- О Уенуку! - печально запела Хине-пукоху-ранги. - Ты показал меня своим соплеменникам, когда засияло солнце. Мы лежали у тебя в доме, и я не услышала зова Хине-ваи. О бедный Уенуку, ты опозорил меня!
И тогда произошло чудо. На ясном небе появилось облачко. Оно окутало Хине-пукоху-ранги всю, с головы до ног, и скрыло от глаз людей. Только ее голос еще доносился до них. А потом песня смолкла и наступила тишина. Облачко поднялось с крыши вверх. Оно поднималось все выше и выше, пока почти не исчезло из глаз.
Но тогда Уенуку вспомнил то, что забыл от великой своей любви: что и он был не простой человек. Он был сыном бога бури и грома и видел однажды, как тот заворачивается в свой хмурый огненный плащ, полный молний. Бросился он к плащу, который также висел в доме, завернулся в него, как в тучу, и тоже поднялся в небо. Напрасно облачко, скрывавшее Хине-пукоху-ранги, рвалось вверх: муж догнал его и накрыл своим телом.
Вместе поднялись они на небо и, похоже, во время пути как-то помирились между собой.
Однако в наказание за свой проступок должен был Уенуку ради жены оставить свое племя. Никто из людей больше не видел его. Лишь иногда, когда гремит гром, слышатся его шаги среди туч и видно сверкание его глаз. А когда гроза проходит, видят люди и еще кое-что: радугу, которая соединяет небо с краем земли. Эта радуга - дитя Уенуку и Женщины-Тумана.
Говорят также, что другим концом радуга иногда касается пропавшей звезды, чтобы та могла также иногда подняться на небо и повидаться с родными - так ее отец искупает вину и благодарит за оказанную ему милость.
С тех пор, когда люди на земле слышат гром и видят вспышки молний, они смотрят на далекое небо и говорят друг другу:
- Это Уенуку гуляет по небесам. Гневен он и сердит, но дочь у него прекрасна. Ждите: вот пройдет дождь, появится она и соединит собой небо и землю.
Позже на островке, украшавшем, словно жемчужина, сияющие воды Озера Звезды, поселилось небольшое племя. Отрезанные водой от других людей, эти люди вели мирную жизнь и не участвовали в межплеменных войнах - только приплывали на праздники. Среди них самым храбрым был молодой воин Тутанекан. Он был самым сильным и ловким не только в своем небольшом племени, не и среди тех, кто его знал, быстрее всех бегал и плавал, и не было мужчины удачливее его в бою и в любви.
А на самом берегу озера была деревня племени Офата, и в ней жила со своими родителями красивая и знатная девушка Хинемоа.
Однажды отец Хинемоа устроил пир, на который были приглашены молодые воины из разных племен. На пир приехал и Тутанекаи. Он прекрасно пел и играл на короткой флейте коауау магические любовные песни - ваиата ароха. Но вовсе не песенное колдовство привлекло к нему Хинемоа: она загляделась на его гладкие, как выточенные из нефрита, руки и ноги, на мускулы, которые чуть что бугрились под кожей, на яркую татуировку; ее прельстил огонь в глазах Тутанекаи, красивые черты его лица, уверенная походка и бесстрашные речи.
Тут же, на пиру, Хинемоа и Тутанекаи поняли, что не жить им больше друг без друга.
- Только меня не выдадут за простого человека, - сказала Хинекаи с грустью.
- Я знаю, - ответил ей юноша. - Но давай условимся: если в тишине ночи до тебя донесется песня, знай, что я высматриваю твою лодку и жду с нетерпением, когда она тайком приплывет ко мне по темным водам озера.
- Всё же я попробую уговорить отца, - сказала девушка. - Нечестно нам действовать от него в тайне, хотя не думаю, что он согласится.
И верно: когда девушка на следующий день сказала отцу, что любит Тутанекаи и хочет стать его женой, тот сильно разгневался.
