– Правитель оборотней любит и любим. Он желает подарить весь мир своей любимой, – повторил колдун уже известную Михаилу историю. – Он связан со своей супругой и с будущим через амулет, каковой мы сегодня нашли, благодаря таланту величайшего из сварожичей, – указал на своего спутника Степан.
– Вы его уничтожили?! – встрепенулась правительница Вологды.
– Боже упаси! – округлились глаза колдуна.
Женщина вопросительно вскинула брови, сжала губы. Потом спросила:
– Я о чем-то не догадываюсь?
– Если мы уничтожим амулет, Любый не сможет вернуться обратно, – ответил Степан. – Но что это изменит? Желание подарить жене наш замечательный мир сия неприятность не уменьшит. Повелитель оборотней бессмертен, ему по силам добраться в будущее длинной дорогой, проживая год за годом и век за веком. Мы сделаем только хуже, ибо он сможет следить за происходящим здесь и подавлять всякие попытки нарушить его планы. Он хочет насадить единобожие и стать величайшим богом Земли. Он силен, храбр, умен и талантлив. Он вполне способен этого добиться. Через три тысячи лет, когда девушка родится снова и повзрослеет, он явится к своей избраннице и положит нашу вселенную к ее ногам.
– Что ты предлагаешь, великий Степан? – кивнула внимательно слушающая богиня.
– Нужно лишить его старания смысла. Если девушка исчезнет из будущего и окажется здесь… – колдун злорадно ухмыльнулся и сверкнул глазами.
– Мы вынудим его сдаться! – обрадовалась великая Макошь. – Жизнь его жены в обмен на покорность!
– Можно и так, – злорадство чародея потускнело. – Он связан со своей любимой через амулет, по этой связи ее будет несложно найти. Вы смогли вытащить из будущего нас пятерых. Так заберите и ее! Моих талантов для сего чародейства недостаточно. Зато я знаю, как ее искать. Посему предлагаю дальше действовать вместе.
– Нам понадобится дар Трояна, сила великих сварожичей, заклятие моего мужа… – задумчиво ответила великая Макошь. – Нужно время. Посему приглашаю тебя в свои хоромы в Вологде, великий Степан. Мы подготовим все необходимое для обряда там.
– С благодарностью принимаю твое приглашение, всемогущая, – вежливо поклонился колдун.
Вслед за богинями Степан и Матвей поднялись в скромную горницу властителя Москвы. Женщины исчезли в блестящем овале первыми, и тут колдун вдруг взял помощника Сварога за руку:
– Одна просьба, дружище. Не рассказывай никому о моем братстве, хорошо?
– Почему? – не понял тот.
– Во многом знании многие печали, – ответил древней мудростью синий чародей и тоже шагнул в зеркало.
– Подумаешь… – пожал плечами Матвей, задержал дыхание и нырнул в колдовской портал.
Отправился он, понятно, не в далекую Вологду с ее интригами, а домой, в давно уже привычную и родную Устюжну. Вышел в темной и пустой подклети и сразу услышал гулкие удары, от которых мерно подрагивала сама земля. Прошел через комнаты прямо в кузню, остановился чуть в отдалении от наковальни, чтобы на выходную одежду не попадали раскаленные искры.
Великий Сварог, широко расставив ноги, могучими ударами превращал светло-красный слиток в топор. Пышные седые волосы опоясаны ремнем, густая белая борода продета в кольцо. При каждом взмахе играют мышцы под влажной кожей богатырского тела.
Поковка постепенно темнела, и когда она обрела малиновый оттенок, бог-кузнец кинул ее в горн, махнул рукой смертному у мехов:
– Качай! – отер запястьем пот со лба, кивнул Матвею: – Как ты отдохнул, чадо?
