Глава шестнадцатая,
в которой господа с активной жизненной позицией осуществляют гражданский арест
- Чёртов ниндзя! - упоминание о летающем китайце привело Манулова в высочайшую степень активности. - Мы знаем, где скрывается убийца. Надобно немедля известить об этом Велимира Симеоновича.
Щавель отнёсся к инициативе скептически.
- У мэра сейчас дел полно без нашего участия.
- Я всё равно прорвусь к нему на приём! - Манулов выживал в столице как мог, используя любой шанс доказать властям свою полезность.
Щавель не стал спорить. Шаткое положение зверя легко было понять.
- Лучше сообщить в полицию, - предложил он. - Такому полицейскому чину, который принимает решения, чтобы дело не затянулось.
- Сей момент! - вскричал Манулов, торопливо поднялся и вот уже был у дверей. - Господа, я ненадолго.
- Угощайся, сынок, - у старого лучника ещё не усвоился обед, так что на яства шеф-повара Тырксанбаева не налегал, зато охотно попотчевал сына. - Сдаётся мне, в ближайшие дни поесть толком не получится.
Манулов вернулся в сопровождении жандармского офицера, не сильно обрадованного обещаниями поймать террориста.
- Капитан Копейкин, мой друг, - представил спутника Манулов. - Ввиду отсутствия иных сил быстрого реагирования предлагаю присоединиться, господа, и проследовать к месту обитания злодея. Мы будем совершать гражданский арест!
На лице капитана Копейкина читались скука и сожаление о потерянном времени. Он пересчитал волонтёров и с достоинством уведомил:
- Я сейчас приведу экипаж. Обождите, господа.
Когда он удалился в сопровождении Манулова, Щавель поинтересовался у сына:
- Что за дикая куртка на тебе?
- Да так, барышня подарила, - с легкомысленностью необычайной бросил парень, будто принимать подарки от влюблённых дев было для него в порядке вещей.
Щавель присмотрелся к сыну, затем к обновке повнимательнее.
- Рукав креативные модельеры оторвали или крысокабан погрыз?
- Крысокабан… Ты откуда знаешь? - чуть не подавился молодой лучник.
- Очевидно же, - в свою очередь не понял старый лучник.
Сидели, ждали. Карп испытующе разглядывал Жёлудя, как человека совершенно незнакомого, но важного. Щавель тоже призадумался и, наконец, спросил:
- Чем ты таким особенным накормил с утра своего Хранителя?
- Ничем, - пробубнил набитым ртом Жёлудь, налегая на духмяный белдеме.
- Ты его вообще кормил?
- Забыл, - признался парень.
- Вернёмся, покорми как следует. Он сегодня тебе выдал невиданно щедрый аванс.
"Знать бы, к чему такой задаток", - подумал про себя Щавель, подзывая полового и расплачиваясь.
Проголодавшийся парень успел расправиться также и с шужуком под сорпу с курдючным жиром, воздав должное остаткам кумыса, когда вернулся Копейкин.
- Экипаж подан, - известил он. - Прошу пожаловать, господа.
Удивительный паровой экипаж ждал напротив входа. Был он пригнан от отеля "Метрополь" и предназначался для развоза подгулявших купеческих ватаг. Чудо инженерной мысли и мастерства металлообработчиков двигалось без помощи лошадей! Там, где у всякой нормальной повозки крепились оглобли, размещался длинный паровой котёл и топка с трубою, увенчанная закопчённой короной, из которой исходил серый дым. Отполированный тёмно-вишнёвый капот украшали медные завитушки, начищенные так, что огнём горели. Отгороженные от пассажиров высокой застеклённой рамой, сидели в техническом отделенье извозчик за круглым штурвалом слева и кочегар справа, вооружённый поленницей лучших берёзовых дров. За рамою, как в шикарном ландо, были установлены пассажирские диваны, отчего сидящие впереди ездоки ехали спиной вперёд и оказывались обращены лицом к сидящим сзади, а между ними оставалось свободное пространство для размещения багажа или одного-двух рабов. В тылу повозки на рычажной раме покоилась в сложенном состоянии кожаная крыша, коя могла быть поднята в любой момент для защиты от дождя и снега, либо для сокрытия от посторонних глаз творящихся в салоне непристойностей.
