- Кружку браги, - смущенно призналась я. - А что, слышно?
На мой вопрос он не ответил, зато предложил:
- Хочешь выпить еще?
- Нет, наверное, - засомневалась я.
- А давай одну кружку на двоих?
Я поискала глазами подруг, но не смогла обнаружить их в толпе. Распивая брагу втроем, мы словно совершали некое запретное действо, приобщаясь к миру взрослых. Но у меня вовсе не было уверенности, что я желаю продолжить в компании Тима.
Он уловил мои колебания.
- Ладно, не сейчас. После того, как потанцуем, хорошо?
ЭРВИН
Настроение было отвратительным и угрожало к рассвету испортиться еще сильнее. Эрвин костерил себя на все лады за то, что поддался на уговоры отца и приехал в Теннант. Не успел он переступить порог семейного особняка, как тут же пожалел об этом - похоже, почтеннейший родитель всерьез озаботился проблемой продолжения рода. Сия многотрудная задача немало осложнялась тем, что непутевый сын, унаследовав от деда по материнской линии титул и земли, вот уже три года как покинул отчий кров и появлялся пред суровые отцовские очи лишь изредка. А уж о том, чтобы заставить его жениться под угрозой лишения наследства, можно было даже не заикаться - окромя смеха, иной реакции сия угроза у Эрвина не вызвала бы.
Пришлось действовать хитростью. И вот теперь неблагоразумный отпрыск графа Вария таки угодил в ловушку - не мог же он, едва приехав, оказать родителям неуважение скорым отъездом. А уж то, что бедолаге приходилось ежедневно общаться с тремя абсолютно случайно гостившими в особняке дочерьми отцовских друзей - это, право слово, такие мелочи.
От похода на площадь Эрвину отбиться не удалось. К счастью, у одной из дев к вечеру заболела голова, но и двух оставшихся было более чем достаточно, чтобы вызвать головную боль уже у самого молодого человека. Между нехитрыми развлечениями девицы стрекотали так, что терпение Эрвина то и дело оказывалось в опасной близости к тому, чтобы лопнуть. Поначалу он купил им сладких пирогов, в надежде занять болтушкам рты. Девушки немного покривились - есть прямо на улице, словно простолюдинки, фи! - но угощение все же сжевали, увы, довольно быстро.
Навязанных спутниц звали Люсинда и Белинда, но обозленный донельзя Эрвин обозвал их про себя Змея и Патока. Змея-Люсинда имела вечно недовольный вид, ставила себя много выше прочих и даже разговаривала, немного пришепетывая. Патока-Белинда, напротив, казалась графу приторной липко-сладкой особой. Любительница уменьшительно-ласкательных словечек, она картинно восхищалась любой мелочью, связанной с Эрвином. Не далее, как за завтраком, она похвалила его изысканный вкус при выборе омлета - при этом воспоминании Эрвина передернуло - а теперь рассыпалась в благодарностях графу за то, что подхватил ее под локоть и не дал свалиться под ноги толпе, когда Белинда неловко отпрянула от летящего в их сторону факела.
Эрвин мрачно следил за представлением, отчаянно завидуя Лансу. Тот остался в поместье, отговорившись какими-то книжными исследованиями. Хотя, быть может, оно и к лучшему. Разумеется, Эрвин не собирался представлять своего друга претенденткам на должность графини его настоящим именем, но все же в их случае осторожность не может быть излишней. Но невозможность отдохнуть в компании родственника злила изрядно. На мгновение Эрвин представил себе, какое веселье ожидало бы его, посети он празднование с Лансом, а не со Змеей и Патокой - и не удержался, скрипнул зубами. Отвлекаясь от болтовни Белинды, он обвел взглядом толпу - и задержался на невысокой стройной блондинке в зеленом платье.
Отблески огня на мгновение ярко осветили лицо незнакомки, делая его волшебно-притягательным. Отчего-то Эрвину показалось на миг, что девушка эта - особенная, и он отчаянно захотел оказаться на месте ее спутника, что стоял к ней близко-близко, почти прижимаясь всем телом, и сжимал ее ладонь. Но в следующее мгновение граф и сам посмеялся над нелепостью своего желания.
