* * *
Луна пряталась в облаках, но Ангуа не было необходимости смотреть на нее. Моркоу как-то подарил ей на день рождения специальные часы. Это была маленькая луна, которая каждые двадцать восемь дней поворачивалась темной и светлой половиной. Они, должно быть, обошлись ему в круглую сумму, и Ангуа носила их на ошейнике, единственной части одежды, которую она могла носить весь месяц. Она не смогла заставить себя признаться, что они ей не нужны. Ты и так знаешь, что произойдет.
Она не могла думать о чем-то другом сейчас потому, что вся превратилась в нос. В этом заключалась трудность волчьего времени: нос становился главным.
Ангуа обыскивала аллеи вокруг Паточной улицы, двигаясь по спирали от входа в дварфийскую шахту. Она кралась по миру цветных запахов, накладывающихся друг на друга, расплывающихся или замерших на месте. Только нос мог восстановить картины прошлого.
Она уже нашла отвалы породы на пустыре. Здесь пахло троллем. Отсюда он вышел, но не было смысла идти по следу, который уже остыл. Сотни троллей надели лишайники и черепа в эти дни. Но в ее память врезался вонючий маслянистый запах. У чертовых коротышек должны быть и другие пути под землю, верно? И шахту необходимо вентилировать, так? Значит пары нефти могут выйти наружу. Может быть запах будет слабым, но ей и такой сойдет. След, вот все, что было ей нужно. Этого будет более, чем достаточно.
Она шла по следу по аллеям и перепрыгивала через стены в полночные дворы, сжимая в пасти маленький кожаный мешочек, друга любого разумного оборотня, под которым подразумевалось создание, помнящее, что его одежда не следует за ним магическим образом.
В мешочке было легкое шелковое платье и большая бутыль полоскания для рта, которое Ангуа считала величайшим изобретением за последние сто лет. То, что она искала, нашлось сразу за Бродвеем: на фоне знакомых органических запахов города выделялась тонкая зигзагообразная полоска зловония, колышимая легким ветерком и волочащаяся следом за проезжающими каретами.
Теперь она пошла осторожнее. Это была уже не Паточная улица, здесь жили люди с деньгами, которые тратили их на больших собак и на предупредительные знаки на дверях - "Несоразмерный ответ". Крадучись вдоль улицы, она слышала, как гремели цепи и взвывали собаки, когда она проходила мимо. Она ненавидела, когда ее атаковали большие свирепые собаки. Ее волосы потом были в таком беспорядке и полоскание для рта мало помогало.
Нитка запаха плыла через ограды Знахарского Проулка, одного из великих архитектурных полу-драгоценных сокровищ города. Несмотря на большую популярность этого района всегда было трудно найти желающих жить здесь. Жильцы редко задерживались дольше, чем на несколько месяцев, они так быстро съезжали, что иногда даже бросали свои пожитки на месте.
Она легко перепрыгнула через ограду, беззвучно и невесомо, и приземлилась на все четыре лапы на то, что когда-то было дорожкой из гравия. Жители проулка редко разводили сады, так как было неизвестно, в чьем саду могли взойти посаженные луковицы.
Нос привел Ангуа к зарослям буйного чертоплоха. Круг из полуразрушенных кирпичей показывал, что здесь должен был быть старый колодец.
Маслянистый запах стал сильнее, но появился другой, более свежий и более сложный запах, от которого у Ангуа шерсть встала дыбом на загривке. Там внизу был вампир.
Кто-то расчистил сорняки и мусор, включая неизменный гниющий матрас и развалившиеся кресло. Салли? Что она здесь забыла?
Ангуа вытащила из полуразрушенного края колодца кирпич и уронила его. Вместо всплеска снизу донесся деревянный стук. Отлично. Ей придется принять человеческую форму, чтобы спуститься, клыки это очень хорошо, но есть вещи, которые лучше сделает обезьяна. Конечно же, стенки были покрыты слизью, но за долгие годы так много кирпичей было потеряно, что спуск оказался легче, чем она предполагала. И колодец был всего лишь шестьдесят футов глубиной, построенный в те времена, когда было широко распространено поверье, что вода, в которой плавает множество крохотных усатых существ, просто обязана быть полезной.