– Немного порыбачил, немного постранствовал, пару раз искупался, – ответил, раздеваясь, бог-технолог. Снял с торчащего из стены сучка передник, накинул петлю на шею, стянул за спиной завязки. Выбрал из инструмента средний молоток, забрал у прародителя славян клещи, выхватил ими раскалившуюся поковку, положил на наковальню и принялся легкими ударами формировать и сводить на клин лезвие, затачивать режущую кромку топора. На это ушло всего несколько минут, и мастер вернул уже совершенно готовое изделие в горн, вытянул палец в сторону смертного:
– Качай!!!
Задышали меха, взвились над горном желтые искры, дохнул жаром расходящийся воздух. Поковка из светло-красной стала превращаться в ярко-красную, переваливая температуру в девятьсот градусов. Матвей закрыл глаза, сосредотачиваясь… Вспоминая облик веселого колдуна, своей ненаглядной Заряны, зеленого луга…
Он может! Он все это может! Он – Бог! И у него есть дар!!!
– Не верь глазам своим, – прошептал сам себе великий Матвей. – Это иллюзия…
Бог-технолог воздел руки над светом белых от жара углей, шумно вздохнул – и опустил ладони вниз. Нащупал топор, крепко взял его левой рукой, а правой – зачерпнул полную пригоршню пылающего угля и что есть силы стал втирать его в лезвие, вдавливая, вмазывая, втискивая его в железо. Давил, давил, давил, до боли в пальцах… А потом выдернул заготовку и бросил в корыто с водой. Послышалось злобное шипение, мастерская наполнилась клубами пара.
Матвей, тяжело дыша, поднес руки к лицу, покрутил, рассматривая, рассмеялся:
– Иллюзия! – потом наклонился над успокоившимся корытом, достал топор, подобрал булыжник, лежащий у стены, и с размаху ударил вдоль лезвия. Железо откликнулось целым пучком белых искр, похожих на маленькие звездочки. Матвей ощутил, как его бросило в жар. Он сглотнул и тихо пробормотал: – Не может быть!
– Ты о чем, чадо?
– Сейчас вернусь… – помощник Сварога вышел во двор, отправился к плотницкой загородке, возле которой постоянно валялись обрубки жердей. Подобрал один, примерно полуметровой длины, обстругал своей поделкой, как ножом, один из краев на продолговатый клин, насадил топор, вернулся в кузню и с показной небрежностью, походя, ударил в край наковальни. Лезвие влажно чмокнуло, словно кремниевое острие, попавшее в волчью плоть, и почти на два пальца вонзилось в угол железного постамента.
Лицо великого Сварога, творца обитаемого мира и прародителя славян, обрело в точности такое же выражение, как намедни у стражников, узревших павлина. Бог кузнецов подошел к топору, выдернул, провел пальцем по лезвию, и его глаза округлились еще сильнее.
– Острое! – поднял он взгляд на своего помощника.
– Вот это, деда, и называется сталь! – Матвей улыбнулся. Потом хмыкнул. А затем счастливо расхохотался, вскинул руки над головой и заорал во весь голос: – Я-а!!! Свари-ил!!! Ста-аль!!!
* * *
"Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается" – гласит древняя славянская мудрость. Развернуться со своим даром созидателю стали тоже удалось далеко не сразу. Благодаря своему божественному дару великий Матвей провел цементацию семи новеньких топоров… На чем поковки закончились, и кузнецам потребовалось выплавлять новую порцию криниц.
Новыми стальными топорами, режущими древесину, аки масло, и не требующими заточки десятками дней, двое богов и трое их смертных помощников смогли нарубить впятеро больше дров, нежели обычно – однако пережигать их на уголь пришлось так же медленно, как всегда: по трое суток каждую закладку. Ничуть не ускорилось и копание руды, выгребаемой из болота огромными черпаками. Боги рыли, смертные на больших плоскодонках возили добычу к берегу и вываливали груды рыжей грязи на берегу, оставляя стекать – что тоже было процессом не быстрым, вода сочилась из руды широкими грязными ручьями много дней напролет.
Работу остановили только первые заморозки. Матвей ковырял бы топи и дальше – но какой смысл, если рыжая жижа больше уже не подсыхала, а смерзалась неопрятными грудами? Дневное тепло, само собой, размягчало добытую руду, но совсем ненадолго. И все понимали, что дальше дни и ночи станут только морознее.