- Фу! Какие вульгарные девицы, - прошипела Люсинда, жадно разглядывая наряды девушек-танцовщиц. - Надеюсь, в этом году нам покажут хоть что-нибудь достойное не просто полупьяной толпы, но и людей благородных.
Эрвин поморщился. Вопрос о том, зачем же Змея отправилась смотреть зрелища, предназначенные для вульгарных простолюдинов, вертелся на языке, но граф не позволил себе столь хамский выпад. Недалекая девица не стоила скандала с отцом, который непременно воспоследовал бы за этой ребяческой выходкой. Мысль о том, что необходимо будет еще десять дней общаться с Люсиндой и Белиндой, а также их столь кстати заболевшей подругой, была подобна зубной боли. Необходимо было срочно придумать себе какой-нибудь благовидный предлог, дабы отлучаться из дома хотя бы ненадолго.
Внезапно в голову Эрвину пришла затея, замечательная в своей простоте. Он припомнил давно утратившего силу и отошедшего от дел Теннантского мага Говарда. Конечно же, магии он лишился, но знания и разум остались при нем, ведь так? Значит, можно попробовать привлечь его на свою сторону - авось и будет хоть чем-нибудь полезен. Заодно и повод покидать отчий кров появится.
Идея так понравилась графу, что он даже улыбнулся. И, разумеется, Патока тут же решила, что его улыбка адресована именно ей.
- Ах, Эрвин, вам тоже нравится представление? - проворковала она. - Я нахожу его весьма достойным, да-да, без сомнения. Милейшей Люсинде не нравятся чудненькие платьица на девушках, не так ли? Но, надо признать, танцы весьма эффектны, весьма. Ну и пусть девочки немножко вульгарны, они ведь не виноваты, что не обладают ни достойным происхождением, ни приличными манерами. Нам-то ведь это не мешает наслаждаться их танцами.
Эрвин все так же скользил рассеянным взглядом по толпе, машинально кивая в ответ на лепет Белинды. Опять он выхватил блондинку в зеленом - на сей раз ее парень уже откровенно обнимал ее и что-то нашептывал девушке на ухо. Зрелище отчего-то показалось Эрвину неприятным, и он отвернулся.
А когда празднество закончилось, и Эрвин со спутницами возвращались в предрассветных сумерках в особняк, он увидел светловолосую незнакомку в третий раз. Свернув в безлюдный переулок, он даже замедлил шаг, заметив целующуюся парочку. Девушку он узнал сразу и попытался пройти мимо как можно тише, что увлеченные друг другом молодые люди не заметили его. Но все испортила повисшая на его руке Змея-Люсинда. Поравнявшись с парочкой, она резко остановилась и громко прошипела:
- У этих простолюдинов нет самых элементарных представлений о приличиях! Какой стыд! Так вести себя прилюдно!
Парень и девушка отпрянули друг от друга. Наконец-то Эрвин смог как следует рассмотреть ее лицо. Нет, незнакомка точно не относилась к простым горожанкам - в этом граф Солейский мог бы поклясться. Очень светлая кожа, темные брови и ресницы, глаза необычного почти желтого цвета, высокие скулы, припухшие от поцелуев губы - она опять показалась Эрвину необычайно притягательной, и он с трудом подавил в себе яростно вспыхнувшее желание пересчитать кулаком зубы ее спутнику. Вот тот, похоже, был парнем из рабочего предместья, хотя и весьма привлекательным. Каштановые волосы растрепались, а зеленые глаза горели злобой. Он сжимал и разжимал кулаки, не решаясь сказать ответную гадость особе женского пола. Вот если бы оскорбительную фразу произнес Эрвин - не было сомнений, мальчишка бросился бы на обидчика. А так он просто стоял, закусив губу, и сверлил Люсинду взглядом.
- Я приношу извинения за слова своей спутницы, - ледяным голосом отчеканил Эрвин. - Очевидно, хмель и праздничная атмосфера ударили ей в голову. Она не понимает, что говорит. Простите.