На дне лежало несколько свежих досок. Кто-то, а это могли быть только дварфы, прорубился в колодец и положил поперек пару досок. Они забрались так далеко и остановились. Почему? Потому, что они уперлись в колодец?
Под досками была мутная вода или похожая на воду жидкость. Внизу колодец расширялся и дварфы были здесь - она принюхалась - несколько дней назад, не больше. Да. Дварфы прорубились в колодец, выудили что-то из-под воды и ушли. Они даже не позаботились прибрать за собой. Нос показывал ей это как картинку.
Она крадучись пошла вперед. Ноздрями она могла видеть туннели. Они не были так добротно отделаны, как те, по которым их водил Ардент. С неровными стенками, многочисленными поворотами и тупиками. Необтесанные доски и бревна удерживали зловонную грязь равнин, которая тем не менее просачивалась сквозь них. Эти туннели прокладывались только для того, чтобы успеть сделать какую-то быструю и грязную работу и покинуть их.
Итак… Шахтеры что-то искали, но они не были уверены, что это здесь, пока они не проникли внутрь, на расстояние примерно в двадцать футов и когда они… унюхали это? Каким-то образом обнаружили? Последний участок перед колодцем был совершенно прямым. То есть они знали куда идти.
Ангуа продолжала красться, согнувшись почти вдвое, чтобы не задеть низкий потолок, пока она не сдалась и не превратилась обратно в волка. Туннель снова пошел прямо, он то и дело разветвлялся, но она игнорировала ответвления, хотя запах подсказывал ей, что они достаточно длинные. Аромат вампира по-прежнему был досадной нотой в симфонии запахов, и усилилось зловоние тухлой воды, просачивающейся через стены. То тут, то там колонии вирвей покрывали стены. И летучие мыши. Они шевелились.
И тут она почуяла еще один запах, идущий из отверстия в очередной туннель. Он был очень слабым, но без сомнения, это был душок разложения. Свежий труп…
Три свежих трупа. В конце короткого бокового туннеля лежали два, нет, три дварфа, полупогруженные в грязь. Они светились. У вирвей нет зубов, говорил ей Моркоу. Они ждут, пока будущая пища не размягчится сама собой. И они торжествовали, ожидая когда можно будет приняться за самый большой подарок судьбы, когда-либо выпадавший на их долю. Здесь, в глубине, в подземном мире, тела дварфов исчезнут при свете.
Ангуа принюхалась.
Рассмотрим эти очень свежие…
- Они что-то нашли, - сказал голос позади нее, - и затем, оно убило их.
Ангуа прыгнула.
Она не намеревалась прыгать. Это решение принял задний мозг. Ее передний мозг, та его часть, которая понимала, что сержанты не должны расчленять младших констеблей без каких-либо провокаций с их стороны, пыталась остановить прыжок в воздухе, но тут уже вмешалась баллистика. Все, что ей удалось сделать, это развернуться в воздухе и врезаться плечом в мягкую стену.
Трепещущие крылья немного переместились, это был звук, который приводил на память мясника, испытывающего трудности с неудобным хрящиком.
- Знаете, сержант, - сказал голос Салли, как ни в чем не бывало. - Вам, оборотням, проще. У вас всегда одно тело и вы не мучаетесь с проблемой массы тела. Знаете, сколько летучих мышей может получиться из моей массы? Более чем полторы сотни, вот как много. И всегда находится одна, которая теряется или летит в другую сторону. Трудно думать о чем-то другом, пока все мыши не соберутся вместе. И я даже не собираюсь затрагивать вопрос реассимиляции. Ощущения, как будто вы чихаете так, как никогда еще не чихали в своей жизни. Задом наперед.
Здесь, в темноте, можно было не стыдиться. Ангуа заставила себя измениться, борясь каждой клеткой своего мозга с клыками и когтями. Гнев помог ей.
- Какого черта ты тут делаешь? - спросила она, как только у нее появился тот рот, который мог говорить.
- У меня выходной, - ответила Салли, ступая вперед. - Я решила пойти и посмотреть, вдруг удастся что найти. - Она была полностью обнажена.
- Тебе не могло так повезти! - зарычала Ангуа.
- О, у меня нет такого носа, как у вас, сержант, - сказала Салли, мило улыбаясь. - Но у меня были сто пятьдесят пять летающих помощников, которые обшаривали большие участки земли.
- Я думала, что вампиры могут воссоздавать свою одежду, - сказала Ангуа осуждающе. - Отто Шрик мог!
- Женщины не могут. Мы сами не знаем почему. Наверное, это часть программы, в которую входят также прозрачные ночные рубашки. Еще одно очко в вашу пользу. Когда у тебя полторы сотни тел, трудно упомнить, какие из них несут пару штанов. - Салли поглядела на потолок и вздохнула. - Слушай, я знаю, в чем загвоздка. Это все из-за капитана Моркоу, так?
- Я видела, как ты ему улыбалась!
- Ну, извини. Мы можем быть очень привлекательными. На то мы и вампиры.
- Ты так старалась произвести на него впечатление!
- А ты нет? Он из тех мужчин, на которых кто угодно захочет произвести впечатление!
Они насторожено наблюдали друг за другом.
- Он мой, знаешь ли, - сказала Ангуа, чувствуя, как из-под ее ногтей начинают вылезать когти.
- Ты хочешь сказать, что ты его! - ответила Салли. - Вот как на самом деле, знаешь ли. Ты бегаешь за ним!
- Ну извини, на то мы и оборотни! - взвизгнула Ангуа.
- Подожди! - Салли выставила перед собой руки в умиротворяющем жесте. - надо закончить кое-что, прежде чем все зайдет слишком далеко!
- Да?!
- Да. Мы обе обнажены, мы стоим в чем-то, что, как ты можешь заметить, все больше и больше превращается в грязь, и мы готовы вцепиться друг в друга. Но кое-чего не хватает.
- И чего же?
- Зрителей? Мы могли бы подзаработать, - Салли подмигнула. - Или мы бы могли закончить дело, ради которого мы сюда пришли?
Ангуа заставила свое тело расслабиться. Это должна была сказать она. Ведь она же была сержантом, не так ли?
- Хорошо, хорошо, - сказала она. - Мы обе здесь. Давай на этом остановимся. Ты говорила, что эти дварфы были убиты чем-то… из колодца?
- Возможно. Но если это так, то у него был топор, - сказала Салли. - Погляди сама. Надо убрать немного грязи. Зловоние усиливается с того времени, как я попала сюда. Возможно поэтому ты это пропустила, - великодушно добавила она.
Ангуа приподняла одного дварфа из светящейся слизи.
- Вижу, - сказала она и отпустила тело. - Этот мертв уже два дня. Как я могу заметить, их не так уж сильно постарались спрятать.
- А чего суетиться? Они больше не откачивают воду из туннелей; подпорки выглядят вполне недолговечными; грязь возвращается. Кроме того, какой глупец полезет сюда?
Кусок стены соскользнул вниз с вязким, чмокающим звуком. Что-то забулькало и по стенам потекли мелкие струйки. Анк-Морпоркский подземный мир отвоевывал свои позиции обратно.
Ангуа закрыла глаза и сконцентрировалась. Зловоние тины, запахи вампира и воды, которая поднялась уже до колен, все соперничало за ее внимание, но сейчас дело касалось конкуренции. Она не могла позволить вампиру лидировать. Это было бы так… традиционно.
- Здесь были другие дварфы, - пробормотала она. - Два… нет, три… ммм… больше четырех. Я чувствую… нефть. Кровь в отдалении. Внизу туннеля. - Она так резко встала, что чуть не ударилась головой о потолок. - Пошли!