- Ты дочь вождя и должна выйти замуж за вождя, - сказал он. - Забудь этого человека. Если ты попытаешься с ним встретиться, я запру тебя в хижине. А если этот парень появится в нашем селении, он умрет.
Хинемоа была глубоко несчастна: друзья Тутанекаи сказали ему, чтобы он не покидал свой остров, и оттого они никак не могли встретиться. Но через некоторое время, вечером, Хинемоа услышала со стороны острова прекрасную музыку, которая будто говорила с ней. Это были звуки коауау - лишь те, кто умеет хорошо играть на ней, могут заставить ее говорить, как человек. А когда то, что ты хочешь сказать, укладывается в два слова: "Хинемоа" и "ароха", не так уж и трудно перекинуть это на другой берег наподобие моста. Оттого Хинемоа легко поняла, что это Тутанекаи ждет ее и никак не дождется.
С тех пор так и повелось. Каждый вечер юноша выходил на галерею своего дома на склоне холма и долго смотрел туда, где за темной водой жила Хинемоа. Потом он вздыхал, брал в руки свою флейту, и над озером снова плыла говорящая мелодия.
Мелодия летела над водой, и Хинемоа, которая разговаривала с подругами и радовалась лунному свету, вдруг замолкала. Озеро курилось, клочья тумана поднимались над деревьями и таяли в вышине, как и грустные мысли Хинемоа.
Отчего же печалилась Хинемоа? Едва услышав в первый раз отдаленные звуки флейты, девушка прокралась на берег, где стояли лодки - вака. Все вака были на месте, но ей на горе кто-то вытащил их из воды и отнес подальше от берега. В воде не осталось ни одной: а чтобы спустить на воду лодку, нужно немало времени и совсем не женская сила.
Много вечеров провела Хинемоа, устремляя свой взор в сторону чудесного острова, но ничего не доносилось оттуда, кроме звука флейты: ни плеска воды, ни переклички гребцов. Ведь отец девушки нисколько не шутил, когда грозил ее возлюбленному смертью.
В конце концов Хинемоа не выдержала и решила добраться до острова вплавь. Она приготовила шесть больших высушенных тыкв и связала их крепкой льняной веревкой, чтобы они поддерживали ее на воде.
Теперь нужно было дождаться темной безлунной ночи, когда никто не сможет увидеть, как поплывет Хинемоа. И такая ночь настала: непроглядная, холодная. Луна скрылась за тучами, которые принес южный ветер с Большой Ледяной Земли. Хинемоа сняла длинный плащ, надела свой пояс из тыкв, бесшумно скользнула в воду и смело поплыла вперед. Она летела по волнам, точно птица, которая вырвалась из клетки.
Внезапно звуки флейты будто утонули в шуме волн. Может быть, налетевший ветер отнес их в сторону, а, может быть, Тутанекаи перестал играть.
Так, ничего не слыша и не видя, девушка плыла еще очень долго. Она устала, ее силы были уже на исходе. Хинемоа плакала от отчаяния, а вокруг была лишь бесконечная тьма, и верх мешался в ней с низом.
- Звезда, помоги мне! - не выдержав, крикнула она. - Ведь и тебя разлучили с возлюбленным. Озеро, услышь мой голос - во имя потерянной твоей любви!
В этот миг тучи слегка рассеялись, и через их пелену на озеро глянула луна Марама… Или нет: то была вовсе не она. Это потерянная звезда стала так близко, что можно было видеть, как она велика и как ярко и нежно сияет. Озерная вода заколыхалась и стала теплой: в глубине воды проходило течение, нагретое подземным огнем, что вечно дремлет в нутре седого Тонгариро, и теперь оно повернуло к Хинемоа, чтобы выручить ее.
И в это самое мгновение Хинемоа увидела перед собой остров. Поток понес ее к озеру без всякого усилия с ее стороны и мягко опустил на прибрежный песок.
Она почти достигла цели - но как ей предстать перед возлюбленным? Ведь она была по-прежнему нагая и к тому же слишком устала для того, чтобы идти.
