брошенные руками шаловливых детей. На следующий день почти вся она растаяла ещё до завтрака, и никто так и не заметил ничего необычного. Разве что ведьмы, которые никогда не верят на слово, и дети, которых никто не слушает.
Однако Тиффани всё равно проснулась со смутным ощущением неловкости.
И госпожа Вероломна ничуть не помогла ей от него избавиться.
- По крайней мере, ты ему нравишься, - сказала старая ведьма, когда яростно заводила свои часы.
- Я бы предпочла об этом не знать, госпожа Вероломна, - отозвалась Тиффани. Ей совсем не хотелось продолжать разговор.
Она мыла тарелки, стоя у раковины, и радовалась, что старуха не видит её лица в эту минуту. И, если уж на то пошло, что сама Тиффани не видит лица госпожи Вероломны.
- Интересно, что скажет на это твой молодой человек?
- Какой молодой человек, госпожа Вероломна? - поинтересовалась Тиффани, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно холоднее.
- Тот, что пишет тебе, девочка!
И чьи письма, подозреваю, вы читаете моими глазами, добавила про себя Тиффани.
- Роланд? Он просто мой друг… Вроде как.
- Вроде как друг?
Я не поведусь на это, твёрдо пообещала себе Тиффани. Готова поспорить, старуха сейчас ухмыляется. И вообще, это совершенно не её дело!
- Да, - сказала она вслух. - Именно так, госпожа Вероломна. Вроде как друг.
Разговор надолго прервался, и Тиффани воспользовалась паузой, чтобы отскрести дно чугунной сковородки.
- Друзья - дело хорошее, - нарушила молчание госпожа Вероломна. Голос её звучал уже не так напористо, как прежде, словно она признала победу Тиффани. - Когда закончишь, милочка, передай мне, пожалуйста, мою сумку для путанок.
Тиффани выполнила её просьбу и поспешила в молочню. Она любила приходить сюда. В молочне она чувствовала себя почти как дома и думалось ей лучше. Она…
В двери зияла дыра, напоминающая по форме голову сыра, а Гораций спал в своей сломанной клетке, тихо похрапывая по-сырьи: "Мнмнмнмнмнмн…" Тиффани не стала его будить и занялась молоком, надоенным утром.
Хорошо хоть, снег перестал. При этой мысли она почувствовала, что краснеет, и постаралась выкинуть снежинки из головы.
А ведь вечером будет шабаш… Интересно, остальные уже знают? Ха! Конечно, знают. Ведьмы замечают всё, особенно то, что ставит другую ведьму в неловкое положение.
- Тиффани? Я хочу поговорить с тобой, - донёсся голос госпожи Вероломны.
Раньше она почти никогда не обращалась так к Тиффани. Услышать своё имя из уст старой ведьмы было странно. Ох, не к добру это…
Госпожа Вероломна держала в руках путанку. Её зрительная мышка покачивалась среди лент и косточек.
- Это так неудобно, - посетовала старуха. И вдруг крикнула куда громче: - Эй вы, угрязки! А ну вылазьте! Меня не окрутнёшь! Я зырю, как вы на меня пыритесь!
Из-за почти всего, что было в комнате, показались Фигли.
- Вот и ладно. А ты, Тиффани Болен, садись.
Тиффани торопливо послушалась.
- И ведь надо же было, чтобы именно теперь… - продолжала ведьма, откладывая в сторону путанку. - Так неудобно… Но я уверена, ошибки быть не может. - Он помолчала. - Я умру послезавтра. В пятницу, почти в полседьмого утра.
Это сногсшибательное и серьёзное известие, конечно, не заслуживало того ответа, который за ним последовал.
- Экая жаль, выходные у тя, знатца, пролетают, - сказал Явор Заядло. - А кудой ты намылилась? Место-то хоть приятственное?
- Но… но… но вы не можете так просто взять и умереть! - выпалила Тиффани. - Госпожа Вероломна, вам же сто тринадцать лет!
- В том-то и дело, девочка, - спокойно сказала старая ведьма. - Разве тебе не говорили, что ведьмы способны предвидеть свою смерть? Да и к тому же я люблю бывать на поминках, если они устроены как следует.
- Ах-ха, с хорошей трызной ничё не сравняется! - поддержал её Явор Заядло. - Тут те и пойло, и плясы, и поздравленья, и веселенья, и пированье, и пойло.
- Возможно, немного сладкого хереса, - сказала госпожа Вероломна. - Что же до еды, то я всегда говорила, что рулетики из ветчины испортить невозможно.