- Здесь становится все более опасно…
- Мы можем найти ответ! Пошли! Ты-то можешь не бояться смерти! - Ангуа рванулась вперед.
- По-твоему, провести тысячи лет похороненной в иле будет забавно? - закричала Салли, но ее слова были услышаны только грязью и зловонным воздухом. Она чуть помедлила, издала стон и поспешила за Ангуа.
Дальше главный туннель разветвлялся на многочисленные проходы. Из них вытекали потоки грязи, похожей на застываюшую лаву. Салли прошлепала мимо чего-то, что выглядело, как огромная медная воронка, плавно поворачивающаяся в потоке.
Здесь туннель был проложен более старательно, чем та часть перед колодцем. Он заканчивался круглой дварфийской дверью, к которой припала Ангуа, и был освещен бледным сиянием. Салли не обратила на Ангуа внимания. Она даже не взглянула на дварфа, прислоненного спиной к двери.
Вместо этого она уставилась на большую руну, коряво начертанную на металле. Это был большой и небрежный рисунок, изображавший что-то вроде круглого глаза с хвостом, который светился бледно-зеленым сиянием вирвей.
- Он начертал его своею кровью, - сказала Ангуа, не оборачиваясь. - Они бросили его здесь умирать, но он был еще жив. Он умудрился добраться досюда, но убийцы закрыли дверь. Он царапал металл двери - я чувствую запах - и стер ногти до крови. Затем, он начертал руну кровью и сел тут, зажимая рану и наблюдая, как вокруг собираются вирви. Я полагаю, что он мертв восемнадцать часов.
- По-моему, нам надо убираться отсюда прямо сейчас, - сказала Салли, пятясь назад. - Ты знаешь, что значит этот знак?
- Я только знаю, что это шахтная руна и все. А ты знаешь?
- Нет, но я знаю, что именно эта одна из самых плохих. Не стоит на нее смотреть. Что ты делаешь с телом? - Салли попятилась еще дальше.
- Пытаюсь определить, кто это был, - сказала Ангуа, обыскивая одежду дварфа, - так мы поступаем в Страже. Мы не топчемся на месте, переживая из-за рисунков на стене. В чем проблема?
- Именно сейчас? - спросила вампирша. - Он немного… воняет.
- Если я могу вытерпеть, то и ты сможешь. На этой работе тебе придется часто встречаться с кровью. Не пытайся ее выпить, вот мой совет, - сказала Ангуа, все еще осматривая тело. - Ага, у него есть рунное ожерелье. И… - она вытащила руку из камзола мертвого дварфа. - Не могу разобрать точно, но я чувствую запах чернил, может быть, это письмо. Отлично. Пошли отсюда. - Она повернулась к Салли. - Слышишь меня?
- Руна написана умирающим, - сказала Салли, все еще держа дистанцию.
- Ну?
- Вероятно, что это проклятие.
- И что? Мы его не убивали, - сказала Ангуа, с трудом поднимаясь на ноги.
Они посмотрели на грязь, уже поднявшуюся им до колен.
- Ты думаешь, его это волнует? - деловито заметила Салли.
- Нет, но я думаю, что здесь может быть еще один выход, то последнее ответвление, которое мы прошли, - сказала Ангуа, разглядывая туннель.
Она показала Салли. Поспешно удирая, линия вирвей со слепой определенностью маршировала по сочащемуся влагой потолку с такой же скоростью, с какой текла грязь по полу. Они направлялись в боковой туннель, сливаясь в светящийся поток.
Салли пожала плечами.
- Стоит попытаться.
Они ушли и всплески их шагов стихли вдали. Грязь медленно затопила туннель, наполняя темноту шуршанием. Светящийся хвост вирвей постепенно скрывался из виду. Вирви, обводящие контур руны, тем не менее, остались, потому, что такое угощение стоило того, чтобы умереть. Они поочередно мигали.