– Сколько успели, столько успели, – подвел итог великий Сварог, придя вместе со своим помощником на берег очередным морозным утром. – Надо варить из того, что есть.
Впрочем, на этом подготовка не закончилась. Стекшую, но все равно влажную руду бог-технолог забраковал. Ведя войну за каждый градус, Матвей не хотел терять тепло домницы на выпаривание остатков воды. И потому повелел носить отлежавшуюся руду в Устюжну, выстилать ею очаги домов и хоромов и жечь костры, высушивая болотное сокровище перед плавкой.
Наверное, еще никогда в жизни в домах устюжан не было так тепло, как в этот чудесный месяц начала зимы. Боги повелели не жалеть дров – и даже сами взялись за их заготовку, рубя и снося к городу сухостой со всех лесов на два поприща окрест. А в хоромах великого Сварога стояла такая жара, что впору было ходить голышом.
Мудрый бог, проводящий у горна и наковальни большую часть своего времени, построил кузницу так, чтобы тепло сгорающего угля не пропадало зря. Волоконные оконца, прорубленные под высоким потолком мастерской, выпускали дым на улицу. А чистый и свежий, но хорошо нагретый воздух со среднего уровня уходил во дворец через широкие двери, распахнутые в ближнюю подклеть. Загородка, которую ставили осенью в проходе во двор, прорези имела снизу. Через них постоянно тянуло холодком, и теплу туда хода не имелось.
Само собой, бог-технолог не преминул воспользоваться просторным помещением с утоптанным до каменной твердости глиняным полом и уже готовыми дымоходами. Здесь постоянно горели сразу четыре костра, а почти полностью обнаженный великий Матвей бродил между ними и ворошил насыпанную на несколько жердяных помостов руду – равно как ту, что подстилала очаги.
Каждое утро боги собирали у смертных сухое рыжее крошево, перемешанное с угольками и золой, выносили на берег реки и высыпали на расчищенную там площадку, разравнивая слоями: полоска руды – полоска угля, полоска руды – полоска угля. А когда сырье заканчивалось – наращивали снаружи глиняную стенку. День за днем, рассвет за рассветом холмик рос – сперва всего на пару ладоней зараз, потом на три, а когда дело пошло к макушке и ширина прослоек заметно уменьшилась, то домница поднималась за сутки уже на шесть ладоней!
К тому времени, когда вся добытая и вылежавшаяся руда закончилась – криница поднялась на высоту почти в два человеческих роста. Снизу по кругу боги вставили в отверстия раструбы шести мехов. Всемогущий Матвей в последний раз обошел огромное сооружение, удовлетворенно кивнул, сходил в кузню, вернулся с полным горящих углей горшком, отсыпал понемногу в каждый раструб и дал отмашку:
– Качай!
Смертные надавили на рычаги, и плавка началась.
Первый час помощник Сварога просто ждал, пережевывая во рту сорванную травинку, потом обошел домницу, трогая стенки. Убедился, что она везде прогревается равномерно – и ушел к реке, сел там на охапку камышовых кисточек, оставшуюся после разделки стеблей на циновки. Рядом опустилась Заряна:
– Все хорошо, мой бог? Ты выглядишь тревожно.
– Пока ты рядом, я всегда буду счастлив, – ответил Матвей. – Ведь ты самая красивая, нежная и желанная из всех женщин земли. Я бы хотел подарить тебе букет, прекрасный, как ты сама, но глупые цветы в снегу почему-то не растут!
– Это я самая счастливая… – супруга улыбнулась, взяла его под локоть, прижалась к плечу.
Помощник Сварога поцеловал Заряну в висок и подумал, что предложенная Светланой технология отношений с женой действительно оптимальна. Главное – как, впрочем, и везде – не нарушать регламентных сроков профилактики и делать все на совесть. Баловать, хвалить, восхищаться.