И вот Хинемоа шла, вытянув вперед руки, и вскоре наткнулась на скалы. Они были теплые, а в воздухе запахло серой, потому что рядом бил теплый источник. Хинемоа в раннем детстве побывала на острове и помнила, что он бьёт из подножия холма, на котором и стоит фаре Тутанекаи. И ещё знала она, что дарит эта серная вода молодость и красоту, тем, кто в ней омывается. Теперь, когда все опасности были позади и девушка была совсем рядом с домом своего возлюбленного, ею вдруг овладела робость, она боялась показаться ему на глаза.
Тогда она омылась в целебной воде, потом спряталась в небольшую пещеру рядом с источником, свернулась в клубок и уснула.
На следующее утро Хинемоа услышала шаги: кто-то шел по тропинке. Он ступал тяжело и медленно. Девушка поняла, что это старик, и затаилась. Старый раб набрал воду в кувшин и ушел.
В разгар дня за водой снова пришли - шаги были неровные и такие легкие, будто их владелец вот-вот взлетит на воздух и растает в нем. Хинемоа признала древнюю старуху, которая, похоже, захотела слегка сбавить себе лет, и не стала ей показываться.
Поздно вечером, когда на небе появился тонкий месяц, девушка услышала легкую и стремительную поступь молодого и смелого юноши. "Только один человек на свете может двигаться так отважно и красиво", - решила она. Но всё-таки забилась под скалу еще глубже и, когда шаги Тутанекаи замерли на краю водоема, затаила дыхание.
А молодой человек погрузился в воду по пояс и стал плескать ее на свои плечи.
Тогда Хинемоа заговорила низким голосом:
- Зачем ты мутишь мою воду своей грязью?
Не испугался Тутанекаи и спросил в ответ:
- Кто ты? Если ты из тех обитателей Нижнего Мира, туреху, что навещают источник хорошей воды, то у моего племени есть договор со всеми вами.
- Нет, - прежним голосом ответила Хинемоа. - Я не туреху, ты не угадал.
- Если ты из обитателей неба, то знай: сама Радуга делит с нами эту воду и не прекословит.
И снова ответила Хинемоа самым угрожающим тоном:
- Не угадал ты. Попробуй еще раз.
- О, тогда ты, наверное, человек или злой дух: аитанги, что живет на деревьях и не знает, что такое смерть, ваируа, душа, что покинула тело умершего человека и теперь бесприютна, или призрак - кехуа. Или ты злой демон тупуа, из тех, кто способен принять облик горы, озера, рыбы в озере или птицы в небе? Или чудовище Копуваи с человечьим телом и головой собаки, весь покрытый рыбьей чешуей? Он-то как раз и прячется в темноте пещеры, как ты. Выходи и дай на тебя посмотреть, потому что не боюсь я никого из вас, ни смертных, ни бессмертных!
Хинемоа замолчала. Сквозь упавшие на глаза волосы она видела, как тень на воде приближается к ней. Тутанекаи протянул руку и коснулся ее головы.
- Ага! - закричал Тутанекаи. - Я тебя нашел и поймал. Выходи и дай мне взглянуть на твоё лицо.
Тут Хинемоа поднялась во весь рост и высвободила свои длинные черные волосы из руки Тутанекаи. Сияющая, прекрасная и робкая, как серебристая цапля, которую удается увидеть раз в сто лет, она медленно подошла к краю воды и взглянула на своего возлюбленного, слегка улыбаясь.
- Снова не угадал ты. Ведь это всего лишь я, Хинемоа, - прошептала она.
Суровость растаяла на лице Тутанекаи, будто легкое облачко под лучами летнего солнца.
- Это Хинемоа приплыла ко мне, - сказал он. - И с ней - моя жизнь.
Взял он с береговых камней плащ, в котором пришел сюда, и укутал им свою возлюбленную. А потом оба тихо прошли в фаре и остались там.
А на следующее утро все люди племени собрались за утренней трапезой вокруг костра. Одного Тутанекаи не было.