- Каков шмаровоз! - только и сказал Карп.
Пассажирские диваны были рассчитаны на купеческие чересла, оттого на каждом безо всякого стеснения усаживались четверо ездоков среднего размера. Группа захвата разместилась в лохани парового экипажа величиною с гарный фургон под шестёрку волов, на коем рассекают по степям изобильные товарами прасолы. Отлов Манулов склонился к медному рожку, вделанному в стенку салона.
- Любезнейший, двигай на Часовую улицу, да с ветерком.
- Бу сде, - продудел в ответ голос из рожка.
Манулов откинулся на спинку дивана и залихватски подмигнул спутникам. Мол, сейчас начнётся! Участие в гражданском подвиге, движухе государственной важности, равно как случай удивить гостей разъездом в новомодном экипаже - всё тешило звериное самолюбие. В голове издателя начала проклёвываться идея нового сериала, которую в самое ближайшее время следовало обсудить с надсмотрщиком по отделу детективной прозы.
Извозчик двинул рычаг переключения отсечек парораспределительного механизма, нажал на педаль и удивительная повозка тронулась с места, плавно набирая ход. В отличие от конного экипажа, гремящего подковами и ободьями, машина работала беззвучно, так что разговаривать можно было не повышая голоса. Распугивая пешеходов, забредавших с тротуара на проезжую часть, извозчик вырулил на проспект и прибавил скорости.
Поскрипывая на поворотах передними амортизаторами, экипаж домчал на Часовую с такой быстротой, что Жёлудю даже помнилось успеть к началу представления. Пара пустяков схватить китайца, перевернуть вверх дном комнатёнку (в том, что она ничем не отличается от нюриной норы, Жёлудь не сомневался) и быстро отвезти задержанного в околоток, расположенный в центре города, откуда до цирка рукой подать.
Машина остановилась посреди улицы напротив трёхэтажного корпуса из красного кирпича с вывеской "Машины и механизмы. Мастерская, ремонт, техобслуживание" с магазином внизу, цехом, где эти самые машины и механизмы изготавливают, выше, а на самом верху, должно быть, жили рабы и бессемейные мастеровые. Рядом стоял полукаменный двухэтажный дом, в котором располагалась часовая лавка с кокетливой надписью на витрине "Ohne Mechanismus. Изящные часы и будильники".
- Куда далее, сударь? - с рафинированной учтивостью осведомился капитан Копейкин.
- Сюда, - Жёлудь указал на проулок между приметными домами. Он их запомнил и представлял, куда выведет кривой проход.
По указу Копейкина экипаж развернулся, причалил к тротуару и остался ждать, обтекаемый гулящими народными массами. Для придания операции окончательно законного статуса капитан зацепил городового в белых перчатках, вооружённого дубовой драчною палкой, и группа захвата ринулась на подвиги.
Протоптанная по газонам дорожка вывела к знакомому палисаду в глубине дворов Слесарного переулка, за которым кривился уркаганской хавирой пролетарский барак. Только сейчас Жёлудь узрел, насколько он уродлив, и от накатившего омерзения парня аж передёрнуло.
Для усиления городовой привёл из дворницкой пару гастарбайтеров с черенками от лопат и медными номерными бляхами, символизирующими преданность великомуромскому муниципалитету.
- Как звать жильцов, у которых остановился китаец? - уточнил Копейкин.
- Вагины, - повторил Жёлудь.
Капитан направил дворников под окна сторожить, чтобы не выпрыгнул шустрый ходя, и повёл отряд гражданской бдительности на приступ цитадели неблагонадёжности.
В коридоре со скрипучими половицами было не подкрасться, да скрытности и не требовалось уже. Городовой постучал в дверь, на которой мелом было написано "№ 3". Отворила старуха. В потёмках за ея спиной, образованных висящим на верёвках детским тряпьём, проглядывалась разобранная кровать, колыбелька и нечистый стол. Само же обильное население комнаты не обозначало своего присутствия, должно быть, шарилось на свежем воздухе.
- Вагина? - спросил старуху Копейкин.
- Вагины в четвёртой, - неприветливо отозвалась старуха и воззрилась на полицейскую форму как неперекредитованный манагер на коллекторов.
- Извольте пройти с нами в качестве понятой, - пригласил капитан, и старуха подчинилась, закрывая телом проём и притворяя за собою дверь так, чтобы показать враждебным пришельцам минимум внутренностей жилья.
- Добудьте ещё понятых.
Городовой метнулся к квартире номер два, но там не открыли, и тогда он привёл окосевшую Нюру.
Жёлудь сделал морду кирпичом, по-эльфийски надменно отвернулся. У Нюры тоже хватило ума не показывать, что они знакомы, но старуха узнала куртку и сделала выводы.
- Шшалава! - прошипела она.
- Заткнитесь, бабушка, - беспечно пульнула в ответ Нюра и вперилась на гостей блуждающим пьяным взглядом.
Набрав необходимое для соблюдения буквы закона количество понятых, капитан Копейкин сноровисто извлёк из кобуры щёгольский никелированный револьвер, постучался. Открыла высокая и немного сутулая баба с кувшинным рылом, годов изрядно за полтос. Её изжёванное жизнью лицо украшал глубокий шрам над правым глазом, вздёргивающий бровь вверх и придающий морде выражение вечного удивления. Тёмные глаза, в молодости освещавшие лицо, под гнётом тягот приобрели тревожно-грустное выражение покорности сильной руке, как у большинства женщин в пролетарском районе, однако статью тётка выделялась из массы здешних и вела происхождение явно не отсюда.
- Вы будете Вагина? - с прохладной вежливостью испросил капитан.
- Пелагея Ниловна, - тут же прострочила баба, будто готовилась отвечать жандармским офицерам.
- Разрешите войти.
Отважный капитан ринулся в помещение, но никого больше не обнаружил. Запустили понятых и приступили к мероприятию. Комната, заметно больше нюриной, с двухконфорочной плитою в углу, была разгорожена занавесью, отделяющей узкий диванчик со сложенным бельём, шкафчиком и книжною полкой, а у окна - расстеленный на полу матрас с тумбочкой в изголовье и плетёным из лыка коробом в ногах.
Карп встал у дверей, и никто уже выскочить не мог, не сдвинув чугунную тушу работорговца, жандармский офицер убрал оружие и начал опрос хозяйки квартиры:
- Одна проживаете?
- С сыном и жильца ещё пустили.
Пелагея Вагина говорила негромким, лишённым интонаций голосом.
- Сына как зовут?
- Вагин Павел Михайлович.
"С отчествами все, как благородные", - отметил Щавель.
- Где он сейчас? - продолжил капитан.
- Загулял с пятницы.
- Постояльца как зовут?
- Ван. Мы его Ваней величаем, - баба глуповато, но по-матерински тепло улыбнулась. - Недавно ушёл.
- Куда?
- Не знаю. Они мне не докладываются. Все взрослые мужики, а я им что?
- Чем промышляет китаец?
- Я почём знаю? Ваня по-русски ни бельмеса. Заявился, говорит: "Матка, пусти позить", это он ещё выучил. О деньгах на пальцах договаривались.
Ровная, рассудительная речь бабы очень не понравилась Щавелю. Была она такой спокойной, словно не представители власти вторглись вослед беглецу, а соседка зашла занять соли. В своей кристальной простоте перед лицом очевидной опасности баба выглядела крайне непростой женщиной.
- Китаец Ван подозревается в совершении государственного преступления, - известил капитан. - Мы вынуждены произвести у вас обыск. Будьте любезны, покажите место обитания вашего постояльца.
- Вот же оно, - указала на матрас Пелагея Ниловна. - Там постель моего Паши, а здесь ходя живёт. Он смирный.
Капитан обернулся к товарищам:
- Приступим, господа.
Первым делом Щавель перевернул подушку, рассчитывая обнаружить там нечто компрометирующее, но нашёл только смятый носовой платок, засмарканный и зажиренный. От платка неприятно попахивало чем-то сладковато-фруктовым. Лучник машинально сунул его в карман и перевернул матрас. Там ничего не было.
Отлов Манулов шарил в тумбочке, выложил пошлый китайский веер и несколько рулонов тесьмы, товара китайских разносчиков. Копейкин методично выкладывал из короба разные странности - чёрный лаковый ларчик, пустой, связку кожаных перчаток, новых, чёрную трикотажную балаклаву, ношеную. Вынул свёрток грубой обёрточной бумаги, обвязанный бечёвкой, подёргал узел, вынул перочинный ножичек, перерезал верёвку, развернул. Выпрямился и замер, недвижно глядя перед собой.
- Бомба.
- Все на выход! - немедленно среагировал Щавель и принялся выталкивать жильцов из комнаты, пока они не задели что-нибудь не то и оно не взорвалось.
Городовой тоже не растерялся, а сноровисто надел на Вагину наручники.
Когда все оказались на улице за исключением капитана Копейкина, оставшегося один на один с бомбой, старуха, увидев на Пелагее Ниловне браслеты, плюнула Нюре в лицо. Щёки Жёлудя запылали. Нюра же, криво усмехнувшись в ответ, великодушно отвернулась от парня, ничем не выказывая знакомства.
- Мы накрыли вертеп террористов! - не веря в удачу, Манулов едва не подпрыгивал от возбуждения.
- Допрыгалась, мать, - проворчал городовой, придерживая Вагину под локоть.
Карп только башкой покачал, порицая вероломство изменницы.
Щавель сосредоточенно думал.
- Чего мы не нашли? - спросил он Манулова.
- Нашли? Всякую всячину и запасное орудие преступления!
- Нет. Мы не нашли. Что-то отсутствовало…
Щавель не договорил. По ушам ударило так, что земля качнулась и перед глазами поплыло. Командир увидел, как издатель втянул голову в плечи и пригнулся. Бабы попадали наземь. Когда старый лучник ошалело повернулся к бараку, то не узнал строение - стену распустило, крышу задрало, она торчала в небо лохмотьями разворошенных осенних листьев. Секцию бруса разворотило, накренив опорный столб, из пролома валил серый дым, в небе летали бумаги и тряпки.
Старуха-соседка ползала, оглушённая.
- Во дало, - поднимаясь на карачки, сказала Нюра.
Пелагею Ниловну вдобавок к городовому зафиксировал Карп, готовый при малейшем сопротивлении либо в бараний рог согнуть, либо в три дуги. У пособницы террориста не было ни малейшего шанса.
Одно поразило Щавеля в тот момент. Ни на йоту не смутившись, словно взрывы были делом обычным, Вагина улыбалась.
Глава семнадцатая,
в которой Щавель соглашается исполнить особое поручение, получает тайное предписание, напарника и жетон с прорезью
- Два взрыва за один день. Непостижимо! - вздохнул князь Пышкин, когда они остались тет-а-тет. - Рабочие и так неспокойны, а тут может показаться, что начались военные действия. Не хватало только манифестаций протеста. Их возбудить сейчас проще простого. Мастеровые угнетены и готовы собираться в толпы по любому поводу.
Щавель сидел в кресле за совещательным столом. Кабинет мэра был озарён электричеством, оно струилось из обильных светом - каждая по сорок свечей, не меньше! - стеклянных колб ламп накаливания. Было заполночь, а насыщенный субботний день и не думал кончаться.