Свою Заряну Матвей любил совершенно искренне и честно. Однако любить и уметь это выразить – две слишком большие разницы. Оживлять технику и ковать железо у бога-технолога получалось намного лучше.
Молодой человек обнял супругу, крепко поцеловал ее в губы и поднялся:
– Извини, моя единственная. Сейчас я могу думать только об одном.
Матвей снова обошел домницу, нежно оглаживая уже горячие стенки, отступил, нервно облизываясь. Там, внутри, сейчас вершилось чудо, которое поставит точку в почти полугодичном труде двух богов и нескольких смертных. Если что-то пойдет не так – изрядный кусок жизни, считай, сгинет коту под хвост.
Внезапно домница запела, сперва тихо, а затем перейдя в высокий равномерный гул, стала достаточно громко потрескивать. Матвей обежал ее и до крови прикусил губу, увидев несколько трещин.
Но что он мог теперь сделать? Руда и уголь загружены, пламя горит, обмазка закончена. Остается только надеяться на удачу и ждать. Ждать час, еще час, еще…
Между тем стенки печи уже дышали нестерпимым жаром. Смертные, собравшиеся посмотреть на работу богов, попятились, прикрывая лица руками. Трещин стало заметно больше, и многие изрядно разошлись, через них струился сизый дрожащий дымок. Но покамест это ни на что не влияло – домна гудела сытно и утробно, как совершенно довольный жизнью откормленный домашний кот.
– Пожалуй, пора, – решил великий Матвей, потер кончиками пальцев один о другой и наложил ладони на стенку домницы. Зажмурился: – Иллюзия… Это всего лишь иллюзия. Просто видение… Мираж…
Он толкнул руки вперед и проник ими сквозь глиняную обмазку, пропустил угольно-ржавое крошево между пальцев, крепко сжал в кулаках, выдавливая жидкое содержимое, хорошенько встряхнул, сбрасывая вниз алые капли, снова сжал, разворошил, тщательно перемешивая, встряхнул, устраивая внутри раскаленной плавильни настоящий дождь, ладонями согнал огненную жидкость к центру, взболтал в получившейся лужице угольную пыль – и резко отступил, выдернув руки наружу:
– Гаси домну! – скомандовал он орудующим мехами смертным. – Хорош качать, замазывайте дырки глиной! Свежий воздух внутри сейчас только во вред. Пусть железо остывает без окислителя.
Он проследил, чтобы помощники выполнили указание в точности, и кивнул:
– Все, отдыхайте. Разрешаю петь и веселиться. До завтра делать здесь совершенно нечего.
– Воля твоя, о великий… – поклонились потные, запыхавшиеся работники.
Матвей подошел к Заряне, оглаживая рукава сшитой ею куртки:
– Надо же, уцелели! Хотел снять перед работой, да забыл.
– Зачем снимать, мой бог? – удивилась женщина. – Зима на улице, снег, холодно.
– Там не холодно, – кивнул на домницу Матвей, оглянулся на печь и вдруг спросил: – Скажи, а что ты видела, Заряна? Ну, пока я был там?
– Ты подошел к печи… Прижался к ней всем телом и замер. Долго-долго стоял. Слушал. Потом отступил и велел заделывать.
– Просто стоял? – Матвей понял, что внутрь домны он запускал не свои настоящие руки, а воздействовал на плавку чем-то другим. Чем именно – бывший студент даже думать не собирался. Не хватало ему еще и с чародейством всяким разбираться! Тут железо бы хоть немного укротить… Бог-технолог покачал головой: – Не верь глазам своим. Это всего лишь иллюзия. Мираж. Пойдем лучше домой. Что-то я проголодался. А ты?
– Конечно, пойдем, – обрадовалась Заряна и взяла мужа под руку. – Я видела, наши причальщики сома сегодня волокли. Грома-адный! Морда с носа лодочного свешивалась, а хвост за кормой волочился. Всем, я так мыслю, хватит. Жареный, он такой вкусный, что язык проглотить можно!