- Но вы не можете… - Тиффани осеклась, потому что старуха резко повернулась к ней, по-куриному дёрнув головой.
- …Вот так вот взять и бросить тебя? Это ты собиралась сказать? - спросила она.
- Ммм, нет, - солгала Тиффани.
- Разумеется, тебе придётся продолжить обучение у другой ведьмы, - сказала госпожа Вероломна. - Чтобы унаследовать мой домик, лет тебе пока маловато, девочки постарше давно своей очереди дожидаются.
- Госпожа Вероломна, вы же знаете, я всё равно не собираюсь оставаться в горах на всю жизнь, - поспешно сказала Тиффани.
- Ах да, мисс Тик мне что-то такое говорила. Ты хочешь вернуться в свои маленькие Меловые холмы…
- Они не маленькие! - выпалила Тиффани. Получилось несколько громче, чем она ожидала.
- Да, нам предстоит немало хлопот, - совершенно невозмутимо продолжала старая ведьма. - Я напишу несколько писем, ты отнеси их в деревню, а после обеда можешь заниматься своими делами. Поминки устроим завтра во второй половине дня.
- Простите? То есть ещё до вашей смерти? - не поверила своим ушам Тиффани.
- Ну разумеется! Совершенно не вижу, почему бы мне не повеселиться напоследок.
- Верно кумексаешь, хозяйка! - одобрил Явор Заядло. - А то человеки обыкновенно про таку важну мелочишку прозабывают!
- Мы зовём это прощальной вечеринкой, - сказала госпожа Вероломна. - Будут только ведьмы, конечно. Обычные люди на таких праздниках чувствуют себя скованно, ума не приложу почему. Но есть и хорошие стороны. Например, на прошлой неделе господин Руковязнер принёс нам отличную грудинку, когда они с соседом пришли выяснять, кому принадлежит каштановое дерево. Мне просто не терпится её попробовать.
Часом позже Тиффани отправилась в путь с полными карманами записок, адресованных мясникам, пекарям и фермерам в окрестных деревнях.
Люди встретили новость не совсем так, как она ожидала. Похоже, они думали, что это шутка.
- Госпожа Вероломна ни в жизнь не умрёт, - заявил мясник, взвешивая сосиски. - Я слышал, Смерть уже приходил за ней, но она захлопнула дверь прямо у него перед носом.
- Тринадцать дюжин сосисок, пожалуйста, - сказала Тиффани. - Готовых, с доставкой.
Убеждённости в своей правоте на лице мясника поубавилось.
- Так ты уверена, что она скоро умрёт?
- Нет. Но сама она уверена.
А пекарь сказал:
- Разве ты не знаешь про её часы? Госпожа Вероломна сделала их себе, когда её сердце остановилось. Эти часы у неё навроде механического сердца.
- Правда? - спросила Тиффани. - Но если её сердце остановилось, почему она не умерла и как оставалась в живых, пока делала себе новое, механическое?
- Волшебным образом, конечно, - не смутился пекарь.
- Но дело сердца - качать кровь, а часы-то не в груди госпожи Вероломны, они снаружи, - возразила Тиффани. - И никаких… трубочек от них к ней не идёт.
- Они качают кровь волшебным образом, - медленно, как маленькой, объяснил пекарь и недоверчиво посмотрел на Тиффани. - Какая же ты ведьма, если таких простых вещей не знаешь?
Та же история повторилась и в других местах. Похоже, мысль о том, что госпожи Вероломны больше не будет, просто не умещалась у людей в головах. "Старой ведьме сто тринадцать лет, - возражали они, - слыханное ли дело, чтобы человек помирал в таком возрасте?" "Она решила над нами подшутить", - говорили они. Или: "У неё есть свиток, подписанный кровью, и там сказано, что она будет жить вечно. Или: "Она помрёт, только когда у неё украдут часы". Или: "Всякий раз, когда за госпожой Вероломной приходит Мрачный Жнец, она говорит ему, что её зовут как-нибудь не так, и отправляет его к кому-то другому". Или: "Может, она просто не очень хорошо себя чувствует?.."
К тому времени, когда Тиффани обошла всех, кого было велено, она уже и сама сомневалась, правда ли старая ведьма скоро умрёт. Но госпожа Вероломна говорила об этом с такой уверенностью… А когда человеку сто тринадцать лет, удивляться следует не тому, что он умрёт послезавтра, а тому, что он жив сегодня.
Поглощённая мрачными мыслями, она отправилась на шабаш.
Раз или два Тиффани ловила себя на ощущении, что за ней наблюдают Фигли. Она не могла сказать, каким образом чувствует их присутствие. Этому просто учишься со временем. А заодно учишься мириться с этим, насколько это возможно.
Когда она пришла, остальные ведьмочки были уже на месте и даже успели разжечь костёр.
Некоторые думают, что "шабаш" означает "сборище ведьм". И верно, в словаре именно так и написано. Но более правильным словом для сборища ведьм было бы "препирательство".
Как бы там ни было, большинство ведьм, которых знала Тиффани, словом "шабаш" не пользовались. Зато им пользовалась госпожа Увёртка, причём постоянно. Это была высокая, тощая и довольно-таки колючая ведьма. Она носила очки в серебряной оправе на тонкой цепочке и любила словечки вроде "аватар" и "знамение". А Аннаграмма, заправлявшая шабашом, потому что сама его когда-то придумала и потому что у неё была самая высокая шляпа и самый пронзительный голос, была лучшей (и единственной) ученицей госпожи Увёртки.
Матушка Ветровоск всегда утверждала, что по части магии Летиция Увёртка - просто волшебник в юбке. И в самом деле, Аннаграмма вечно приносила с собой на шабаш целую охапку книг и волшебных палочек. Девочки обычно выполняли несколько ритуалов, чтобы отделаться от неё, а на шабаш ходили, потому что это был повод повидать подруг. Пусть даже подругами они были лишь постольку, поскольку во всей округе им больше не с кем было открыто поговорить и некому пожаловаться на свои беды.
На шабаш собирались в лесу, даже когда выпадал снег. В лесу было нетрудно набрать дров для костра, а одевались ведьмы всегда тепло. Даже летом полёты на мало-мальски серьёзной высоте заставляют поддевать куда больше тёплого белья, чем отваживается нарисовать воображение, а порой и привязывать пару грелок.
Когда Тиффани подошла, вокруг костра летали три небольших огненных шара. Их наколдовала Аннаграмма. С их помощью можно уничтожить врагов, сказала она. Остальные девочки чувствовали себя неуютно. Это была магия волшебников, явная и опасная. Ведьмы предпочитают уничтожать врагов взглядом. Что толку убивать врага? Как же тогда он, а точнее, она узнает, что ты победила?
Поплина Бубен принесла целый противень изнаночных кексов - самое то, чтобы согреться промозглым днём.
Тиффани сказала:
- Госпожа Вероломна говорит, что умрёт в пятницу утром. Говорит, ей откуда-то это известно.
- Как жаль, - отозвалась Аннаграмма без особого сожаления. - Хотя ей ведь было очень много лет.
- Ей и сейчас много лет, - сказала Тиффани.
- Эмм, это называется "Зов", - пояснила Петулия Хрящик. - Старые ведьмы чувствуют, когда приходит их срок. Никто не знает, как и почему. Просто чувствуют.
- А у неё по-прежнему стоят в комнате черепа? - спросила Люси Уорбек. Сегодня она собрала волосы в узел, использовав вместо шпилек нож и вилку. - Я их просто видеть не могла. Казалось, они всё время как бы таращатся на меня!
- А я сбежала, потому что она использовала меня вместо зеркала, - поёжилась Лулу Зайка. - С тобой она тоже так делает?
Тиффани вздохнула:
- Да.
- Я наотрез отказалась идти к ней, - сказала Гертрудда Утихни, вороша костёр. - Если без позволения покинуть наставницу, тебя никто больше в ученицы не возьмёт. А вы знаете, что, если сбежишь от госпожи Вероломны, даже пробыв в её доме всего одну ночь, тебе и слова не скажут, просто подберут новое место?
- Госпожа Увёртка говорит, черепа, вороны и прочее - это переходит все границы, - заявила Аннаграмма. - Окрестные жители буквально опасаются за свою жизнь!
- Эмм, а что будет с тобой? - спросила Петулия у Тиффани.
- Не знаю. Наверное, меня отправят к кому-нибудь ещё.
- Бедняжка, - сказала Аннаграмма. - Кстати, госпожа Вероломна, случайно, не говорила, кому достанется её дом? - спросила она с невинным видом, словно этот вопрос только что пришёл ей в голову.
В наступившей тишине было слышно, как шесть пар ушей чуть не скрипят от напряжения, приготовившись ловить каждое слово. Учениц в округе, конечно, было немного, но ведьмы живут долго, и каждая начинающая ведьма мечтает перебраться в свой собственный домик. Пока у тебя нет домика - не видать тебе уважения как своих ушей.