И, крепко ухватив возмущенно пискнувшую Люсинду за локоть, потащил ее за собой по переулку, подальше от юных влюбленных.
ЛЕССА
Мне было стыдно, нестерпимо стыдно. Тим поглаживал меня по плечу и бормотал слова утешения и ругательства в адрес сказавшей столь мерзкие слова девицы, но я никак не могла успокоиться. Тим не мог понять одного: мне не было никакого дела до случайных прохожих, которых я никогда в жизни и не встречу-то больше. Нет, я расстроилась потому, что незнакомая грубиянка оказалась права: я вела себя так, словно растеряла все свое воспитание и скромность. Словно падшая девица, а то и похуже. Причем я даже не могла понять, как так получилось.
Когда начались танцы, Тим уговорил-таки меня на еще одну кружку браги. Потом мы долго плясали, пока, разгоряченные танцами, не упали обессиленно на чудом остававшуюся незанятой скамейку. Тим держал меня за руку и все говорил о том, какая я красивая, какая замечательная, непохожая на других девушек, а я и млела, развесив уши. Приятели наши потерялись где-то в толпе, и мы отправились домой, не став их разыскивать. А когда свернули в пустой переулок, Тим неожиданно остановился, обнял меня за талию, притянул к себе и поцеловал. Меня бросило в жар. Его губы прикоснулись к моим сначала неуверенно, а потом внезапно стали настойчивыми. И мне это нравилось. Нравились его жаркие поцелуи, его немного неуклюжие объятия. Я сама не осознала, как обвила руками его шею. И тут вмешались эти прохожие.
Под презрительным и насмешливым взглядом незнакомой девицы я вспыхнула. Хорошо еще, что ее спутник тут же извинился и утащил ее прочь, потому что я ощущала, как мною овладевает знакомое оцепенение. Не хватало только причинить зло невинным людям только за то, что они стали свидетелями моего недопустимого поведения!
Тим, ничего не подозревавший о моих магических способностях, продолжал тихо бубнить:
- Да ладно, Лесса, все в порядке. Успокойся.
- Да-да, все хорошо, - отозвалась я, больше всего на свете желавшая, чтобы он от меня отвязался. - А теперь пойдем. Я устала и хочу домой.
Если Тим и был разочарован, то виду он не подал. По дороге он сделал было попытку договориться о свидании, но я сослалась на занятость, пообещав заглянуть к нему, когда расправлюсь с делами - как-нибудь на следующей неделе.
- И что, вот так и поцеловались? - переспросила Рина, помешивая ложечкой горячий шоколад.
- Тише ты, - шикнула на нее я. - Весь Теннант поставить в известность желаешь?
Время уже перевалило за полдень. Мы, все утро отсыпавшиеся, сидели в кондитерской, поглощали пирожные, запивали их шоколадом и болтали. Рине удалось вытянуть из меня все подробности вчерашнего происшествия. Впрочем, ее я как раз и не смущалась - в поцелуях Рина разбилась куда как лучше, нежели мы с Ладой вместе взятые. Мы даже тайком завидовали смелости подруги, когда она в красках расписывала нам умение очередного кавалера. Вот и сегодняшняя беседа началась с того, что Рина поведала нам о том, что Майло пригласил ее на свидание, а уже потом плавно перешла к нам с Тимом. Лада расспрашивала мало, больше застенчиво ойкала и прикладывала ладони к краснеющим щекам.
- Да ну, никто нас не слушает, - Рина махнула ложечкой. - Ты лучше скажи: с языком целовались или без?
Вопрос поставил меня в тупик.
- А как это - с языком?
- Понятно все с вами, - снисходительно заявила подруга. - Значит, так, слушайте, пока я добрая, и запоминайте.
И мы с Ладой, попеременно краснея и бледнея, выслушали увлекательнейшую лекцию по поцелуям. К концу ее я даже задумалась о том, что сделала бы, осмелься Тим на нечто подобное? Вряд ли мне бы понравилось такое.
- Фу! - выразила наше общее отношение Лада.
- Ничего и не "фу"! - обиделась Рина. - Маленькие вы еще, вот ничего и не понимаете.
И посмотрела на нас с превосходством. Старше она была всего-то на несколько месяцев, но чувствовала себя гораздо более опытной. А я сильно сомневалась, что мне такое вообще когда-нибудь сможет понравиться.
Я все еще вспоминала рассказ Рины, когда подошла к дому Говарда. Вприпрыжку поскакала по дорожке от калитки до крыльца, корча рожицы воображаемому кавалеру, а на крыльце столкнулась с выходившим из дома мужчиной, показавшимся мне смутно знакомым. Мужчина поклонился мне и произнес:
- Добрый день, госпожа. Позвольте полюбопытствовать, вы здесь живете или же пришли к господину Говарду по делу?
И тут я его узнала: это был тот самый прохожий, сопровождавший вчерашнюю грубиянку и извинившийся перед нами за ее слова. По его лицу я не смогла определить, вспомнил ли он нашу первую встречу, а спрашивать, само собой, я не стала. Просто слегка склонила голову в ответ на его поклон и сказала:
- Я племянница господина Говарда, Алесса. Живу здесь, в этом доме.
И уставилась на незнакомца, ожидая реакции - зачем-то ведь он задал свой вопрос? Но мужчина не пожелал мне ничего объяснять.
- Значит, мы еще увидимся. Мое имя Эрвин, граф Солейский, - представился он. - До встречи, госпожа Алесса.
И пошел к калитке, а я стояла и смотрела ему в спину. Сначала меня занимал вопрос, узнал он меня или нет, а если узнал - то расскажет ли об увиденном дядюшке? Потом я представила себе лицо Рины, когда похвалюсь, что познакомилась с самым что ни на есть настоящим графом, развеселилась и вошла в дом.
- Дядюшка! - крикнула с порога. - Я вернулась и принесла твои любимые пирожные с ежевикой.
Но Говард не откликнулся. Я взбежала по лестнице и рванула без стука на себя дверь кабинета. Дядюшка сидел за столом и вид у него был на редкость озадаченный.
- А, Лесса, это ты? - приветствовал он меня. - Я не слышал, как ты вернулась.
Я удивилась. Разумеется, дубовая дверь кабинета хорошо заглушала звуки, но обычно мой крик все же доносился до мага. Должно быть, гость принес какое-то весьма важное известие, раз Говард настолько погрузился в свои мысли, что не услышал меня.
- Чего хотел от тебя этот человек, граф Солейский? - спросила я напрямик. - Он сказал тебе что-то неприятное?
За два года жизни в Теннанте бывший маг стал для меня действительно почти что близким родственником. Мне нравилось думать о том, что у нас нет секретов друг то друга - ну, почти нет. Я ничего не рассказала Говарду о Тиме и не решилась пока что спросить о том, что могло связывать мага с матушкой Сузи.
- Значит, ты уже познакомилась с Эрвином? - Говард попытался улыбнуться, но улыбка вышла какой-то вымученной. - Нет, Лесса, я бы не сказал, что сей юноша принес мне неприятные известия. Неожиданные - да, но вот в своем отношении к ним я еще не определился. С одной стороны, граф обрадовал меня, но с другой… Впрочем, тебе, моя дорогая, вовсе ни к чему забивать этими проблемами голову. Говоришь, пирожных принесла? Пойдем тогда пить кофе.
Да, в доме Говарда я тоже приучилась пить кофе и даже стала находить его горьковатый привкус приятным. Я позвала Дарку и попросила ее сварить нам бодрящий напиток. Дядюшка, очевидно, не желал делиться со мной подробностями визита графа Солейского. И пусть его рассеянность быстро прошла, и он принялся оживленно обсуждать со мной очередную главу своих мемуаров, но смутное чувство тревоги никак не желало покидать меня. Мне казалось, что теперь нам точно надо ждать неприятностей. Отчего возникло это чувство, я не знала, но убежденность в его правоте все крепла во мне.
ГОВАРД
Визит молодого Солейского выбил из колеи. За последние пару десятилетий Говард привык к спокойному размеренному существованию, когда каждый последующий день ни чем не отличается от предыдущего. И вот вам, пожалуйста, сначала ему на голову сваливается сиротка с на редкость сильным магическим даром, а затем объявляется наследник Бранвии, нуждающийся в помощи. И если в случае с Алессой бывший маг принял решение без колебаний, то дать однозначный ответ Эрвину и его родственнику пока готов не был. "Старею," - с сожалением отметил Говард. В дни бурной молодости он с готовностью бросился бы в любую авантюру, да и в зрелости не слишком раздумывал, ежели кому-нибудь требовались его услуги. Теперь же он куда сильнее стал ценить комфорт, как телесный, так и душевный. Но увы - похоже, сохранить ему не удастся ни тот, ни другой.
После рассказа Эрвина смутные подозрения мага переросли в твердую уверенность. Теперь он точно знал, кем была его названная племянница - вот только представления не имел, следует ли об этом знать самой Алессе. Пока девочку заботили только свойственные всем юным мелочи: учеба, подружки, походы в кондитерскую, этот парень, сын сапожника, как его там - Том? Тим? Точно, Тим. Глупышка Лесса полагала, что ее дядюшка ни о чем не догадывается. Или считала его слишком старым?
Пожалуй, не так уж она была неправа. Свою единственную любовь Говард утратил давно, очень давно, причем по собственной же глупости. Поначалу дня не проходило, чтобы маг не сожалел о содеянном, а потом чувства притупись, воспоминания утратили яркость, боль почти затихла. Было - и быльем поросло.
Привезенное Лессой письмо на время всколыхнуло полузабытые чувства, царапнуло зажившие раны. Но ненадолго. И вот он уже прикипел к девочке, как некогда к ее приемной матери, голубоглазой малышке Сюзетте.
Крошка Сузи… Она так походила на свою мать. Говард не отважился спросить у бывшей возлюбленной, кто именно был отцом Сузи - законный супруг женщины либо же сам маг. Более того, он даже не решился проверить свое отцовство при помощи магии. А вскоре и вовсе утратил такую возможность, лишившись своего дара навсегда. В любом случае Сюзетта магическую силу не унаследовала - что, впрочем, ни о чем не говорило. И у магов рождались дети без дара.
Знала ли Сузи об отношениях, что некогда связывали Говарда и ее мать? Вероятно, догадывалась, но вопросов не задавала. И никогда не интересовалась, отчего друг семьи из всех детей выделяет именно ее, балует, дарит дорогие подарки. Странное дело, но мужчина, официально считавшийся отцом девочки, не чинил Говарду никаких препятствий. Впрочем, в верности жены он был уверен, а что касается девочки - возможно, он-то точно знал, чей именно она ребенок. Да и был он человеком с определенными странностями, пусть и принадлежал к хорошему роду, и обладал немалым состоянием.
Маг прекрасно понимал, отчего его любимая Лиретта выскочила за первого же, кто сделал ей брачное предложение. Он помнил, что именно такую угрозу выкрикнула девушка при прощании, когда Говард уезжал на год. Он отказывался отложить поездку, уверял Лиретту, что заработает столько золота, что им хватит на долгие годы не просто безбедной, но роскошной жизни. Возлюбленная не желала его отпускать, плакала, уговаривала пожениться до отъезда, уверяла, что готова жить пусть даже и скромно, лишь бы с ним вместе - все попусту. Говард желал бросить к ногам любимой состояние и был в своем желании непреклонен. Что же, состояние он заработал, вот только, вернувшись, застал Лиретту мужней женою и матерью крохотной Сюзетты.
Женщина обрадовалась его возвращению, представила супругу старым другом. Непременно приглашала на все семейные праздники, охотно позволяла брать на прогулки Сузи, когда та подросла. И никогда ни словом, ни намеком не напоминала магу о том, что некогда их связывало.
А сам он тоже не осмеливался хотя бы завести разговор из опасения второй раз разрушить жизнь единственной женщины, которую когда-либо любил. И только заботился о ее старшей дочери. Иной раз Говард задумывался о том, изменилось ли бы его отношение к Сузи, знай он точно, что та - не его ребенок? И вынужден был признать, что вряд ли. Вот и Лессу он полюбил, словно она действительно состояла с ним в родстве.