* * *
К домне великий Сварог и великий Матвей вернулись только вечером следующего дня, неся кувалды среднего размера. Сама глиняная скорлупа, лишенная содержимого, рухнула от простого удара кулаком, расколовшись на неровные чешуйки размером с корыто и примерно такой же толщины. Наружу дохнуло жаром – но он был уже терпимым, остаточным.
Раскидав ногами черепки, боги заработали молотами, разбивая ноздреватую корку шлака. Она оказалась прочной и немаленькой – почти три ладони в толщину. И только когда этот мусор улетел вслед за черепками, глазам металлургов открылась лежащая в центре пода, в пологой выемке, криница – тоже ноздреватая, с кусками шлака на поверхности. Однако со множеством гладких проплешин серого цвета.
– Вестимо, получилось! – Великий Сварог наклонился, подцепил ее за край и рывком поднял неровный диск, похожий на чугунную крышку люка, только втрое толще и вдвое больше в диаметре. – Ого! Да тут пудов пять! Чадо, ты опять превзошел сам себя! Руды было всего на три.
– Я ее отжал маленько да обтрусил, – признался Матвей, спускаясь к берегу. Подобрал там небольшой серый булыжник, вернулся и со всего размаха саданул по краю криницы.
– Ну что? – с нетерпением спросил прародитель славян.
– Пучок звездочек вместо облака, – ответил бог-технолог. – С углеродом я немного переборщил. Но это не страшно. Уголь имеет омерзительную привычку выгорать. Пару раз прогреем, раза три прокуем, и получится аккурат то, что нужно.
– Сталь? – жадно уточнил великий Сварог.
– Мне нужна бочка льняного масла, – ответил Матвей, пристраиваясь рядом с первопредком и толкая железный диск. – Или конопляного. Оно у вас есть или нужно изобретать?
– Имеется, – кивнул седовласый бог, чуть отступая в сторону, однако все равно помогая катить отливку. – Горит хорошо, без запаха. В праздники и на пирах в лампы наливаем. Тебе зачем?
– Сталь закалять.
– А вода чем плоха?
– Понимаешь, дед, – поворачивая тяжелый диск к воротам, ответил молодой человек. – У воды температура кипения стольник, выше нее она охлаждать не способна, кипит. И теплоемкость высокая. В результате поковка остывает так быстро, что поверхность превращается в тонкую закаленную корку, а нутро остается горячим и сырым. Это самое нутро остывает с большим опозданием и с уменьшением объема. В результате возникают серьезные внутренние напряжения. В общем, мы получаем хрупкую деталь невысокой прочности. Мало того! При закалке в микропоры проникает вода, из-за нее там начинается коррозия, а в сильные морозы вода имеет привычку застывать и расширяться. Представляешь себе, дед, вдарит в лесу сильный мороз, и топорик твой вдруг: бдзынь, и на мельчайшие осколки рассыпается!
– Чего же ты раньше молчал?!
– Так сыромятину хоть в ослиной моче закаляй, она лучше не станет. В смысле: станет, конечно, но ненамного. А сталь жалко. Не для того мы на нее столько пота угробили, чтобы копеечной экономией испортить.
– А что масло? – отпустил железный диск великий Сварог и пошел рядом.
– У масла температура кипения очень высокая, а теплоемкость, наоборот, ниже. Поэтому в масле сталь остывает в двадцать восемь раз медленнее. С одной стороны, этого достаточно для образования мартенситной структуры, с другой – охлаждение успевает проникнуть на большую глубину, и слой закалки получается во много раз толще. Кроме того, попав в микротрещины, масло не вызывает коррозии, а наоборот, предотвращает ее. В мороз оно не замерзает, на поверхности образует тонкую защитную пленку. Можно считать, залуживает изделие.
– Вот так уж точно в двадцать восемь раз? – хитро прищурился Сварог.
– Да. А что?
– Откуда ты можешь это знать?! – насмешливо фыркнул бог кузнецов.
– Дед, меня этому четыре года в институте учили.
Прародитель славян вытянул губы в трубочку, резко потер ребром ладони нос: