Фатима-ханим состояла в основном из трясущейся плоти и вони.
- Сделаешь точно, как я скажу, и получишь пятьсот лир.
- Прямо здесь, на траве? - спросила она.
Я велел ей заткнуться и сказал, что от нее требуется. Это ее слегка озадачило, но она согласилась. Я отвел ее в запасную комнату. У меня возникла проблема: здоровый амбал стянул с глаз повязку и навалился на Тик-Така, пытаясь сорвать с него одежду. Под дулом пистолета я заставил эту взбесившуюся гориллу отойти от мальчишки - пришлось много раз вертеть у него пушкой под носом!
- Ну вот, Тик-Так, - проговорил я, нагнувшись и шепча ему на ухо, поскольку он говорил только по-волтариански, - ты сейчас получишь вознаграждение за то, что ты такой хороший посыльный.
Я отошел и сделал знак Фатиме. Потом вышел наружу и нажал на кнопку дистанционного управления, включив камеру. За закрытой дверью я услышал голос Фатимы, напевающей ласковую колыбельную песню:
Бедный миленький малыш,
Ты голодненький лежишь,
Подвигайся, мама здесь,
Будет что тебе поесть.
В мягкий шелк своих кудрей
Сунь ты пальчики скорей.
Гули-гули, все-о'кей! Молочко у мамы пей!
Тик-Так внезапно издал крик!
Амбал чертыхнулся и приказал лежать спокойно. Меня скривило от отвращения, когда Тик-Так застонал. Снова послышалась колыбельная - она звучала и звучала. Вдруг амбал разразился громкими проклятиями. Тик-Так закричал в экстазе. Затем я услышал звуки возни и громкого поцелуя.
- О! Ты в тысячу раз лучше, чем Эндоу! - сказал Тик-Так по-волтариански.
Я тут же отключил рекордер и открыл дверь. Тик-Так стоял, обняв амбала. С ошарашенным видом он проговорил:
- Почему я так сказал? Это неправда. Ты не лучше, чем Эндоу!
Я скупо улыбнулся. Он сказал так потому, что это было внушено ему гипнолентой.
- Пора, - сказал я.
- На каком языке он говорит? - спросила Фатима,
- На языке младенцев, - ответил я.
- О! А меня-то кто-нибудь возьмет?
Я вывел ее из комнаты, дал таксисту тысячу лир - для него самого и для нее - и вернулся назад. Амбал снова тискал Тик-Така, и тот не жаловался. Пинками я заставил их разойтись. Терпеть не могу гомиков. Подталкивая их кольтом, я заставил их одеться и завязать глаза. А затем сопроводил их в ангар к арестантским камерам в коридоре направо.
- Все хорошо? - спросил охранник.
- Полный ажур, - ответил я.
Мы препроводили Тик-Така в его камеру. Я сказал амбалу:
- Можешь теперь идти, ты свободен.
- А нельзя мне отсидеть мои девяносто вместе с ним? Я заставил караульного капитана увести его в барак. Затем я помог Тик-Таку устроиться на каменных нарах. Он все еще распускал слюни.
- Ты получил удовольствие? - спросил я.
- О, еще бы! - протянул он, закатывая глаза.
- Ну а теперь - вот какая ему цена…
- Вы сказали, что это вознаграждение, - насторожился он.
- Женщина была вознаграждением. Ты не заплатил за мужчину. Так что слушай внимательно.
Я вынул из кармана три предмета, взятые мной из полагающегося сотрудникам Аппарата набора.
- Ты часто носишь офицерскому составу джолт и сладкие булочки по утрам. У меня на ладони ты видишь сейчас три капсулы. Каждая из них содержит концентрированный молекулярный порошок. В середке - молекула смертельного яда.
Он затрясся и выпучил от ужаса глаза. Психология права: то, что говоришь им после полового акта, само по себе действует как гипноз.
- Эта молекула яда, - продолжал я, - заключена внутри молекулы меди, которая защищает ее от разрушения. Молекула же меди заключена в молекуле сахара. В желудке человека желудочный сок за два часа разъедает медь. А потом он умирает. Ты понимаешь?
Он понял. Но просто чтобы досадить мне, упал в обморок. В камере была банка с водой. Я плеснул ему в лицо и привел в чувство,
- Дайте их мне, - простонал он. - Вы хотите приказать, чтобы я сделал нечто ужасное. Я приму их все за один раз!
- Нет, - сказал я, проявляя терпение. - Смерть от этого яда такая мучительная, что хуже и не придумать. Химики из Аппарата работали годами над этой формулой. Если примешь их - выжить уже не надейся.
Он заревел. Пришлось размахнуться и пощечиной вернуть его к теме нашего разговора.
- Теперь будь внимателен. Ты знаешь двух специалистов по подделке в отделе 451?
Тик-Так застонал.
- Ты обязан носить им закуски. Каждую из этих капсул засунешь им в булочки и присыплешь сахаром.
- О! - простонал он. - Вы предлагаете мне убийство!
- Хватит распускать нюни, - оборвал я его. - Когда обслужишь их, очередь за Ботчем. Третью капсулу подложишь ему…
- Ботч?! - вскрикнул он и потерял сознание.
Я еще раз плеснул ему в лицо водой. В конце концов мне удалось привести его в чувство.
- Послушай, - сказал я, - если ты этого не сделаешь, я не отдам Милашке твоей "волшебной" почтовой открытки, когда он будет здесь через три месяца. Начальник "службы ножа" на Мистине получит приказ - и матери твоей придет конец.
Он снова обмяк. Вода кончилась, поэтому пришлось вернуть его к жизни пинками.
- Вот еще что, - сказал я. - Я написал Ломбару, но должен быть уверен. Ты должен оказать на Ломбара все свое влияние, чтобы следующим рейсом с Милашкой обязательно
прибыли два человека - прибыли прямо сюда, в целости и сохранности. Это графиня Крэк и доктор Кроуб.
Он плакал и причитал, метался и бил кулаками по нарам. Я знал, что он будет отказываться, и все предусмотрел. Вынув из кармана небольшое просмотровое устройство, я установил его и, держа Тик-Така за голову, заставил смотреть в него.
Перед ним прошла вся сексуальная сцена, окончившаяся поцелуем и классическим замечанием, сделанным по гипнотическому внушению: "О, ты в тысячу раз лучше, чем Эндоу!" Мы, психологи, знаем свое дело.
- Эндоу убьет меня! Он на всю жизнь засадит меня в тюрьму! Вместе с маньяками!
- Именно так и будет, - подтвердил я. А ведь и впрямь мы, психологи, дело свое знаем. - И если те трое на Волтаре не умрут, а другие двое, что я назвал, не прибудут сюда с Милашкой, эта лента отправится прямиком к Эндоу! Понятно?
Когда я снова привел его в сознание, он понял. После этого не без некоторых усилий с моей стороны я заставлял его репетировать снова и снова, вызвав у него еще один обморок. Его сердцебиение ухудшилось. Но я уже не думал о том, чем его еще помучить, поэтому встал и ушел.
Это был мастерский прием! Хеллер просил прислать целлолога. Кроуб жаждал расправиться с любым красавцем типа Хеллера. Вот я и дам ему Кроуба. Графиня Крэк носит на теле две подделки. Как только она будет здесь, я под каким-нибудь благовидным предлогом просто возьму и выужу их у нее. Она будет рвать и метать, узнав, что Хеллер живет в, публичном доме, и задаст ему такую трепку, что у него все планы провалятся. Она затормозит его дела, а возможно, как я уже говорил Ломбару, и убьет его. Ломбар поймет, что мне нужен наемный убийца женского пола!
И когда я так или иначе разделаюсь с Хеллером, не станет никакой графини Крэк, жаждущей мести. Стоит ей оказаться здесь, уж я позабочусь о том, чтобы с Земли она ни за что не выбралась!
Все свидетели - покойники. Поддельные подписи императора - у меня в руках. Нет, в самом деле - мастерский прием! Я знал, что земная психология не подвела меня и мне удалось безошибочно использовать методы ФБР по сбору улик и фабрикации "ноу-хау".
Впервые за много-много дней я с легким сердцем отправился спать.
Часть ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Глава 1
По вполне понятной причине мне хотелось поскорее распроститься с "Бликсо". У этого корабля, в отличие от других посещавших Землю, имелся собственный вид груза - плохие новости. Поэтому, очнувшись от заслуженного сна, я энергично взялся за дело - проштамповывание двухсот фунтов документов. Благо, что капитан Больц мог увезти их с собой на Волтар.