Подземная темнота погладила руну, которая вспыхнула красным и погасла. Наступила полная тьма.
* * *
В этот день в 1802 году художник Методия Плут попытался засунуть эту штуковину под кипу старых мешков, чтобы она не разбудила цыпленка, и дорисовал последнего тролля, используя самую маленькую кисточку для прорисовки глаз.
* * *
Было пять часов утра. Шел дождь, не сильно, но с мягкой настойчивостью.
На Саторской и на площади Разбитых Лун капли дождя шипели на белом пепле костров, время от времени освобождая из под него оранжевые угли, которые с треском и шипением гасли.
Вокруг шныряла семья гноллов, каждый со своей собственной тележкой. Кое-кто из полицейских присматривал за ними. Гноллам было все равно, что собирать, лишь бы оно не сопротивлялось, и об этом ходили разговоры. Но их не запрещали. Никто не сможет очистить место лучше, чем гноллы.
С расстояния они выглядели как маленькие тролли, несущие на спинах большие кучи компоста. Это были все их пожитки и они гнили.
Сэм Ваймс поморщился от боли в боку. Ему как всегда повезло. Всего двое полицейских пострадали в это чертовой заварушке и одним из них оказался он! Игорь сделал все, что мог, но сломанные ребра есть сломанные ребра, и потребуется неделя или две, чтобы подозрительная зеленая мазь что-то изменила.
И тем не менее, теплое чувство приятно согревало его. Они работали по старинке и, поскольку старые добрые полицейские парни неизменно проигрывают в численности, он использовал старые добрые полицейские приемы - хитрость, обман, а также любое оружие, которое пришлось под руку.
Это едва ли можно было назвать сражением. Дварфы либо пели заунывные песни, сидя на земле, потому что они падали, когда пытались встать, либо лежали, после попытки подняться, и храпели. С другой стороны, тролли в основном стояли, но падали, когда их толкали.
Несколько более трезвых троллей пыталась затеять неуклюжую, смехотворную драку, но были сражены старомодным полицейским приемом - удачно приложенным ботинком. Ну, скажем так, в основном сражены. Ваймс немного подвинулся, чтобы ослабить боль в боку. Как же он не заметил того тролля?
Но все хорошо, что хорошо кончается, а? Никто не умер, и как раз для того, чтобы завершить лучезарную картину, у него в руках был утренний выпуск Таймс, на первых страницах которого сетовалось, что по городу разгуливают банды и вопрошалось, когда же Стража примется за работу и очистит улицы.
Да уж примемся, вы, напыщенные болваны. Ваймс чиркнул спичкой о постамент и зажег сигару в честь этого мелкого, но доставляющего мрачное удовольствие триумфа. Боги знают, как им нужен хоть один триумф. Вся эта Кумская Долина была в печенках у Стражи и неплохо было бы, если ребята получили взамен что-то, чем могли гордиться. Самое важное, они определенно добились Результата…
Ваймс уставился на постамент. Он и не помнил, что за статуя стояла здесь когда-то. Ныне же он прославлял несколько поколений настенных художников.
Образец тролльского граффити украшал его, отменяя все творения, выполненные с помощью каких-то там красок. Он прочитал:
МИСТЕР СИЯЮЩИЙ
ОН ЕСТЬ АЛМАЗ
Шахтные руны, городские граффити, подумал он. Когда ситуация ухудшается, люди начинают рисовать на стенах…
- Коммандер!
Он обернулся. Капитан Моркоу, сияя доспехами, торопился к нему, как всегда излучая стопроцентной чистоты Энтузиазм.
- По-моему, я распорядился, чтобы все полицейские, не занятые с арестованными, пошли спать, - сказал Ваймс.
- Я только хочу прояснить несколько вещей, сэр, - ответил Моркоу. - Лорд Ветинари прислал сообщение в Ярд. Ему нужен отчет. Я решил, что лучше поставить вас в известность, сэр.