- Нет, - сказала Тиффани.
- Даже не намекала?
- Нет.
- Она ведь не говорила, что он станет твоим, нет? - резко спросила Аннаграмма.
Иногда её голос начинал по-настоящему действовать на нервы. Даже простое "привет!", произнесённое таким голосом, прозвучало бы как обвинение.
- Нет!
- Ты всё равно ещё не доросла до собственного дома.
- На самом деле возраст как бы и не важен, - вмешалась Люси Уорбек, - По крайней мере, нигде ничего такого не написано.
- Тебе-то откуда знать? - огрызнулась Аннаграмма.
- Я спрашивала у бабуси Хлюпсед, - ответила Люси.
Аннаграмма недобро прищурилась:
- Спрашивала, значит? А зачем?
Люси закатила глаза:
- Затем, что мне было интересно, только и всего. Слушай, все знают, что ты самая старшая и… как бы больше всех знаешь. Разумеется, дом достанется тебе.
- Да, - сказала Аннаграмма, с подозрением наблюдая за Тиффани. - Разумеется.
- Ну вот, всё, эмм, и улажено, - неестественно громко произнесла Петулия. - А скажите, у вас вчера много снегу выпало? Бабка Чёрношляп говорит, это очень необычно.
О боги, подумала Тиффани. Сейчас начнётся.
- Да нет, тут у нас в горах снег часто выпадает так рано, - пожала плечами Люси.
- Мне показалось, он был какой-то особенно пушистый, - сказала Петулия. - И довольно красивый - конечно, для тех, кто любит снег.
- Это просто снег, - перебила Аннаграмма. - А вы слышали про новую ученицу старухи Шумгамс? Всего час пробыла в доме и сбежала со страшными воплями! - Она улыбнулась, но без особого сочувствия.
- Эмм, что, лягушку увидала?
- Нет. Лягушки-то она не испугалась. Это был Бедняга Чарли.
- Ну, он может напугать, - признала Люси.
Вот и всё, поняла Тиффани, когда девочки продолжили сплетничать дальше. Кто-то, могуществом почти равный богам, создал миллиарды снежинок в виде Тиффани Болен, а подруги ничего не заметили.
Что, на самом-то деле, и к лучшему…
Конечно, к лучшему! Ещё не хватало, чтобы они принялись дразнить и насмехаться. Ну, то есть, конечно…
…Вот только… как бы… Было бы здорово, если бы они узнали, если бы сказали: "Ну ничего себе!", если бы стали завидовать, или испугались бы, или поразились. А сама Тиффани не могла об этом рассказать, по крайней мере, не могла рассказать при Аннаграмме, потому что Аннаграмма непременно сделает из новости повод для насмешек и хотя прямо об этом и не скажет, но вывернет разговор так, будто Тиффани всё выдумала.
Зимовей явился к Тиффани, и… она произвела на него впечатление. Будет очень обидно, если об этом так никто и не узнает, кроме госпожи Вероломны и нескольких сотен Фиглей. Особенно учитывая, что уже с пятницы (Тиффани содрогнулась при этой мысли) знать будут только Фигли.
Можно сказать и по-другому: если она не поделится этим с кем-нибудь, кто одного с ней роста и не собирается на тот свет, она лопнет.
Поэтому она рассказала обо всём Петулии, когда они возвращались с шабаша. Им было по пути, и обе пока что летали так плохо, что ночью проще было идти пешком - так хотя бы меньше на деревья натыкаешься.
Петулия была толстушкой и хорошим другом и уже успела стать лучшей ведьмой-свинаркой в Овцепиках, а это очень много значит в краях, где все держат свиней. И госпожа Вероломна говорила, что очень скоро у Петулии от женихов отбоя не будет: девушка, которая знает толк в свиньях, нипочём не останется без мужа.
Одна беда: Петулия всегда соглашалась, что ей ни скажи, и всегда говорила в ответ то, что, по её мнению, от неё хотели услышать. Но Тиффани коварно не дала ей развернуться: рассказала только, как всё было, ничего не прибавив от себя. Подруга немного поахала, и это было приятно.
Помолчав, она сказала:
- Наверное, это было очень, эмм, интересно.
И в этом ответе была вся Петулия.
- Что мне делать? - спросила Тиффани.
- Эмм… А тебе надо что-то делать?
- Ну, рано или поздно люди заметят, что все снежинки похожи на меня!
- Эмм, так ты боишься, что никто не заметит? - спросила Петулия с таким невинным видом, что Тиффани рассмеялась.