Читать их было бы слишком дорогим удовольствием, поэтому я сидел у себя в кабинете и довольствовался одной штамповкой. Вот уже и рука стала подуставать. Каким это образом всего лишь за десять дней Ботчу удалось скопить такую кучу документов на подпись? Но что уж там говорить - его участь решена. Еще каких-нибудь несколько недель - и ему устроят похороны без воинских почестей; гроб, вероятно, пронесут меж двумя рядами клерков, образовавших арку из поднятых авторучек, а на его памятнике будет надпись: "Место для штампа".
Я привязал удостоверение к ступне и попробовал ставить штампы ногой, но пришлось сгибаться, меняя листы, и у меня заболела спина. Мне пришла в голову бредовая идея: а не выйти ли мне на улицу и не найти ли там слепого нищего, чтобы он штамповал вместо меня? Но они все такие нытики, а за последнее время нытьем я был сыт по горло.
Закончил я только в девять часов вечера. Я взял тележку и отвез бумаги по туннелю в ангар. Двое рабочих погрузили их на корабль.
Больц, к счастью, пребывал в состоянии ужасного похмелья, и на пустые разговоры его не тянуло. Он заковал Тик-Така в кандалы и запер его в кладовой для хранения ценностей, к которой имелся единственный ключ. Он позаботился о том, чтобы опиум в картонной упаковке был прочно закреплен веревками, мешки с героином не прохудились и не катались по полу и чтобы стоящие один на другом ящики со "скоростью" концерна ИГ Барбен не разбились при большом ускорении. Больц попрощался со мной, морщась от головной боли - я слишком резко встряхнул ему руку (так я был рад тому, что он улетает), - и удалился в рубку управления.
Платформа на колесах тронулась, с лязгом закрылись шлюзовые отсеки, и тощий, видавший виды корпус "Бликсо" вознесся через оптическую завесу горной вершины и исчез в ночной темноте. Через шесть недель он, надеюсь, приземлится без всяких происшествий на Волтаре и главные мои проблемы будут решены.
Устав от штамповальных трудов, я вернулся к себе, лег в постель - и заснул сном человека ловкого и справедливого.
Было почти десять часов утра, когда я поднялся, хорошо выспавшийся и свежий. Я не торопясь позавтракал в своей комнате и, когда официант ушел, решил прогуляться по двору. Я не ожидал ничего срочного и настроен был оптимистически. Взглянув на чистое небо, я остался доволен: отличный осенний денек. Дверь с внутреннего дворика в наружный двор была закрыта. В ней я устроил небольшое отверстие ("порт" по-римски) - римляне были осторожными людьми. Больше по привычке, чем из опасения, я поглядел в это оконце, прежде чем открыть дверь во двор, и остолбенел!
Он сидел на траве! Он сидел на траве, что-то подбрасывал вверх и ловил! Собственной персоной Гансальмо Сильва!
Я отпрянул!
Весь мой мир перевернулся вверх ногами!
Он-то что здесь делает? Ему же полагается быть в покойниках!
Я осторожно выглянул. Он меня не заметил - просто сидел и что-то такое подбрасывал: дюймов четырнадцать в длину, узкое и черное. Ружейный обрез! Американские гангстеры их, кажется, называют "леопардами". Они укорачивают ствол и ложе, и остается нечто похожее на пистолет. Но какой ужасный! Двуствольный, двенадцатого ружейного калибра, гладкостенный! Такой может проделать в человеке дырищу, в которую могла бы прыгнуть собака - и сделать это дважды!
Что он здесь делает?
Вывод напрашивался только один: он знает, что я заметан в покушении на него, и пришел сюда, чтобы меня убить! Я оставил всякую мысль о прогулке! И молча удалился к себе в комнату. Дверь в спальню я запер на двойной засов. Войдя в коридор, ведущий в офис Фахт-бея, я припустил не чуя под собой ног.
Запыхавшись, я ворвался к нему в кабинет.
- У меня во дворе человек! - выпалил я без всяких предисловий.
Фахт-бей сидел над счетами. Он взглянул на меня устало:
- Наверное, это связано с тем скандалом, в который вмешался американский консул. - Он заметил, что я не понимаю. - Ну, то убийство, - пояснил он, - на которое у вас есть алиби. Здесь все было спокойно, пока не появились вы.
- Какой такой американский консул? - рявкнул я.
- Разве вы не знаете, кто такие американские консулы? У них две основные обязанности. Одна из них - это востребовать тела мертвых американцев, а другая - оберегать живых американцев от правосудия и заботиться о том, чтобы их заключили в любую иностранную тюрьму, имеющуюся поблизости. Есть, конечно, и другая, секретная обязанность - выполнять задания ЦРУ.