- В отсутствие генерал-губернатора его обязанности распределяются между мной и генерал-адъютантом до того момента, когда будут объявлены результаты досрочного голосования, - известил Велимир Симеонович медленным голосом, будто натягивал тугой лук. - Мне потребуется время, чтобы влезть в обстановку и разрешить проблему с выделением для нужд светлейшего князя Лучезавра некоторых наших поселений. Не сомневаюсь, что в канцелярии будет готов ответ в самый ближайший срок, - мэр натянул лук и пустил стрелу: - До истечения его могли бы вы поспособствовать в розыске бомбиста, коль уж взялись за него?
Нельзя было отрицать, что взялись крепко, но дальше дело пошло туго. Щавель без особой радости оценил последствия, ведь второй взрыв был их заслугой, о чём князь Пышкин деликатно умолчал.
Пожар быстро потушили силами деятельных пролетариев. Бомба выбросила капитана Копейкина в окно, основательно при этом изуродовав. У героического жандарма оказались оторваны правая рука и нога, а сам он начисто лишён сознания, однако, будучи своевременно перетянут жгутами, обрёл возможность выжить. Копейкина немедленно отправили в больницу на паровом экипаже и приступили к разбору завала, не давшему положительного результата. Имущество ходи-бомбиста уничтожилось напрочь, а с ним все улики. От всего треклятого кубла осталась только Пелагея Вагина. Её отвезли в жандармерию и заперли в тамошний внутренний ИВС. Вот и всё, что принёс стремительный рейд Отлова Манулова.
"Дерзость зверина, да мудрость курина", - оценил оперативно-розыскные достоинства издателя Щавель и был вынужден шагнуть дальше по проложенному им пути, поскольку мэр почему-то нуждался в его помощи и не оставлял шансов на отказ.
- Если вы находите целесообразным моё участие в деле чрезвычайной государственной важности, я готов принести пользу Великой Руси какую могу, - изысканно заявил он, чтобы поладить с мэром.
Велимир Симеонович принял ответ как должное. Он порылся в ящике стола и выложил небольшой металлический кругляшок, покрытый цветной эмалью.
- Почтенный боярин Щавель, извольте принять жетон агента для особых поручений. Этот отличительный знак вы можете предъявлять жандармерии и полиции, а также извозчикам и мусорщикам для оказания содействия.
Щавель принял жетон. Он был слегка овальный, в верхней части помещался искусно выполненный художником-миниатюристом герб Великой Руси: на лазоревом поле белая стена, над нею облако, из которого вниз тянется инверсионный след падающей боеголовки, законченный красной вспышкой спасительного подрыва ракеты ПВО; в нижней герб Великого Мурома - на красном фоне золотой кот, держащий в лапе двуручный меч. Номера у жетона не было. Вместо разделительной линии между гербами была прорезана узкая щель. С обратной стороны над прорезью был припаян винт с гайкой - крепить жетон.
- Благодарю за оказанное доверие, - молвил Щавель.
Князь потянулся к краю стола, где крепилась покрытая благородной искусственной патиной бронзовая розетка, надавил кнопку электрического звонка.
- Отец Мавродий? - осведомился у заглянувшего секретаря.
- Здеся, ваш сясь, - поклонился секретарь, блеснув тонким золотым ошейником. - Смиренно ожидают в конференц-зале. Пока ожидали, изволили проповедовать и продавать под запись акции.
Мэр кивнул, принимая сие как что-то неизбежное.
- Проси.
Раб удалился, а Велимир Симеонович протёр пальцами веки, будто пенсне снимал, устало вздохнул.
- С ума сойти, - посетовал он. - Сподобил же Ктулху дожить до такого бедлама, в пасть ему тентакли. То голод, то профсоюзы, теперь засилье иноземцев и китайский терроризм. А завтра какие-нибудь аболиционисты придут права качать.
- И это пройдёт, - примирительно заметил Щавель.