- Где Тутанекаи? - спрашивали люди. Один из рабов Тутанекаи ответил:
- Я видел его последний раз поздно вечером, он пошел омыться к целебному источнику, потому что хотел утопить в нем свою тоску.
- Очень странно, - сказал один из стариков. - Может быть, с Тутанекаи случилась беда? Конечно, он храбрый воин. Но по ночам, когда мрак скрывает оружие в руках врага, беда может случиться даже с храбрецом. Беги к нему в фаре, посмотри, как он.
Раб побежал к дому Тутанекаи, родные не спускали с него глаз. В полной тишине стук хлопнувшей двери прозвучал, как удар грома.
Раб заглянул в темный фаре и побежал назад.
- Там четыре ноги! - кричал он. - Я заглянул в фаре, а там четыре ноги, а не две!
Люди зашумели.
- Кто же с ним? - громко спросил отец Тутанекаи, стараясь перекричать остальных.
Раб снова побежал к дому Тутанекаи. Через несколько минут он вернулся и с волнением сказал:
- С ним Хинемоа! В самом деле, это Хинемоа, которая, наверно, пришла сюда по воде, как по сухому месту, потому что вчера никто не видел на берегу чужих лодок!
В эту минуту из фаре вышел Тутанекаи, он вел за руку Хинемоа. Молодая женщина гордо шла рядом с мужем, и на ней, как и вечером, был его плащ. Родные приветствовали ее громкими радостными криками:
- Конечно, это Хинемоа! Мы рады тебе, Хинемоа!
Разумеется, отец девушки не мог долго на нее сердиться: что сделано, то сделано. Вскоре он прибыл на остров и привез множество подарков для своей дочери и ее мужа. И был прав - потому что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на злость и огорчения, а смерть, завершающая достойную жизнь, похожа на сон, который нисходит на того, кто устал.
- Чудесно ты рассказываешь, о Биарини, - сказал Рата. - Всё вошло в твою повесть: и горы, и озера, и небо, и звёзды, и духи, и обычные люди. Право, каждому из нас нужно было бы несколько вечеров, чтобы отделить каждую из тех легенд, что взял ты, от других, и изложить их по порядку. Эй, те, кто принадлежит к моему племени, принимаете вы это сказание в дар?
- Принимаем! - зашумели, зашелестели, запели на разные лады какие-то неземные голоса.
И мы поняли, что в племя Раты входят не одни только люди.
- Вы верно догадались, - кивнул он курчавой седой головой. - Каждому творению от рождения принадлежит частица маури, жизненной силы, что связывает своих обладателей воедино. Ничего и никого нельзя тронуть без вреда для остальных. Если тебе нужно - объясни, попроси прощения и при случае выкупи чем-то от себя или самим собой.
- Уж слишком многое тогда придется выкупать, - себе под нос ответил Ситалхи.
- Ага, вот в воздухе и запахло людоедством, - отозвалась Ситалхо.
Тем временем Рата не торопясь говорил:
- В давние времена храбрейшие воины и вожди посвящали мальчиков, самые умные старые женщины - девочек. Они давали им маури. Оттого каждый юноша становился искусным резчиком, а каждая девушка - не менее искусной пряхой и ткачихой. Красота их ремесел держала наш мир не хуже самого сложного заклинания. А теперь некому посвятить наших младших богам - Ио, Тане, Ту, Тангароа и Ронго.
- Чем мы можем помочь? - спросил я.
Нет, не так. Во всяком случае, прозвучало это как "Мы-то чем можем вам помочь?" или вообще - "При чем тут мы, собственно говоря?" Это мне не понравилось: не люблю выказывать себя трусом.
Тогда я повторил:
- Мы искали деревья и цветы - и нашли их для всей земли. Искали зверей и птиц - и тоже нашли. Теперь встретили еще и людей, чтобы наполнить ими широкую землю. И я снова спрашиваю: что нужно этим людям, чтобы стать теми, кого хотят видеть их боги?
- Узор Пути, - властно ответил Рата. Я так думаю, от имени обеих своих ипостасей: и как рангатира и как тохунга.
