Утреннее солнце уже светило вовсю, нагревало дубовые балки крыши. От них шел приятный запах: вековой старины, дерева и зерна, молока и сыра - всего того, что когда-то заполняло это помещение. Со стороны дороги, проходящей за домом, донесся треск мотоцикла - будто кто-то непрерывно бил стекла.
Гвин услышал, как что-то упало рядом с ним, в комнате. Он обернулся. Большой кусок известки отвалился от стены… Еще один… И оттуда, из отверстия в стене, на него смотрели два глаза.
5
- …Гвин сказал, это он сделал. Не думаю, что она поверила, но хотя бы заткнулась.
- Не надо так грубо, - сказал Клайв. - Значит, благородный Гвин взял на себя это страшное преступление?
- Да, он молодчага, - согласился Роджер. - Я говорю тебе об этом на случай, если она опять поднимет хай.
- Спасибо за информацию.
- На самом деле, - продолжал Роджер, - никто из нас даже не прикасался к этой дурацкой тарелке.
- Возможно, просто свалилась, - предположил Клайв, - а наша ворчунья решила, что кто-то захотел позлить ее.
Клайв занимался в это время весьма серьезным делом: подшивал подметку своего болотного сапога, который начал пропускать воду.
- Кажется, в порядке, - сказал он после того, как опустил сапог в речку, поболтал его там и затем сунул в него руку. - Сухо, как в печи.
- Ты видел это, пап? - спросил Роджер. Он сидел на плоской поверхности большого камня. - Эту дыру? Она насквозь.
- Неужели? Нет…
- Как думаешь, кто мог ее сделать?
- Понятия не имею… Но очень интересно. И сразу видно, что не руками, а каким-то машинным способом. Странная штука для этих заброшенных мест.
- Погляди, пап, - сказал Роджер. - Через нее виден весь наш дом. Как будто кто-то специально нацелился на него.
Отец присел на корточки, заглянул в отверстие.
- Шикарно! - сказал он. - И довольно странное впечатление. Как на моментальной фотографии. Фасад дома, вершина холма, деревья.
- Не понимаю, - сказал Роджер. - Как можно так нее рассчитать, когда сверлишь камень? Я и фотокамерой не возьму с такой точностью, потому что расстояние большое… Жутко интересно, верно?.. Ты собираешься сегодня за покупками?
- Думаю, после чая. Что неприятно в этих местах - каждую неделю таскаться в магазин, как на работу.
- Купишь мне фотопленку и бумагу? Я скажу какую.
- Конечно, старичок. Только запиши, а то забуду.
Гвин запер бильярдную, но ключ не повесил на гвоздь и кухне, а сунул в карман. Затем вышел из дверей и зашагал по узкой тропинке между задней стеной дома и тем, что осталось от прежней ограды сада, расположенного по крутому склону холма. Он шел, утопая в зелени папоротников, по ковру влажного мха. Воздух здесь был насыщен прохладой, хотя день обещал быть жарким.
Дойдя до открытой площадки, он уселся на край стоящего там бака с водой, куда иногда пускали рыбу, и ополоснул руки. Он смотрел, как с них сходила серая известковая пыль, покрывая воду, словно паутина. Потом откусил кусок сломанного ногтя, почистил все ногти прутиком. После чего отправился к конюшне.
Он был уверен, что Гув закончил возню с навозом, но, когда вошел во двор, увидел, что тот стоит неподалеку от кучи, опираясь на лопату. Что-то в его облике заставило Гвина замереть на месте.
Голова Гува была наклонена набок, два пальца рук засунуты в жилетные карманы, в неподвижной фигуре чувствовалось напряжение. Он бормотал что-то себе под нос - что именно, Гвин не мог расслышать. В то же время Гув куда-то неотрывно глядел. Гвин попробовал взглянуть туда же и был ослеплен невыносимым блеском. Но все же понял, куда смотрел Гув, - просто на небо вокруг.
Оно было безоблачным, почти белесым. Воздух дрожал, в нем будто все время вспыхивали голубоватые молнии, то темнее, то бледнее, и какие-то тени пробегали одна за другой - так быстро, что Гвину виделось только дрожание, только странная игра света на всем вокруг, и когда он огляделся, то почувствовал, что никогда раньше вид деревьев и скал не проникал до такой глубины в его сознание; никогда раньше линия гор не заставляла его сердце так сильно биться.
- В чем дело? - пробормотал он. - Как все странно…
Он приблизился к Гуву. Тот по-прежнему не двигался, но теп ерь Гвин мог разобрать слова, которые тот шептал. Это была почти песня, почти молитва.
- Приходи, сладкая, как яблоко… Приходи, арфа моей радости… Приходи, лето, приходи!
- Гув!
- Приходи, сладкая, как яблоко… Приходи, арфа моей радости… Приходи, лето, приходи!
- Гув!
И опять:
- Приходи, сладкая, как яблоко… Приходи, арфа моей радости… Приходи, лето, приходи!
Гув смотрел на Гвина - нет, он смотрел сквозь него.
- Она уже идет… - слышалось бормотание. - Она не заставит себя долго ждать…
- Гув! Мать говорит, ты собирался сделать крышку для люка на чердаке. Я дам тебе размеры, но ты не очень торопись, ладно?
Гув вздохнул и снова взялся за лопату.
- Говоришь о крышке, чтобы забить вход на чердак? - сказал он.
- Да, только мы хотим сперва забрать оттуда все-таки - так, чтобы мать не знала.
- Будьте осторожны.
- Не беспокойся.
- Я не буду спешить с крышкой, - сказал Гув.
- Почему мать так настроена против тебя? - спросил Гвин.
- Узнай у нее. Я с ней не ссорился.
- Ее ведь не было здесь в долине много лет. За такое время можно забыть все раздоры, верно? Если они были. А она не хочет с тобой разговаривать. Почему?
- Может, она сделалась почти англичанкой, - сказал Гув, - и у нее теперь их страхи. Они вообразили, что я слаб на голову. Видели бы они моего дядю! А деда, наверно, вообще бы заперли за своими стенами из кирпича!
- За что?
- Мой дед, - сказал Гув, - он спятил. По вине того дерева, возле реки.
- Какого? - спросил Гвин. - Которое в конце сада? Там, где под ногами хлюпает, как в болоте?
- Да. Мы туда не ходим.
- По-настоящему спятил? - спросил Гвин.
- Так считали англичане. Не разрешили ему тут оставаться. Он потерял работу.
- Англичане? Разве они жили в этом доме? Постоим но?
- Тут никто не жил постоянно. Приезжали и уезжали. И мой дед уехал. Они не позволили ему жить в долине.
- А что с ним было потом?
- Он ушел… Иногда давал о себе знать. Прислал как-то обеденные тарелки… Стал работать на большой фабрике, где делали посуду… Рисовал на тарелках и присыпал сюда… Написал однажды письмо, что у него все в порядке. Но вскоре до нас дошла весть, что он умер.
- А зачем тарелки забросили на чердак? И почему мать так бесится из-за них?
- Спроси у нее, - сказал Гув. - Она ведь твоя мать… Может, из-за того, что у нас в долине всегда ходят слухи…
- Какие?..
- Ничего не требуется купить для дома? Что скажете, Полубекон?
Во дворе конюшни появились Роджер и его отец.
- Нет, сэр, - ответил Гув. - Ничего не надо.
- Ладно. Тогда я отправляюсь, - сказал Клайв. - Ты написал, Роджер, что тебе нужно для фотографирования?.. Интересный камень у вас там на реке. Кто просверлил в нем такую дыру?
- Это Камень Гронва, - сказал Гув.
- Да? А что это значит?
- В этом месте был убит один человек. Давно. В старинные времена.
- За что же его шпокнули, беднягу?
- Он отнял жену у другого человека.
- Ну, уж слишком строго с ним! А камень, значит, вроде памятника? Кто же все-таки сделал такую дырку? Через нее видны вон те деревья на вершине холма.
- Верно, сэр, - сказал Гув. - Он стоял как раз на берегу реки, понимаете? Тот человек. А муж той женщины выше. На склоне. С копьем в руках. И тот человек заслонился камнем, а другой бросил копье. Оно прошло через камень и убило его.
- Ишь ты! - воскликнул Клайв.
- А чего же он стоял и ждал, пока убьют? - спросил Роджер.
- Потому что до этого сам так же убил того, у кого отобрал жену.
- Око за око, зуб за зуб, - сказал Клайв. - Старая как мир история, верно?.. Ну, мне пора.
- Да, сэр, - ответил Гув. - Вот так оно и получалось. В прежние времена.
Гвин пошел к дому с Роджером и его отцом.
- Вам не нужна сегодня бильярдная, мистер Брэдли? - спросил он по дороге у Клайва.
- Нет, старина, - ответил тот. - Я отправлюсь на рыбалку, когда вернусь. Погода такая, не хочу пропускать время. Играйте там в свое удовольствие.
- Хочу пофотографировать там кое-что, - сказал Роджер.
- Вот и прекрасно. Привет, мальчики!..
- Знаешь, начинаю верить этому старому болтуну Гуву, - заметил Роджер, когда отец удалился.
- Он не болтун, - сказал Гвин. - И никогда не врет. Ну всяком случае, нарочно.
- А копье, которое пронзает камень? И которое кинули вон оттуда, со склона?
- Гув верит в это. Что тут такого?
- Все вы одинаковые, валлийцы! Признайся, ты тоже веришь этим сказкам?..
Но Гвин заговорил о другом.
- Что с тобой было вчера около Камня Гронва? - спросил он. - Помнишь, я рассказывал тебе, что как-то странно себя почувствовал, когда взял тарелку на чердаке? Ты начал говорить, что у тебя тоже вроде было такое…
- Да, очень странное, - сказал Роджер. - Даже не объяснишь. Сначала будто все в порядке, понимаешь, а и следующий момент - наоборот. Не поймешь что… Может, от чистого воздуха, который здесь? И от хорошего молока?..
Гвин не оставлял этого разговора.
- Ты вернулся с берега реки, - продолжал он, - так? Ну, говори, старик! Мы оба почувствовали себя не в своей тарелке примерно в одно время, да? Что это могло быть?
- Я услышал какой-то удар… Гром… - сказал Роджер. - Потом крик… что-то в этом роде. Но очень быстро все прекратилось… Может, на дороге? Авария?
- Здесь все известия распространяются со страшной силой, - сказал Гвин. - А мы ничего не слышали про это. И потом… дорога далеко отсюда.
- Еще был как будто свист, - прибавил Роджер задумчиво. - Вот, пожалуй, и все.
- Со мной тоже произошло что-то непонятное, - сказал Гвин. - Из-за тарелок. Но с тех пор ничего… Не заметил, какое было небо только что, когда ты с отцом вошел во двор?
- Нет, какое?
- Блестящее. Будто все в молниях… В голубых молниях.
- Я ничего не видел.
- Зато Гув видел… Где Элисон?
- Пошла к своей матери жаловаться на твою.
- Хочу тебе что-то показать, - сказал Гвин. - В бильярдной. Пойдем?
Возле двери в бильярдную они увидели Элисон. Она трясла ручку, безуспешно пытаясь войти.
- Вы заперли? - спросила она. - Зачем? Я хочу взять тарелки.
- Они там, - сказал Гвин. - Сейчас увидишь. - Он отпер дверь, все вошли.
- Гвин! Зачем ты разбил их?
- Только не я, миледи… Сейчас вы кое-что увидите.
6
Она была высокая, со светлыми волосами до пояса, которые золотой рамкой оттеняли ее бледное красивое лицо. На ней было широкое платье из белого батиста, украшенное как бы живыми ветками таволги и ракитника; венок из зеленых дубовых листьев покоился на голове.
- Ух, напугала она меня, - сказал Гвин. - Сначала и увидел только глаза, представляете? Уж потом, когда отвалился еще кусок штукатурки, я понял, что это - картина.
- Какая красивая! - воскликнула Элисон. - Кому понадобилось прятать ее в стене?
- Спорим, это шестнадцатый век, - сказал Роджер. - Не позднее. А выглядит совсем как новенькая… Как она могла сохраниться в таких условиях?
Женщина была изображена в натуральную величину, маслом. Она стояла на фоне кустов клевера, разбросанных по лужайке. Картина была в деревянной раме.
- Потрясная находка! - сказал Роджер. - Может стоить тысячи! Спорим?
- Подожди считать деньги, - сказал Гвин. - Пока что следует держать язык за зубами. Своему отцу ты, конечно, потом скажи, Роджер. Но только не моей матери.
- Да что такого? - возразил Роджер. - Ты что, не понимаешь, что обнаружил шедевр! Настоящее произведение искусства!
- Моя мать быстренько изрубит его топором, - сказал Гвин. - Если узнает. Давайте подумаем, что сделать.
А заодно спросите меня, как я ее нашел. Или вы уже догадались?
- Как ты ее нашел? - спросила Элисон.
- Это все твои тарелки. Я прибежал сюда, потому что услыхал грохот, и вижу - одни осколки от них валяются.
- Кто же это сделал? - два голоса слились в один.
- Я хочу то же самое у вас спросить. Они ударились об стенку, штукатурка отвалилась, и тогда я ее увидел… Картину.
- Зачем твоя мать разбила их? Чем они ей мешали? - вопрос Элисон звучал миролюбиво, но удивленно.
- Она чего-то жутко боится. Всегда, сколько помню, чего-нибудь боялась, но сейчас особенно. Получается, ее пугают тарелки… Как ты думаешь, Элисон?
- Откуда я знаю?
- Я просто пытаюсь рассуждать. Гув тоже бормочет какие-то непонятные вещи… "Смотри, держи ухо востро!.." А только что во дворе сказал мне, что она уже идет.
- Кто? - спросил Роджер. - Твоя старуха?
- Сам не пойму. Может, он говорил о погоде. О грозе. Матери даже поблизости не было.
- Очень может быть, - сказал Роджер.
- А если нет? - Гвин понизил голос. - Может, кто-то здесь есть, кто смотрит за картиной, кто закинул эти тарелки на чердак… Кто штукатурит, а потом ломает стенку?.. Ведь не может быть вся эта буча из-за ничего? Кто-то хотел, чтобы тарелки оставались там, где их спрятали, а мы их вынули оттуда… Вот он и недоволен.
- Кто "он"? - тоже тихим голосом спросила Элисон.
- Ну, может, она.
- Здесь же никого, кроме нас, нет, - возразил Роджер, невольно озираясь. - И что за вред кому-то, если мы взяли тарелки с чердака? Или если обнаружили эту замечательную картину?
- Ты прямо чуть ли не носом по ней водишь, - сказал Гвин. - Что там увидел еще?
- Каждый волосок отдельно, смотрите! И так ясно, как будто настоящие! - восхитился Роджер.
- Верно, - согласился Гвин. - А поглядите на головки клевера!
- Тоже здорово! Похоже на геральдические знаки. На гербы какие-то… Прямо можно в руки брать… Ой, нет! - Роджер отступил от картины.
- Что с тобой? - спросила Элисон.
Она тоже вгляделась. Вгляделась и увидела: цветочные головки состояли из многих белых лепестков, каждый из которых был выписан отдельно, тщательно и отчетливо. Но лепестки не были лепестками: это были маленькие когти.
- У художника очень неприятная фантазия, - сказал Роджер, содрогнувшись. - Фу!
- Может, раньше так полагалось рисовать цветы? - предположил Гвин.
- Из когтей? Скажешь тоже!
- Почему нет? Ведь совы на тарелках тоже не обычные, а из цветочных листьев. Или головок. Да, Элисон?.. Давайте еще притащим с чердака и рассмотрим получше… Мусор с полая потом уберу… Пошли?.. Только никому ни слова об этой стенке, пока не придумаем, что дальше делать…
Они решили, что Гвин и Роджер будут брать тарелки с чердака и опускать оттуда в бельевой корзине, а Элисон подхватывать внизу, возле дома, и укладывать на тележку.
- Не нравится мне все это, - говорил Роджер Гвину, пока они поднимались по лестнице в комнату Элисон. - Может, плюнем, и пускай Гув заложит чердак еще одной крышкой и приколотит намертво? И кончен бал… И привет родителям…
- В этой долине что-то определенно неладно, я начинаю чувствовать, - сказал Гвин. - Моя старуха не зря так разбушевалась. С тех пор как увидала тарелки, все время бледная ходит. Как больная. Точно говорю… Но вообще ничего не понятно: странные тарелки, чудной клевер… диковинные совы… исчезают… разбиваются… Как в страшном сне!
- Значит, и не надо, - повторил Роджер. - А, Гвин? Скажем Гуву, пускай заколачивает… И знаешь, что еще? Я боюсь за Элисон.
- Потому и нужно убрать оттуда тарелки, - настаивал Гвин. - Сделаем это, а потом решим, как дальше… Я не видел толком картинки, которые она рисовала… Правда похожи на сов?
- Один к одному. Я следил, как она срисовывает и составляет потом. Блеск! Я бы так в жизни не мог.
- И они куда-то девались после? Это тоже правда?
- Вроде да, - ответил Роджер. - Эли была жутко напугана. Ничего не могла понять.
- Мы должны ее отключить, - сказал Гвин.
- Отключить?
- Да. Ведь аккумулятор без проводов давать ток не будет. И тогда ей бояться нечего…
С этими не слишком понятными словами Гвин полез через люк на чердак, откуда начал передавать Роджеру тарелки и блюда - весь обеденный сервиз. Роджер уложил его в бельевую корзину и на веревке спустил из окна к поджидавшей там с тележкой Элисон. Затем Гвин обмерил крышку люка и слез вниз.
- Слушай, - сказал Роджер. - Я сейчас подумал: может, мы всё преувеличиваем и сами себя заманили в ловушку? Как считаешь? А тарелки самые обыкновенные… И самые обыкновенные мыши, которые очень громко шебуршат на чердаке?
- Мыши, говоришь?.. Ох, я забыл про мышеловку. Надо посмотреть.
Гвин снова полез наверх. Роджер видел внизу только половину Гвина. Тот стоял совершенно неподвижно.
- Что там? - спросил Роджер. - Попалась какая-нибудь?
- Знаешь, как устроена мышеловка? - услышал он напряженный голос Гвина. - Одна дверца, только вход. Обратного выхода нет. Верно?
- Ну правильно. А в чем дело? Поймал?
- Кажется, это мышь, - медленно произнес Гвин. - Кажется? Старик, ты никогда не видел мышей?
Гвин спустился с лестницы в комнату, в руках у него была мышеловка. Он протянул ее Роджеру. Внутри находились останки какого-то маленького животного.
- По-моему, мышь, - сказал он. - Ты что-нибудь понимаешь? Похоже, ее проглотили, а потом выплюнули. Так поступают совы, если пища им не нравится… Но куда сама сова-то отсюда подевалась?..
7
Они не слышали, как Нэнси поднялась на второй этаж. Она уже стояла в дверях спальни.
- Немало тебе времени понадобилось, чтобы снять размеры с крышки, - сказала она. - Спасибо, все-таки не забыл… Зачем эта мышеловка?
- Уже "низачем", мама, - ответил Гвин. - Я пошел в лавку.
- Мог бы и пораньше! Мне нужна мука для лепешек. И поскорей!
- Дай сегодня мои карманные деньги, мам.
- Думаешь, я их печатаю? Ничего не случится, если подождешь до субботы.
- Но послушай…
- Отправляйся в лавку и не нахальничай.
- Я не нахальничаю.
- А что ты делаешь, по-твоему?
Гвин спустился в кухню. Роджер пошел за ним. Там Гвин открыл посудный шкаф, вынул кошелек матери - тот лежал за банкой с какао.
- Надеюсь, ты не собираешься его стащить? - сказал Роджер.
- Нет.
- Тебе не понадобятся деньги на муку. В магазине припишут к нашему счету.
- Знаю, - сказал Гвин.
- Ты получаешь карманные деньги каждую неделю? - спросил Роджер.
- Да.
- Так часто?
- Разве?
- Нет, в общем, нормально, - сказал Роджер. - А сейчас ты все-таки собираешься стащить у матери?
- Как раз наоборот, - возразил Гвин. - Прибавлю кое-что.
Он открыл кошелек, положил туда останки мыши. Затем защелкнул его и сунул на место в шкаф.
Он шагал так быстро, что Роджер еле нагнал его в конце сада. Гвин был бледен и молчалив.
- Зачем ты так сделал? - спросил Роджер. - У нее будет плохо с сердцем. Она ведь твоя мать как-никак.
- Как-никак да, - сказал Гвин.