- Что происходит? - заорал я.
- Бесполезно притворяться, что вы не знаете, - сказал он. - Пару дней назад в местной гостинице произошло убийство. Парень по имени Джимми Тейвилнасти вошел в номер и был пристрелен. Арестовали человека по имени Гансальмо Сильва. Он был по нашей части, Грис. Ведь он прибыл на "Бликсо", и вы это знаете. Вы приказали нам отправить его в ту гостиницу, что мы и сделали. И он убил этого Тейвилнасти.
- Да что же наконец произошло? - взмолился я.
- Полиция арестовала этого Сильву и бросила его в тюрягу. Сюда прибыл американский консул из Анкары, чтобы востребовать тело и отправить его на родину. Сильва прознал об этом и настоял на встрече с ним, утверждая, что он тоже американский гражданин. Мы боялись, что Сильву возьмут и могут допросить, но этого не случилось. Американский консул проверил гражданство Сильвы, убедился, что он американец, и, конечно, потребовал, чтобы его посадили в тюрьму на хлеб и воду. Но местная полиция заявила, что то была самооборона, и его отпустили на волю. Иностранное вмешательство им не по душе. Консула возмутило отсутствие международного сотрудничества, но утром он улетел с телом Тейвилнасти. Ну теперь-то вы понимаете? - Мне не хотелось понимать. - Если у вас во дворе сидит человек кряжистого сложения, очень мускулистый, черноволосый и черноглазый, со смуглым цветом кожи, то это и есть Гансальмо Сильва. Но все уже устроено. - Он уставился на меня черными блестящими бусинками глаз. - Как так получается: где вы побываете, там, кажется, всегда происходит какая-то неприятность, к тому же вы всегда появляетесь позднее, когда все уже устроено?
- Устроено? Да объясни же, что это значит. Он сидит на газоне у меня перед домом с обрезом в руках!
- О, это, - проговорил он. - Это все частности, частности.
Я видел, что здесь помощи мне не ждать. Я повернулся, собираясь уйти, и, клянусь, услышал, как Фахт-бей пробормотал себе под нос: "И удачи ему". Но все во мне так дрожало, что в тот момент я не мог воспринять это как следует. Когда я возвращался к себе, туннель показался мне ужасно длинным. Тысячи планов рождались в голове и переплетались друг с другом. Я стал заряжать десятикалиберный дробовик, но бросил, зарядив только наполовину. Нельзя было размазывать Сильву по всему газону и оставлять улики. Да к тому же, если я высуну голову из двери во двор, он может и опередить меня! Но и сидеть здесь, в комнате, неизвестно как долго и дрожать от страха я не мог. Нужно было что-то придумать. Взяв лист бумаги и ручку, я стал записывать все, что знал о Гансальмо Сильве. Последнее отчаянное усилие. В надежде, что из этого выйдет что-нибудь путное.
Первое, что пришло мне на ум, была счастливая мысль, что Тейвилнасти уже не нужно платить комиссионных. Это можно было записать в приход. Но Гансальмо Сильва сидит на моем газоне - этого в приход не запишешь.
Что я, в сущности, знал об этом гангстере? Будучи телохранителем Святоши Джо Корлеоне, он расправился с ним как наемный убийца. На допросе в Замке Мрака у него вытянули кое-какую пустяковую информацию о продажных сенаторах, состоящих на службе у организованной преступности, ах да: разума ему явно не хватало, коли он взял и вызвал американского консула.
Было что-то еще, ускользающее от моего внимания, но наконец я вспомнил: его же обучали под гипнозом методам аппаратной работы! Он был выпускником той школы! Ого! Ведь от него так и веяло смертью! Я проклинал Ботча за то, что тот тянул с печатью на приказе о казни. Пусть это останется на его совести. Хотя что там Ботч - его судьба была уже решена. Больше ничего не приходило мне в голову. Я шагал взад и вперед по тесной комнате, ударяясь ногами о мебель.
Обучение под гипнозом! Вот в чем дело! Теперь я знал, что придумаю какой-нибудь ловкий ход. Здесь, в этой самой комнате, хранилось шестнадцать гипношлемов. Если в Сильву с помощью какого-нибудь охранника выстрелить стрелой, вызывающей временный паралич, я бы мог надеть на него шлем и растренировать его! Ну-ка, посмотрим. Что мне было известно о гипнозе? В сущности, я никогда не изучал его по-настоящему. Но теперь мне нужна была полная уверенность в своих действиях.