И тотчас же объяснил:
- В древности мы не напрасно брали от побежденных храбрецов их плоть: в ней был записан путь следования. Куда ярче он пролегал в крови, но взять всю кровь - означает убить не менее верно. И всё равно - это было лишь слабым отражением того, что было в прежние времена, когда всё живое было насыщено…
- Тотальным Алгоритмом Бытия, - перебил Ситалхи, сам того не заметив.
- Великим Узором Следования, - закончил Рата, не реагируя на не слишком уважительную реплику. - Тем самым, что схвачен Змеиным Кремнем и сдавлен всеми его гранями.
Я невольно схватился рукой за футляр из тапы.
- Нет, мы не покушаемся на сам Дар, - усмехнулся он. - Это для других или другого. Только выпусти на волю кристалл и посмотри в него.
Я распорол шов, смётанный на скорую руку, чувствуя, как мой камешек нагревается изнутри.
Ну да, разумеется. Карбункул стал похож на темный рубин, и внутри нечто переливалось, как в глуби морской. Я всмотрелся попристальней. Из камня рождался некий сгусток, похожий на яйцо черной курицы, на почку или стиснутый бутон…
На дивной красоты черную розу, выточенную из гагата, или, по-иному, чёрного янтаря.
Сердце Юханны.
Я погрузил свои стальные пальцы прямо в тело Великого Артефакта и вынул розу.
И на раскрытой ладони протянул собравшимся.
Сердце нашей святой, покровительницы чужаков и странников, благоговейно приняли из моих рук под мои торопливые объяснения. История с Юханной произошла задолго до моего рождения, то бишь вычленения из совместной материнской плоти. Однако я не раз слышал легенду про то, как наша Вечная Дева сошла с костра невредимой, долгое время служила в войске и под конец погибла, вытаскивая из горящей церкви, где были размещены в одно и то же время пороховой склад и госпиталь, раненых бойцов противника.
Мужчины удовлетворенно закивали головами, выслушав меня. Потом этот окаменевший цветок плоти долгое время передавали из рук в руки, и все любовались вертдомским даром. А под конец истолкли в ступе, посыпали мельчайшим черным порошком какую-то особенную еду и с заметным трепетом откушали по кусочку. Приобщились.
Как нам объяснили, это всё еще не делало детей взрослыми - над ними еще предстояло совершить многочисленные обряды, но теперь эти обряды и ритуалы будут иметь настоящую силу.
А как нам не объяснили, предоставив понять самим: если бы не моя счастливая находка, те же люди и с тем же невероятным почтением скушали бы нас самих. Детишек - усыпив практически намертво чем-нибудь безвредным для самих питающихся. Меня - уговорами заставив обратиться в кровавый стальной туман и остановив в этом положении…
Как сказал в конце концов Рата: ты, друг Биарини, можешь быть несъедобным и неуязвимым, но у нас очень сильные тохунги. И первый из них я сам.
Нет, я их очень хорошо понимаю. Долг перед племенем и всякое такое.
Самое смешное, что это священное действо, отправив нас троих прямиком на Поля Блаженства, помогло бы нам в той закавыке, которая возникла чуть погодя.
Но об этом и в самом деле погодя.
Было решено, что королевские детки, как обычно, останутся здесь, тем более они были по уши увлечены небольшим, но тщательно разработанным проектом новой вселенной: этими красивыми людьми на фоне прекрасных природных декораций, прямодушием, приветливостью и умом первых и чуткостью к произнесенному слову и прикосновению - вторых. А что у них солидная детская смертность - так это пока нормально. Что инициации на взрослость и состязания половозрелых мужчин совершенно смертоубийственные, так зато женщины получают отборных мужей. К тому же все члены племени здоровенькими помирают и своих немощей в наследство никому не передают.
Что до меня, я вынужден был отправиться - пока не назад, в Вертдом за новой и последней порцией королят, но в море на разведку.
Однако перед этим мне решено было пошить настоящее мужское платье.